Не забывай

10

Себастьян прошел в офис к полковнику Харрингтону, в который раз уже напоминая себе о том, что он профессионал, выполняющий работу, в которой нет места чувствам. Однако приходилось постоянно бороться с собой, чтобы не думать о Кейт. – Спасибо, что так быстро пришли, Данн, садитесь, нам надо о многом поговорить, – полковник заметил, что у Себастьяна напряженное лицо и усталые глаза, выдающие тяготы последних недель. Он знал причину этого. Это напомнило ему дни после того, как был убит Тони Моррис. Полковник задумался на секунду, но затем отбросил сомнения. Себастьян Данн был лучшим из всех, кто подходил на эту работу.

– Вы узнали что-нибудь о Расселе, сэр?

– Да, и вы были абсолютно правы. Это было нелегко обнаружить, но сейчас нет никаких сомнений в том, что он является частью Группы.

– А Кейт Соамс? Она тоже? – Себастьян заставил себя приготовиться к худшему.

– Об этом я и хотел поговорить с вами. Скажите, пожалуйста, каковы ваши отношения с ней? Насколько я понял, вы провели вместе много времени.

– Я больше не поддерживаю с ней никаких отношений, сэр. У нас действительно кое-что началось, но затем ее возможная связь с Расселом и Группой положила этому конец. Я бы сказал, что она сама порвала со мной, когда узнала, кто я.

– Понятно. А на основании чего вы решили, что существует связь между мисс Соамс и Группой?

– Сначала из-за старых часов, которые она дала мне. Они привели прямо к Эрнсту фон Фидлеру. Вечером, накануне того дня, когда я позвонил вам, я задал вопрос в лоб. Она отказалась отвечать, откуда взяла часы, и связь стала очевидной, если иметь в виду, что я подозревал Рассела. Во-вторых, она поняла, что я был вторым агентом в Берлине. Об этом не мог знать никто, кроме Группы или департамента.

– Ясно. Но я не смог найти ничего подозрительного в ее прошлом, хотя тщательно все проверил.

– Ничего? – спросил Себастьян, подавшись вперед.

– Нет, но приходится согласиться с вами, что ее связь с Расселом и другие обстоятельства, которые вы упомянули, не очень-то хорошо выглядят. Есть еще одно: она провела последних два года в Нью-Йорке, общаясь с друзьями отца. Весьма вероятно, что она завербована Расселом именно из-за политических связей. Все же, до сих пор это были только совпадения, однако сейчас ваша мисс Соамс находится не просто во Франции, а в Сен-Мутоне.

Себастьян пожал плечами:

– В Сен-Мутоне?

– Сен-Мутон – это маленький городишко в Дордони. Там был убит фон Фидлер и исчезли эти чертовы документы. Мы точно знаем, что они нигде не всплыли. Эрхардер сделал бы все возможное, чтобы наложить на них руку. Естественно, мы тоже, поскольку информация, которая содержится в бумагах, положила бы конец Группе. Дело в том, что Эрхардер сделает все возможное, чтобы мы не смогли выйти на документы, а существует большой риск этого, если мы выйдем прямо на него или его друзей. Если он догадается, где они спрятаны, несомненно найдет их. Путешествие мисс Соамс по поводу покупки вин может служить прекрасным прикрытием, если она находится в Сен-Мутоне по поручению Эрхардера. Более того, Дэвид Рассел вылетел из аэропорта Кеннеди в Бордо час назад.

Полковник Харрингтон внимательно наблюдая за реакцией Себастьяна. Его лицо по-прежнему хранило бесстрастное выражение, но он сильно побледнел.

– Понятно, – Себастьян сел, чувствуя себя так, словно получил пощечину, комок застрял у него в горле. Он старался вернуть самообладание. Дэвид и Кейт вместе в Сен-Мутоне, они любовники и работают на Эрхардера. Больше не могло быть сомнений в соучастии Кейт. Он с трудом заговорил, слова звучали удивительно спокойно и отстранение, будто сказанные кем-то другим:

– Да, конечно, между двумя футлярами часов находилась фотография женщины. На обороте была надпись: «Сен-Мутон, 1943». Как глупо, что я не понял связи! Может быть, именно это она и искала – ключ к загадке пропавшей информации!

– Минуточку. Вы сказали, что внутри часов, принадлежащих фон Фидлеру, была фотография женщины? Это может быть очень важно! Часы и фото у вас?

– Есть часы, но фотографию я отдал Кейт. Кейт выглядела очень взволнованной. Позже я сказал, что часы принадлежали фон Фидлеру. Я просил рассказать, откуда у нее часы, дал ли их ей Дэвид Рассел. Думаю, что именно тогда она поняла правду обо мне. Безусловно, она была потрясена. Потом замкнулась и отказалась говорить что-либо по этому поводу.

– Интересно, очень интересно. Вероятно, часы неожиданно всплыли недавно. Эрхардер мог видеть нх и, узнав, дал Кейт, чтобы та подтвердила их принадлежность. Должно быть, это фото Жизель, но я не понимаю, как оно оказалось в футляре.

– Вы знаете, кто эта женщина, сэр?

– О да. Это Жизель Жюмо из Сен-Мутона. Она была борцом Сопротивления.

Себастьян удивился необычайной страстности голоса полковника. Вместо того, чтоб продолжить, полковник замолчал и стал изучать картотеку, лежащую перед ним. Наконец он вскинул глаза на Себастьяна и посмотрел испытующе, словно ища ответа на все вопросы. В конце концов полковник заговорил:

– Я расскажу вам историю, о которой мало кто знает. Вы поймете, почему она так долго хранилась в тайне. Это глубоко личное. История очень странная, но совершенно правдивая, впрочем, как и многие другие истории военных лет. Думаю, пришло время, когда вам надо знать все.

– Да, сэр, – Себастьян был в равной степени озадачен и заинтригован.

Полковник Харрингтон прочистил горло и начал:

– Жизель Жюмо родила дочь в Сен-Мутоне в июне 1944. Общеизвестно, что Эрнст фон Филлер был отцом ребенка. Ребенок почти сразу же осиротел, и был переправлен в Англию. Вскоре Жизель тоже умерла. Но чтоб все было понятно, придется вернуться немного назад...

Он рассказывал добрый час и красноречиво поведал Себастьяну историю, которая севершенно потрясла его. Молчание наполнило комнату, в которой витали призраки давно умерших людей. Себастьян покачал головой, возвращаясь к действительности:

– Невероятно. Все это просто невероятно.

– Но как я сказал, совершенная правда. До сих пор в этой истории есть много белых пятен. Теперь вы понимаете, почему они думают, что фотография так важна. В ней должно быть что-то, дающее ключ к разгадке, где находится информация.

– Не могу поверить! Каким же я был болваном! – Себастьян изо всех сил старался сдержать гнев. – Я отдал фото собственными руками. Ну, теперь ничего не поделаешь. Что я должен делать?

– Я хочу, чтоб вы немедленно поехали туда и узнали, что они успели предпринять.

– Я не уверен, что смогу это сделать. Во-первых, Кейт мне больше не доверяет. Она знает, что я подозреваю Рассела и охочусь за Эрхардером. Очевидно, она связала все с Берлином, и хотя у нее нет никаких доказательств, она догадывается, что я работаю на вас. Она не будет очень-то счастлива видеть меня.

– Верно, но, может быть, есть способ, чтобы снова вернуть ее доверие?

– Не уверен, что когда-либо она доверяла мне. К черту, я не могу этого сделать. Я готов поклясться, что она покончила с Расселом и что на Ямайке она не знала, кто я такой.

– Это еще одно совпадение, выглядящее неправдоподобным. Думаю, лучше разобраться с самого начала. Вы сказали, что она служила вам прикрытием, когда за лодкой наблюдал человек из Группы, ее жених. Затем снова использовали ее как прикрытие, когда встретили в том ресторане, где были Эрхардер и компания. Вы появились там по телефонному звонку. Предположим, что эта встреча была устроена заранее. Ваше прибытие могло заставить ее поразмышлять.

– Да, она, похоже, была очень удивлена, увидев меня. На самом деле, должен признать, «взволнована» более подходящее определение.

– А потом вы поехали в клуб.

– И Кейт демонстративно разглядывала Эрхардера. Потом она рассказала о проблемах с женихом. Кейт утверждала, будто не знала, что он находится на острове, до последнего вечера, но только после того, как узнала, что я видел их обедающими вместе. Что она еще могла придумать. Должно быть, она получила задание приглядывать за мной, на случай, если я создам проблемы.

– Находясь на лодке, она могла обнаружить радиооборудование?

– Нет... Подождите. О, боже! Какое-то время она была одна в каюте, сейчас я вспомнил. В тот день ее укачало, я отвел ее вниз и дал таблетки, от которых она уснула. Я подождал связи, затем все замаскировал и оставил ее, может быть, на полчаса. У меня были вопросы ко второй девушке, Стефании Мэтиссон. Когда я вернулся, Кейт уже встала. В тот момент я не подумал об этом.

– Могла она стимулировать тошноту, чтобы проникнуть вниз?

– Нет, все было по-настоящему, поверьте. Именно из-за этого я ослабил бдительность.

– Но она могла принять лекарство, чтобы вызвать рвоту.

– Да, – Себастьян нахмурился. – Тогда я не учел этого, мы были в эпицентре тропического шторма, и все выглядело чертовски правдоподобно.

– Хорошо. Предположим, ваша лодка и ваши действия вызвали подозрения. Мисс Соамс поручили вас проверить. Вероятно, она не обнаружила ничего определенного, иначе они бы начали охотиться за вами, тем более, после того, как вы видели Эрхардера. А как случилось, что она приехала в Англию и принесла часы прямо к вам?

– Убежден, что это чистое совпадение. Она явно была удивлена, увидев меня. Она сбежала, как напуганный кролик, и не хотела иметь со мной ничего общего. Если она следила за мной, как за Саймоном Дристоллом, могу представить, в каком она была смятении. Думаю, она отправилась узнавать, что делать дальше.

– Да, в этом есть смысл, и ей поручили выяснить о вас все, что сможет и завязать отношения, если понадобится. А что было потом? Конечно, она спросила о вашем вымышленном имени? Кто организовал следующую встречу – она или вы?

Я. Я принес ей фотографию. Она не слишком-то была рада видеть меня, но, когда я сказал, что это касается часов, она сменила гнев на милость. После этого она согласилась пообедать со мной. Я скормил ей историю о подделке, и, похоже, она ее проглотила.

– Без каких-либо сомнений? – полковник поднял брови.

– Честно говоря, не знаю, сэр. Мы часто виделись, и в ее поведении не было ничего необычного, пока ей не позвонил отец. Он и Рассел прямо не разлей вода, полагаю, об этом стоит задуматься, если участие Кейт в этой операции подтверждается. Он хотел, чтобы Кейт незамедлительно узнала, что Дэвиду дали работу у Севронсена. Когда же я спросил об этом, она стала враждебной. В то время я подумал, что у нее остались еще какие-то чувства к Расселу.

– Понятно, что-нибудь еще? Себастьян вздохнул:

– Нет, сэр. Думаю, что она убедилась в своих подозрениях, потому что как-то расслабилась. В последний вечер, поняв, кем я являюсь на самом деле, она искренне ужаснулась и, забыв предосторожности, дала мне понять, как много ей известно.

– А каковы ее чувства к вам?

– Не знаю. Полагаю, я должен признаться, что влюблен в нее. По-видимому, любовь искажает истину. Хорошо, что я не успел еще к этому привыкнуть, – он горько усмехнулся. – Что касается Кейт, думаю, с ней было то же самое, но скажу только, что сейчас кое-какие вещи встают для меня на свои места... Все же думаю, что-то она ко мне чувствовала, во всяком случае этого было достаточно, чтобы не уничтожить меня. Может быть, только поэтому я до сих пор жив. Не думаю, что моя жизнь чего-то стоила, если бы она передала информацию Расселу или Эрхардеру. Вероятно, нелишним будет узнать, что она собирается делать.

– Вы думаете, в этих обстоятельствах сможете быть хладнокровным?

– Надеюсь, что да, сэр. Я намерен попытаться. Разрешите мне эту попытку. После откровенного разговора вряд ли любовь осталась между нами. Если что, мне будет трудно удержаться, чтобы не задушить ее.

Полковник улыбнулся:

– Я могу понять, но верю, что будете действовать с холодной головой. Если она занята документами, вы должны опередить ее. Невозможно определить их важность. Используйте все известные способы, чтобы добыть бумаги, и поезжайте немедленно. Вот картотека на Рассела и Соамсов. Ваш билету стойки «Эр Франс», летите следующим рейсом.

– Да, сэр. Сожалею, что все осложнилось по моей вине. Она хороша, Кейт Соамс, чертовски хороша, и разыграла меня, как дурака! Какая ирония судьбы, на этот раз меня обвели вокруг пальца! – он грустно рассмеялся, а когда ушел, злость занозой сидела в его сердце.

– О, Стефи, трудно поверить! Немыслимо! – Кейт была в растерянности. Ряд серых надгробий с фамилией Жюмо протянулся через кладбище, одно из немногих во Франции, находившихся при церкви. Надписи на могилах уже слегка стерлись. Вот Жизель, а рядом малышка Элен: «Июнь, 1944». И Николь, Кристиан, и родители – Мари-Клэр и Мишель, все они были тут, на каждом камне выгравирована дата: «Июнь, 1944».

– Теперь ты знаешь. Не думаю, что могут быть какие-то другие объяснения, Кейт, – Стефания с симпатией посмотрела на подругу, понимая ее чувства.

– Какая ужасная трагедия случилась с бедным стариком, вся семья убита в одну ночь.

–А ты обрела двоюродного дедушку, – весело сказала Стефания, стараясь подбодрить Кейт. – Он был так тронут и обрадован, когда оправился от шока. Думаю, очень мило с его стороны пригласить нас на обед, но, полагаю, тебе стоит пойти одной, не так ли? Я ведь не имею к этому отношения и с удовольствием посижу в отеле за книжкой.

– Да, может быть, ты и права, – голос Кейт был глухим и слабым. Она подняла глаза на шпиль церкви, который устремился высоко в небо, борясь со слезами. – Стефи, я побуду здесь немного. Встретимся в отеле, потом устроим пикник, поплаваем и, может быть, разведаем еще что-нибудь.

Стефания кивнула головой, оценив настроение Кейт и решив, что ее можно оставить одну:

– Скоро увидимся.

Она ушла, и Кейт осталась одна. Она вошла в церковь и села на скамью. Было прохладно, темно и как-то очень спокойно, и Кейт дала волю слезам. Она оплакивала трагедию Сен-Мутона, когда столько людей было жестоко убито по команде майора Эрхардера, и весь этот ужас с фон Фидлером и тем, что он сделал с Жизель, и то, что он был ее дедом. Она оплакивала ложь и обманы, и тайны, так торжественно хранимые, и двух матерей, лишившихся своих младенцев. И, наконец, то, что произошло с Себастьяном. Это горе было целиком ее, и она ни с кем не могла его разделить. Наконец-то поняла она слова Себастьяна о любви, которая дается свободно и ради самой себя, о любви, которую она не могла признать так долго, любви, которая все еще жила, несмотря на то, что случилось. Чувство, которое она испытывала к Дэвиду, было бледной копией, его даже нельзя было назвать тем же словом. Ничего не менялось оттого, что любовь ее не была взаимной, хотя почему-то она все еще не могла в это поверить. Во что бы он ни был втянут, по какой причине ни преследовал ее, все же это был Себастьян, которого она так хорошо знала и любила. Воспоминание о том, как он смотрел на нее в тот вечер, пронзило ее мозг, и она покачнулась от боли. Но в конце концов слезы перестали литься и, дрожащая, постепенно приходя в себя, она вышла на солнечный свет и глотнула теплого, свежего воздуха. Кейт Соамс, хотя и была внучкой Эрнста фон Филлера, не должна нести эту тяжелую ношу. Она была полна решимости освободиться от прошлого и определить подобающее ему место.

Кейт побрела в отель, взяла ключ у мсье Барбье и поднялась наверх переодеться, размышляя о том, как изменилась ее жизнь с тех пор, как несколько часов назад она вышла из этой комнаты. Она поискала в ящике купальник, но не нашла. Она все думала, куда же могла его положить. Наконец, нашла купальник в глубине шкафа, где хранила рубашки. Кейт медленно распрямилась и осмотрелась. Она подошла к письменному столу, где держала книги и записи, и открыла ящик, чтобы удостовериться, что паспорт и другие бумаги на месте. Ничего не пропало, но вещи лежали не в том порядке, в котором она оставила их. Книги тоже были переставлены. Все было в сохранности, но слегка не на своем месте. Кто-то осторожно пытался все про нее узнать. Вероятно, он не хотел и оставлять следов, хотя ему это не удалось. Оглядевшись в последний раз, она почувствовала укол тревоги, закрыла дверь, проверила замок и вышла, чтобы посмотреть, как дела у Стефании.

– Я все же не понимаю, кому понадобилось врываться и просматривать мои вещи, не взяв ничего? А твою комнату не тронули, – сказала Кейт Стефании, когда они направлялись в Брантом, средневековый городок, надвое разделенный рекой Гаронной, городок, полный прелести и дышащий историей.

– Я все время думаю об этом, Кейт. Я знаю, это немного странно, но не думаешь ли ты, что это как-то связано с фотографией?

– Может быть. Ты ведь не думаешь, что это кто-то из семьи Жюмо?

– У них, по-моему, нет никаких причин так поступать. Ты была честна с ними, и, по-видимому, они верят тебе. Нет, это должен быть кто-то, кого ты расспрашивала о полковнике фон Фидлере.

– Все это довольно странно. В конце концов, ведь совершенно очевидно, что мы с тобой действуем вместе. Почему же заинтересовались только мной?

– Это могло случиться, когда ты была в церкви. Я же не выходила из своей комнаты.

– Остается надеяться, что кто бы это ни был, он уже удовлетворил свое любопытство.

– Я тоже на это надеюсь, – с чувством сказала Стефания.

Она стояла возле дома Жюмо, у витрины фотомагазина. Штукатурка посерела от времени, но белые ставни были свежевыкрашенными, а кадка с розовой геранью украшала входную дверь. Кейт нервничала, чувствовала себя самозванкой, ворвавшейся в чужую жизнь, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы постучаться.

– Добро пожаловать, мадемуазель Кейт, входите, – Пьер Жюмо открыл дверь и втащил ее в гостиную, где собралась вся семья, члены которой были в большом волнении.

В большой, просто обставленной комнате тон задавал огромный дубовый обеденный стол, сзади которого стояли несколько старых кресел и диван, видавшие лучшие дни. Но кресла были расцвечены подушечками, а аккуратно вышитые квадраты закрывали износившиеся места на диване.

Кейт почувствовала себя еще более чужой. Но Анри Жюмо быстро шагнул к ней, расцеловал в обе щеки, затем отступил и, прокашлявшись, приготовился к речи:

– Мадемуазель, у нас было время, чтобы все обдумать, и мы пришли к заключению, что вы, конечно же, внучка нашей дорогой Жизель. Слишком много совпадений, все выглядит очень правдоподобно. Поэтому добро пожаловать в нашу семью! Будьте как дома, и мы сделаем для вас все, что сможем! А сейчас оставим формальности, и я введу вас в вашу семью Моя жена Надя. Мой старший сын Жиль и его жена Жанетта, и, конечно, их сын Пьер.

Вновь поцелуи и рукопожатия.

– А это мой младший сын Марсель и его жена Триста, и их дети – Жан и Мари-Жозеф.

Кейт рассмеялась, и все разом заговорили, задавая вопросы, удивляясь невероятным обстоятельствам вернувшим им внучку Жизель. По-видимому, они полностью приняли ее, и сомнения Анри совершенно рассеялись. Под натиском их нежного энтузиазма Кейт забыла, что еще недавно была чужой им. За обедом ее попросили рассказать о своей жизни, о жизни ее матери, чья ранняя смерть так их огорчила. «Как бы хотелось познакомиться с дочерью героической Жизель», – восклицали они. Все были заинтригованы ее необычной профессией, с интересом слушали рассказы о путешествиях Кейт по местам, о которых они только читали. А потом, когда было покончено с обедом, таким типичным для этих мест, – овощной суп, густой и кремообразный, хрустящий хлеб, жареная телятина, салат и сыры, вино, льющееся рекой, – Анри попросил Кейт показать фотографию Жизель. Снимок бережно, с благоговением передавали из рук в руки, а потом хозяин хлопнул в ладоши, призывая к вниманию:

– А сейчас пришло время рассказать о твоей бабушке, Кейт. До сих пор люди помнят ее, те, кто был знаком с нею, хотя немного уже осталось таких, и те, кто только слышал рассказы о ее необычайной храбрости. Она ненавидела бошей и поклялась бороться с ними, изо всех своих сил. Такая возможность представилась, когда она обнаружила двух британских летчиков в хлеву у мадам Гирисс, делая там уборку. С помощью проводника-баска она провела их через Пиренеи. Это было только началом... – Он рассказал, как Жизель работала в подполье.

– Вы сказали, что ее поймали и отвезли к Эрхардеру, откуда она убежала? – спросила Кейт, ошеломленная услышанным. – Когда это произошло?

– Да, – ответил Анри, поморгав. – Моя жена расскажет об этом, Надя слышала историю от самой Жизель, когда приезжала к ней помочь с родами.

Надя засмеялась:

– Анри любит эту романтическую историю, но я не уверена, что все было именно так. Но я расскажу вам, что знаю. Это началось тогда, когда Жизель бросили в гестаповские подвалы в Париже после побега какого-то подпольщика. Майор Эрхардер лично допрашивал ее, и не добившись ничего, отправил в концлагерь Равенсбрюк. Жизель пришла в ужас, так как знала, что выжить там было практически невозможно. Представьте себе ее удивление, когда машина неожиданно остановилась! Она услышала стрельбу. Офицеры гестапо, шофер и охрана убиты. А потом дверь машины открылась, снаружи стоял мужчина, весь в черном, забрызганный грязью.

– Выходите! – крикнул он узникам. – Скорей! Жизель он отвел в сторону:

– Вы Мари Бюррель? – спросил он, это имя Жизель использовала.

Этот человек Жак оказался членом Сопротивления. Они работали с англичанами. Жак получил задание вывезти из страны того самого беглеца, которого разыскивало гестапо, а только Жизель знала, где скрывается подпольщик. После этого они работали вместе. А потом, в тот день, когда Жизель рожала, он явился в Сен-Мутон прямо днем, когда город был полон гестаповцев, и вошел прямо в дом! Я сама открыла дверь. Он был очень красивым: светлые волосы, голубые глаза, высокий, настоящий солдат, борец Сопротивления! – она засмеялась и посмотрела на мужа. – Если бы я не была замужем за Анри, то убежала бы с ним на край света. Он сказал, что немедленно должен видеть Жизель, что это жизненно важно. Я объяснила, что она рожает. Он даже не ответил, пробежал наверх через две ступеньки, прямо в спальню Жизель!

– О Господи! Должно быть, сообщение действительно было важным!

– Я не знаю, – Надя пожала плечами. – Я побежала за ним, но Жизель только улыбнулась и сказала, что он старый друг и может остаться. Он остался и помогал принимать роды.

– Бедная девочка, – сказал он, когда Жизель взяла ребенка на руки. – Бедная моя маленькая девочка, надо же такому случиться с тобой! – Он выглядел таким несчастным. Это были печальные минуты, я старалась не думать о происхождении ребенка. А потом Жизель попросила меня выйти, и он передал ей сообщение, уж не знаю какое. Не прошло и часа после родов, а она уже работала! В ту ночь он оставался с нами, ходил туда-сюда, но я, конечно же, не задавала вопросов. На рассвете он попросил разрешения, воспользоваться передатчиком, который был спрятан в подвале. Это было очень опасно, но Жизель сказала, что это жизненно важно. Вскоре он ушел. Я никогда больше его не видела. А потом Жизель рассказала о том, как они встретились. Она много смеялась по этому поводу. Но я не знаю, был ли у них роман, или просто крепкая дружба.

– Какая увлекательная история! – воскликнула Кейт. – Я очень надеюсь, что они любили друг друга, хочется верить, что у нее в жизни было и счастье!

– Да, – вздохнула Надя, – это был последний раз, когда я видела Жизель, потому что должна была вернуться к детям в деревню.

– И слава Богу, – сказал Анри, – иначе я бы вернулся к пустому очагу. Но сегодня не вечер скорби, а вечер праздника!

И он снова пустился рассказывать небылицы о Сопротивлении, а все остальные разом заговорили, споря о деталях, когда, где и что происходило.

Голова Кейт была полна историй, а сердце – нежностью к вновь обретенным родственникам, простым и сердечным. Кейт распрощалась со всеми и направилась к площади, голоса все еще звучали в ее ушах. Луна убывала, и была уже в своей последней четверти, почти не давая света, но идти Кейт было недалеко. Она шла медленно, перебирая в уме события и улыбаясь многим вещам одновременно: легкости их смеха, тесноте и сплоченности семьи Жюмо. Она как раз подходила к площади, когда звук подъезжающей машины заставил ее в тревоге обернуться. Времени думать не было. Фары вспыхнули и осветили ее своим блеском. Они стремительно надвигались прямо на нее, и Кейт отпрыгнула в сторону, споткнувшись и упав на тротуар, в то время как рык машины раздался прямо над ухом. Машина круто повернула, приблизившись к площади, шины взвизгнули, и ее поглотила темнота ночи.

Секунду Кейт не могла пошевелиться, словно парализованная. Но через мгновение, показавшееся ей вечностью, она смогла сесть и некоторое время приходила в себя. Ее колени были ободраны, а локоть кровоточил, но если не считать этого, да еще дыры на платье, с ней было все в порядке. Она все прислушивалась и ждала звука возвращающейся машины, нервы были на пределе, но, поняв, наконец, что не может оставаться в таком состоянии всю ночь, она стала убеждать себя, что шофер, должно быть, был пьян и потерял управление. Она осторожно побрела в отель. Проходя мимо таблички, она потрогала прохладную поверхность кончиками пальцев. Потом она вздохнула, опустив руку, и пересекла площадь.

Стефания оставила у портье записку, в которой говорилось, что она решила взять машину и съездить в ресторанчик, который им так понравился. Вероятно, она вернется поздно. Кейт слегка улыбнулась, вспомнив привлекательного и внимательного сына хозяев, и подумала о том, когда же придет Стефания.

Кейт вдруг почувствовала себя очень одинокой и, стиснув зубы, решительно взбежала по лестнице. Ее руки все еще дрожали, в конце концов она сумела попасть ключом в замочную скважину, вошла, закрыла за собой дверь, нащупывая выключатель. Когда он щелкнул, высокая фигура выступила из-за гардин:

– Привет, Кейт.

Кейт подавила вопль и метнулась к двери, глаза ее расширились от ужаса, лоб покрылся потом.

– В чем дело, Кейт, ты ждала кого-то другого? Не Дэвида, случайно? – Себастьян прислонился к стене и, скрестив руки, – в правой была «беретта» – цинично разглядывал ее.

– Ты негодяй, чего тебе от меня надо? – прошипела она, унимая стук сердца. – Убирайся отсюда, и немедленно!

Ее рука лихорадочно шарила за спиной в поисках спасительной ручки. Себастьян в мгновение ока оказался рядом и, оттащив от двери, вырвал ключ из сжатого кулака.

– Что за неприличная спешка? Пока мы не поговорили кое о чем, ни тебе, ни мне торопиться некуда!

Он запер дверь и положил ключ в карман. Подняв сумку, бегло осмотрел ее в поисках оружия.

– Так, так, пусто, – саркастически сказал он. – Ну что ж ты не садишься.

Он пистолетом указал на кровать.

– Я... – Кейт попыталась собраться с мыслями. Итак, должно быть, именно Себастьян пытался задавить ее, а не сумев этого сделать, пришел сюда, чтобы застрелить. Но за что? Она с усилием выдавила из пересохшего горла:

– Себастьян, пожалуйста, не надо. Уйди, и покончим с этим.

– Почему ты так перепугалась, Кейт? Неужели я, по-твоему, способен причинить тебе вред? Я волоска не трону на твоей голове, ты просто расскажешь то, что я хочу знать. И начнем, пожалуй, с твоего времяпрепровождения в Сен-Мутоне.

Он силой усадил ее на кровать. Она была слаба после перенесенного потрясения, чтобы протестовать. Направляя на нее пистолет, Себастьян носил напротив стул и спросил:

– Ну?

Это не было лицо Себастьяна, человека, которого она любила и которого ей так не хватало сегодня утром. Это был незнакомец, человек, которого она никогда не видала раньше, каменный и безжалостно жестокий, с глазами, голубыми и холодными, как лед, и ей оставалось одно – швырять в него словами.

– Чем я здесь занята, тебя не касается. Что бы там ни было, я во всем поступала честно. А с тобой я больше не желаю иметь дела.

– Очень жаль, потому что разговор еще не окончен. Тебе придется объяснить многое с того момента, когда эта маленькая нежная ножка первый раз ступила на борт моей лодки.

– Не понимаю. Ты о чем?

– Не понимаешь? Брось, Кейт, ты раскрыта. Мне все известно о твоей деятельности здесь.

– Откуда тебе известно про то, что?.. – она смотрела на него, словно только что получила пощечину.

– Будем считать это своего рода признанием. Сколь веревочка ни вилась, а концы нашлись, хотя мне и пришлось потратить на это уйму времени. Ты, должно быть, решила, что сделала отличный финт, поручив поиски фотографии не кому-нибудь, а мне. Голову ты мне морочила и в самом деле блестяще, но этому пришел конец, моя милая, ты сама себя выдала.

– Себастьян, я ничего не понимаю... Я... Если тебе известно о моем родстве с фон Филлером, зачем задавать вопросы? О, Господи, чего тебе от меня надо?

– Ты смышленая девочка, Кейт, и прекрасно понимаешь, к чему я клоню. Должен признаться, ты вела свою игру отменно, на высшем уровне. Ты использовала меня там, где это тебе требовалось, а такие вещи легко не прощаются. Какому мужчине приятно остаться в дураках? – его голос срывался.

– Не знаю, какие ужасные планы созрели у тебя в голове, Себастьян, но ты ведь не станешь впутывать меня в них? Ты заблуждаешься, и я даже не могу представить, в чем дело, поверь, я ни в чем не участвовала. Почему ты не скажешь прямо, что тебе нужно, вместо того, чтобы говорить загадками? Очевидно, все дело в фон Фидлере, хотя я не понимаю, каким образом моя родословная может стоить мне жизни.

– Я-то тебя убивать не собираюсь, можешь не бояться, хотя придушить тебя мне очень даже хотелось, и я сделаю это, Кейт, если ты и в будущем выкинешь со мной какой-нибудь номер.

– Угрозы! Погоня за мной – это тоже приемчик из тактики запугивания, я правильно понимаю?

– Помилуй, Кейт! Погоня? За тобой? И давно ли я это делал? – на лице его был написан убийственный сарказм.

– Только что, и не делай вид, что ты ничего не знаешь! Хватит играть со мной в кошки-мышки. Тебе мало того, что ты довел меня до полуобморочного состояния? И хватит вертеть своим дулом у моего лица, не рассчитывай, что это тебе поможет, – голос ее перешел в рыдания.

Себастьян посмотрел на ее колени и локти, только сейчас обратив внимание на то, что они кровоточат. Он угрюмо взглянул ей в лицо:

– Почему же моя маленькая, несравненная лгунья не расскажет во всех подробностях о случившемся?

– Ого! Ты еще собираешься доказывать, что меня пытался убить кто-то другой? Какое везенье: сразу два мужика гонятся за мной! – она старалась держаться вызывающе, но выглядело это плачевно.

Себастьян заколебался: неужели Группа изменила свое отношение к ней и теперь стремится ликвидировать? Учитывая ее связь с ним, такое можно было предположить. В этот миг она вдруг показалась ему похожей на испуганного ребенка, в котором можно было заподозрить все, кроме закаленного, опытного агента.

– В данный момент, Кейт, я не готов тебе довериться, но я за тобой не гнался. Похоже, однако, что это имело место, поэтому если тебе дорога голова, расскажи подробно, что случилось.

– Совершенно не понимаю, почему я должна верить твоим словам, но я так напугана, что, пожалуй, и в самом деле стоит рассказать тебе, чтобы освободиться от твоего общества.

Она провела дрожащей рукой по распущенным волосам и, запинаясь, описала происшествие. Когда она закончила, Себастьян молчал, взвешивая каждое услышанное слово. Его глаза упорно выискивали хотя бы намек на притворство, он изо всех сил старался сохранить профессиональную беспристрастность и объективность, но в ее лице нельзя было найти ничего, кроме неприкрытого страха.

– Кейт, я прошу тебя рассказать все от начала до конца: с того момента, когда ты встретила Дэвида и оказалась вовлеченной в эти игры, и до того, как ты шла сюда этой ночью. Ничего не пропускай и не лги, я в состоянии проверить любую сказанную тобой мелочь.

– Почему я что-то должна, черт возьми! Ты ходишь за мной по пятам по всему земному шару, лжешь мне на каждом шагу, используешь в своих целях, играешь моим чувством, без спросу вламываешься в мое жилище, угрожаешь пистолетом, обвиняешь меня Бог знает в чем и после этого надеешься, что я сама упаду на твою ладонь как переспелая груша, только потому, что ты не собираешься убивать меня! По-моему, ты рехнулся!

– Слушай, ты, глупая девчонка! Ты ввязалась в очень опасную игру и, очевидно, ступила на запретную территорию, если кто-то гоняется за тобой по ночам. Ты можешь попасть в серьезную переделку, и я, к сожалению, единственный, кто мог бы поручиться за тебя. Так что суди сама, в твоих ли интересах сотрудничать со мной.

– Вот теперь узнаю Себастьяна, моего славного рыцаря в блистающих доспехах! Откуда только такие, черт побери, берутся?

– Из британской разведки, и ты прекрасно об этом осведомлена. А теперь говори.

Кейт уставилась на него:

– Откуда?

Комната словно опрокинулась, и она полетела вниз, сбивчиво подумав, что так же должна была чувствовать себя Алиса, падая в кроличью нору. Слова Себастьяна эхом звенели в голове, и Кейт почувствовала себя невероятно глупой из-за неспособности понять их смысл. Британская разведка? Не враг? Она вдруг осознала всю комичность своего положения.

– Боже мой! – она закрыла лицо руками, пытаясь понять, как она умудрилась вляпаться в эту неразбериху, и после затяжной паузы сдавленный хохот прорвался сквозь ее пальцы. Она подняла на него глаза: – Так ты хочешь сказать, что ты не террорист, Себастьян? – произнесла она, задохнувшись от изумления. – И тебе... ты думал, что я в этой пьесе исполняю роль главного негодяя? Боже, Себастьян, не могу поверить. И в конце концов, убери свой дурацкий пистолет.

Она упала на стул, продолжая безудержно хохотать. Предательская искра сомнения на мгновение возникла в его душе, но он тут же отогнал ее. Менее всего он ожидал подобной истерики. По привычке он искал в ее поведении какой-нибудь подвох, но когда смех Кейт перешел в рыдания, он, прижав ее одной рукой к груди, другой по-прежнему сжимая «беретту», стал успокаивать ее.

– Теперь уже лучше, – сказала она через несколько минут, принимая предложенный носовой платок. – Боже, Себастьян, как нас угораздило вляпаться во все это дерьмо. Я... Мне казалось, что ты один из них. Фашист или что-то в этом роде. Ты меня так напугал!

– Я – фашист?! Господи, Кейт, ты можешь хоть иногда быть серьезной? Как тебе такое в голову могло прийти? – он был крайне смущен.

– Все сходилось один к одному, ты же видишь.

– Не знаю, почему, Кейт, но на этот раз я тебя отпущу. Но почему ты не хочешь объяснить, что ты делаешь в Сен-Мутоне и что тебя связывает с фон Филлером и Группой?

– Какая группа? – она подняла на него удивленные глаза. – Я думала, ты в курсе, что Эрнст фон Фидлер – мой дедушка.

– Что ты сказала?! – пришел черед его изумлению. – Кейт?

Сознание Себастьяна лихорадочно работало, складывая и отбрасывая версии. Ребенок, тайно переправленный в Англию и якобы умерший, это могло быть ошибкой. Кейт по возрасту, он быстро сделал подсчет, вполне могла быть внучкой фон Филлера. Но откуда она могла узнать эту историю, если не от Эрхардера, открывшего ей подлог и втянувшего в эту игру. Его приподнятое настроение опять угасло.

– На каком основании ты сделала такое заключение?

Кейт принялась рассказывать, ее слова текли одно за другим, она закончила обедом с Жюмо:

– Какая-то машина гналась за мной, и сразу после этого ты со своим пистолетом. Разумеется, я приняла тебя за фашиста или террориста, в общем, что-то в этом роде, особенно после твоих махинаций с часами, после Дэвида и Тони. Все это бросало на тебя зловещий свет. Откуда мне было знать, что ты работаешь на британскую разведку?

Себастьян подошел к окну. Один, последний вопрос вертелся у него на языке:

– А откуда тебе известно о Тони и об истории в Берлине?

– От Люси, от кого же еще?

– Люси? О, Боже всемилостивый, конечно же, это она сказала, но наверняка в той версии, которую я ей изложил. Откуда ты догадалась, что это неправда?

– Я... Я подумала, что ты его убил, понимаешь? Он с изумлением смотрел на нее.

– Господи Иисусе! Выходит, мы думали друг о друге примерно одно и то же, – он запустил пятерню в волосы, все еще боясь попросить у нее последнее доказательство ее правоты. – Кейт... фотография у тебя?

– Да, вот она, – она достала из сумки карточку и подала ему. Он с облегчением вздохнул. – Но я по-прежнему не понимаю, что все это значит, Себастьян. Почему ты появляешься и исчезаешь, играешь в Джеймса Бонда, пугаешь до смерти безобидную женщину. И послушай: я требую, наконец, чтобы ты убрал свою «пушку».

Он вновь внимательно посмотрел на нее, распахнул куртку и спрятал «беретту» в кобуру, пристегнутую под мышкой.

– Это длинная история, но я постараюсь быть кратким. Несколько лет назад, вскоре после войны, в Германии была сформирована особо секретная группа, объединявшая бывших нацистов. Возглавил ее Карл Эрхардер, «герой» Сен-Мутона. В течение ряда лет они занимались аферами, террористическими акциями и, что особенно опасно, внедряли своих людей в правительства некоторых западных стран. Для этого они вербовали блестящих молодых людей с безупречной репутацией, и те, пользуясь доверием важных правительственных персон, не только передавали ценнейшую информацию, но и, после устранения этих персон, занимали их место и становились просто бесценными.

– Дэвид? – почти неслышно спросила Кейт.

– Точно. Использовал твоего отца как простофилю, а тебя как приманку.

– О, Себастьян! Вот почему ты следил за ним и задавал бесконечные вопросы.

– Да.

– Но что же тебя заставило вломиться ко мне на манер убийцы?

– Чуть позже я все объясню. Все началось на Ямайке с твоей связи с Дэвидом, а финал имел место сегодня днем, когда мне стало известно, что ты в Сен-Мутоне и туда же отправился Дэвид.

– Что? Не может быть! – она побледнела.

– И тем не менее, это факт.

– В Сен-Мутоне? Но для чего?

– Во время войны здесь были спрятаны очень важные документы. Они могли бы уничтожить Группу, что, собственно, и происходит сейчас. Из каких-то источников Дэвиду известно, что ты здесь и задаешь вопросы, и ему, вероятно, так или иначе придется с тобой встретиться. Думаю, он послан узнать, чем ты занимаешься, и что означает твоя связь со мной. Если, конечно, то, что ты рассказала мне, правда, и ты не работаешь с ними.

– Себастьян, как ты можешь сомневаться во мне? – Кейт беспомощно посмотрела на него, не зная, что еще сказать, чтобы убедить его в своей искренности.

– Или ты величайшая из всех живущих Мата Хари, или ты попала в опаснейший и невообразимый переплет. Прости меня, Господи, но я склонен думать последнее. Но есть еще одна вещь, которую мне нужно сделать, чтобы двигаться дальше.

– Что именно?

– Удостовериться в правдивости твоей истории.

– Но как? – она была озадачена.

– Единственная мысль, которая приходит мне в голову на скорую руку, это позвонить Элизабет.

– Уже поздняя ночь, Себастьян!

– Ты опять юлишь, Кейт? – холодно и недоверчиво спросил он.

– Нет, конечно, нет. Я хочу, чтоб ты верил мне, – глаза ее смотрели умоляюще.

– Тогда дай мне номер ее телефона. Они вместе прошли к телефонной будке.

– На случай, если Дэвид здесь и наблюдает, или так глуп, чтобы засветить себя, я – славный старина Саймон, и у нас здесь небольшой совместный отдых. Пока хватит этого. Позже мы перейдем к более интересным вещам.

Он прислушался к телефонным гудкам на том конце провода.

– Алло! Мисс Форрест? Себастьян Данн. Простите за столь поздний звонок, но дело очень важное и не терпящее отлагательств. Я в Сен-Мутоне с Кейт. Она попала в небольшую переделку, ничего страшного, мы все уладим, но мне нужно, чтобы вы подтвердили кое-что, сказанное ею.

– Такой поздний час, и ваш звонок такой странный, мистер Данн. Что вы желаете узнать? – голос Элизабет был сух, но в нем сквозила тревога.

– Не могли бы вы рассказать в деталях о событии, которое произошло в конце июня 1944 года в вашем доме в Хенли?

На проводе воцарилось молчание, и Себастьян затаил дыхание, молясь, чтобы слова Кейт оказались правдой. Трубка заговорила вновь:

– Я не знаю, могу ли я это сделать без разрешения Кейт.

– Кейт стоит рядом. Я сейчас дам ей трубку, – он повернулся к Кейт. – Ей нужно твое согласие. Скажи об этом, но ни слова больше.

Кейт кивнула и взяла трубку.

– Элизабет? Я действительно в порядке. Да, именно так. Все нормально, скажи все, что он хочет знать. Ничего больше пока не могу объяснить, но не волнуйся.

Она вернула трубку Себастьяну, который тут же закрыл дверь будки.

– Мисс Форрест?

– Должна вам сказать, что все это странно и очень мне не нравится. Последнее, что я слышала от Кейт, что ваши отношения – хуже некуда. Вы только что говорили о неприятностях, но из всего, что я знаю, у меня складывается впечатление, что главная из этих неприятностей – это вы, мистер Данн.

– Может быть, вам будет легче говорить со мной, если я скажу, что работаю в британской разведке и в настоящий момент озабочен тем, чтобы защитить Кейт от неприятностей?

– Господи, что творится в этом мире! – ужас Элизабет из Хенли донесся до Сен-Мутона.

– Боюсь, что сказать что-то сверх этого не имею права, мисс Форрест. Я не сомневаюсь в вашей надежности, как вы понимаете, однако мне очень важно получить информацию непосредственно из ваших рук.

– О, да, конечно! – Элизабет собралась с силами и заново, коротко и четко повторила историю с часами и ребенком, пояснив в конце, с какой целью она передала часы Кейт.

– Теперь я имею право узнать, что все это означает и какие такие неприятности у Кейт?

– Мисс Форрест, я в самом деле не имею права говорить, по крайней мере, сейчас. Извините. Не нахожу слов, чтобы выразить вам свою благодарность за содействие. Вы устранили все недоразумения. Постарайтесь не волноваться, Кейт в ближайшее время позвонит вам сама.

– Подождите! Передайте ей, что звонил отец и просил ее адрес. Кажется, она должна была получить от него какое-то известие по интересующему ее вопросу.

– Обязательно передам, – сказал Себастьян, нахмурившись.

– И, пожалуйста, Себастьян, присмотрите за ней.

– Обещаю сделать это. До свидания, мисс Форрест.

Он положил трубку, вышел из будки и облегченно вздохнул.

– Я реабилитирована? – обеспокоенно спросила Кейт.

– Пойдем со мной, – сказал Себастьян. Он привел ее назад в гостиную и закрыл за собой двери комнаты. Затем снял куртку, отстегнул кобуру и убрал в шкаф, но «беретту» положил на столе возле кровати, рядом с фотографией. Кейт с беспокойством наблюдала за ним, прикидывая, все ли сказала Элизабет.

Затем он подошел к ней и взял за плечи. – Ты мне задала жару, Кейт Соамс. Кто бы мог подумать, что такое маленькое создание способно причинить столько хлопот. Но все, что ты сказала – правда, и я, должно быть, совсем сошел сума. Он наклонился и прижался к ней губами, целуя ее с жадностью, облегчением и любовью слишком сильными, чтобы выразить в словах, полностью передавшимися ей.

– Боже, Себастьян, – простонала Кейт, когда он, наконец, отпустил ее, – я думала, что ошиблась в тебе, потеряла навсегда, и эти кошмарные сны, в которых ты охотишься за мной и превращаешься в рыбу-чудовище...

– Помедленнее, Кейт, не в таком темпе. Я решительно протестую против превращения в какую-то там рыбу, даже в твоих снах. Мне было ничуть не легче, любовь моя, но я поступил еще хуже, я превратил тебя в цель МИ-6.

– Что ты сделал, Себастьян, как ты мог!

– Я узнал такие вещи про мою девочку, только не смотри на меня так свирепо, Кейт. Ты пришла тогда на палубу как воплощение чистоты. Но слишком многое потом говорило против тебя. В конце концов, единственное, чем я располагал в отношении тебя – это были косвенные доказательства, но их было так много, и все они ставили тебя под подозрение. Почему, черт возьми, ты не сказала мне о часах фон Филлера, когда я спрашивал? Это могло бы избавить нас от множества недоразумений и неприятных минут.

– Я не могла. Я обещала Элизабет, что не расскажу никому, кроме Стефании.

– О, Кейт, сладкая Кейт. Нам надо о стольком поговорить, но, боюсь, придется подождать. Есть дело, которое не терпит никаких отлагательств.

Он принялся порывисто раздевать ее, сбрасывая предмет за предметом, затем то же самое проделал с собой и, стиснув в объятиях, упал с нею на диван, целуя каждый дюйм кожи. Их несло по волнам смеха и слез. Светлая радость обладания друг другом, пришедшая вслед за освобождением от страхов и подозрений, переполняла их. Но вдруг на лице Себастьяна появилось выражение серьезной сосредоточенности, и он успокаивающе привлек ее к себе. Глаза погрузились в глаза, губы в губы, и его язык пустился на охоту, как бы предваряя то, что должно было произойти. Она будто плавилась в сильных мужских руках, тело горело в огне, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Руки Себастьяна были повсюду – на груди, на бедрах, между ними, горячие губы обжигали обнаженное тело. Кейт в свою очередь скользила руками по его коже, обрисовывая линии тела, ощущая губами его особенный вкус – крепкий, соленый, мужской. Она погрузилась в ощущения, наверстывая время взаимной разделенности. А затем, когда оба были не в силах больше ждать, он погрузился в нее, словно бы пряча в футляр ее тела истинную свою душу. Сердца и мысли слились во всепобеждающем телесном единстве – апофеоз, беспамятство, неразделенность.

Кейт открыла глаза. Дыхание перехватило при виде глаз Себастьяна, изучающих ее лицо.

– Себастьян, Себастьян, что случилось?

Он взял ее руку и поцеловал пальцы один за другим.

– Прости, что я вновь испугал тебя, но я должен рассказать про это, несмотря на обет молчания, который дал когда-то.

Она выжидательно посмотрела на него.

– Какой обет?

– Я поклялся не говорить ничего, пока ты не будешь готова услышать такое, и мне остается лишь надеяться, что ты созрела для разговора, потому что его нельзя откладывать. Я люблю тебя, Кейт, и когда вспоминаю, какие глупости я о тебе думал, мне хочется застрелиться.

Кейт показалось, что у нее сейчас разорвется сердце.

– Боже мой, Себастьян, прости меня, я была такой дурой. Я начинаю понимать, сколько страданий тебе причинила, от одной мысли об этом я готова убить себя. Я была слишком напугана и чересчур глупа, чтобы видеть вещи такими, какие они есть на самом деле.

– И что теперь, Кейт? – спросил он ласково.

– А ты не знаешь? К черту все, что ты думал обо мне все это время!

– И больше никаких сомнений друг в друге?

– Никаких! Я была так несчастна, – сказала она просто.

Он притянул ее к себе, словно сбросив груз с плеч, и тихо начал говорить то, что так долго таил в душе.

Когда все обговорили и обсудили, Кейт спросила:

– Себастьян! А как ты попал в британскую разведку? Это связано с тем, что происходило на Ямайке, правда?

– Да, я искал Эрхардера и нашел его. Помнишь мистера Шуманна, ты еще почувствовала к нему острую неприязнь?

– Да что ты, Себастьян, это был он? Неудивительно, что меня бросило в такую дрожь.

– Именно так все и было, и ты оказалась на редкость удачным прикрытием. Годы ушли на то, чтобы отыскать его.

– Первым делом скажи, как ты впутался в эту историю?

– Тони и я были завербованы в Кембридже. Не смотри такими глазами, случай вполне заурядный, – сказал он с легким смешком. – Я как раз подвел итог своим отношениям с Анной, распростился с иллюзиями в отношении жизни и был идеальным объектом для вербовки. Вербовка Тони была уже делом моих рук. Никогда не прощу себе этого'

Его глаза потемнели.

– Что случилось, Себастьян? – спросила Кейт кротко.

Он посмотрел поверх нее, затем на потолок. Прошлое живо пробежало перед его глазами. Он видел все так ярко, как в тот день, когда это случилось, чувствовал холодок мрачного зимнего дня, видел собор, откуда наблюдал за Тони, пересекающем улицу в направлении к своей смерти. Слышал визг пуль, видел, как Тони внезапно отпрянул назад и упал, и грудь его окрасилась кровью, как бежал к нему, не заботясь о собственной безопасности. Но было слишком поздно, слишком поздно для Тони, слишком поздно, чтобы сделать что-нибудь с человеком, который растворился в воздухе. Дрожь пробежала по телу, и Себастьян почувствовал тепло рук Кейт, – они гладили его лицо, возвращая его из этого непрекращающегося ада.

– Себастьян, прости, я не хотела напоминать об этом.

– Что ты, радость моя, все в порядке. Послушай, что я расскажу. Это страшно даже столько лет спустя, это все еще ранит, но я должен рассказать.

С лицом, окаменелым от страдания, он гладил ее волосы.

– Наш специальный отдел с самого начала был нацелен на поиск Группы. Мы и в самом деле здорово продвинулись вперед. И вот как-то поступил сигнал, что Эрхардер в Западном Берлине. Мы разработали конспиративное прикрытие и принялись за дело. О чем мы не знали – так это о том, что у нас в отделе завелся осведомитель – «крот». В лицо он нас не знал, но имел доступ к нашим «легендам» и был в курсе наших перемещений. Вся эта информация немедленно поступала к Эрхардеру. Тони и я шли в кафе, куда должен был прийти Эрхардер вместе с человеком по имени Антон Шваб, помнишь блондина с Ямайки? Его-то мы и заметили, переходя улицу, и Тони свернул, чтобы сфотографировать его Я должен был отвлечь внимание в случае какого-либо инцидента, но особых причин для беспокойства, казалось, не было. Мы не подозревали, что подстроена ловушка, и террористы готовы были среагировать на всякое подозрительное действие. Шваб изрешетил Тоии пулями, и они с Эрхардером удрали. Я ничем не мог помочь Тони, кроме того, чтобы дать ему возможность умереть в тишине, подальше от толпы любопытных.

– Прости, Себастьян, но почему они не тронули тебя?

– Как же, они пытались. Но поскольку я раскрылся позже, они в момент выстрела не знали меня в лицо и ничего не могли сделать. Я ушел из отдела, потеряв вкус к шпионажу. Я больше был не пригоден для использования, потому что был теперь «меченым», а «меченый» хорош, когда мертв и не может подставить под удар своих коллег. «Крота» в конце концов разоблачили, после его провала и инцидента в Берлине Группа ушла в подполье, и след ее затерялся.

– Но что ты делал на Ямайке, если ушел из отдела?

– Пришла информация о собрании, которое собирался проводить там Эрхардер, и не было никого, кто мог бы опознать его. Поэтому поехал я. Той ночью у Джо я окончательно убедился, что меня знают в лицо.

– Вот почему ты носишь с собой оружие?

– Да. К счастью, мне не пришлось воспользоваться им.

– Себастьян, тебя могли убить!

– Могли, но не убили. Я сделал дело и собирался домой. Дальше была Кейт, и вот мы здесь.

– Да, здесь. Прости, Себастьян. Это целиком моя вина.

– Ничего, ты мне здорово помогла бы, если бы рассказала правду раньше, когда я спрашивал, но ты же не могла вести себя по-другому. Господи, ты все делала наоборот. Я и вообразить не мог, что меня принимают за террориста, – сказал он с улыбкой.

– Прости и за это тоже. Но если тебе может это помочь, то я люблю тебя с того самого первого раза.

– Еще как может. Но мне нужно сказать еще кое-что, касающееся непосредственно тебя. Это то, о чем я всегда знал, и что сделает тебя более счастливой. Эрнст фон Фидлер не был нацистом. Он – тайный агент Британии.