Не забывай

9

Кейт расплатилась с шофером и медленно поднялась по ступенькам в дом, ее щеки все еще были мокрыми от слез. Этот кошмар приснился, уговаривала она себя, а когда она проснется, все будет нормально. Но все было реально, ужасающе реально.

Она повернула ключ в замке, дверь не открывалась.

– О, черт, – она заплакала. Замок милосердно повернулся, она вошла и прислонилась к двери. Паника охватила ее, ни на миг не отпуская.

– Кейт? – сонная голова Стефании появилась из-за лестницы, и Кейт почувствовала, что ее держат теплые, спокойные руки.

– Что случилось? Пойдем наверх, выпьем какао, и расскажешь обо всем. – Она отвела Кейт в кухню и поставила чайник. Кейт прислонилась в стене, вся дрожа.

– О, Стефи... – дрожь не стихала.

– Садись и выпей это. Что случилось? Себастьян?

– Себастьян? Да-да, это Себастьян, Дэвид, и человек по имени Эрнст фон Филлер. О, Стефи! Это ужасная история! – И медленно, запинаясь, рассказала странную историю.

– Вот видишь, Себастьян, вероятно, работает на какую-то организацию или что-то в этом роде. Дэвид был его основной целью. И могу поспорить, что его интерес ко мне имеет что-то общее со связями отца в госдепартаменте. Он задавал столько вопросов и всегда становился холодным, если всплывало имя папы. Более того, кажется, он убил своего лучшего друга несколько лет назад в Берлине.

– О чем ты?

– Его друг Тони Моррис погиб три года назад якобы в случайной перестрелке в Западном Берлине. Себастьян всем говорил, что это был западно-восточный инцидент и они оказались там случайно. Но мне он ничего не рассказывал, и когда я упомянула об этом вечером, посмотрел на меня так, будто собирался убить.

– О, Боже!

– Стефания, есть версия, что мой дедушка был военным преступником! Себастьян тоже заинтересовался этим!

– Не могу представить, каким образом часы, принадлежащие давно умершему нацисту, замешаны во всем этом.

– Себастьян сказал, что смерть нациста окружали какие-то драматические обстоятельства, а часы исчезли. Мы знаем, почему, а он нет. Он страшно разозлился, когда я отказалась рассказать что-либо. Он даже не пытался удерживать меня, когда я ушла.

– Кейт! Это слишком ужасно! Думаю, надо оставить все как есть. Вряд ли можно докопаться до истины. – Лицо Стефании было таким же бледным, как и лицо Кейт.

– Но я не могу оставить все как есть, после того, что узнала. Я должна была догадаться, ведь еще на Ямайке Себастьян говорил о гнили, лежащей под старой Англией, и о том, что существуют гораздо более важные вещи, что-то в этом роде. В тот момент я не поняла, о чем речь, но считала, что он рыбак, и не придала значения его словам. А потом поверила объяснению, как он попал на Ямайку. Он врал мне все время, использовал меня, черт его возьми.

– Ничего удивительного в том, что он показался мне хамелеоном.

– Точно. Он знал, как одурачить меня. Все эти разговоры о любви.

– Какие разговоры? Ты о них не упоминала.

– О, ничего, забудь, – ее глаза опять налились слезами. – Что мне делать с Дэвидом? Если Себастьян следит за ним, надо предупредить!

– Нет, Кейт, не стоит ввязываться, это слишком опасно! Послушай, ты ведь действительно ничего не знаешь! Умоляю, не вмешивайся!

– Нет, Стефи, не могу.

– По крайней мере, подожди, пока не вернешься из Франции, ладно? Ты вряд ли что-то изменишь, а если позвонишь Дэвиду в таком состоянии, он решит, что ты сошла с ума. В любом случае, следует остыть и все хорошенько обдумать, прежде чем будоражить госдепартамент.

– Да. Я должна кое-что выяснить, или, по крайней мере, проверить факты. Но я должна докопаться до правды, чего бы это ни стоило. Не хочу, чтобы эта нацистская вещица висела надо мной до конца дней. Я поеду в Сен-Мутон и постараюсь разведать, что же произошло. Правда должна быть заключена в фотографии.

– Хорошо, раз ты так упряма, я поеду с тобой. Возьму отпуск и приеду в Сен-Мутон через две недели.

– Стефи, правда? Ты ангел. Извини, что накричала на тебя.

– Иногда ты бываешь такой идиоткой, Кейт.

– Не думай, что я этого не знаю.

Себастьян долго не мог пошевелиться после ухода Кейт. Он смотрел в окно невидящими глазами, стараясь усмирить гнев и уловить смысл сумбурной речи Кейт. Ночью, после тревожных раздумий, он наконец задремал. Образы мелькали в его мозгу, обрывки слов, Кейт целилась в него из ружья и нажимала на курок, он превратился в Тони и упал. Затем он видел самого себя, раненного, истекающего кровью на холодных улицах Берлина.

Он проснулся в холодном поту, свет раннего утра струился в окно, возвращая к мрачной действительности. Он медленно оделся, стараясь найти какой-либо выход.

– О Боже, Кейт, почему? – прошептал он. Потом пошел к телефону и набрал номер.

– Доброе утро, Данн. Что у вас нового?

– Тщательно проверьте Кейт Соамс. Она может входить в Группу. – Он положил трубку и провел дрожащей рукой по волосам, глаза его наполнились слезами.

Кейт провела ночь в Париже, затем наняла «пежо-505», поехала вдоль долины Луары. Оттуда медленно спустилась в Бордо. В течение недель ее ублажали владельцы виноградников, заинтересованные в том, чтобы вести бизнес с Ростерманом и Маршем. Кейт останавливалась в разных замках, завязала много выгодных знакомств и, казалось, должна была быть довольна собой. Но она занималась делами как во сне, машинально вела переговоры по телефону с Лондоном и Нью-Йорком, а иногда обращалась за советом к Джеймсу и очаровывала гостей хорошими манерами и безупречным французским. Ей приходилось быть начеку, так как французы были опытными бизнесменами, а она – молодой, женственной и наивной. Она не могла дождаться поездки в Сен-Мутон, чтобы побыть наедине с собой. Ее выматывало то, что приходилось постоянно гнать мысли о Себастьяне. Самое ужасное, что, хотя она прилагала к этому все усилия, он возникал в ее мыслях в самые неожиданные моменты. Если она слышала какую-нибудь глупость, внезапно начинала думать, что Себастьян в такой ситуации хранил бы молчание, но смех притаился бы в его глазах. Или ее вдруг ранило неожиданное воспоминание о выражении его глаз в ту ночь любви. Ее тело предательски вспоминало прикосновение, не давая забыться беспокойным сном. Сон не приносил облегчения, наоборот, там Себастьян мог делать все, что хотел. Ей снилось одно и то же: сначала он любил ее, так нежно и страстно, а потом сон смещался, и Себастьян гнался за ней, бросая вслед ужасные слова, которые она не могла расслышать, и она в оцепенения оглядывалась назад, но Себастьяна уже не было, на нее смотрела отвратительная рыбья голова с огромным ртом, преследуя ее по улицам Сен-Мутона. Она просыпалась в холодном поту от ужаса. Что бы она ни обнаружила в маленьком Сен-Мутоне, не имеет значения, ничто не могло быть столь же отвратительным, как этот сон.

– Стефания, слава богу, ты, наконец, здесь! Я уже начала думать, что мы никогда не начнем это путешествие, – Кейт подхватила ее чемодан и повела через вестибюль аэровокзала к ожидавшему их «пежо».

– Ты выглядишь усталой, Кейт. С тобой все в порядке? – Стефания озабоченно посмотрела на нее, ей не понравилась ее бледность и темные круги под глазами.

– Я в порядке. Это были изнурительные недели, я плохо спала. Но мне уже лучше, оттого, что вижу твое лицо.

– Ты уверена, что хочешь все это продолжать? – спросила Стефи.

– Совершенно уверена, а сейчас давай поразмыслим, по какой дороге лучше добраться до Сен-Мутона, вот карта. Эти французские дороги ужасают меня! Мы поедем по восемьдесят девятой на северо-восток до Монтпона, а затем свернем на маленькую дорогу. Она вьется вокруг Риберака, затем вверх между Брантомом и Периге. Ты видишь? Деревня просто маленькое пятнышко, но, должно быть, найти ее достаточно легко.

– Да, я поняла. Ты знаешь, Кейт, у меня двойственное отношение ко всему этому.

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Наконец они съехали на деревенскую дорогу. За два часа они проехали несколько деревень, примостившихся на вершинах холмов или в долинах, как близнецы похожие друг на друга. Одинаковые каменные стены, черепичные крыши и везде разноцветные ставни. Стога сена блестели желтизной в свете раннего вечера. Повсюду зеленели виноградники, некоторые отличались особой элегантностью. Река Гаронна блестела так, словно пригоршня драгоценных камней была небрежно рассыпана по воде. Миллионы подсолнечников лениво качали под легким ветерком ярко-желтыми головками. Подруги проехали мимо старой, согбенной женщины, одетой в черное, которая вела стадо коров домой, а позади бежала собака и следила, чтобы животные не разбрелись.

– Поворот, Кейт!

Машина замедлила ход перед знаком, стрелка которого устремилась на запад. Он был старым, с облупленной краской, а надпись гласила: «Сен-Мутон». Кейт переключилась на вторую скорость:

– Почти у цели, Стефи, – ее сердце сильно стучало.

Отель «Перигор» в центре деревни украшал деревенскую площадь. Кейт и Стефания без труда сняли комнаты, хотя консьерж мсье Барбье тщательно проверил и зарегистрировал их паспорта. В этой деревне привыкли к путешественникам. Теперь, когда прелесть Дордони была открыта искушенными туристами, они бывали здесь, хотя деревня лежала в стороне от основной транспортной магистрали.

Комнаты в отеле были маленькими, меблированными очень просто, но чистыми: в каждой была раковина и, конечно же, биде. Общая ванная и туалет находились внизу в холле. Распаковавшись, девушки отправились осмотреть деревню. Она была не такой маленькой, как ожидала Кейт. На площади находилась пекарня, еще один ресторан кроме того, что был в отеле, и несколько других заведений.

– Как ты отнесешься к тому, чтобы пообедать? Я ужасно голодная! – Кейт оттащила Стефанию от витрины магазина одежды. Они обосновались в кафе напротив отеля.

– Вино из белой смородины, пожалуйста. Что ты будешь пить, Кейт? – спросила Стефания.

– То же самое, пожалуйста, – она подождала, пока официант уйдет, и собрала все свое мужество.

– Стефи, я хочу тебя кое о чем спросить, – Кейт нервно закусила губу.

– В чем дело?

– Не знаю, наверно, это смешно, но я все думаю: Себастьян не пытался с тобой связаться, пока меня не было?

– О, Кейт, ни слова. Я бы тебе первым делом сказала. Ну, ты поняла, что произошло, у тебя было много времени, чтобы поразмыслить?

– Нет, я не позволяла себе зацикливаться на этом. Когда я вспоминаю случившееся, то прихожу в ужас. Я продолжаю считать, что это какая-то нелепая ошибка, или я все неправильно истолковала. Но если это так, Себастьян никогда бы не оставил все как есть. В то же время столько всего не сходится, что я прихожу в отчаяние.

– Что, например?

– Ну, мелочи, которые Себастьян делал или говорил, – ее щеки загорелись, когда она вспомнила.

– Может быть, он водил тебя за нос, используя эти уловки, чтобы войти в доверие?

– Возможно. Правда, тогда мне так не казалось. Это было так искренне. С другой стороны, ведь и шпионы иногда бывают нормальными людьми. То есть, не могут же они все время притворяться, не тая ли? Они должны есть, и спать, и любить, как все остальные люди.

– Очевидно, – сказала Стефания, недовольно сморщив нос.

– Конечно, когда что-то касается их работы и политики, они становятся опасными.

– Что ты хочешь этим сказать? Уж не собираешься ли ты бежать обратно к Себастьяну и попытаться остаться в стороне от его дел?

– Конечно, нет, я только не могу поверить, что могла влюбиться в какое-то чудовище.

– Вероятно, он частично чудовище, и это не та часть, в которую ты влюбилась.

– О, перестань меня запутывать. Не могу поверить, что моя интуиция так подвела меня. Это липший раз доказывает, что я попросту эмоциональная идиотка, ошиблась с обоими, с Дэвидом и Себастьяном. Давай не будем больше говорить об этом, а то я разревусь.

– Ради бога, не надо! Давай лучше сделаем заказ, – благоразумно предложила Стефания.

Когда они закончили обед, состоящий из супа, лягушек в масляном соусе, жареной свинины, салата, и осушили последний бокал местного красного вина, густого и мягкого, Стефания отодвинула стул:

– Хорошо, каковы наши планы?

– По правде сказать, не знаю. У меня с собой фотография, – Кейт достала и развернула ее. – Но ведь это было так давно, кто сейчас вспомнит? И потом, существует некий Эрнст фон Фидлер. Мы знаем, что он был офицером СС, и что его часы вместе с моей мамой попали в Англию, но ведь мы не знаем, связано ли это как-то с Сен-Мутоном?

– Ну, это, должно быть, нетрудно выяснить. Если он здесь ошивался и был офицером СС, то я сомневаюсь, что его могли бы легко забыть. Может, он к тому же был и карликом, а кто забудет нацистского карлика?

Кейт рассмеялась:

– Ну ты и загнула!

– Я просто оптимистично настроена. У нас есть фотография, почему бы не начать с нее, не показать ее старожилам.

– Думаю, только это и остается. Я ужасно вымотана и больше всего на свете хочу спать, но мне надо еще позвонить Элизабет, сказать, что я здесь. На углу есть телефон-автомат. А ты иди обратно.

Кейт быстро сумела дозвониться, и Элизабет сказала, что очень рада слышать голос Кейт:

– Как дела, дорогая?

– Пока все хорошо. Мы со Стефанией приехали в Сен-Мутон, это спокойный и приятный городишко. Не знаю, повезет ли нам, но надеюсь на фотографию. Я только хотела сообщить, где нахожусь. Если тебе надо будет найти меня, мы остановились в отеле «Перигор». Кто-нибудь звонил?

– Нет, ты ждешь звонка? От Себастьяна Данна? – дразняще спросила она.

– Нет, уж только не от него. Можешь вычеркнуть его имя из своих списков, Элизабет. Я думала, папа мог разыскивать меня. Он остался недоволен нашей последней беседой. Если он все же позвонит, скажи ему, где я, ладно?

– Конечно, Кейт, хотя не вижу причин, почему он должен постоянно знать, где ты и что делаешь.

– Да, но это помогает избежать ссор. Я кладу трубку, Элизабет, увидимся через неделю.

– До свидания, Кейт, и дай знать, если выяснишь что-нибудь.

– Конечно, спокойной ночи.

Она вышла из будки и пошла по левой стороне площади, удивляясь своему решению не говорить Элизабет о Фидлере. Если кого-то это могло заинтересовать, так прежде всего ее. Но, с другой стороны, может быть, будет лучше, если Кейт постарается выяснить все, а то Элизабет будет сожалеть, что дала ей часы. Бронзовая табличка, прикрепленная к стене, отражала матовый свет, и Кейт с любопытством подошла к ней, стараясь разобрать написанное:

«Ночью 14 июня 1944 года 60 мужчин, женщин и детей были убиты нацистами около этой стены».

А затем следовал длинный список имен, некоторые целыми семьями. Кейт на минуту задержала дыхание, ужас охватил ее. Она не знала, имеет ли к этому какое-то отношение фон Фидлер, но ее забила дрожь. Она поспешила пересечь площадь, поплотнее запахивая куртку. На следующее утро, позавтракав булочками и кофе с молоком, Кейт повела Стефанию посмотреть табличку на стене.

– О, как ужасно, Кейт! Трудно поверить, что здесь произошла такая трагедия. Посмотри на имена. Об этом тоже надо все выяснить, причем очень осторожно.

– Да, – вздрогнула Кейт. – Надеюсь, это не имеет ничего общего ни со мной, ни с моими предками.

– Даже если имеет, Кейт, на тебе нет вины. Слушай, не переживай и давай займемся делом.

Сначала там, где они показывали фотографию, никто ничего не знал и не проявил никакого интереса.

– Думаю, нам все же придется быть несколько бестактными и спрашивать о том кровопролитии, не так ли? – спросила Стефания.

– Ненавижу задавать вопросы, которые могут оказаться глубоко личными, но не вижу другого способа узнать то, что нам надо. Может быть, начнем просто с имени фон Фидлера? Если он был замешан, мы, вероятно, услышим об этом. Думаю, нам лучше разделиться. Возьми фотографию, а я буду спрашивать о фон Фидлере, ведь это должно вызывать неприятные ассоциации, а это по моей части. Встретимся в отеле за ленчем.

– Хорошо. Я пойду в северную часть деревни, а ты иди в южную.

И опять Кейт не везло. Она спрашивала множество людей о фон Фидлере, но это вызывало только смутную реакцию. Вся деревня проклинала человека по имени Эрхардер, человека, которого Себастьян упомянул в связи с фон Фидлером. Вероятно, он нес ответственность за казнь. Но никто не хотел говорить о том, что случилось. Самое большее, чего ей удалось добиться, это информация о том, что все было протоколировано, и хотя, вероятно, можно было обнаружить что-либо в городской ратуше или церкви, за официальными протоколами надо было ехать в Периго. На обратном пути в отель она сделала последнюю остановку в булочной. Старая женщина с угловатым лицом и темными глазами вышла навстречу, едва волоча ноги:

– Добрый день, мадемуазель.

– Здравствуйте, мадам. Один батон, пожалуйста.

Ее корзинка была уже переполнена всевозможными мелочами из разных мест, где она проводила расследование. Женщина подала хрустящий, длинный хлебец. Кейт отсчитала один франк и двадцать сантимов и протянула женщине:

– Мадам, простите, не знаете ли вы одного немца, нациста, который был здесь во время войны?

Женщина пожала плечами:

– Во время войны здесь было много нацистов. – Она отвернулась, собираясь унести деньги.

– Я уже знаю о Карле Эрхардере, но меня интересует Эрнст фон Фидлер. Я пытаюсь выяснить...

Женщина не обернулась.

– Я ничем не могу вам помочь, никогда не слышала об этом человеке. Прошлое умерло и похоронено, и вы бы мудро поступили, если бы оставили все как есть. Туристы! – прошипела она. – Им всегда надо знать все о наших трагедиях. До свидания, мадемуазель.

– До свидания, – Кейт поторопилась выйти на солнечный свет.

Очевидно, что она обидела эту женщину. Вероятно, кто-то из ее близких был казнен. Как нелегко было выяснить что-либо!

Хозяйка булочной прошла в кладовку, предварительно заперев дверь. Она вытащила коробку со шкафа и, пошарив, нащупала старый, грязный клочок бумаги. Потом села к телефону и набрала серию цифр.

– Пожалуйста, герра Шуманна, – сказала она в трубку. – Скажите, что звонит мадам Селеста Шабо, и поторопитесь, это срочно!

– Я пришла почти с пустыми руками. Похоже, все местные жители сильно ненавидят Карла Эрхардера, ведь он уничтожил почти половину деревни. Но о фон Фидлере никто ничего не знает. У тебя тоже, наверно, пусто?

– Абсолютно, – с сожалением ответила Стефания.

– У меня есть предложение. Давай возьмем купальники и пойдем к реке Мы можем провести день в очаровательном безделье, составляя новый план.

– Это фантастическая идея. В конце концов, впереди целая неделя.

Они быстро переоделись и пошли по дороге, лежащей в стороне от реки, до тех пор, пока не увидели маленький поворот и грязный знак «место для рыбной ловли» Там, где рыбачат, должна быть река, и они пошли по дороге, проходившей сквозь заросли деревьев. Они пересекли пастбище, ограниченное рекой с дальней стороны. Берег порос кустами и деревьями, склонившимися над водой Вода, темно-зеленая и кристально-чистая, пахла свежестью.

Девушки расстелили одеяло на самом солнцепеке и разложили провизию для пикника Во-первых, свежий хлеб, ароматный и хрустящий, затем сыры, прелестный зрелый бри и козий тарт, а также густой сельский паштет. Кейт обнаружила в корзине прекрасные персики, сладкие, словно пропитанные солнцем Все это они запили белым десертным вином, сохранившим холод реки. Они разлеглись на солнце, сонные и довольные тишиной, которую нарушал только шелест ветра, мычание коров вдали на пастбище и тихое журчание реки.

– Стефи, проснись, лентяйка. Сгоришь дотла, если не перевернешься, или, что еще лучше, не искупаешься.

– Я никогда не сгораю, – пробормотала Стефания, не открывая глаз.

– Правда? Я хорошо помню красный оттенок, который ты приобрела после первого дня на Ямайке.

– Ну хорошо – Стефания заставила себя встать на ноги и посмотрела на воду – Ты была там?

– Нет еще, можешь попробовать первой, – сказала Кейт и столкнула Стефанию в воду.

Стефания вынырнула и, задыхаясь, закричала:

– О, Боже, замерзла! Я убью тебя, причем хладнокровно!

Она быстро поплыла к берегу и, сумев зацепиться за пень, выбралась на берег. Кейт обессилела от смеха.

– Ну, а теперь примемся за тебя, подружка, – победно воскликнула Стефания, схватив Кейт за руки. Кейт упиралась и сопротивлялась изо всех сил, продолжая смеяться, но Стефания дюйм за дюймом подталкивала ее к воде.

– О, нет! – но она уже падала, увлекая Стефанию за собой. Вода была холодная как лед, и на секунду нее сперло дыхание. Когда она окунулась, кожу стало слегка покалывать, будто ее намазали ментолом. Кейт посмотрела на Стефанию:

– Ты, несчастная задира!

– Ты первой начала и не смей использовать свою миниатюрность в качестве оправдания, – Стефания погрозила мокрым пальчиком.

– Я вовсе не миниатюрна, это ты гигант! И только вспомни историю про Давида и Голиафа, – она перевернулась на спину и довольно плескалась на поверхности.

– А ты вспомни историю о храбром портняжке и мухах!

– Что? – Кейт снова разразилась смехом.

– Или это была история о сапожнике и сорока ударах?

– Ой, Стефи, перестань, я сейчас утону, – задохнулась Кейт.

– Ты этого заслуживаешь, и не думай, что я собираюсь тебя спасать.

– О, Боже, – будучи творческим человеком, ты хорошо знаешь, как манипулировать литературой.

– Это не литература, это история.

– Знаю, знаю, – Кейт покачала головой, широко улыбаясь.

Они медленно поплавали, позволив реке отнести их вниз по течению. Когда они вдоволь наплавались и их тела стали цепенеть от холода, девушки вылезли из воды и пошли за полотенцами, быстро согреваясь на солнце. Кейт и Стефания до конца дня оставались на пляже, читая и праздно болтая, а когда свет стал золотым, они наконец собрались и оделись, придя к выводу, что это был замечательный день. Потом, не желая возвращаться в Сен-Мутон ко всем проблемам, они решили отъехать немного подальше. Обнаружив прелестный городок, они пообедали в простом семейном ресторане, состоящем из одной комнаты с замасленными скатертями на деревянных столах и имевшем раз и навсегда установленное меню. Еда, однако, была превосходной, владельцы дружелюбны, а красивый молодой сын хозяев был более чем счастлив видеть привлекательных посетительниц. Наконец, полностью удовлетворенные, пропитанные солнцем и сонные, они направились обратно в Сен-Мутон.

На следующий день рассвет был ярким и обещал такой же прекрасный день, как накануне. На этот раз у них был более определенный план.

– Пока ты пьешь кофе, – сказала Кейт, – я спишу имена с таблички, а затем сверю их с телефонной книгой. Должен же быть кто-нибудь, у кого убили родственников.

Она сделала все очень быстро, и, когда пришла назад, Стефания все еще потягивала кофе.

– Ну, совпали какие-нибудь имена?

– Восемь фамилий. Не так уж плохо. Давай, Стефи, допивай, и пойдем. У меня уже есть адреса, будем, хоть это и не очень удобно, стучаться в двери.

– Откуда начнем?

– Не знаю, может быть, по алфавиту?

Мадам Шабо наблюдала за ними из-за двери своей булочной, ее черные глаза-бусины имели грустное выражение. Она многое бы отдала, чтобы узнать, что девушка собирается делать с именами, которые записала. Встревоженная, она поспешила к телефону.

Кейт и Стефания начали с Пьера Анжу, человека средних лет, который с сожалением сказал, что, когда его дядю убили, он был еще ребенком, а родители, которые могли что-нибудь знать, умерли. Да, имя Фидлера было ему знакомо, но женщина на фотографии – нет. То же самое ожидало их в следующем месте, но вторая по списку, мадам Думьель, посоветовала обратиться к мсье Жюмо. Его можно было найти в магазине фотоаппаратов на соседней улице. Мадам Думьель знала, что вся его семья была уничтожена «грязным бошем», и поскольку в то время он был молодым человеком, мог запомнить лицо на фотографии. Что же касается ее, то их семья переехала в Сен-Мутон после войны, в дом кузена. В то время домов пустовало много.

С возрожденной надеждой Кейт и Стефания вошли в магазин, рекламировавший пленку «Кодак». Звонок возвестил об их прибытии, и стройный темноволосый мужчина около двадцати лет от роду появился откуда-то из глубины магазина.

– Мадемуазель? – вежливо спросил он.

– Извините, мы ищем мсье Жюмо.

– Это я. Чем могу помочь?

– О, извините, – сказала Кейт, – нам нужен пожилой мсье Жюмо.

– А, наверно, мой дедушка, Анри Жюмо? Подождите, пожалуйста, здесь, я приведу его.

Кейт обменялась со Стефанией взволнованным взглядом, а через минуту пожилой джентльмен вышел нз-за занавески.

– Здравствуйте, вы спрашивали меня? – глаза его за толстыми очками на мгновение с любопытством задержались на Кейт, затем вновь обрели озадаченное выражение.

– Мсье Жюмо, я интересуюсь женщиной, которая жила в этой деревне в 1943 году. У меня есть ее фотография, и, может быть, вы могли бы помочь, – Кейт положила фотографию на прилавок.

– Меня в то время здесь не было, мадемуазель, но, конечно, могу взглянуть, – он поднес фотографию к глазам, держа на свету, долго молчал, затем трясущимися руками отложил ее. – Как к вам попала эта фотография? – спросил он с дрожью в голосе, цвет его кожи внезапно стал пепельным.

– Так вы знали ее, мсье?

– Да, я хорошо ее знал. Это моя сестра. Я еще раз спрашиваю: откуда у вас эта фотография?

Какое-то время Кейт не могла вымолвить ни слова. Потом прочистила горло и сказала:

– У меня есть причины думать, что она моя бабушка.

– Нет, нет и нет, – Анри Жюмо покачал головой. – Это совершенно невозможно. Моя сестра умерла в 1944 году. Она была убита во время оккупации, а ее единственный ребенок умер несколькими днями раньше. Как такая фантастическая мысль пришла вам в голову?

– Мсье, думаю, нам надо поговорить. Здесь можно найти подходящее место?

– Конечно, мадемуазель, но, уверяю вас, это будет бесплодно.

Он поднял разделительную доску прилавка и повел ее на кухню, жестами велев внуку следовать за ними.

– Разрешите мне представиться, – сказала Кейт, внезапно занервничав. – Я Кейт Соамс, из США, а это моя подруга – Стефания Мэтиссон, она из Англии.

– Мой внук, Пьер.

Они обменялись рукопожатиями, и мсье Жюмо указал на стулья, стоящие вокруг стола.

– Я хочу рассказать историю, мсье, она покажется вам невероятной, но я уверена, что где-то здесь кроется ответ на наши вопросы, – она посмотрела на Стефанию, та ободряюще кивнула. – Не так давно я обнаружила, что моя мать была удочерена во время войны, будучи младенцем. Она была тайно вывезена из Франции Сопротивлением. Ее удочерение хранили в секрете ото всех, кроме одного друга моей бабушки и дедушки. Моя мать прибыла в Англию, не имея с собой ничего, кроме часов, которые были надолго спрятаны. Недавно эти часы отдали мне, и я решила выяснить, кто мои настоящие бабушка и дедушка. В футляре часов находилась эта фотография, фотография вашей сестры.

– Жизель, – прошептал он.

– Вашей сестры Жизель. Я отнесла часы к эксперту, и он обнаружил, что вещь принадлежала офицеру СС по имени Эрнст фон Фидлер.

– Фон Фидлер? – мсье Жюмо подпрыгнул. – Это невозможно!

– Почему, мсье?

– Именно он повинен в том, что случилось с моей сестрой. Если бы его не убила Жизель, а сам бы его убил своими собственными руками.

– Но я думала, это Карл Эрхардер...

– Он принес много горя, но именно фон Фидлер…

– Дед, пожалуйста, успокойся, – Пьер бережно утешил его.

Месье Жюмо глубоко вздохнул:

– Я расскажу вам эту историю, и вы сами поймете, что этого не может быть. Я был тогда военнопленным в Германии, но узнал позже, от других. Видите ли, моя семья была связана с Сопротивлением через Жизель. Ей было всего восемнадцать лет, когда она начала работать с ними. Однажды она была схвачена и допрошена майором Эрхардером, но ей удалось бежать. В конце концов, через много месяцев в Париже ее снова схватило гестапо. Оттуда ее привез обратно майор Эрхардер, он ужасно избил ее, вся ее грудь была покрыта шрамами. А потом ее как-то загадочно освободили. Полковник Фидлер из СД. Причина этого стала ясна, когда выяснилось, что он изнасиловал ее. Затем освободил Жизель, чтобы она родила его проклятого ребенка.

Глаза мсье Жюмо наполнились слезами, и он вытер их трясущимися руками.

– Мсье, если это так болезненно для вас... – Кейт не была уверена, что хочет знать больше, она боролась со своими собственными слезами.

Анри Жюмо сделал над собой видимое усилие, чтобы собраться:

– Нет, нет, я обязан продолжать. Эта история не должна быть забыта, – он перевел дыхание. – Полковник фон Фидлер явился в нашу деревню с майором Эрхардером, как раз перед рождением ребенка. Майор Эрхардер ничего не смог узнать от Жизель, даже под пытками. У полковника фон Филлера были другие методы. Он знал о ее роли в Сопротивлении, но выждал, плетя вокруг нее сеть. Жизель родила дочь во вторую неделю июня, но бедное дитя – Элен было ее имя – родилась на два месяца раньше срока и умерла через день. На следующий день гестапо пришло за Жизель под вечер, но в тот день она похоронила ребенка и ушла, чтобы погоревать в одиночестве. Вместо нее забрали всю мою семью. Майор Эрхардер оставил предупреждение, что если Жизель не явится сама, то ее семья вместе с пятью другими невинными жителями деревни будет расстреляна. Жизель услышала об этом на следующий день и сама пришла к майору и полковнику фон Фидлеру. Как-то, во время допроса, она смогла завладеть ружьем Эрхардера и застрелила полковника фон Фидлера, мстя ему за то, что он с ней сделал. Она также попыталась убить майора Эрхардера.

Он немного передохнул, затем тяжело сглотнул и продолжил. Его голос был натянут, как струна:

– Эрхардер устроил казнь. Это было в ночь на четырнадцатое июня. Как мне говорили, ночью лил дождь. Были схвачены случайные жители деревни, включая всю мою семью, и даже деревенский священник, и расстреляны возле стены на деревенской площади.

Кейт, ошеломленная, наконец обрела голос:

– Мне ужасно жаль, мсье, я не хотела вторгаться в вашу жизнь.

– Это уже в далеком прошлом. Я приехал домой после войны и обнаружил, что семьи моей нет. Я поклялся отомстить, но майор Эрхардер исчез без следа, и потому остался безнаказанным.

– Но я не понимаю, как часы полковника фон Фидлера и фотография вашей сестры оказались в Англии вместе с новорожденной?

– Это загадка, мадемуазель, я сам хотел бы знать, – он беспомощно пожал плечами. – Но, как вы теперь понимаете, это не могла быть новорожденная Элен.

– Да, конечно. Извините, мсье, за то, что побеспокоила вас, заставила вернуться к таким болезненным воспоминаниям. Спасибо, что уделили нам время, – Кейт встала, чтобы уйти.

– Я хотел помочь вам, мадемуазель. Может быть, если вы обнаружите правду, дадите мне об этом знать? Мне было бы интересно узнать, откуда взялись эти часы и фотография.

– Скорее всего…

– Кейт, подожди, – прервала ее Стефания, кладя руку ей на плечо. – Возможно, мы слишком торопимся с выводами. Слишком много совпадений: осиротевшая девочка, примерно того же возраста, что и Элен, приехавшая с фотографией Жизель внутри часов полковника фон Фидлера. Должно быть какое-то разумное объяснение. А сейчас позвольте мне сказать. Когда вы говорили, я размышляла. Предположим только на минуту, что ребенок Жизель был совершенно здоров и что он не умер.

– Но я говорю вам, мадемуазель, она умерла! Она похоронена на церковном дворе, – сказал Ан-ри Жюмо так терпеливо, как только мог.

– Куда ты клонишь? – Кейт вряд ли могла не заметить нотку волнения в голосе Стефании.

– Ну, предположим, что Жизель подозревала, что полковник фон Фидлер может нанести вред Элен. В конце концов, она же была его незаконным ребенком и доказательством преступления, которое он совершил по отношению к Жизель. Имея в виду его нечеловеческую жестокость, которую мсье Жюмо описал нам, стал бы он колебаться?

– Хорошо, – медленно произнесла Кейт. – И поэтому...

– И поэтому Жизель хотела защитить свое дитя. Где можно было скрыться во Франции? Разве выслать своего ребенка из страны не было наиболее разумным решением, если знать, что жизнь его в опасности?

– Да, это логично. А чтоб скрыть побег, она инсценировала смерть ребенка? – спросила Кейт, подхватив нить рассуждений Стефании.

– Именно потом, каким-то способом, она завладела часами фон Фидлера и спрятала внутрь свою фотографию, чтоб личность ее ребенка могла быть установлена. Я думаю, что она намеревалась приехать за ней, но потом ее убили.

– Стефи, ты золото! Все же не зря ты сделала карьеру сценариста! Все это увязывается с историей моей матери, прибывшей в Англию через французское подполье, и со словами Гая Джессопа о том, что ничто не должно связывать ее с прошлым Это подтверждается еще и тем, что ее часы были спрятаны все эти годы. Но как вы думаете, мсье, это возможно?

Старый мсье Жюмо, который тщательно впитывал этот обмен мнениями, встал. Он подошел к Кейт, взял ее лицо в свои морщинистые ладони и очень близко рассмотрел ее. Затем , ни слова не говоря, подошел к бюро напротив стены, вытащил фотографию в рамке и протянул Кейт. Это была фотография мужчины и женщины, судя по одежде, снятых в начале столетия. Трое детишек разного возраста сидели на корточках, а женщина держала ребенка на руках.

– Мои родители, – просто сказал мсье Жюмо, – младенец Николь, а слева направо я, сестра Жизель и брат Кристиан.

Стефания заглянула через плечо Кейт.

– Это удивительно, Кейт, – мягко сказала она. – Существует сходство, вы видите? Она была твоей прабабушкой.

Кейт молча кивнула.

– Вы думаете, это может быть правдой? – наконец спросила она мсье Жюмо.

– Все это надо обдумать, но я не вижу никаких других объяснений. Это похоже на Жизель. Она была смелой женщиной. Я когда увидел вас, ваше лицо показалось мне знакомым. По-видимому, несмотря на то, что это невероятно, внучка Жизель приехала к нам.

– Его глаза снова наполнялись слезами, он наклонился и нежно расцеловал ее в обе щеки.