Некромант и я. Основы магического шпионажа

Глава 9

Я легла спать с тревогой, свернувшись калачиком под одеялом. Думала, буду ворочаться, метаться по постели, пытаясь догнать дрему, но нет. Усталость взяла верх – сознание быстро утонуло во сне, словно к нему привязали тазики с цементом и скинули с моста в реку.

В ней, непроглядной, вязко-черной, я плыла, пока мгла вокруг не стала редеть и я не оказалась на улочке. Она была знакомой мне еще с детства. Вымощенная серыми булыжными камнями, с домами, которые стояли с обеих сторон так близко, что меж их окон были натянуты веревки, на которых в солнечную погоду хозяйки вешали белье.

Вот там, через два десятка шагов, пекарня тетушки Мо, а еще дальше – скобяная лавка. Я пошла к ней, чувствуя, как с каждым шагом воздух вокруг меня словно уплотняется, а на уши начинает давить тревога.

Еще не поняв толком, в чем дело, я обернулась и увидела, как на меня медленно и неотвратимо движется магпромходка. Та самая… И венчает ее раскачивающийся из стороны в сторону цилиндр, вот-вот готовый упасть.

Он блестел в лучах закатного солнца, бросая кровавые блики на мостовую. Я обернулась и побежала изо всех сил, но чем быстрее я мчалась, тем ближе была демонова магпромходка.

Пот катил по спине. Легкие жгло от недостатка кислорода. Я слышала крики, доносившиеся со всех сторон, звон витрин и…

Бабах!

Оглянулась через плечо на миг, чтобы увидеть, как цилиндр грохнулся с этой махины и покатился на меня вниз по улице.

«Раздавит, точно раздавит» – билось в висках. Мои ладони вспотели, колени дрожали, и казалось, я обязательно на следующем шагу оступлюсь, упаду и… огромная тяжеленная металлическая дура пройдется по мне катком, давя ребра, раскатывая в тонкий пласт мышцы.

И вдруг из подворотни, которой на этой улочке и отродясь не было, появился он.

Вирсент.

Высокий, в черном сюртуке, с холодными глазами и едва заметной усмешкой. Он ловко схватил меня за запястье, на котором тут же защелкнулся арестантский браслет, и втянул меня в узкий проем меж стен.

В следующий миг мимо нас прогрохотал гигантский вал, медленно, словно нехотя, покатившийся дальше вниз по улице. Он был выше меня, и я невольно сглотнула, представив, что бы осталось от Ирен Ирсэн на брусчатке, прокатись эта пакость по мне. Ничего, кроме мокрого места и дедушкиной скорби.

– Ты влипла, милая. Но если хочешь выжить – придется стать моим прикрытием, – прошептал Вирсент у меня над ухом так близко, что я почувствовала его горячее дыхание.

– Я не согласна, – выдохнула и попыталась вырваться, но брюнет лишь прижал меня сильнее.

– Уже поздно, – хрипло произнес он, и сильные мужские пальцы скользнули по моей щеке, едва касаясь кожи, обрисовали линию скулы, затем мягко приподняли подбородок.

Дыхание перехватило. Сердце бешено колотилось, гулко отдаваясь в висках. Толком сама не успела понять, что со мной, когда мужские губы накрыли мои. Все. Теперь поняла что. Я целуюсь!

Ладонь Вирсента скользнула к моей шее, пальцы зарылись в волосы у затылка, наклоняя голову еще сильнее. Я невольно выгнулась, случайно коснувшись его груди, и от неожиданности резко вдохнула, разомкнув губы. Он тут же воспользовался моментом, углубив поцелуй.

Мир, или что это было, поплыл.

«Ирен Ирсен, держись, демоны тебя дери!» – отчаянно приказала я сама себе, но вряд ли это внушение помогло бы, если бы агент, шпион, сосед Вирсент (не факт, правда, что это вообще настоящее имя брюнета) не отстранился первым. В последний момент слегка прикусив мою нижнюю губу, он отпрянул, оставив нас вдвоем. Меня и разочарование. Как? И это все? Едва не произнесла это вслух. Устояла. А вот один тип удержаться не смог. Правда, не от слов, а от победной усмешки. При этом он по-прежнему стоял слишком близко – правда, руки уже убрал.

– Спасибо за спасение. Только зачем было целовать? – выдавила я.

– Спасение бесплатным не бывает. – Губы брюнета растянулись в ироничной усмешке. – Как и убийство. Правда, мы с тобой еще не в расчете.

– Мне тоже тебя нужно спасти, чтобы вернуть долг? – выдохнула я.

– Скорее ликвидировать… Хотя я бы не отказался и от доплаты, скажем, ночь любви… Хотя можно и без любви, достаточно просто ночи и тебя в ней…

После последних слов я сжала кулаки. Гад! Захотелось высказать все вслух, но… Что-то мешало. То ли воспитание, то ли отсутствие цензурных слов.

Отступила на шаг, затем еще на один, а после, едва не спотыкаясь на ослабевших ногах, развернулась на каблуках и выбежала на улицу, утопавшую в лучах заката, оставив тьму и Вирсента за спиной.

Лишь через несколько шагов я смогла разжать кулаки, а то и правда готова была вцепиться в него, забыв про всякую осторожность.

А еще через пару шагов меня накрыла волна безумного веселья. Да такого, что я буквально сложилась от смеха и… В этот момент я проснулась от звона будильника.

Сердце все еще колотилось, щеки горели, а губы… губы будто до сих пор чувствовали его прикосновение.

– Какой кошмар… – прошептала я, ворочаясь в постели и пытаясь скрыться под одеялом. Но звук гадского артефакта проникал и туда.

Лопасти и шестеренки!

Я села на кровати, с ненавистью оглядывая комнату. Куда же я засунула побудный артефакт? На тумбочке его не было. На столе тоже. Под подушкой пусто.

Но звук был где-то рядом. Прислушалась. Замерла. Ну точно! Кадка с фикусом у окна.

– И как я додумалась его туда посадить? – простонала, выуживая уже магомеханизм, который под собственным весом едва не «укоренился» в земле.

Только достав артефакт (и тут же по привычке перепрятав его, на этот раз на полку платяного шкафа), вспомнила, что сегодня не иду на работу. Меня же с нее отпустили на три дня для лечения. Закралась соблазнительная мысль: не устроить ли выходной, завалиться обратно в постель и как следует отоспаться за все бессонные ночи? Но, увы, организм, привыкший к ранним побудкам, оказался тем еще диверсантом и ни в какую не возжелал продолжать отдыхать. Да и рынок, на который я хотела сходить, до обеда работать не будет. Потому печально вздохнула и начала собираться, подтвердив тем самым народную истину: больничные нужны не столько для исцеления, сколько чтобы переделать все те дела, которые не успеваешь, пока здоров.

Так что я быстро собралась, прихватила из комода кошель, взяла объемную продуктовую корзину на кухне и молочник (купить свежих сливок непременно, а то кофе без них вчера горчил) и отправилась на рынок. Благо дойти до него можно было пешком, не ввинчиваясь поутру в общественный вагончик. А вот уже обратно, с тяжелой поклажей, придется и доехать. Я и со здоровыми-то руками не рискнула бы тащить такую тяжесть пешком, а уж с поврежденным запястьем и подавно.

Когда вышла на улицу, вот такая вся из себя не спешащая на работу, то поймала себя на мысли, какой же свежий воздух по утрам. В нем смешались запахи росы, свежевыпеченной сдобы, которым тянуло из пекарни, прогорклого масла и жженого кофе из едальни, лошадей, ехавших по улице. Порыв ветра донес откуда-то амбре сточных канав, смешанное с кисловатым душком от брожения. Не иначе как тянуло от винокурни, что была в паре миль от нашего квартала. Обычно ее шлейф не долетал до нас: все же близость реки и простора делала воздух куда чище. Но сейчас я уже миновала свой район, и ароматы (не всегда самые приятные, вроде дорогих духов и машинного масла, милого моему сердцу) вокруг стали куда гуще и плотнее.

Под ногами брусчатка еще хранила ночную прохладу. Я задержала взгляд на фонарщике, который ловко орудовал длинным шестом, гася последние светильники. Голубоватые огоньки с шипением сдавались наступающему дню.

– Простите, мэм! – чей-то торопливый голос заставил меня отпрянуть в сторону. Мимо промчался мальчишка-рассыльный на странном механическом самокате, едва не задев мой подол. Его рыжий чуб развевался на ветру, а за спиной болталась сумка с почтой.

Я обернулась и увидела, как две служанки в одинаковых серых платьях и белых передниках вышли с черного хода одного из домов с корзинами и направились, как и я, в сторону рынка.

Рядом по мостовой процокали копыта коня, запряженного в изящный кэб. В последнем с недовольным лицом восседал надутый, словно индюк, господин. Судя по всему, не просто господин, а целый лорд, спешивший по своим лордским делам.

Я глубоко вдохнула, ощущая, как городская суета наполняет меня энергией. Где-то за спиной скрипнула вывеска, чьи-то торопливые шаги замерли на мгновение… и я невольно обернулась, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд.

Но, как ни озиралась, в круговерти лиц не видела того, кто бы смотрел на меня. Только черный кот лениво потягивался на подоконнике в одном из домов да вдалеке гудел фабричный гудок, возвещая начало нового рабочего дня.

«Просто показалось», – пробормотала я, поправила шляпу и двинулась дальше.

Шум базарной толчеи нарастал с каждым шагом, а воздух густел от смешения ароматов, которые становились все вкуснее: дымчатый запах копченостей и свежей рыбы, кисловатый дух свежего хлеба, пряные ноты специй. Можно было закрыть глаза и ориентироваться только по нюху. Даже так я не пройду мимо рынка. Ну и, конечно, гул голосов. Куда же без него. Торговаться тихо – это практически невозможно. Все равно что рыбе пытаться выжить без воды.

Так что рынок встретил меня какофонией звуков и красок. Я протиснулась к овощным рядам, где бойкая торговка с озорными морщинками вокруг глаз тут же принялась расхваливать свой товар:

– Лук от всех недуг, вампир подкрадется враз – возьми чеснока, чтоб засветить ему в глаз, капуста – просто загляденье, от нее в груди девичьей прибавление! А еще мне даже неловко, но у нас для вас морковка… – Ее руки ловко перебирали овощи, будто жонглировали.

По ее скороговорке я набрала в плетеную корзину моркови (свежей, хрустящей, сочной), кочан капусты, свеклу, пучок петрушки, тщательно пересчитывая медяки в кошельке. Торговка между тем продолжала болтать.

Положив все это в корзину, которая стала значительно тяжелее, пошла дальше. Постепенно в плетенке оказались еще и пара котомочек круп, и сверток с копченой рыбкой, и пласт вяленого мяса.

Ноша начала оттягивать здоровую руку все сильнее, и пришлось прибегнуть к заклинанию левитации. Надолго его не хватит, конечно, но до остановки как раз должно продержаться. Вот только если с тяжелеющей поклажей вопрос решить было просто, то с тяжелой головой куда сложнее. Ну было, конечно, издревле известное средство против мигреней. Но я была противницей топоротерапии.

А гудеть моему котелку было отчего. Ведь рынок – это место, где сплетни пекутся быстрее пирожков, а жареные новости разносятся по рядам быстрее запаха жареных каштанов под порывом ветра. Здесь языками работают куда усерднее, чем руками. Так что гвалт стоит знатный всегда.

– Слыхала, Вронка, опять эти… которых посылают, но не матом, как их… а, послы! С закатных земель к нам прибыли! Вон в гавани уже три ихних корабля стоят! – выпалила одна из торговок, обращаясь к своей товарке – дородной тетке, у которой я примеривалась к куску сыра.

– Опять? – охнула та и всплеснула дебелыми руками. – В прошлый раз после их наезда во дворец владыки цены на заморские товары взлетели так, что тот же кофий чуть ли не золотым стал.

И тут лотошница заметила меня и на время забыла о соседке, начав расхваливать сыры. Да так, что я взяла сразу два: мягкий молодой и твердый, с крупными, словно мыши его грызли, дырами.

Я тяжело вздохнула, расплачиваясь за покупки. Да уж, кое в чем торговки правы: с запада к нам приходило из хорошего – это ночная прохлада, а из плохого – послы. А с ними и неприятности. Чего сегодня остроухим понадобилось в Империи? Впрочем, я была далека от политики, так что оставалось лишь гадать. Вот если бы речь зашла о маго-шатунном механизме… Здесь мои суждения были бы куда как глубже и точнее…

А пока же ограничилась вопросами чуть менее глобальными, чем державные. Например, у кого из лотошников самый свежий хлеб? По итогу мой выбор пал на опрятную молодую девушку, которая торговала почти в самом конце сытного ряда. Взяв у нее ковригу, я направилась к выходу, по пути добавив в корзину к уже имевшейся снеди дюжину яиц. И лишь когда подошла к воротам, вспомнила о них! Тех, ради кого и направлялась в первую очередь на рынок. О сливках!

– Гадские гремлины!

Пришлось возвращаться.

Я пробиралась к молочным рядам через травные развалы, где воздух был густым от терпких ароматов. Здесь пахло пучками сушеного чабреца, мяты и зверобоя, которые качались под торговыми навесами, а еще в воздухе витал неуловимый флер аллергии для слабых телом. За проверку силы духа отвечали чучела нетопырей, гадюк и мышиный помет, расфасованный в кулечки, точно семечки. Почему-то эту пакость всегда продавали здесь вместе с растениями.

И среди этого рая для зельеваров я заметила ее. Марту.

Жена Стэфана, чья выпечка иногда становилась единственным светлым пятном в наших серых рабочих буднях. Та самая Марта, которую я видела всего пару раз мельком у проходной, когда она передавала мужу узелок с обедом.

Сейчас она стояла у одного из прилавков. Я подошла к ней, чтобы поздороваться, и заметила, как в ее руках блеснула синяя склянка с надписью «Сновидица». Хм… эта настойка была не из тех, что покупают от бессонницы. Если я не ошибалась, этот эликсир был полумагическим и пара его капель на минуту стирала границы между сном и явью, давая крепкое забытье до утра.

– …и чтобы покрепче, – услышала я голос Марты.

Травник, морщинистый, как высушенный корень мандрагоры, кивнул и достал из-под прилавка другую бутылочку – с густой жидкостью цвета лунной дорожки. И вдруг он посмотрел на новую покупательницу у его прилавка – на меня.

Марта обернулась, следя за его взглядом.

– Леди Ирсэн?! – удивленно выдохнула она, явно не ожидавшая этой встречи. – Вы… здесь? А как же мастерская?

– Мне целители на три дня дали отпуск по лечению. – И я показала перебинтованное запястье, повязка чуть выглядывала из-под манжеты платья. – Вчера в цеху вышла авария.

– Ох, да! Точно! Стэфан об этом говорил вечером. Но я, глухая тетеря, вполуха слушала, кулябяку торопилась в печь поставить… Думала, привирает мой супружник для красного словца, а на самом-то деле ерунда какая упала с полки. А вас и вправду, оказывается, едва не придавило, – охая, запричитала она, сцепив руки в замок на груди.

Да так, что склянка, которую держала Марта, так и не выпустив, заплескалась. Так что можно было сказать, что у жены Стэфа все клокочет. И душа, и грудь с прижатым к ней эликсиром. Ну булькает – уж точно.

Я невольно задержала взгляд на соседке, и Марта спохватилась:

– А у меня вот нервы… В последнее время плохо сплю. Старшая дочь в академию собирается поступать, к выпускным экзаменам из пансиона…

– Вы бы лучше не сразу «Сновидицу» брали, а с мяты начали, – осторожно посоветовала я, лишь понаслышке зная, что такое материнство и связанные с ним переживания. – Да и я ее, пожалуй, тоже прикуплю…

Марта нерешительно под неодобрительным взглядом торговца, который наверняка ей и посоветовал эту пакость (еще и весьма недешевую), поставила флакон на место и взяла пучок мяты, а к ней и ромашки с настойкой валерианы, стоившие сущие медяки. Я тоже решила, что кофий – это хорошо, но ромашковый чай тоже отлично успокаивает. Особенно если не прихлебывать его, а плеснуть горячий – аж до кипятка – в лицо врагам.

Так что, закупившись травами, мы вместе с Мартой направились к выходу с рынка, где и распрощались. В этот момент я ощутила, что чары левитации начинают стремительно таять, и поспешила к остановке, в отличие от жены Стэфана, которой до дома был всего один квартал. И, только сев в вагончик, поняла, что забыла их. Демоновы сливки, ради которых и брала молочник. Причем дважды забыла!