Сиенна
Я не могла заснуть, впрочем, как и всегда. Единственное время, когда я могла отключиться, — это ночи, когда я принимала снотворное. Но теперь и это стало невозможным. Я перевернулась на спину и положила ладонь на живот. Это ощущалось так нереально — понимать, что внутри меня растет жизнь.
Я смотрела в потолок, вспоминая все, что произошло за последние несколько недель, и пыталась понять смысл. Моя жизнь выходила из-под контроля, и я понятия не имела, куда двигаться дальше. Мне было так страшно, я никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой. Даже когда умерла моя мама, когда все члены нашей семьи оплакивали ее, каждый из них был слишком погружен в свою боль, чтобы обратить внимание друг на друга, протянуть руку помощи и поддержать.
Я перевернулась на бок и подтянула колени к груди, обняв их. Были разные варианты. Растить ребенка одной — не единственный. Я могла сделать аборт и продолжать жить, как будто этого никогда не было. Могла бы притвориться, что встреча с Ноем не изменила всю мою жизнь. Через десять лет я была бы уже замужем, у меня был бы ребенок, у которого был бы отец, который любил бы нас настолько, чтобы остаться. И тогда Ной был бы не более, чем отголоском моего прошлого. Временным препятствием, которое я, в конце концов, преодолею.
Никто никогда не узнал бы об этой беременности.
Только я. Но вот, что самое главное, — я буду знать. И, скорее всего, это будет преследовать меня до конца жизни. Это было непростое решение. Это был ребенок. Живой. С сердцебиением.
Или же возможен вариант с усыновлением. У меня есть шанс превратить ошибку, которую я совершила, в чье-то благословение. Какая-нибудь любящая пара, которая не могла иметь собственного ребенка, дала бы этому малышу жизнь, которую я, как молодая мать-одиночка, наверное, никогда не смогла бы дать. И пока приемные родители любили бы этого ребенка, укладывали его спать каждую ночь, вытирали каждую слезинку и ценили бы каждый его звук, я находилась бы где-то в параллельном мире и любила этого ребенка издалека. Мне было бы интересно, как он выглядел. Если это будет мальчик, голубые ли у него глаза, как у Ноя? Если это девочка, есть ли у нее мои рыжие кудри? Я постоянно задавалась бы вопросом, все ли в порядке с моим ребенком, правильных ли родителей я выбрала. Жил ли мой ребенок той жизнью, которую он заслуживал.
Он.
Мальчик.
Мальчик Ноя.
Смогла бы я жить в согласии с собой, если бы знала, что кто-то другой воспитывал ребенка, которого мы с Ноем сделали?
Нет. Эта мысль была мне неприятна. Я была бы дурой, если бы думала, что смогу просто отдать своего ребенка, и еще большей дурой, если бы думала, что аборт — это вариант.
Скользнув рукой по животу, я вцепилась в ткань безразмерной футболки, в которую надела. Представлять, что у меня есть другой выход, кроме как растить этого ребенка, было бессмысленно. Я совершила ошибку, влюбившись не в того мужчину, и теперь у меня не было другого выбора, кроме как жить с этим. Что бы я ни выбрала — прервать беременность, отказаться от ребенка или стать матерью-одиночкой — от последствий этого решения никуда не деться.
Это была моя ошибка, и я должна ее принять.
По моему лицу скатилась слеза. Мой отец был бы шокирован и разочарован. Ему было бы стыдно за меня. Он винил бы меня за то, что я дала городу повод для сплетен. Но все это было бы неважно, потому что у меня был бы ребенок, о котором я должна была бы заботиться, независимо от того, отрекся от меня отец или нет.
Я удивилась, что не разрыдалась. Но я выплакала столько слез с тех пор, как Ной исчез, что не представляла, что мне еще есть чем плакать.
Я глубоко вздохнула и закрыла глаза. Одно было совершенно ясно. Я не смогу справиться с этим одна. Я должна была кому-то рассказать. Кому-то, кто бы не осуждал меня и не пытался принимать за меня решения.
Вздохнув, я встала с кровати как раз в тот момент, когда часы на тумбочке переключились на четыре утра. Ранний утренний осенний холод окутал мои ноги, когда я вышла из комнаты в коридор. Сердце бешено колотилось, а желудок сжимался, когда я понимала, что сейчас озвучу свою тайну. Но я должна была это сделать. Я ни за что не смогу нести это бремя в одиночку.
Осторожно, стараясь не шуметь, я медленно повернула ручку двери и со скрипом открыла ее.
— Ты не спишь? — прошептала я в темноту.
— Уже проснулся.
— Ты один?
— К сожалению, да.
Я тихо закрыла за собой дверь. Глаза приспособились к темноте, я пронеслась по комнате, подняла одеяло и скользнула в кровать. Матрас был уютным и теплым.
— Что случилось? — спросил он, повернувшись ко мне.
Я придвинулась ближе.
— Почему ты думаешь, что что-то не так?
— В последний раз, когда ты пробралась в мою комнату, тебе было девять лет, и ты сказала, что поцарапала папину «Ауди» своим велосипедом.
— Боже мой. Я помню это, — улыбнулась я. — Я была так напугана. Я понятия не имела, кому рассказать.
— Да. Поэтому ты забралась в мою постель, чтобы поделиться со мной своим маленьким секретом.
— Ты взял вину на себя, сказав папе, что это ты.
— Я знаю. Из-за тебя я лишился пособия на полгода.
— Эй, я хотя бы отдавала тебе половину своего.
Он усмехнулся.
— Ты должна была отдать мне все свое пособие.
Мы оба захихикали. Воспоминания вернули меня в то время, когда все было намного проще. Когда мы думали, что наш дом навсегда останется крепостью любви.
Наступила тишина, и я перевернулась на спину.
— Что случилось, Сиенна?
Я с трудом сглотнула комок в горле. От одной мысли о том, чтобы произнести это вслух, на глаза навернулись слезы.
— Ты можешь рассказать мне.
Ночь была такой тихой, что я слышала, как мои слезы капают на подушку. Я схватилась за живот, глубоко вдохнула, и кислород, пробиваясь в легкие, обжег их.
— Я беременна.
Одна слеза превратилась в две. Две стали десятью. Я прижала ладони к глазам. Моя грудь готова была взорваться от душевной боли, которую я так долго держала внутри.
Я захныкала, прикусив внутреннюю сторону щеки, чтобы это не перешло в болезненные рыдания.
— Ной?
— Да.
Я повернулась на бок, шмыгая носом, подавляя желание позволить боли и страху поглотить меня. Сказанная вслух реальность ударила меня прямо в грудь. Через несколько секунд шелковая наволочка пропиталась моими слезами, и мое тело содрогнулось от рыданий.
Простыни зашевелились, матрас просел, а затем он обхватил меня и взял за руку. Он не произнес ни слова, обнимая меня, позволяя мне плакать столько, сколько мне было нужно. Я сжимала его руку и проклинала слезы, которые не хотели останавливаться, в то время, как все внутри меня понемногу рушилось.
Я глубоко вдохнула.
— Мне страшно, Сайлас.
— Я знаю.
— Что мне делать?
— Я не знаю. — Его пальцы сжали мою руку. — Но я не позволю тебе пройти это в одиночку.
Утешение от его слов нахлынуло на меня, заполнив мое сердце и превратив мои внутренности в водоворот эмоций.
Он поцеловал меня в затылок, и я закрыла глаза.
— Отдохни немного, сестренка.