Ненавижу тебя, сосед

3. Демид

— Пошёл ты! — всё-таки не выдерживает, а меня волной её ярости обдаёт.

Гневно глянув на меня, она убегает в своих коротеньких шортах, гордая и прямая, а я с тоской понимаю, что её ноги… красивые. Очуметь какие длинные, стройные. Их хочется трогать, гладить нежную кожу… мля!

Ошалеть, сколько в ней теперь острых эмоций, которые буквально в кожу впиваются иглами, наизнанку выворачивают. Чёрт, это точно Яся? Я её ни с кем не перепутал? Прокручиваю в голове наш разговор, смакую каждое слово, и всё больше сомневаюсь. Может, померещилось?

Демид, очнись! Это же Яся! Ярослава, которая столько лет бесила тебя только одним фактом своего существования, выводила из себя так сильно, что ты в чудовище превращался. Девочка, которая стала однажды другом — единственным, мать его, другом, заставила себе поверить, — а потом предала, растоптала всё хорошее, что было в тебе.

И ни разу в этом не призналась!

Будто не выставила меня на посмешище, словно это была не она, а кто-то другой! Но я-то знаю и всегда знал, что никто, кроме неё, не был в курсе моей тайны. Только она могла сообщить всем и каждому о ней, распустить отвратительный слух, с которым мне пришлось потом жить и бороться заново за своё место под солнцем.

Её длинный язык испортил мне жизнь, превратил в посмешище, сделал изгоем. Я никогда её не прощу, пусть даже не пытается. Упёртая коза, мерзкая лживая девчонка. Начерта она снова появилась? Нервы мои на кулак мотать?

Я смотрю ей вслед и отворачиваюсь лишь, когда Синеглазка скрывается за поворотом. Исчезает, растворяется и только её запах на память остаётся. Упираюсь рукой в кирпичную кладку, а перед глазами стоит хрупкое тело Яси, прижатое к ней. Зажмуриваюсь, трясу головой, как конь на водопое, и видение отступает.

Да ну, пошло оно всё куда подальше. Грудь распирает от самых разных эмоций, чувства разодраны на части, но это ведь совсем не то, что я должен чувствовать к этой мерзкой девчонке! Я должен помнить, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не буду снова к ней приближаться. Предавший однажды, сделает это снова и снова.

Раздражение на Ярославу сменяется отвращением к самому себе. Я снова потерял терпение! Позволил себе с ней то, что никогда не позволял по отношению к другим. Сделал больно, наорал. Себе больно сделал. Я не такой! Но рядом с ней всё человеческое теряю. Может, к психологу пойти?

Только с ней я превращаюсь в чёрте кого. Её оленьи синие глаза, упрямо вздёрнутый нос, а сейчас ещё и острый язык — чистая отрава. И надо же, чтоб Синеглазка в тот же вуз поступила! Проклятие. Мало ей заведений, что ли? В столицу бы везла свои выдающиеся мозги, так нет же.

Надо кстати выяснить, вдруг и правда специально. Вдруг она решила, что доконает меня и здесь, испортит мою жизнь окончательно?

— Куда ты слинял? — голос лучшего друга Илюхи и сильный хлопок по спине вытаскивают из задумчивости. — Рванул куда-то, словно на пожар.

Илья не из тех, кто будет под шкуру лезть, но он любопытный, и сейчас в круглых весёлых глазах куча вопросов, задать которые он не решится.

— Да так, дельце одно срочное организовалось, надо было быстренько отойти.

Улыбаюсь во все тридцать два, обнимаю друга за шею, а проходящие мимо девчонки кокетливо хихикают.

Интересно, нас видел кто-то с Ясей? И почему меня это вообще волнует?

— Не поделишься, я так понимаю, — вздыхает с сожалением, зная ответ наперёд.

— Да ничего важного. Так, одну знакомую встретил, надо было ей флэшку отдать.

Илья удивлённо поднимает брови, но молчит.

Но если я начну сейчас рассказывать другу нашу с Ясей долгую историю, мы тут до ночи проторчим, а у меня совсем другие планы. Да и, честно признаться, я сам не понимаю, что со мной творится рядом с Ярославой — давно бросил попытки анализировать.

Чума она. Моё личное проклятие.

Карамельная девочка из соседнего дома.

— Кстати, Алёна спрашивала о тебе, — переводит тему Илья и хитро улыбается. — Ты как раз сбежал, а она нарисовалась. Вот, держи.

Илья протягивает мне сложенный вдвое листок бумаги, вырванный из тетрадки. Там, внутри, номер телефона, его уже который раз пытается мне всучить под разными предлогами Алёна.

Только у меня принцип: никогда и ни с кем я не сплю дважды.

Достаю зажигалку, высекаю пламя, и листок за считанные секунды превращается в горку пепла, пущенную по ветру. Смотрю на огонь, а он весело танцует, и зрелище это помогает устаканить эмоции. Всё, почти успокоился.

— Что-то ты какой-то странный… — Илья растирает небритый подбородок, поросший тёмной щетиной. — Может это… к девчонкам рванём? Что-то в столовке слишком душно.

— К каким именно девчонкам?

— Нам везде рады, — смеётся и потирает ладоши в предвкушении. — Давай в бабскую общагу? Там кучу новеньких подвезли, есть из чего выбрать.

Общага? Новенькие? Точно! Сегодня же день заезда!

В голове сама по себе выстраивается цепочка:

Синеглазка поступила в вуз.

Она иногородняя.

Вполне вероятно, что как раз сегодня она заселилась в общагу. Если только её идеальная семейка не нашла для карамельной дочурки уютную квартиру, в которой ей не угрожает всякое быдло типа меня. Но тогда что бы ей делать в столовке, верно?

Во мне снова закипает злость. Чёрт, я давно уже не нищий мальчик, одна радость которого была футбол. Но обида никуда не делась, и стоило Ясе снова появиться на горизонте, она ожила. Ожила и снова жрёт меня, как гиена падаль.

Да ну, хватит! Лавров, соберись, твою дивизию! Впереди сезон, напряженный год, не до всей этой хрени из прошлого.

— Ну что? Завалимся в магаз, потом к девчонкам? — нетерпеливо теребит меня предвкушающий веселье и новые знакомства Илья.

И я, сам от себя не ожидая, загораюсь идеей. Ну не идиот ли?

— В общагу? А что, можно, — и что-то будто тащит меня в сторону корпусов общежитий.

Я очень надеюсь, что это всего лишь злость, а не что-то большее. Перед глазами стоят стройные ноги, горящий взгляд синих глаз выжигает дыру в груди, и я незаметно растираю кожу под футболкой. Да не может быть. Мать его, да не нужна мне она, пусть её ноги будут хоть самыми красивыми на свете. Что я, красивых девчонок не видел?

— Оу, мальчики! Я соскучилась просто безумно, сил нет как соскучилась, — радостно визжит второкурсница Катя и кидается на шею Илье. Когда-то они мутили, Илюха быстро к ней остыл, но девушка не теряет надежды вернуть его. Друг нагло пользуется её интересом, то приближая к себе, то отдаляя.

Порой я думаю, что мои друзья — те ещё редкостные козлы. Впрочем, я не лучше.

— Давайте, на кухню! — Катя забирает у Ильи пакет с дарами из соседнего супермаркета, благодарит звонким поцелуем в щетинистую щёку, готовая на многое прямо вот здесь, посреди коридора. Уверен, если бы вокруг не было так много людей, Илья с Катей придумали бы интересный вариант досуга.

Женская общага с нашим появлением бурлит и пенится. Хлопают двери, звенят голоса и смех, девчонки, громко что-то обсуждая, будто бы невзначай появляются на горизонте. Некоторые успели накраситься, надеть лучшие наряды, и теперь, вызывающе красивые, прохаживаются туда-обратно, будто по городской площади в праздник.

Девчонки — существа забавные, особенно, когда так настойчиво хотят понравиться.

— Так, посиделки на кухне отменяются, — Катя смотрит по сторонам, закусывает губу, искрится раздражением. — Лучше сразу в нашу комнату идите, там тише, — волнуется ревнивая Катя, будто ненаглядного Илью посадят в мешок и унесут в пещеру похотливые соперницы.

Мы с Ильёй переглядываемся, он смеётся, а я головой качаю.

В триста первой комнате сдвигаются к центру столы, стулья, накидываются на пол подушки, и вскоре становится душно, тесно и пахнет, как в восточной парфюмерной лавке.

— Ой, а слышали, что в этом году появится новый профессор макроэкономики?

— Говорят, молодой и красивый.

— Да ну их, преподов этих! Сплошная нервотрёпка. Сиди потом, волнуйся, как бы из-за такого красивого из вуза не вылететь.

— А что? Ради любви можно и пожертвовать образованием…

— Ой, какая ты дура романтичная! Хорошее образование — это хорошее будущее и отличная карьера, а мужиков, как грязи, на каждом шагу пучок.

— Если будет красивый и умный, то пусть выгоняют, не жалко.

— Озабоченная.

От болтовни и количества сплетен начинает ломить в висках, настроение портится окончательно. Громко играет музыка, Илья перемещается на свободную кровать, Катя усаживается ему на колени, а я решаю немного проветриться — всё-таки идея завалиться сюда оказалась не самой лучшей.

В голове неприятный шум, будто я в одно лицо бутылку вина выпил. Даже покачивает слегка. Потягиваюсь, сбрасываю с коленей симпатичную второкурсницу, с которой пару раз целовался на вечеринках.

— Демид, куда ты? — щебечет Маша, хлопает длинными и слишком густыми, для натуральных, ресницами, обиженно дует губы.

Я не отвечаю и выхожу из комнаты. От Маши сильно пахнет духами, и вероятно именно от этого меня так сильно повело.

В коридоре до странного пусто, до кухни всего несколько метров. Может, ну его? По-тихому домой свалить? Странно… мне же весело. Должно было быть, а на поверку тошнит. Интересно, Синеглазка всё-таки в этой общаге живёт или квартиру снимает?

Ответ на вопрос находится сам по себе, потому что дверь триста двенадцатой комнаты резко распахивается, и из неё вылетает Яся и с изумительной точностью пикирует носом в мою грудь.

Замирает, ойкает громко и пытается отскочить, снова спрятаться в своей комнате, только чёрта с два.

Беру её за плечи, крепко держу, а она поднимает на меня горящий взгляд и закусывает губу.

— Что, гадости на языке вертятся? — наклоняю голову вбок, рассматриваю Ясю, а она дёргает плечом. — Ты говори, не стесняйся, тут все свои.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает тихим голосом и гордо нос задирает. Выражение лица каменное, и, если бы не тёплая кожа под пальцами, решил бы, что статую в руках держу.

— В гости пришёл. Что, не рада меня видеть?

— Ты больной на голову, если считаешь, что я хотя бы на минуту могу этому обрадоваться. Что?! Больше жертв нет? Снова меня решил доводить до белого каления?

Она не орёт, но знатно нервничает.

— Зачем кого-то искать, если теперь есть ты?

Мне нравится, как загораются её глаза — ненавистью, огнём. Яся совсем другая, не такая, какой была два года назад. Сейчас в ней достаточно сил, чтобы сопротивляться мне, и это…

— …заводит, — Синеглазка распахивает глаза, в них мелькает непонимание, удивление, растерянность, но ничего, что, хотя бы отдалённо напоминало страх.

— Что тебя заводит, придурок?

— Твоё сопротивление заводит.

Ярослава гневно щурится, а я толкаю её в распахнутую дверь комнаты и ногой её захлопываю. Все звуки стихают, остаётся лишь шумное дыхание Ярославы, да моё гулко бьющееся в ушах сердце.

— Я буду орать! — предупреждает, напрягаясь всем телом, а между нами шаровая молния.

— Тебя никто не услышит, — провожу большими пальцами по голой коже в вырезе светлой майки. — Так что ори, сколько в тебя влезет.

— Отцепись от меня, Лавров! — шипит, дёргается, но я снова, как утром, толкаюсь вперёд.

Мне нужно её поцеловать. Вот хрен знает, зачем, но губы аж печёт. Так, потом об этом подумаю.

Яся мычит, оттягивает ткань моей футболки, и она трещит под её пальцами, и сквозняк проникает в свежую дыру. От Синеглазки пахнет чистотой, свежестью, а волосы влажные, прохладные на ощупь.

Я не целую Ясю. Я пытаюсь доказать самому себе, что поцелуи с ней — ерунда. Плохая идея, идиотский поступок. Ищу в этом недостатки, но губы Синеглазки идеальные. Чёрт, чёрт… чёрт!

— Что ты делаешь, безумный? — тяжело дышит, когда я всё-таки нахожу в себе силы отстраниться и сделать шаг назад.

Завожу руки за спину, сжимаю в кулаки. Прохожусь взглядом по стройной миниатюрной фигуре, по светлой просторной майке, по слетевшей с худого плеча бретельке, вниз к чёртовым коротким шортам, замечаю мурашки на смуглой коже бёдер, идеальную гладкость кожи, смотрю на узкие маленькие стопы.

Как у такой коротышки могут быть настолько длинные ноги? Ну не бывает же такого!

Дыхание срывается, мне нужно время, чтобы успокоиться и перестать наконец вести себя, как придурок. Отступаю дальше, упираюсь спиной в закрытую дверь, фокусирую взгляд на окне за спиной Яси — делаю всё, чтобы не смотреть на невозможную девчонку, от которой у меня вдруг сорвало крышу.

— А на что это похоже? — не могу удержаться, перевожу взгляд на Ясю, а она яростно губы оттирает. Хм, а это обидно.

— На попытку меня сожрать это похоже, — кривится в отвращении и указывает рукой на дверь. — Проваливай, Лавров, пока я не позвала на помощь. Целовать кого-то против воли — насилие. Думаю, у тебя достаточно мозгов, чтобы это понять. Хотя, о чём это я?

Прихожу в себя окончательно, пятернёй волосы приглаживаю, смотрю на воинственную Ясю сверху вниз. Теперь точно надо линять, всё зашло слишком далеко.

— Правильно. Иди, жалуйся. Ты ж только на это и способна, да? Мамочке ещё обязательно позвони, пусть пожалеет бедняжку.

Во мне поднимается волна раздражения, и я спешу свалить из комнаты, громко хлопаю на прощание дверью. Пошло оно всё, домой хочу.

И, оставив Илью в бабском царстве, ухожу из общаги.

До дома, который мы снимаем с друзьями, всего несколько кварталов. Решаю пройтись пешком, в маленьком магазинчике покупаю бутылку минералки и жадно пью, но всё равно никак не могу напиться. Изнутри меня мучит жажда, от которой не может избавить даже прохладная вода.

Предательница Яся снова появилась в моей жизни, и снова будит во мне дурацкие чувства.

Ведь раньше мы были просто детьми, и война наша была будто бы понарошку. Но сейчас, когда она такая взрослая и красивая, мне сложно обуздать всю гамму эмоций, которую рождает во мне эта девчонка. Глупая и гордая, самонадеянная и… красивая. Да, блин! Красивая, и это худшее, что могло со мной случиться.

— О, кто вернулся, — Никита, второй мой лучший друг, сидит в холле на диване, пялится в плазму на очередное тупое шоу, а красивая незнакомая девчонка льнёт к нему, целуя в шею.

Мне повезло иметь в друзьях самого отборного сексуального террориста нашего универа. Никита любит менять девушек, как использованное бельё, и никто с ним в этом не сравнится.

Новая подружка Никиты смотрит на меня искоса, облизывая шею Никиты, а я иду на кухню — безумно хочется кофе.

Этот дом построен на западный манер с просторным холлом, выходом на открытую кухню, и там мне не спрятаться.

К тому, что Никита приводит сюда девчонок не привыкать, но почему-то именно сегодня меня это дико раздражает.

Наверное, слишком много впечатлений для половины дня.

— Лавр, иди к нам, — зовёт Никита, а его новая девчонка смеётся. — Кинчик какой глянем. Помнишь, «Чёрную вдову» посмотреть хотели? Чего б не сейчас?

— Отстань, — бросаю, заводя кофеварку, но шаги за спиной отвлекают от процесса.

— Лавр, а я о тебе наслышана, — нежный голосок выводит из ступора. Я нажимаю кнопку на панели кофеварки и разворачиваюсь к девушке.

Она, босая и растрёпанная, с распухшими после поцелуев губами, переминается с ноги на ногу и смотрит на меня игриво. Ресницами хлопает, натягивает пониже подол мужской рубашки — заигрывает и соблазняет.

— Всё, что ты слышала, враньё, — складываю руки на груди, а девушка снова стреляет в меня взглядом и перекидывает через плечо светлые густые волосы. — Я протестую и требую лучшего адвоката.

— А ты не просто жеребец, ты ещё и смешной, — глупо хихикает и, проведя пальцами по пухлой нижней губе, подходит ближе. — Не хочешь познакомиться ближе?

Она заигрывает со мной, откровенно себя предлагает. Красивая, раскованная и до боли в паху привлекательная. У неё тёмные глаза в обрамлении нарощенных ресниц, которыми хлопает, изображая из себя наивную соблазнительную овечку. Порочная невинность — что может быть лучше, да?

Девушка становится на носочки, мою шею руками обвивает, трётся грудью, а на заднем плане Никита хрипло смеётся.

— Ну, Лавр, давай к нам, — кричит, но мысль о тройничке кажется соблазнительной.

Потому что я не привык делиться с кем-то девушками и объедки не подбираю. Да и от мысли увидеть Никиту без трусов отбивает любой сексуальный порыв.

Кофеварка пищит, выплёвывая в чашку первые кофейные капли. Я отодвигаю от себя любительницу групповушки, она смотрит на меня сначала удивлённо, а после и обиженно.

Прости, детка, так сошлись звёзды. Сегодня мне, похоже, лучше запереться в комнате, чтобы ещё кого из девушек не обидеть.

— Козёл, — злится и, топнув ногой, убегает наверх.

— Козёл, — повторяет Никита, осуждающе качая головой.

Ну блин, мне не хочется иметь всё, что движется и вешается на меня. Всё, что предлагает себя.

Бывает такое, случается.