Одария
Какая-то Кристина, с которой Артём не желает сейчас говорить. Так-так, что же это? Просто так трубки не бросают. Обычно такая реакция возникает на близких нам людей, как бы странно это не звучало. Ведь именно близкие имеют наиболее тесную с нами связь, интимную, иногда удушающую и мешающую свободно вздохнуть полной грудью. Неужели Угольников ведёт двойную жизнь? Ну, нет… Сам же проявил инициативу о нашей договорённости, при которой больше никаких других любовников у нас обоих быть не может.
Значит, родственница? Если спрошу вслух, то признаюсь и себе и ему в своём неуместном любопытстве. Придётся, стиснув зубы, молчать и теряться в догадках. Или… Зайду как-нибудь к парню на страницу в «Вконтакте» и посмотрю, кто там у него есть в разделе «друзья». Может, там и найдётся та самая загадочная «Кристина». Боже, я как школьница какая-то, блин. Стыд-то какой.
— Клубничное, черничное, пломбир или шоколадное? — спрашивает тем временем Артём, высматривая меню на табличке сверху, что стильно закреплена на верёвочки, ниспадающие с защитной от солнца крыши.
— Пломбир.
— Любишь классику? — шепчет на ухо так, чтобы продавец не услышал.
— А ты какой-то экзотичный у нас что-ли? — не понижаю громкость своего голоса.
А что? Сам начинает.
— Один пломбир для моей девушки и одно клубничное для меня, пожалуйста, — отворачивается от меня, с улыбкой покачивая головой.
Пихаю Угольникова в бок. Наглец в ответ гладит ладонью теперь уже мой бок и насмешливо усмехается.
— Да-да, ты тоже мне нравишься, — шутливо смеётся, делая вид, что влюблённо флиртует со мной.
— А ты мне нет! — теперь уже щипаю его в то же самое место, в которое недавно пихнула.
Одногруппник морщится, но оплачивает картой покупку. Продавец, совсем молодой веснушчатый парнишка, принимается специальной круглой ложкой черпать из контейнеров мороженое, формируя шарики, и помещает их в одноразовые картонные стаканчики.
— Вообще-то мы из вуза, — вводит Угольников продавца в растерянность, — и выполняем практическое задание. Сможешь ответить нам на пару вопросов?
— Это розыгрыш такой? — улыбается нам парень, протягивая заказанное мороженое.
— Разве что наша преподша нас разыграть решила, — усмехается в ответ Артём.
Вскоре я наблюдаю как эти двое быстро находят общий язык. Обмен парой шуток и вот вам: краткий рассказ о небольшой сети мороженого, как и просили. До чего же всё-таки легко мужчины заводят общение!
Наблюдая разговор парней, я и сама будто расслабилась. И в самом деле: почему бы просто приятно не провести время? Погода какая хорошая, солнечная и тёплая. И мы такие красивые, заряженные предвкушением перед предстоящей ночью… Ах, соскучилась всё же! Не видела Артёма все выходные и сегодня даже в вузе не появлялась.
Хотя и не планировала изначально прогуливать… Утренний кофе, брюки и блузка, рюкзак на спину — уже готова была выйти за порог, когда позвонил отец:
— Дочь, тут сегодня с утра конверт на твоё имя пришёл…
— Конверт? — сердце сразу дрогнуло от возникшего страха.
Мне никто и никогда не присылал никакие конверты. Кроме… «Евгении», что однажды сообщила в своём письме о записке от моей сестры. Неужели?…
— Да, просто тоненький небольшой конверт. Как тогда… — тихо шелестит мне в ухо отец.
— Там снова это имя?
— Да. Евгения. Адрес отправителя не указан.
— Я приеду сегодня после пар и заберу его. Не вскрывайте, пожалуйста.
— Хорошо.
— Как мама?
— Трезвая, — ответ короткий, и по тону голоса отца стало ясно, что более он ничего не скажет.
— Хорошо. Буду вечером.
Но на самом деле я была на пороге родительского дома уже спустя час. Тревога не отпускала меня, и никакая учёба уже, конечно, не интересовала. Бросила рюкзак на диван, махнув на всё рукой, и принялась перезванивать отцу, чтобы предупредить о своём скором приезде.
Встретила меня мама, полоснув немым укоряющим взглядом. Ведь из-за моего «нетерпения» она не смогла сорваться к подругам, как собиралась.
— До вечера не могла подождать? — ворчала, открывая мне входную дверь.
— Отцу на работу, а ты единственная, кто ещё может впустить меня и передать мне письмо. Я же на минутку всего — потом хоть куда иди.
— Твоя минута принудила меня к опозданию на полчаса, — вздыхает, шаркая вглубь квартиры мягкими домашними тапочками, которые не помешало бы постирать.
В материнских ушах модные кольца, на ещё стройной фигуре вечернее платье, покрытое элегантным пиджаком.
— У вас там очередной девичник по случаю развода или очередной день рождения? — следую за ней.
— В нашей компании уже все развелись, кроме меня. Нет, Ри, мы просто решили собраться все вместе и хорошо провести время.
— Посреди рабочего дня? — иронично приподнимаю бровь. — Никто из твоих подруг не работает? И что это за клуб анонимных разведёнок? У тебя муж есть, мой отец… Как давно ты с ним время проводила, а не с подружками?
— Ты и твой отец только и делаете, что цепляетесь ко мне. А помощь ваша где?
— Мам, трагедия не только у тебя произошла, — ну, начинается…. Не только тебе нужна поддержка. Мы хотя бы вопросы задаём, «цепляемся» к тебе и следим за тем, чтобы ты не скатилась в алкоголизм благодаря своим посиделкам с подружками. А ты как давно вообще обращала внимание на свою семью? Или ты решила… — в горле встаёт ком, мешая говорить.
Мне хочется продолжить, но как я могу произнести слова, что уже несколько недель крутятся в моей голове? «Ты нас всех теперь вычеркнула? Всё или ничего — да?».
— Мы ходим по кругу, — мама протягивает мне тонкий белый конверт. — Сколько уже можно? Вы оба строите из себя святых, а меня тыкаете в выдуманное вами же дерьмо! И конверты эти уже давно нужно просто брать и сжигать. Или вообще обратиться в полицию и выяснить, что за мразь их отправляет, ковыряя мою рану!
— Эти письма для меня, — стиснула конверт у себя в руке. — А тебе нужно обратиться к психологу, а не в полицию.
Ничем хорошим наш с мамой разговор не закончился. Просто вновь не поняли друг друга и разошлись. Каждая по своим делам, будто и не семья вовсе.
Бывает, она ведёт себя почти как раньше, а бывает, как сегодня. И чем больше проходит времени со дня трагедии, тем больше мама отдаляется. При этом она вовсе не выглядит несчастной… Ведь её окружают подруги, веселье, поддержка. Как тут возразишь? «Я взрослая здоровая женщина! Если я выпиваю бутылочку белого раз в неделю, то это ещё не делает из меня алкоголичку!», — вот и весь ответ.
Просто раньше она вообще не пила. Никогда. Даже праздники всегда сопровождались лишь вишнёвым компотом, и ни разу это не мешало хорошему настроению моей мамы. А тут вдруг без «невинной», по её словам, бутылочки белого вот вообще никак не расслабиться. Как же надоело. А отец злится, да терпит…
Через полчаса городской автобус домчал меня до остановки возле моей съёмной квартиры. Быстро сбросила кроссовки и сразу понеслась к дивану, плюхнувшись на него тяжёлой каменной глыбой.
Сердце продолжало стучать: я слышала его в своих ушах. Оно бесновалось и говорило мне о том, что в моих руках сейчас, возможно, нечто очень важное. Потому что эта «Евгения» — единственная, кто знает об Ане больше, чем я, мама, отец.
Я сделала глубокий вдох и принялась считать до десяти с закрытыми глазами, словно это мне хоть чем-то могло помочь. Открыла глаза. А затем вскрыла конверт и извлекла сложенный вдвое тетрадный лист…