В воздухе витал легкий аромат ладана. Он обволакивал, успокаивал, пропитал одежду и волосы, принося кому-то благоговение, кому-то успокоение, а кого-то явно раздражая. Сидевший рядом со мной Вирсент старательно сдерживал чихание и лишь чуть-чуть подкашливал в кулак. Я не без любопытства наблюдала за ним. В очередной раз кхекнув, брюнет отодвинул полу пиджака и достал из внутреннего нагрудного кармана молитвенник.
«Вот это он подготовился», – промелькнула мысль, и некромант распахнул книжицу. Та оказалась фальшивкой.
Хотя стороннему наблюдателю разница была бы незаметна. Страницы как страницы, строки как строки, только не с псалмами, а с заклятиями.
Я испугалась было, что последнее напарничек решил почитать в храме, но нет. Темный лишь потер пальцем один из столбцов, и буквы как живые зашевелились, собираясь у подушечки рядом с ногтем, точно капля. А потом некромант словно бы невзначай поднес руку к носу и потер его кончик. Тут же строки заклинания, собранные вместе, впитались в кожу.
Секунда. Вторая и… Нос, начавший было краснеть, вновь приобрел легкую, я бы даже сказала, аристократическую бледность.
Я впервые видела то, как работает чернокнижное непроизносимое заклятие. Раньше о таких я только читала упоминания. Мол, темному магу не всегда обязательно произносить слова силы. Порой достаточно их зачерпнуть. До этого мига не совсем представляла, как это можно сделать. Думала, фигура речи, иносказание… И вот увидела воочию и изумленно выдохнула.
– Помолчи, пожалуйста, – с досадой процедил некромант.
– Я ни слова не сказала! – произнесла, возмущенно фыркнув.
– Ты слишком громко думаешь. Это раздражает.
Я хотела было ему на это возразить что-то колкое, но, пока придумывала ответ, слово взяли они – хористы. Я сочла это за отличный предлог, чтобы гордо промолчать, ибо так и не придумала достойного ответа.
Меж тем голоса, восхвалявшие силу семерки всеотцов и всематерей, сотворивших этот мир и светлую магию в нем, поднялись к куполу храма. Тенора, баритоны, контральто, сопрано… Чистые, как ключевая вода, звенящие, как мои натянутые нервы. Свет из атриума падал на мраморный пол, раскрашивая его, точно сама осень, в багряные, изумрудные и золотые пятна.
Под эти песнопения к алтарю, установленному в центре, вышел жрец в белой ризе. Она переливалась от обилия золота, как драгоценная броня, а голос верховного духовника гремел под сводами:
– Братья и сестры! Мы собрались здесь, дабы вознести молитвы Творцу, чья светлая длань…
Я перестала слушать, пробормотав себе под нос:
– Тьма. Хаос. Пустота…
– Ты о чем? – насторожился Вирсент.
– Так, мечтаю и строю планы на будущее, – мстительно ответила я, не став уточнять, что вообще-то перевела последние строчки песнопения хора, которые тот исполнял на древнерумийском.
Помнится, дедушка как-то, когда я была еще ребенком, ходил со мной на мессы. А поскольку Ирпур знал не только современные, но и мертвые языки, то с легкостью переводил многие псалмы, которые большинству звучали сущей абракадаброй, но очень возвышенной. Так что сейчас, когда я услышала строки, память услужливо подкинула их толкование.
Вирсент при этих словах глянул на меня как-то подозрительно. То ли он тоже немного знал древнерумийский, то ли просто успел узнать меня и начал что-то подозревать. Я ставила на второе. Но виду не подавала, обратившись вся во слух и лицом к жрецу. Благочестивая горожанка, да и только, не замешанная ни в каких шпионских играх. И точка.
Правда, просидела так недолго. Позади раздались шуршание и шаги. Так что я невольно обернулась и увидела, как в приоткрывшуюся дверь входит несколько человек. Среди них и сухая, как вобла, леди Ульбрих.
Она зыркнула по сторонам, ища свободное место, и, найдя таковое, тихо шурша юбками, двинулась к полупустой скамье. Вошедшие с ней леди и джентльмены также поспешили определиться: одни – куда же им присесть, другие – где уже расположились знакомые, чтобы приземлиться поближе к ним.
Видимо, служка, стоявший у порога, чтобы каждому не открывать створку, выждал, пока соберется небольшая толпа опоздунов, и впустил всех разом. Увидев, как четвертая подозреваемая уселась и расправила складки на юбке, я указала на нее некроманту, пояснив:
– Та самая грымза из канцелярии.
Напарничек удостоил ее долгим внимательным взглядом и о чем-то словно задумался.
Я же занялась тем, что начала переводить взоры то на Стефана с женой, то на Нориса, то на блестяще выглядевшего (благодаря своей лысине, которая пускала на стену солнечные зайчики) Маффира.
Интересно, кто из них? А может быть, не пришедший Фоуз?
Меж тем месса шла своим чередом. Жрец вещал о благих деяниях богов и напоминал о людских пороках. Прихожане внимали ему, я думала о своем и в какой-то момент поймала себя на том, что витавшие здесь тишина, безмятежность и умиротворенность до жути отвратительны.
Наверное, потому, что не прониклась благоговением. А может, оттого, что точно знала: сейчас в этом месте, олицетворявшем все доброе и светлое, с вероятностью восемьдесят процентов где-то сидит мой несостоявшийся убийца… На первых рядах плетутся политические (и не только) интриги. В центре, где размещаются знатные торговцы, как пить дать заключаются выгодные сделки. А на галерке, может статься, расплодились заговорщики, решившие пошатнуть основы империи. Рядом же со мной (и это уже точно) – и вовсе некромант, который должен был бы воспылать, точно факел, от одного запаха ладана и звуков молитв.
Однако Вирсент чувствовал себя в храме вполне комфортно. Прямо как опытная ведьма, у которой в биографии добрая дюжина удачных (для нее, но никак не для инквизиторов) аутодафе.
Решила было, что напарничка и вовсе ничего не берет, когда увидела, как по его виску стекает капля пота. Одна рука брюнета вроде бы расслабленно держала молитвенник, зато вторая намертво вцепилась в дерево скамьи. Правда, при этом напряженную ладонь Вирсента с одной стороны закрывало мужское бедро, а с другой – моя юбка. Так что никто случайный не увидел бы сжатых до белизны пальцев и трещин, которые змеились по дереву из-под руки темного.
Да, кажется, ему и правда плохо… Но каков лицедей! Как держится! И свою роль благочестивого прихожанина Вирсент отыграл до конца, дождавшись завершения мессы. Некромант даже не торопился в числе первых покинуть храм, словно что-то высматривая в толпе.
– Кого-то ищешь? – напрямую спросила я.
– Уже нашел твоих коллег. Твоих Стефана, Ульбрих, Нориса и Маффира.
– Может, они и мои коллеги, но куда важнее, что они твои подозреваемые, – спихнула я почетную роль шпионообладателя на напарника.
Тот от ноши отнекиваться не стал, а взял курс на выход, держа в поле зрения сразу четверых.
Я пристроилась в фарватере у некроманта и просто не смогла не уточнить:
– И что ты намерен сейчас делать?
– Попытаюсь установить следилки, – отозвался Вирсент, видимо решив, что сегодня может раскошелиться на непростительную для агента роскошь – честность.
– Что – сразу на всех? – поразилась я. Тут одно бы плетение качественно создать…
Но, похоже, один брюнет рядом со мной играл по-крупному даже в мелочах. Причем сразу в четыре руки. И делал это, не всегда спрашивая желания того, чьи руки и дар эксплуатировал. Откуда я это знаю? Да хотя бы из того, что в шумной толпе мы подошли к самому выходу, где была такая толчея, в которой удобно избавлять прихожан от нужного, например воруя у них кошельки, и подкидывать лишнее, как то заклинания слежки. А в последнем Вирсент был профи. И сейчас держал марку агента, а меня – за руку. Ее некромант поймал своей ладонью, не оборачиваясь, и произнес едва слышно:
– Это матрица «Ока поиска». Размножь.
Удивительно, как я различила слова напарника сквозь гул сотен голосов, сливающихся в единый рокот. В такой ситуации никаких куполов тишины и прочих чар, защищавших от прослушки, не нужно, ибо порой сам себя не слышишь.
Причем произнес Вирсент это, не отрывая взгляда от своих целей, абсолютно уверенный, что я все сделаю верно. Ну не гад ли?!
Меня ожгли сразу и злость, и магия. Только если первая – разум, то вторая – ладонь. Свернутое в шар, размером не больше перепелиного яйца, плетение было строптивым и не желало просто так подчиняться. Такое удержать-то непросто. А этот темный паразит…
Легко сказать «размножь». Гораздо тяжелее сделать – особенно в толпе, когда чужие чары так и норовят вывернуться из пальцев верткой гадюкой. Да еще и сделать все не глядя. На ощупь.
Мне пришлось максимально сосредоточиться, отрешиться от звуков: шарканья подошв по полу, вздохов, смешков, чьего-то нервного кашля, звона шпор, а главное – голосов, которые, казалось, проникали в мой мозг. А еще не обращать внимания на запахи ладана, пота, пудры, амбре от букета увядающих лилий, который кто-то притащил с собой в храм.
Толпа двигалась, как живое, и не очень умное, но целеустремленное существо. Чужие локти задевали меня, шелковая лента одной из дам, что была рядом, скользнула по моей шее удавом.
И вот в этой круговерти звуков, запахов, ощущений стоило неимоверных усилий, чтобы воссоздать простенькое, в принципе, заклинание удвоения и влить в него свой дар. А потом проделать это же еще раз.
Но я справилась, и теперь в моей ладони незримо перекатывались четыре магических шарика. Их осталось только активировать, напитав силой, и тогда плетение развернулось бы, начав действовать.
– Сделала? – все так же не оборачиваясь, спросил Вирсент, когда мы переступали порог храма, выходя на лестницу…
– Да, – коротко выдохнула я, пытаясь быть приличной напарницей, хотя наружу рвался неприлично матерившийся артефактор.
– Давай, – и с этими словами Вирсент протянул руку, в которую я вложила чары. – Спускайся и жди меня у первых ступеней, – еще одно распоряжение командным тоном. Если так и дальше пойдет, то на приказы у меня выработается стойкая аллергия, лечить которую возможно только ударом сковородки о голову раздражителя.
Раскомандовался тут…
Из чувства противоречия захотелось сделать все наперекор: либо остаться на месте, либо просто отправиться домой.
Но я предпочла третий вариант и медленно-медленно начала спускаться – и с высоты смогла наблюдать за спектаклем одного актера.
Благо плотная толпа растекалась по широким ступеням храма и редела.
Так что я увидела (правда, привстав на цыпочки), как брюнет сначала поравнялся с Норрисом… И случилось оно. Подклад.
Вирсент, будто бы оступившись, случайно толкнул напомаженного блондина. Тот вскинул голову, бросил что-то надменное.
Некромант же на это застенчиво (признаться, впервые я видела это чувство на лице темного, причем написанное такими крупными буквами, что прочитал бы даже слепой) что-то произнес. А после мягко улыбнулся матушке франта.
Та в ответ расцвела и… точным ударом локтя в бок сынули оборвала его явно пламенную речь на взлете. А Вирсент, коротко поклонившись, поспешил дальше.
Догнал Маффира, увлеченно ругавшегося сразу с двумя – женой и тещей – и державшего по обоим фронтам стойкую оборону, и увидела, как рука некроманта легко скользнула в карман пиджака. Причем не своего. Лысеющий артефактор даже не ощутил, что в этот самый миг стал счастливым носителем следилки.
После этого Вирсент ускорился – и буквально скатился с лестницы, так что обогнал чету Бруковски. И почти тут же резко затормозил, хлопнув себя по лбу, словно человек, который только что вспомнил о чем-то крайне важном.
Доля мига – и он стремительно развернулся, как тот, кто вознамерился сию минуту вернуться в храм.
Только не ожидавший подобного поворота Стефан не успел затормозить и врезался прямо в грудь некроманта. Мне даже гадать не пришлось, что сделал в следующую секунду Вирсент.
Единственное, каким вопросом я могла задаться: как темный так быстро активировал чары? Чтобы те превращались из шарика в незримую паутинку, которую разглядишь только в лучах солнца, когда она начнет блестеть.
А так – какая-то серая, смазанная тень, дымка дымки.
Да, эта матрица была гораздо проще той, что я обнаружила у себя на кухне. «Око» могло лишь показать местоположение объекта, но никак не передать его разговоры. Зато и обнаружить подобное плетение было тяжелее.
Вирсент же, в очередной раз рассыпавшись в извинениях, сделал несколько шагов, огибая Стэфана, поднялся на пару ступеней, замер и… бросился догонять сухощавую леди Ульбрих, которая уже не только успела спуститься, но и забиралась в кэб, стоявший на площади перед храмом.
К слову, та сейчас была наполовину запружена экипажами, в которые садились богатые горожане, а меж карет текли людские потоки из столичных жителей попроще. Лошади ржали, переступая копытами, кучера бранились меж собой, желая поскорее уехать, кумушки судачили… Жизнь кипела, мозги под жарким летним солнцем плавились, тела потели, прохожие галдели…
Прикрыв глаза рукой, я взглянула на небо, на котором не было ни облачка, потом на толчею и прикинула расстояние, которое Вирсенту придется преодолеть, чтобы нагнать кэб с грымзой. А еще некроманту как-то незаметно нужно будет подбросить секретарше следилку… Думаю, это затянется надолго… Примерно мили на четыре. Или сколько там до дома этой леди?
А мне все это время ждать? Зачем попусту стоять истуканом под зноем? К тому же свою роль я исполнила. Думаю, ничего страшного не случится, если я потихоньку пойду в сторону дома… Хотя бы до кофейни «Мортоль», что в паре кварталов отсюда. Там отличная тень от буков, вкусный лимонад со льдом и, главное, удобные мягкие стулья, а не жесткие храмовые скамьи.
К тому же я не сомневалась: брюнет меня не потеряет. Если он с такой легкостью подбросил следилки подозреваемым, что ему мешало нацепить на меня еще одну? Так что я двинулась прочь от храма.
Я шла не спеша, оставляя за спиной какофонию звуков и запахов, вдыхая летний зной, который медленно начал разливаться по улицам. Стараясь укрыться в тени, ступила под сень кленов, что росли вдоль улицы.
Постепенно шум за спиной стих, а улочка, на которую я свернула, чтобы добраться до кафе, оказалась удивительно пустой. Может, потому, что по ней не смогли бы проехать разом два экипажа и возницы, опасаясь столкнуться, предпочитали двигаться в объезд. Так что я наслаждалась прохладой, хоть и не абсолютной (да в городе такой, наверное, никогда и не бывает), тишиной и тенью.
Последняя была резной, ажурной, протянувшейся по брусчатке тротуара почти на целый квартал серым кружевом. Лишь в одном месте, там, где два дома неплотно примыкали друг к другу, образуя подворотню шириной меньше длины копья, на мостовую выползло и растеклось чернильной кляксой пятно сумрака.
Я скользнула по нему взглядом, лишь удивившись, откуда в такой солнечный день нашлось столько мрака, и неосмотрительно наступила в последний. И только тут поняла свою ошибку. Это была не обычная тень, а ловушка.
Она дала о себе знать могильным холодом, который схватил мою лодыжку, словно рука мертвеца. Тело тут же зазнобило, а грудь сжалась, не в силах сделать вдох. Я не могла ни глотнуть воздуха, ни закричать. А воздух вокруг стал густым, липким, словно кисель. Движение стоило неимоверных усилий.
Звуки: чериканье птиц, шелест ветвей, звонкий цокот копыт на соседней улице – их все как отрезало. Да и цвета вокруг поблекли и готовы были и вовсе померкнуть, когда я ощутила, как тело прошило словно разрядом молнии. Она пронеслась по моим нервам потоком кислоты, лишая разума, оставляя лишь чувства боли, страха и отчаяния.
Из последних сил я потянулась к собственному дару, чтобы использовать магию. Та даже откликнулась. Только я не успевала сотворить и элементарного заклинания, потому просто ударила в ловушку волной сырой силы, стараясь разорвать ее плетение.
Но заклинание поглотило энергию, довольно причмокнув, и в тот же миг меня рывком по пояс затянуло в ловушку.
От того момента, как я носком башмака коснулась тени, до того, как очутилась в ловушке, прошло всего две секунды, не больше. В отчаянной попытке я выпростала руку, пытаясь схватиться за ствол ближайшего клена. Пальцы соскользнули с коры.
«Неужели я умру вот так?!» – пронеслась в мозгу отчаянная мысль.
А между тем ловушка запрещенного чернокнижного заклинания высшего порядка – да, это было именно оно, такое, за которое карали смертью, – утробно чавкнула, заглатывая меня. А вокруг не было никого, кто бы мог помочь.