Неидеальные. Откровения о любви

Часть 2. Я не должна тебя любить Глава 26

Три года спустя. Майами, США

Дима

Я нетерпеливо взглянул на часы — почти полночь, можно как чертовой Синдерелле убегать с бала. Прием у сенатора Клифа ничем не отличался от сотни подобных, на которых мы побывали за три года в Штатах. Чинно, благородно, скучно. Это только в фильмах Майами веселый и тусовочный, а в жизни ничего особенного. Единственное, что подкупало: океан и много солнца. Но, признаться, порой я очень скучал по России. По золотой осени. Снегу. Москве…

— Сенатор, — пожал руку, — благодарю за прекрасный вечер.

— Деметрий, — мистер Клиф широко улыбался, — рад был вас видеть, — и поцеловал руку моей жене. — Ирэн, до встречи.

Мое имя с легкостью исковеркали на греческий манер: сначала это бесило, сейчас просто тихо раздражало, как и милые радушные улыбки. На самом деле меня могли считать тупым дерьмом, но в глаза воспитание не позволит сказать. Да, мне не хватало русской прямоты!

Я положил руку на талию жены, не отходившей от меня даже на секунду, и едва заметно подтолкнул к выходу. Помог устроиться на заднем сиденье роскошного линкольна и, присев рядом, отвернулся к окну. Вопреки опасениям и кризису, бизнес в Штатах развивался отлично. Мы не афишировали слияние с американским производством легкой промышленности — это открыло новые рынки. Заводы перенесли в Бангладеш и Вьетнам, а сливки снимали по всей Южной и Северной Америке. Когда есть деньги, и ты к тому же активно жертвуешь на благо города, тебя обласкают и примут в обществе. Семья Небесных легко влилась в светскую жизнь.

Большой дом с бассейном, теннисным кортом и даже русской баней; садовник, домработница, кухарка — материально были упакованы максимально, чтобы вопрос быта не стоял в принципе. Моим главным постулатом хорошей совместной жизни был комфорт. Правда, ключевое именно «был».

— Мог бы не так откровенно пялиться на эту сисястую сучку, — прямо в машине начала Ира. Она говорила по-русски, но интонация слишком красноречива, чтобы водитель не понял — назревал скандал. Увы, семейная жизнь, в отличие от работы, шла трещинами по всем фронтам.

— Запомни свои претензии и озвучь дома, — не поворачиваясь, холодно прокомментировал. Остальной путь, слава богу, проделали в напряженной тишине. Не ебала мозг и ладно.

Дом встретил тишиной и тускло сверкающими бра на стенах. Я молча поднялся на второй этаж и направился в спальню; Ира шла четко за мной. В гардеробной скинул смокинг и сорвал бабочку. Приступил к запонкам, когда она заговорила:

— Думаешь, я ничего не вижу?

— О чем ты? — я все еще пытался замять ссору.

— О том, как ты смотришь на других женщин. Молодых, красивых… Особенно на дочку сенатора, с сиськами! — и показала примерно размер. А я ведь даже не понимал, о ком она.

— Я устал, — расстегнул рубашку, но снимать не стал, — сегодня лягу в гостевой спальне, — потянулся к ее макушке, поцелуем пожелать спокойной ночи, но Ира отшатнулась.

— Опять?! Мы вообще перестали… пытаться.

— Прости, но когда мне взрывают кукушку, член не стоит. — Ире не нашлось, что ответить, и я вышел, не дожидаясь, когда подберет слова.

Вторая спальня за последние полгода принимала меня больше, чем семейная постель. Я взял бутылку коньяка и нарезанный лимончик, распахнул двери и шагнул в сумрак террасы.

Татьяна Рудольфовна, американка русского происхождения и по совместительству наш божественный повар с лучшим борщом и пышными котлетами, приготовила все в лучшем виде, по-нашему. На таких мероприятиях, как сегодняшнее, предпочитал не пить: это как служба, а на ней голова должна быть ясной. А вечером можно накатить для крепкого сна. Да, тридцать шесть подкрались внезапно: нужно что-то расслабляющее, чтобы заснуть. Или приятное. Последнего у меня не было, поэтому иногда позволял себе немного выпить.

Я налил в пузатый бокал выдержанный французский коньяк и залпом осушил, закидываясь лимончиком. Этим можно подвести жирную черту под моим браком: наша семейная жизнь провалилась. Как-то все иначе виделось изначально. Но я изменился. Ира изменилась. Мы имеем, что имеем.

Все началось, когда она потеряла ребенка. Переезд, акклиматизация или черт знает, какая херня, но это произошло. Я переживал. Ира впала в депрессию. Психотерапевт посоветовал попробовать снова. Мы два года пытались зачать: я здоров; она здорова. А толку ноль. У нас был разный резус-фактор: у меня минус, у нее плюс. Вероятно, причина в этом, других врачи назвать не смогли.

Ира так горевала и хотела ребенка, что я предложил ей варианты: если со мной не получается, то она вольна в своем выборе, вплоть до расставания. Это у меня резус-отрицательный, а она молодая и здоровая таких восемьдесят пять процентов населения. Проблем с зачатием быть не должно.

Это было моей фатальной ошибкой. Ира вбила себе в голову, что я хочу развестись и найти бабу, которая мне родит без всяких заморочек. Начала безумно ревновать и взращивать в себе уверенность в моих изменах.

Я не изменял жене, хотя в наших отношениях осталось очень мало по-настоящему родного и сокровенного. Даже секс стал механическим действием либо для зачатия, либо для удовлетворения физиологических потребностей. Сейчас и это сошло до необходимого минимума. Детей я уже перехотел, а удовольствия не получал.

О любовнице не задумывался. Нет ее здесь. Та единственная, ради которой готов нарушать любые правила, собственные принципы и даже брачные клятвы, осталась в другой жизни. Надеюсь, она счастлива. Меня вот Бог наказал. Пусть хотя бы ее одарит безмятежностью и покоем.

— Алена… — проговорил и в памяти очень четко вспыхнули невероятные совершенные черты: губы, волосы, божественное тело и пронзительный взгляд. Я сжал бокал с такой силой, что хрусталь рассыпался в моих руках, окрашивая алым светлый мрамор. Боль отрезвила, прогоняя видение.

Я запрещал себя думать об Алене. Но ее присутствие всегда ощущал: три года болело. Каждую секунду ныло в груди. Эта боль стала моей неотъемлемой частью. Болит — значит, живой.

Поначалу, когда ломало от желания позвонить, написать, открыть страничку в социальных сетях, чтобы просто увидеть, а если повезет, даже услышать голос, срывался. Но Алена обрубила все ниточки. Я не стал наседать. Я ведь обещал оставить ее. И я оставил окончательно и бесповоротно. Просто не думал о ней. Почти. За исключением таких вот вечеров.

Утром спустился к завтраку, ведомый ароматным духом выпечки. Пышные сдобные булочки с сахарной пудрой!

— Татьяна Рудольфовна, вы нас балуете, — взял сразу две и кофе. — Мне из спортзала скоро нельзя будет выходить!

— Да что ты, Димочка, — кокетливо улыбнулась, — ты у нас вон какой молодец!

Ей было хорошо так за шестьдесят и приятное общение, сложившееся у нас, мною воспринималось как что-то теплое, материнское.

— Доброе утро, — Ира вошла в кухню. — Татьяна Рудольфовна, накройте завтрак в беседке.

Когда одни остались, проговорила:

— Прости за вчерашнее. Не знаю, что на меня нашло.

— Хорошо.

Я столько раз это слышал, что ни извинениям, ни повторным сценам не удивлялся. Принимал, как данность и неизбежное зло. Признаюсь, иногда посещали мысли о разводе, но пока удавалось смирять их. Во имя нашего не родившегося ребенка. Но если так пойдет, не знаю, насколько меня хватит.

— Дима, я хотела обсудить возможность эко. Врачи уверили, что процедура возможна…

— Эко? — уточнил, приподняв бровь. — Серьезно?

— Почему нет? — бросила надменно. — У тебя уже есть другие варианты?

Я тяжело вздохнул, не скрывая, как она меня задолбала.

— Ты думаешь, нам нужен ребенок? Климат в нашей семье так себе.

— Может, малыш поможет нам… — проговорила едва слышно.

Я криво усмехнулся. Рожать человека, чтобы он был подорожником для ранки — идея не самая лучшая.

— Это плохая затея, Ира.

— Но…

У меня затрещал телефон. Отец. У него в последнее время проблемы со здоровьем, я не мог игнорировать его.

— Извини, — произнес и ответил на звонок. — Слушаю.

— Сын, ты мне нужен в Москве.

— Что случилось? — я, признаться, удивлен.

— Я в больницы. Инфаркт.

Бляяя. Час от часу не легче. Какие бы у нас ни были сложности в прошлом и со взаимопониманием в принципе, но он все же мой отец.

— В целом нормально, но ноги отказали окончательно, — горько проговорил. — Ты нужен компании и мне.

В уме сразу сложилась схема передачи и делегирования полномочий: бизнес здесь работал, как часы. Мы его построили, мое непосредственное нахождение и контроль больше не нужны.

— У отца был инфаркт, — произнес вслух. — Мы возвращаемся в Москву.

— Я не хочу в Москву! — встрепенулась Ира.

— Можешь остаться здесь, — ответил, вставая. Да, я бы даже не скучал. Вот такая хреновая реальность нашей семейной жизни.

Я не был в России три года, но я хотел вернуться. По разным причинам и от некоторых сердце ломало ребра. Нельзя ему потакать. Нельзя…