ГЛАВА 84



Яр смотрел, как Яна сидит на берегу ручья и полощет в проточной воде накопившиеся кружки – выходить из дома в дождь не хотелось никому.

Смотрел и думал, когда Яна перестала улыбаться.

Вспоминая те далёкие дни, когда они ещё не знали друг друга, и Яна казалась ему просто маленькой хулиганкой – слишком соблазнительной хулиганкой, чтобы использовать её для чего-то, кроме постели – Яр уверенно мог сказать, что в те дни особый эффект на него производила улыбка Яны.

Она рассеивала всё – любую злость, подозрения, даже похоть.

Когда улыбка расцветала на лице Яны, её даже трахать не хотелось – только глупо улыбаться и смотреть, как эта улыбка отражается в светло-серых глазах.

Яр точно помнил, что Яна улыбалась часто – её можно было бить, выставлять на улицу в мороз, она возвращалась и льнула к плечу человека, который творил с ней, что хотел. И улыбалась.

Была ли улыбка потом, Яр вспомнить не мог.

В его голове она была всегда – даже когда он не видел Яну неделями, лицо этой девчонки, дважды перевернувшее его жизнь вверх ногами, светилось улыбкой.

А вот улыбалась ли настоящая Яна – Яр вспомнить не мог.

Кажется, в последнее время он больше смотрел Яне в глаза.

Глаза тоже были загадкой – как воды озера настолько чистого, что даже на глубине десятков метров можно увидеть дно. Эти глаза составляли настолько дикий, неправдоподобный диссонанс с тем, чем Яна занималась, что одно это противоречие будило в Ярославе невыносимую злость.

А вот улыбку он замечать перестал и теперь мог только гадать, была она или нет.

Теперь улыбки не было. Яна если и улыбалась, то неохотно, будто бы смущённо, и всегда – в ответ на улыбку Яра, но никогда – сама по себе.

Поначалу Яр не задумывался о том, почему так. Яна просто была рядом – и это уже было хорошо. Яна была только его, и он сам мог не думать, кроме Яны, ни о чём. К тому же в первые дни у Яра попросту не хватало на отвлечённые мысли сил.

Теперь, когда жизнь входила в какое-то русло, которое он мог бы назвать нормальным, Яр всё больше смотрел на Яну, которую уже с трудом удавалось назвать девчонкой, и подмечал детали, которые стали другими.

Яна не сильно изменилась лицом. Она оставалась такой же хрупкой и пронзительно молодой – Яр с уверенностью мог бы сказать, что в её годы выглядел старше на пять лет.

Волосы от местного климата распушились сильней обычного, и Яна всё больше небрежно загибала их за уши или вовсе собирала в хвост, но это тоже меняло её не настолько, чтобы Яр мог не узнать.

Изменилась одежда – хотя Яру уже казалось, что он видел Яну во всём, в чём только мог, да и просто безо всего. Но и это был лишь небольшой штрих.

Яр легко угадывал в этой Яне контуры того лица, которое не давало ему покоя все прошедшие годы, вот только злиться на эту Яну он не мог. И сейчас, наблюдая, как Яна равнодушно полощет посуду, Яр понял почему – не было ни той улыбки, ни тех глаз, которые сводили его с ума.

Эта Яна смотрела устало – как кукла, у которой кончается завод. Иногда – с болью. Но никогда – тем прозрачным взглядом, который разрезал темноту любой комнаты как масло нож. И не улыбалась тоже никогда.

– Янчик, – позвал Яр и, приземлившись на камень рядом с ней, отобрал у Яны последнюю чашку. – Тебе нравится здесь?

Яна молча кивнула. Пару секунд тупо смотрела на чашку, а потом уткнулась в плечо Яру лбом.

– Устала? – спросил Яр.

Не отрываясь от него, Яна покачала головой.

Что ещё спросить, Яр не знал. Оказалось, что за все прошедшие тринадцать лет с момента их первой встречи они так толком и не говорили ни о чём.

Яр осторожно погладил Яну по спине.

– Иди в дом. Я домою и приду.

– На охоту не пойдёшь? – Яна чуть приподняла лицо.

– Поздно уже, мало что подстрелю. Или ты мяса хочешь?

Яна опять покачала головой.

– Не особо. Просто не хочу, чтобы ты без меня ушёл.

Она подумала и добавила:

– И в дом не хочу. Насиделась уже.

Яр усмехнулся. Это на Яну походило уже больше, и он предложил:

– Пошли на озеро? Тут местечко есть, где песчаный берег. Позагораем, пока тепло.

Яна кивнула.

– Купальника нет, – разочаровано отметила она, уже вставая.

– Да что я у тебя под купальником не видел? – Яр воспользовался случаем и хлопнул по заднице, которая оказалась ровно у него перед носом.

Яна фыркнула, но отвечать не стала.

До места идти было недалеко, и оно, в общем-то, мало отличалось от того берега, где стояла изба – разве что немного другим был пейзаж.

– Я тут в детстве купаться любил, – сказал Яр, стягивая с себя свитер, а затем и футболку. Яна тоже раздевалась, хоть и неторопливо как-то и без особого энтузиазма.

– Как ты тут вообще жил? – спросила она и тут же добавила. – В смысле, вообще без людей?

Яр пожал плечами и взялся за джинсы.

– Почему без людей? Двадцать минут до деревни – для мальчишки не срок. Да и к нам прибегали, мать пирогами кормила всех.

– А потом? В армию загремел?

– Загремел? – Яр усмехнулся и рухнул на песок к озеру лицом. – Во-первых, сначала в институт.

Яна подняла брови. Она тоже уже лежала на песке, а теперь перекатилась на живот, чтобы заглянуть Яру в лицо.

– Прикинь, – поддел её Яр, – и даже не в ПТУ.

– Окончил? На кого?

– На архитектора. Не то чтобы нравилось… Просто работа не пыльная, и в то же время… Профессия. Не гуманитарное что-нибудь.

– А работать почему не стал?

– Потому, – Яр помрачнел и отвернулся.

Яна тоже подобралась, чувствуя, что снова натыкается на какую-то непробиваемую стену, которая стояла у Яра в голове.

– Почему я всё время рассказываю о себе? – Яр снова повернулся к Яне лицом, и этот внезапный переход в наступление застал её врасплох. – Ты тоже училась. Почему юрфак?

Яна пожала плечами.

– Да меня не спрашивал никто. Просто круто – Кембридж и все дела. Не историю ж искусств мне изучать.

– Ну, хорошо, а потом?

– А что потом? – Яна усмехнулась, но неправильно, не так, одним уголком рта. – Потом был ты. Сам знаешь, чему ты меня учил. Трахаться и стрелять.

Яр поджал губы, напоминание о прошлом радости не приносило и снова будило почти забытую злость.

– А сама? Чего хотела?

И снова на губах Яны промелькнула улыбка – злая и даже требовательная, но снова не та.

– Тебя!

– Кроме меня.

Яна пожала плечами и откинулась на песок. Теперь взгляд её был направлен на голубое небо, кое-где перечёркнутое кучками облаков.

– Мне нравилось заниматься клубом. Музыку подбирать.

Яр, смотревший на неё, отвёл взгляд.

– Но я, наверное, не стала бы делать этого опять.

– Почему? Больше никто не сожжёт.

Яна всё-таки усмехнулась и посмотрела на него. Покачала головой и снова откинулась назад.

– Фотографировать я бы могла. Там тоже музыканты и всё такое. Хотя выбор не такой большой – продвигаешь только тех, кого хочет редактор. И всё.

Яр подложил под голову локоть и снова посмотрел на неё.

Он Яну фотографом с трудом представлял – даже при том, что видел её работы, и знал, что получается весьма хорошо.

Ему вообще не очень хотелось бы видеть Яну среди музыкантов, актёров и моделей. И тем более не хотелось бы, чтобы она фотографировала кого-то из них.

– Помнишь, я спрашивал… – произнёс он. Как и в тот, первый раз, вопрос вырвался сам собой.

Яна не шевельнулась, хотя наверняка поняла, о чём речь.

– Ты с кем-то потом спала?

– Потом? – не поворачивая головы, Яна приподняла брови. – С мужем.

– А ещё?

Яна поджала губы.

– С Эдиком? – помог ей Яр.

Яна ещё секунду лежала так, поджав губы, а потом вскочила – быстро и резко, как освободившая от давления пружина, и, подхватив одежду, принялась натягивать на себя.

– Пошёл ты, Яр, – бросила она, засовывая ногу в раструб джинс, – ты у меня на глазах сколько перетрахал баб? Да даже эта твоя долбанная тюрьма из-за чего?..

Яр приподнялся и, схватив Яну за щиколотку, зафиксировал её, не давая Яне продолжать.

– Я с этой малолеткой – не спал. И не убивал. Она слишком похожа на тебя.

– Да ты даже с подобием моим не стал бы спать! Это просто охренеть! – Яна дёрнула ногу на себя, и Яр всё-таки отпустил её – но только затем, чтобы вскочить на ноги и перехватить за плечи.

– Яна! – рявкнул он.

– Что? Что «Яна»? – передразнила та. – Честное слово, ты меня уже заебал.

– Ты можешь просто сказать – да или нет?

– Нет! Нет – не собираюсь ни в чём отчитываться перед тобой, – Яна задрала голову, чтобы видеть его глаза. – Ты меня бросил! Ты меня, блядь, послал! И теперь хочешь знать, была ли я верной женой – или нет!

Яна вывернулась из его рук и, подхватив футболку, бросилась прочь. Яр хотел было поймать её за руку, но потом передумал. Подхватил собственные джинсы, натянул их. Подобрал остатки одежды и пошёл в дом.

Он был зол.

Яр сам не мог бы сказать – почему. Не мог бы даже сказать – на кого. Только знал, что в груди закипает и бесится злость.

Поначалу злость просто бурлила в нём, а потом, уже у самых дверей, он понял, что хочет сделать и что поможет ему унять эту злость – тем или иным путём.

Он поднялся на второй этаж, зашёл в комнату, которая теперь считалась комнатой Яны, и рванул из-под кровати сумку, которую они привезли с собой. Яна давно уже распаковала почти всё – внутри остались лежать только запасные носки и тетради с истрёпанными уголками. Одна – совсем старая, другая – немножко целей и новей.

Яр взял их в руки, загнал сумку обратно под кровать. Спустился на первый этаж, устроился перед печкой и стал читать – подряд.

Яна вернулась поздно. С собой у неё был подстреленный из пистолета кроль и дикая морковь.

Домой она идти не хотела вообще, но в лесу начиналась гроза, а она ещё не чувствовала себя настолько уверенно в тайге, чтобы разжигать костёр и спать под проливным дождём.

Яр сидел перед печью. Яна замерла ненадолго, раздумывая, подойти к нему или сразу подняться наверх. Один только вид локтя, торчащего из-за спинки, пробуждал в груди тянущую болезненную ломоту. Злиться на Яра долго она не могла – как бы ни хотела.

Яна вздохнула и шагнула к нему, ещё не зная, что собирается сделать или сказать, и, просто надеясь разрядить обстановку, произнесла:

– А я кролика принесла…

Яна замерла, глядя на лежащую на коленях у Яра тетрадь, исписанную собственным неровным подчерком.

Сердце пропустило удар и яростно толкнулось о рёбра. Где именно Яр читает, Яна понять не успела – не произнеся больше ни звука, выхватила из его рук тетрадь и попыталась швырнуть её в печь, но не успела – нужно было открыть заслонку, а Яр перехватил её руки и рванул тетради, вырывая листы.

– Верни! – крикнула Яна, окончательно теряя над собой контроль. – Верни, сволочь, не твоё!

– Уймись! Я уже всё прочёл.

– Ненавижу… – выдохнула Яна и мгновенно обмякла. – Как же я ненавижу тебя… – она почти уже выпустила тетради из рук, но потом снова рванула на себя, разрывая в клочья, вырывая с мясом куски и чувствуя от чего-то, что это рвётся она сама.

– Яна!

Яна отступила. Сделала два шага прочь к стене и рухнула на диван.

Яр смотрел на неё.

Какое-то время царила тишина. Затем Яна провела пальцами по волосам, приглаживая их, и почти спокойно произнесла:

– Это всё было давно.

Яр молчал какое-то время.

– Тогда зачем ты хранишь это всё?

Яна смотрела на печку, так не вовремя подведшая её дверца раскачивалась на петлях.

– Ты могла бы сказать, – медленно произнёс Яр.

Яна не выдержала. Сжала кулаки и зло посмотрела на него.

– Что, Яр? Сказать, что?

Яр поджал губы. Ответа он не знал.

– Всё.

– Что тебя так удивило, Толкунов? Ты хотел знать, спала ли я с кем-то? Да, спала. Ты всегда это знал. Что теперь? Ты убьёшь Серёгу и Марка? А как насчёт всех тех, кому ты сам меня отдавал? Их ты почему не убил?

– Ты сама предложила!

– Я предложила один раз! – Яна вскочила и, всё так же сжимая кулаки, уставилась на него. – Один долбанный раз, потому что иначе тебя могли убить!

– Но тебе понравилось?! – Яр шагнул к ней и замер, комкая в пальцах листки.

– Урод… – выдохнула Яна.

– Ты вообще не должна была с ним спать!

– Ему ты об этом сказал?!

Яр ответить не успел, потому что Яну прорвало.

– Он, блядь, тупо содрал с меня штаны и поимел. Но мне это должно нравиться, так? Я же шлюха, так ты считаешь! Я прусь от того, что меня ебут незнакомые мужики! Ты-то сам как думаешь – может это нравиться, Яр? Вроде пробовал, как оно тебе?

Яр замахнулся, но ударить не успел. Кулак сам замер, будто наткнувшись на стену, когда Яр заметил в глазах Яны знакомую злую пустоту. Так она и раньше смотрела. Но никогда – на него.

– Яна… – произнёс Яр и понял, что тяжело дышит, а сердце стучит так, что он едва слышит самого себя.

Яна молчала. Губы её дрожали, слова просились на волю, но она говорила их слишком много раз, чтобы повторять ещё.

– Ненавижу всё это дерьмо, – сказала она и отвела глаза.

Яр стоял молча ещё секунду.

– Я в лесу переночую, ок?

– Идиотка, – скрипнули листки, и Яна почувствовала, как бумага ложится ей в ладонь. – Я пройдусь, Яна. А ты никуда не уходи. Мало ли, случится что.

Яна так и не подняла глаз, пока Яр перекидывал двустволку через плечо и выходил наружу. Она стояла неподвижно, даже когда скрипнула дверь, и только потом, когда её собственное сердце перестало бешено стучать, медленно, не замечая ничего вокруг себя, стала подниматься на второй этаж.

Спать она легла в той комнате, где оставила вещи – впервые за последние две недели. Но уснуть всё равно не могла – вглядывалась в темноту, думая о том, что делать теперь. Как жить в одном доме с Яром, который знает всё. И о том, вернётся ли Яр вообще хотя бы к утру – за окнами вовсю бушевала гроза. Завывал ветер, и хрустели стволы деревьев.

Яр пришёл в полной темноте, за час или два до утра. К Яне он не зашёл – молча прошёл к себе и стал раздеваться. Впрочем, и в постель он тоже не лёг – сел на кровать и долго смотрел в темноту коридора, но разглядеть не смог ничего.



Загрузка...