Не тихоня (СИ)

Глава 42

Артём

— Давай не пойдём на первую пару, — мурлычет мне в ухо Крылова.

Она льнёт ко мне под одеялом, трётся грудями о мою руку, а я ведь не каменный… Так тепло, уютно. Солнце бьёт из окна и освещает всю кровать. Ну, какая тут учёба?

— Я ведь и согласиться могу, — усмехаюсь, ущипнув девушку за сосок.

— На это и рассчитываю.

Одария зевает мне в плечо, а затем сладенько потягивается.

— Я так и не спросил вчера: как к матери съездила?

Не было времени спрашивать, так как по возвращению Крылова вцепилась в меня обезьянкой, и не расцеплялись мы потом половину ночи. Не то, чтобы я жаловался, но, признаться, устал. Из меня буквально выжали все соки. Я теперь и счастливый и ленивый одновременно. Так что предложение прогулять первую пару оказывается для меня весьма заманчивым.

— На деле всё обстоит лучше, чем я думала и боялась. Она в порядке.

— А ты?

— Разве я выглядела умирающей, когда рассказывала тебе про развод своих родителей?

— Ты выглядела грустной.

— Не более грустной, чем при рассказе об Ане.

— Это верно.

— Так что я в порядке. Жаль только маму, ведь она всё ещё надеется вернуть мужа. Но это не возможно. Отец твёрдо решил начать новую жизнь.

— Мне мою маму тоже было жаль, ведь Константин ей изменил, а потом наплёл, что это большая случайность, которая больше никогда не повторится. Я очень был зол на неё, и жалко было при этом. Но не сейчас. Наши матери взрослые люди и сами разберутся со своими выборами и жизнью.

— Ты всё чаще включаешь «умного», — шутливо хмыкает.

— Я и есть умный, — вновь щипаю за сосок. — Просто ты всё чаще это замечаешь, так как мы фактически уже живём вместе. Ты даже к себе за вещами уже не так часто ездишь.

— Потому что все нужные мне вещи уже в твоей квартире.

— Так зачем тогда тебе съём той квартиры? Деньги впустую сливаешь, — смотрю на натяжной потолок с едва различимым отражением двух фигур на кровати. Хорошо смотримся.

— Предлагаешь окончательно переехать к тебе?

— А почему нет?

На минуту девушка призадумывается, а затем говорит:

— Мне просто почему-то казалось, что моя мама беспомощная и ведомая.

— Ты говорила, у неё есть подруги и активная социальная жизнь. Не такая уж и беспомощная.

— Я подумаю над твоим предложением о совместном проживании.

— Рия, мы уже живём вместе, — тормошу ладонью макушку Крыловой и та, фыркая, отпихивает мою руку.

— Ладно, это последний месяц, который я оплачиваю за ту квартиру.

Ох, неужели.

— Свяжись с хозяином квартиры и сегодня же реши этот вопрос. А я думаю, что и мне нужно доехать до матери.

— Ты же говорил, что не любишь туда ездить и почти не общаешься с ними, — Крылова приподнимает голову, в удивлении уставившись на меня.

Понимаю: после рассказанной мной истории трудно поверить, что я готов поехать к родительскому дому по собственному желанию.

— Первое время я жил с матерью и отчимом, пока не нашёл работу и не скопил денег для переезда. Дело в том, что я не уверен, что вернул все книги, которые брал ещё во время первого курса для подготовки к экзаменам. Хочу осмотреть их.

— Думаешь, в этом есть смысл? — в голосе Одарии звучит отчаянная тихая грусть. — В каких-то паре книг. Я уже не один месяц копаюсь, столько полок перерыла… и ничего.

— Можно хотя бы попробовать, — возражаю. — Завтра суббота, а значит мы с тобой будем заняты. Так что к матери съезжу сегодня после пар.

— Интересно: сколько людей придёт в эти выходные в библиотеку…

Надеюсь, достаточно. Меня не пугает перспектива проработать все выходные в библиотеке вместе со своей девушкой. Сейчас меня пугает только мысль о том, что нужную книгу мы так и не найдём.

И всё же я приложу все усилия для того, чтобы закрыть скорей этот вопрос. Видеть хмурую озабоченность Крыловой уже порядком надоело. Хочется, чтобы девушка отпустила ситуацию и начала дышать полной грудью. И не пыльными книгами дышать, а весенним тёплым воздухом, напитанным солнцем.

Поехали мы в вуз, как и спланировали, ко второй паре. Всё равно на первой была всего лишь лекция, а не какое-нибудь практическое занятие, на котором зачётные баллы раздают за выполненные задания.

Во время перемен я расклеил оставшимися листовками с объявлениями всё, что мог и до чего только руки дотянулись. В любом корпусе, в любом коридоре, на любом стенде можно увидеть призыв принести книги в библиотеку. И не просто принести, а ещё и вознаграждение получить за это.

Одногруппники задают вопросы, мы с Одарией просто отмахиваемся, говоря, что это наше личное дело.

Не прекращаются и шутки про секту — с подачи Ермолина, конечно.

— Ну, признайся же: это вербовка? — смеялся он.

— Ах, помню времена, когда ты завербовал меня на алко-вечеринку! — стучал я Кирилла по плечу.

— Алко-крещение, а не просто вечеринка! — бил себя кулаками в грудь Стёпа- шалун. — Между прочим, это я придумал!

В последнее время и этот патлатый парень любопытный стал. Ходит возле меня, разговоры ни о чём завязывает. Я же стараюсь держаться подальше, помня о его общении с Кристиной. На всякий случай, так сказать.

— Ну, конечно! — кивнул я.

— А я был весьма удовлетворён плодами нашей дружбы в тот вечер, — попытался задеть меня Ермолин.

Ну, да. То удалённое видео, где я размазывал сопли по бывшей… Сейчас мне на такую запись было бы плевать — другие заботы и более интересные дела.

Одно из текущих дел: съездить к матери. После окончания последней пары отвёз Одарию к «нам домой», сам переоделся в свежее и сразу в путь.

Мимо проплывают уже зеленеющие улицы с распускающимися цветками яблонь; их запах проникает в салон машины, успокаивая меня и напоминая о том, для чего я это делаю. Вернее, для кого.

Желания быть снова там у меня нет. В памяти ещё свеж тот день, когда я привёл в родительский дом Кристину. Неприятное воспоминание.

Но сегодня всё иначе: я один и приехал не ради болтовни. Мне лишь нужна комната, которая когда-то была моей и деревянная полка с несколькими книжками на ней.

У порога меня встретила только мать. На ней поварский фартук и сама она вся измазана в муке.

— Сегодня без Кристины? Проблем с её трудоустройством больше же нет?

В глазах матери опасение, и я спешу её успокоить:

— У Кристины после нашего последнего визита всё в порядке, больше она вас не побеспокоит. Просто хочу заглянуть в свою прежнюю комнату. Там остались некоторые мои вещи.

— Хочешь забрать оставшиеся? — её голос звучит странно, и я обращаю внимание на лицо матери.

Губы обиженно поджаты, брови словно давят на глаза.

— Нет, просто хочу убедиться, что вернул в студенческую библиотеку все книги.

— Я ничего там не трогала, — мать словно выдохнула, заговорив теперь более легко, да и лицо немного посветлело. — Только пыль протирала и пол мыла. Все вещи остались на прежних местах…

— Хорошо, спасибо.

— Пойдём, — засуетилась она, уже направляясь в сторону комнаты, — я проведу тебя.

— Не нужно, с тебя мука сыпется. Не отвлекайся от своих дел.

Мать озирается по сторонам, оглядывая пол, чтобы рассмотреть посыпавшуюся муку.

— А чай потом попьёшь со мной? — поднимает на меня голову.

— Если Константин к тому времени не придёт.

— Он в командировке. Я как раз пирог сейчас в духовку отправлю к чаю… Он быстро испечётся, даже заметить не успеешь!

— Ладно, ладно, — киваю, спешно сворачивая в коридор, чтобы не продолжать неловкий диалог — ты пока пеки, а я в комнату.

Скрываюсь в коридоре и иду к комнате, где провёл так много лет. Сколько меня здесь уже не было? Вроде и не так много времени прошло, а словно в другой жизни было. Одно маленькое событие, одна маленькая сцена может разделить жизнь на «до» и «после». Всего одна сцена, и я уже не беспечный вчерашний школьник, а потерянный, как побитая собака, первокурсник-заочник.

Но теперь всё иначе. Теперь у меня есть Одария, из-за которой я и захожу вновь в эту комнату.

Здесь и в самом деле ничего не изменилось. Всё ровно так, как я и оставил. Старая забытая гитара, на которой так и не научился играть, рабочий стол со стопкой тетрадей, книжная полка…

Роюсь, перебирая книги, вспоминая, откуда каждая из них.

Я обнаружил, что всего две из них принадлежат нашему вузу, а одна из этих двух книг имеет обложку синего цвета — «Философия. Курс для бакалавров». Держу её в руках и понимаю, что, кажется, я эту философию даже не открывал ни разу.

Поднимаю вверх обложку, и прямо под ней, на синем же фоне, вижу сложенный вдвое обрывок тетрадного листа. Слегка помятый и одинокий.