Ненавижу тебя

Глава 8

Ной

Я хотел поцеловать ее.

Прошло несколько недель с тех пор, как я видел ее последний раз. Теперь когда я наконец смотрел на ее прекрасное лицо, я мог думать только о том, чтобы прижаться к ее губам, пока у нас обоих не перехватит дыхание. Эти красивые пухлые губы, о которых я фантазировал неделями, были моей гребаной слабостью. Они имели вкус спелой вишни. Их сладость взрывалась на моем языке каждый раз, когда я целовал ее. Казалось, это было только вчера, когда эти губы были моими, пусть и ненадолго. И все же прошла целая вечность с тех пор, как я владел ими.

Ее зеленые глаза с золотыми вкраплениями не могли скрыть удивления, когда она уставилась на меня.

— Ной, — выдохнула мое имя Сиенна. Звук был подобен чистому кислороду, и я хотел, чтобы она произносила его снова и снова.

Я хотел, чтобы она шептала мое имя мне в губы, когда я буду целовать ее. Хотел слышать, как она произносит его, когда я касаюсь ее кожи, воспламеняя ее тело. Я желал, чтобы мое имя стало ее проклятием и молитвой, когда ее оргазм достигнет пика с моим членом внутри нее.

Я встретился с ней взглядом.

— Ну, привет, малышка.

Она просто смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

Присев на корточки, я посмотрел вниз.

— Я знаю, ты, наверное, ненавидишь меня прямо сейчас.

Она не произнесла ни слова, что было на нее не похоже. Сиенна, которую я знал, набросилась бы на меня, проклинала и кричала о том, какой я жестокий ублюдок, что ушел посреди ночи. Она бы накинулась на меня, желая причинить мне такую же боль, какую ей пришлось пережить, когда я бросил ее без объяснений. Без завершения.

Но этого не произошло. Сиенна просто отодвинулась от меня, сильнее прижавшись спиной к стене, как будто пыталась убежать. Я ненавидел это. Все, чего я хотел, — это прикоснуться к ней, сказать, что мне жаль. Я хотел обнять ее, чтобы утешить, если бы она позволила мне. Но, встретившись с ее полным боли взглядом, я понял, что она сломается, если я прикоснусь к ней сейчас. Единственная слезинка уже катилась по щеке, и это зрелище разбило мое гребаное сердце.

Я провел ладонью по лицу.

— Сиенна, послушай меня…

— Нет. Не смей извиняться, мать твою. — Она едва двигала губами, дрожа.

— Я должен.

— Нет, не должен.

— Сиенна, перестань.

— Извинения означают ожидание прощения за твои действия. А это не так.

— Мои извинения означают лишь то, что я действительно сожалею, а не то, что я жду от тебя прощения.

— Мне плевать.

— Сиенна. — Ее имя, слетевшее с моих губ, прозвучало чертовски гармонично и идеально. — Все гораздо сложнее, чем ты думаешь.

— Ну, да, конечно.

Я вздохнул, провел рукой по волосам и достал складной нож.

Сиенна напряглась, подтянув ноги к груди насколько это было возможно.

— Господи. Я не собираюсь причинять тебе боль.

— Ты уже сделал это. — Ее голос дрогнул, в словах звучала враждебность, медленно переходящая в обиду.

Это задело меня. Было чертовски больно слышать, как Сиенна говорит это, хотя я знал, что это правда. В тот момент, когда я решил уйти, пока она крепко спала в моих объятиях, я понял, что причинил ей больше боли, чем она заслуживала за всю свою жизнь. Но мое прошлое не оставило мне выбора. После того как Окли забрал ее, в меня вселился страх, и я понял, что рискую слишком многим, находясь с ней.

Она слишком многим рисковала.

Я посмотрел на ее связанные ноги.

— Ты убежишь, если я тебя развяжу?

— Да.

— Ты нападешь на меня, если я освобожу тебе руки?

— Да.

Я фыркнул, потянулся к ее ногам и легко перерезал веревку. Сиенна не шелохнулась. Ее тело и каждый мускул напряглись, когда я наклонился вперед. Я не был готов к ее знакомому сладкому запаху, к этим теплым нотам ванили, которые создавали пьянящий, чувственный аромат, который заставил меня четко осознать, как сильно мое тело жаждало ее.

Чтобы освободить ее руки, связанные за спиной, мне пришлось придвинуться еще на дюйм ближе. Я чувствовал ее дыхание, видел, как поднимается и опускается ее грудь. Мне была известна каждая мелочь в ней. Ее рыжие кудри беспорядочно падали на лицо, словно золотые пряди шелка. Ее щеки пылали идеальным розовым румянцем, вены на шее пульсировали под безупречной кожей. Это было чертовски неуместно, но я был охренительно возбужден. Я хотел овладеть ею прямо здесь. Прямо здесь. Но я знал, что мой уровень мудачества взлетит до небес, если я поцелую ее. Одного простого прикосновения будет достаточно, чтобы я потерял свой гребаный разум.

Она закрыла глаза, и я не мог перестать смотреть на нее, на ее приоткрытые губы.

— Ной.

Сиенна прошептала мое имя так чертовски тихо. Но оно проникло глубоко в мою душу, и я почувствовал, как оно коснулось самых темных уголков меня. На мгновение я позволил себе забыть о том дерьме, которое нас окружало, и прикоснулся ладонью к ее щеке. Я увидел, как она вздрогнула, словно ждала моего прикосновения всю жизнь. Мое сердце сжалось при мысли о том дне, когда я покинул ее.

Я мог часами смотреть, как она спит. Ее ритмичное дыхание было лучшим звуком в мире. Было что-то успокаивающее в том, что я обнимал ее за талию во время сна, ощущая едва уловимые движения ее тела. Я не хотел двигаться. Не хотел ее будить, потому что хотел остаться с ней навсегда. Я чувствовал себя довольным и умиротворенным. Как будто вся эта чертова буря, которая произошла сегодня с Окли, была просто гребаным ночным кошмаром. Будто я не боялся худшего исхода все то время, пока ее не было рядом, пока я лихорадочно искал ее, молясь, чтобы я не потерял и ее тоже.

Но как бы я ни старался убедить себя, что мой уход — это худшее, как я могу с ней поступить, в глубине души я знал, что это единственное, что я могу сделать прямо сейчас. Я боялся того, что может случиться, если я останусь, переживал, что мое присутствие в ее жизни станет, в конце концов, чертовой мишенью на ее спине. Все эти мои страхи не оставляли мне выбора. И чем больше я думал об этом, тем сложнее становилось просто встать и уйти.

У меня не было выбора. Я должен был поступить правильно и защитить Сиенну, даже, если это означало разбить ей сердце и уничтожить свое.

Я притянул ее к себе. Ее задница прижалась к моей промежности, а ее спина — к груди. Ее волосы пахли так чертовски приятно. Их насыщенный ванильный аромат вернул меня к воспоминаниям о всех тех ночах, которые мы провели вместе, завернувшись в шелковые простыни, охваченные страстью, под кайфом от секса. Я бы много что отдал, чтобы иметь возможность наслаждаться этим с ней до конца своей чертовой жизни. Кто бы мог подумать, когда я въезжал в эти ворота на своем грузовике, что, наконец, встречу женщину, которая заставит меня снова чувствовать. Женщину, которая пролила яркий свет в мою тьму, которая душила меня долгие годы. И вот теперь я должен отпустить ее.

Я зарылся лицом в ее густые шелковистые волосы, глубоко вдыхая, желая впитать в себя как можно больше ее аромата. Я крепче сжал руку вокруг ее талии и подавил стон от ощущения ее мягкой кожи на кончиках моих пальцев.

Это была настоящая агония, которую я испытывал только раз в жизни. Я прижался отчаянным поцелуем к ее затылку, понимая, что должен отпустить ее. С каждой секундой, приближавшей меня к моменту, когда я оставлю ее, осколки сожаления разрывали мое сердце на гребаные мелкие кусочки. Боже, как же я хотел остаться… Держать ее в своих объятиях и никогда не отпускать.

Словно услышав мои мысли и почувствовав мою борьбу, Сиенна зашевелилась, и ее тело крепче прижалось к моему. Я замер, закрыв глаза. Я понимал, что если Сиенна сейчас проснется, она убедит меня остаться. Убедит дать нам шанс. И если бы мне пришлось объяснять ей, почему я должен уйти, она все равно попросила бы меня остаться, чтобы мы могли вместе бороться с демонами из моего прошлого. Но я знал, что бороться с ними невозможно. Единственный вариант — вечно бежать, а я никогда не смог бы так поступить с ней. Заставить ее бежать со мной из-за того, что я сделал.

Никто другой не должен больше пострадать от последствий. Никто. Больше никто.

Я попытался сделать глубокий вдох, но воздух застрял в горле, а сердце разрывалось на части. Я так долго боролся с этой нашей связью. Я пытался игнорировать и отрицать ее. Но, в конечном итоге, бороться с тем, что у нас было, стало невозможно. Невозможно отрицать, что эта женщина была именно той жизнью, в которой нуждалось мое окровавленное сердце. Меня мучило то, что я никогда не смогу дать ей то, чего она заслуживает. А именно жизнь без страха. Жизнь, в которой ей никогда не придется оглядываться через плечо. Жизнь, в которой ее могли бы любить так, как она того заслуживала.

У меня защемило в груди от того, что где-то есть мужчина, который сможет подарить ей весь мир. Просто этим мужчиной был не я.

Это никогда не мог быть я.

— Прости, — прошептал я ей в волосы, дыша сквозь пульсирующую в животе боль и стискивая челюсти, чтобы унять ее. Сделав последний глубокий вдох, я убрал руку с ее талии и выскользнул из-под простыни. Я быстро оделся и тихо собрал свои вещи.

Надев куртку, я встал у окна и посмотрел на коттедж, на огни и деревья, отбрасывающие тени. В этих стенах я снова обрел смысл существования, и этот смысл сейчас крепко спал в постели в метре от меня.

Я взглянул на нее. Простыня идеально облегала ее изгибы. В груди опять защемило. Сердце, черт возьми, кричало, чтобы я передумал. Лучше вернуться в постель и обнять ее, чем выйти за дверь и сломать ее. Но, к несчастью для моего сердца, моя решимость сохранить ее в безопасности оказалась сильнее.

Я обошел кровать и встал перед ней, запечатлевая в памяти каждую черточку ее лица. Я хотел быть уверенным, что никогда не забуду ее. Никогда не забуду, как она выглядела, как пахла, какой у нее был вкус. Но чем дольше я стоял там, тем тяжелее становилось мое решение, и я знал, что, в конце концов, оно потянет меня ко дну. Утопит меня.

Боже, почему так больно? Почему после всего, что я пережил, после всех мучений я нашел ее только для того, чтобы потом отказаться от нее?

Это проклятие всей моей гребаной жизни.

В ее приоткрытой прикроватной тумбочки я заметил карандаш. Я достал карандаш и лист бумаги. Казалось, они весили в моей руке целую тонну, пока стоял и думал, какие слова моя душа хотела бы написать на этом листе бумаги.

Дорогая Сиенна,

Я должен был знать, что все так закончится. То, что я причиню тебе боль, было неизбежно, и я никогда не прощу себе, что не смог предотвратить этого.

Я пытался держаться от тебя подальше, но мои попытки оказались тщетными. Связь между нами была осязаемой нитью, она держала меня привязанным к тебе, и я был слишком слаб, чтобы бороться с ней.

То, что я чувствую к тебе, сильнее моего инстинкта отстраниться от всех. Мне никогда не было так страшно, как в тот момент, когда стало понятно, кто ты для меня. Ты — вода. Ты — воздух. Ты — то, что мне нужно для существования.

Ты была той единственной вещью, которую я не мог иметь, Сиенна. Но я все равно взял тебя. Это был самый эгоистичный поступок в моей жизни. Я жалею о многих вещах, когда дело касается тебя, но поцелуй с тобой не входит в их число. От тебя у меня перехватывает дыхание. Каким-то образом тебе удалось растопить мое сердце одним лишь прикосновением губ.

Я не буду просить у тебя прощения. Прощение мне не нужно. Мысль о том, что ты никогда меня не простишь, только облегчает мне путь обратно в ту тьму, из которой ты сумела меня вытащить. Так мне легче держаться подальше от тебя.

Я надеюсь, что ты сможешь забыть меня, хотя эта мысль убивает меня.

Я знаю, что никогда не забуду тебя. Никогда.

Так много чертовых слов. Столько способов рассказать ей о своих чувствах, о том, что она для меня значит. Но, в конце концов, ни одно из них не имело значения. Ни одно из этих слов не могло изменить того, что я собирался сделать. Можно было бы сказать тысячу слов, но их унес бы ветер.

Я вздохнул и, наконец, закончил письмо, которое стало бы пулей, положившей конец всему этому, конец нам.

А потом я ушел.

Я прижался грудью к ее плечу, и коснулся губами уха.

— Прости меня, Сиенна.

Сожаление пронзило мое сердце. Она всхлипнула, и этот звук разбил мне сердце. Воздух вокруг был пропитан ее болью. Я чувствовал, как эта боль тянется ко мне, сжимает мою грудь, затрудняя дыхание. И одинокая слезинка, скатившаяся по ее щеке, в миллион раз усилила печаль.

Боже. Я хотел обнять ее. Но я потерял это право в тот момент, когда поцеловал ее на прощание, прежде чем уйти.

Чтобы дотянуться до ее спины, я наклонился ближе, и на секунду замер, позволяя ее запаху пробудить во мне все те воспоминания, которые я так усиленно старался забыть.

Я взял ее за запястья, провел подушечками пальцев по ее гладкой коже, и она вздрогнула, как будто это причинило ей физическую боль. Господи Иисусе.

«Кто-нибудь просто вбейте бетонную балку мне в живот. Это будет менее болезненно».

Я перерезал ножом веревки, и на мгновение замер, наслаждаясь тем, что снова нахожусь так близко к ней.

Сиенна пошевелилась, выражение ее лица сменилось с шока на замешательство, а затем на ярость. Я получил внезапный удар по щеке, огонь вспыхнул на моей коже, и голова дернулась в сторону.

— Ты сукин сын.

Я сжал челюсти и подождал, пока утихнет жжение, прежде чем повернуться и посмотреть на нее. Гнев, обида, боль — все это было в ее глазах. Они были черными и жестокими, наполненными болью, а стоявшие слезы усиливали яркость радужки.

Сиенна сильно толкнула меня в грудь. Я полетел назад, и моя задница коснулась пола.

— Ты мудак! Что, черт возьми, с тобой не так?

Она вскочила на ноги, и я насторожился на случай, если она решит сбежать.

— Сиенна, ты должна меня выслушать.

— Я ни хрена тебе ничего не должна.

— Я серьезно.

— И я тоже! — закричала Сиенна. Ее глаза были дикими и пылающими. Именно этот взгляд помог мне проложить путь к тому месту, где я влюбился в нее по уши. Этот взгляд кричал о борьбе и капитуляции одновременно.

Я поднял руки.

— Просто успокойся и позволь мне все объяснить.

— Ты, блядь, похитил меня!

Сиенна замерла, когда до нее дошла реальность того, что она только что сказала.

— Ты похитил меня. Какого черта, Ной?

— Я знаю. Мне жаль. Но это был единственный…

— Где мы? — Сиенна скользнула взглядом по комнате, от одной стены, обшитой светло-коричневыми деревянными панелями, к другой. Посередине стояла двуспальная кровать на четырех столбиках. — Что это за место?

— Все, что тебе нужно знать сейчас, — это то, что ты в безопасности.

— В безопасности? Ты, наверное, шутишь? Ты похитил меня. Надел мне на голову долбанный мешок и связал.

— В свое оправдание, хочу сказать, что тебя связали, потому что ты умудрилась сломать нос моему очень дорогому другу.

Сиенна скрестила руки и надула губы, глядя на меня, как капризный ребенок.

— Носяра твоего друга был бы точно цел, если бы ты не решил, что это хороший день, чтобы похитить меня, мать твою.

— Я знаю. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это, но это был единственный способ.

Выражение ее лица изменилось. Я заметил внезапную грусть в ее глазах, прежде чем она отвела взгляд.

— Ной, что происходит?

Я выдохнул, провел рукой по лицу и задумался, как, черт возьми, объяснить ей все, не подвергая ее еще большему риску.

— Не будет ли это слишком большой просьбой, если я попрошу тебя довериться мне?

— Можешь не сомневаться, это будет слишком.

Я не мог удержаться от улыбки. Ее реплики всегда забавляли меня.

— Ты действительно сейчас улыбаешься? — Сиенна пронзила меня злобным взглядом, прежде чем отвернулась и принялась расхаживать по комнате. — Сначала ты уходишь, а я просыпаюсь и обнаруживаю, что от тебя осталось только это дурацкое письмо. А потом все повернулось так, словно тебя никогда и не существовало.

Она замолчала и посмотрела в мою сторону.

— Знаешь, сколько раз мне приходилось убеждать себя, что ты, черт возьми, реален, а не просто мой сон?

Каждое слово было свинцовой пулей, летевшей прямо в мою грудь, и ни разу не промахнувшейся мимо цели.

Решимость отразилась на ее прекрасном лице. Я не мог отвести от нее глаз, когда Сиенна подошла прямо ко мне, уверенно расправив плечи.

— Ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти за последние несколько недель. Я находилась в аду и возвращалась обратно, снова и снова.

— Сиенна, я знаю. Я даже представить не могу…

— Верно, — склонила голову набок Сиенна. — Ты даже представить себе не можешь, в каком аду ты меня оставил. И вот спустя несколько недель, ни с того ни с сего, меня похищают. Я всерьез опасаюсь за свою жизнь, а потом узнаю, что за всем этим стоит мой бывший.

Ее глаза расширились.

— Боже мой. Все мои бывшие — гребаные психопаты.

— Не сравнивай меня с Окли. — При одной мысли об этом ублюдке я взбесился. — Этому сукину сыну следовало бы перерезать горло.

— И это говорит тот, кто буквально только что перерезал веревки на моих ногах и запястьях.

— Я сделал то, что было необходимо, чтобы защитить тебя.

— От чего? Потому что, с моей точки зрения, ты — самый опасный человек рядом со мной прямо сейчас.

Безумие вонзило свои когти в мои вены, и я подошел ближе.

— Ты даже не представляешь, на какой риск я пошел сегодня, и что я делаю, чтобы обеспечить твою безопасность, что я уже сделал для тебя.

Сиенна не отступила от меня ни на шаг. Ее обтянутые джинсами ноги застыли на месте.

— Одно я знаю точно. Ты разбил мне сердце.

Быстрым движением запястья она смахнула непрошеную слезинку, скатившуюся из ее глаз.

— Я знаю, что ты вырезал и унес с собой мое гребаное сердце и оставил меня с огромной дырой в груди. Ты бросил меня, Ной. Ты, черт возьми, бросил меня!

Я нахмурился.

— Ты думаешь, я бросил тебя, потому что хотел этого?

— Ты же не остался и не удосужился объяснить мне.

— Я говорил тебе. Я, блядь, предупреждал тебя, чтобы ты держалась от меня подальше.

Ее губы в форме сердечка приоткрылись, когда она ахнула.

— Значит, теперь это моя вина?

— Если бы ты держалась от меня подальше, как я тебе говорил, игнорировала бы это сексуальное влечение между нами, то ничего бы этого не случилось.

— То есть ты не сыграл в этом никакой роли? Твой член просто каким-то волшебным образом вылез из штанов, чтобы ты мог трахать меня при каждом удобном случае.

— Господи Иисусе. — Я потер затылок, расхаживая взад-вперед. — Это не…

— Это не то, что ты имел в виду? — наклонила голову Сиенна. Ее рыжие локоны каскадом рассыпались по ее плечам. — Очевидно, в прошлом ты наговорил мне кучу дерьма, которого не имел в виду.

— Черт, Сиенна.

Сделав два больших шага, я остановился в нескольких дюймах от нее, схватил ее за лицо и обхватил ладонями щеки, занимая все гребаное пространство между нами.

— Покинуть тебя было одним из самых трудных и чудовищных поступков в моей жизни. Ты не единственная, кто вышел из этого разбитым и сломленным.

Когда Сиенна подняла на меня свои темно-зеленые глаза, в них плескался океан чертовой боли. Я смотрел на нее и впитывал ее печаль, ее сокрушенность, пока не перестал дышать, потому что это было слишком больно.

Слеза скатилась по ее лицу, и я протянул руку, чтобы вытереть ее.

— Ты даже не представляешь, как мне жаль, что я причинил тебе такую боль.

Она потянулась к моему прикосновению, и мое сердце остановилось.

— Прости, что я бросил тебя. Прости, что разбил тебе сердце.

Я взял ее лицо в ладони, наклонился и прижался лбом к ее лбу.

— Я ушел, потому что слишком сильно любил тебя, чтобы позволить себе остаться.