Ненавижу тебя, сосед

31. Ярослава

Я смотрю на часы. Всего восемь вечера, но небо тёмное и пахнет сыростью. Ветер свищет, пробирается под пальто, а лужи на асфальте — лучшее напоминание о том, что наступила осень. Промозглая и серая, несмотря на обычно тёплый в этих краях октябрь.

Телефон пиликает, а я улыбаюсь. Знаю, кто прислал сообщение, и от этого вдруг весело становится. Легко, словно я — не человек, а наполненный гелием воздушный шарик. Вот-вот взлечу!

«Выходи:)»

«Зачем?» — намеренно тяну время. Мне нравится переписываться с Демидом. Нравится отрывать что-то новое в наших запутанных отношениях, будто бы знакомиться заново.

«Знаешь ли, нормальное свидание само себя не проведёт. Одному на нём мне будет скучно;)»

«Кто ты и что сделал с Лавром?»

«Украл его тело и теперь буду всячески над ним измываться».

Улыбаюсь и прячу в карман телефон. Смотрю в небо, пытаюсь хоть одну звёздочку увидеть, но за облаками ничего не разглядеть. Снова будет дождь…

Натянув повыше шарф, я спускаюсь по ступенечкам крыльца, уговариваю себя не бежать, но ноги всё быстрее несут к воротам, за которыми Демид…

Он стоит, оперевшись рукой о кирпичный столбик, пинает ногой упавшие листья. Так, Яся, соберись. Совсем он не самый красивый в мире парень. Это же тощий Лавр, да? Но стоит ему поднять голову, медленно пройтись по моей фигуре взглядом, как дыхание напрочь отказывается подчиняться.

— Красивая, — говорит, улыбнувшись. — Опять покраснела…

Демид протягивает руку, я вкладываю в его ладонь свою и за долю секунды оказываюсь притянутой к широкой груди. Под растёгнутой кожаной курткой бьётся сердце — я слышу его грохот даже сквозь ткань светлой рубашки.

— Ты замёрзнешь, — поднимаю голову и жмурюсь, когда Демид проводит носом по моей щеке.

— Заботишься обо мне? — усмехается, сильнее руками мою талию сжимая.

— Вот ещё, — фыркаю, а Демид громко смеётся.

В машине тепло и уютно. Демид помогает пристегнуться, словно сама не справлюсь, а на деле просто использует любую возможность лишний раз коснуться меня. После вчерашнего, когда он снова ворвался в мою жизнь, разрушая все барьеры своим напором, я всю ночь не спала и думала, думала, что вообще между нами происходит.

А главное — можно ли закрыть глаза на всё, что было? И стоит ли держаться за всё плохое из прошлого?

Утром встала с тяжёлой головой, а в телефоне сообщение:

«Синеглазка, давай начнём с самого начала?»

И вот мы сидим в машине, едем куда-то и на сердце неожиданно тепло.

— Я подумал, что мы, как нормальные люди, должны сходить вдвоём в кино, — Демид абсолютно спокоен, смотрит строго на дорогу, забитую вечером машинами, спешащими в центр. — А? Как тебе моя идея?

— Тоже попкорн мне купишь? — от воспоминаний о прошлом кинопутешествии становится не по себе.

— Ну уж нет. Что я, зверь какой-то?

— Ла-а-адно, уговорил, — отпускаю ситуацию. — Эй, а куда это ты?

— Увидишь.

Мы сворачиваем в противоположную от кинотеатра сторону, и во мне просыпается азарт. У Лаврова всегда была богатая фантазия, пусть часто мне она выходила боком. Но сейчас же мы начинаем сначала, да? Потому тараканов и испорченной грязью одежды можно не бояться?

Дорога становится свободнее, оживление центра остаётся за спиной. С любопытством смотрю по сторонам, и всё кажется новым и интересным. Я ещё плохо знаю город, почти ничего не видела, потому мне любопытна каждая мелочь.

— Ясь, как ты? — внезапный вопрос Демида застаёт врасплох. О чём он? — У тебя глаза грустные.

Ловлю своё отражение в зеркале и правда, грустные. Я так старательно загоняю глубоко в себя мысли о родителях, что не сразу нахожу слова. А когда получается, они льются из меня сумбурным потоком.

Демид слушает, не перебивая. Периодически смотрит обеспокоено, а к финалу моей сбивчивой речи берет за руку.

— Рано или поздно она одумается.

— Она?

— Твой отец ничего не решает. Он так, послушная комнатная собачка. В итоге вы найдёте нужные слова.

— Я не знаю, хочу ли…

— Хочешь, — кивает с полной уверенностью. — Ты добрая, и ты их любишь. Они тебя… наверное, тоже. Нельзя жить с такой тяжестью, потому рано или поздно всё наладится. Пусть как прежде не будет, но будет намного лучше, чем сейчас.

— Ты слишком мудрый для двадцати, знаешь?

Демид хмурится, на губах появляется горькая усмешка.

— Я бы с удовольствием таким не был, но кто меня спрашивал, да?

Больше о матери не говорим — мы наконец приезжаем на место.

— Демид, — ахаю от восторга, а Демид усмехается. — Это же… это же он, да?

— Он самый, — смеётся и толкает дверцу машины, выходя наружу, а я пошевелиться от восторга не могу.

Блин, я и не знала, что здесь, в городе, есть такой кинотеатр.

Однажды Демид нашёл где-то старый телевизор. Ему было двенадцать, что ли, совсем ещё пацан, но рукастый. Телек был сломан, отказывался работать, но Лавров там что-то покрутил, подшаманил, раздобыл какие-то детали и уже через пару недель у него во дворе работал самый настоящий кинотеатр под открытым небом. Иногда трещал звук, пропадала картинка, но это всё равно было жутко весело.

Правда, я требовала мультики про феечек-принцесс, Демиду нравились героические приключения, потому чередовали и терпели, когда приходилось смотреть то, что нравилось другому.

Иначе как восторг мои ощущения не назовёшь.

Хлопнув дверцей, возвращается Демид. На его коленях плед, который тут же отдаёт мне, а ещё небольшой пакет.

— Я чертовски голодный после тренировки, — улыбается и достаёт пару контейнеров. — Держи.

— А фильм какой? — кутаюсь в плед, ёрзаю на месте, глядя на огромный экран за лобовым стеклом. На большой площадке появляется всё больше автомобилей, и скоро яблоку негде упасть.

— Да какая разница? — ему действительно плевать, и мне, собственно, тоже. Главное — прямо сейчас сбывается моя мечта. Ух ты, я как героиня романтической комедии сижу в машине с красивым парнем, мы едим всякую ерунду, пьём колу и просто следим за мельтешащими на экране людьми.

— Он её сейчас поцелует! — сообщаю, указывая рукой на экран. — Глянь, как смотрит. Ну что ты, не веришь? Точно тебе говорю, поцелует!

Я так увлеклась происходящим на экране, что не замечаю приближение опасности в лице Демида. А он снова трётся носом о мою щёку, запуская волну мурашек. Касается губами скулы, а я забываю дышать. Руки дрожат, а перед глазами мир плывёт.

— Ты чего делаешь?

— Ничего особенного, — кладёт голову мне на плечо.

Не пытается сожрать в диком поцелуе, не делает что-то, что выходит за рамки программы первого свидания. Просто устраивает голову на моём плече, и это волнительнее всего, что испытывала до этого.

— Точно, поцеловал, — хмыкает Демид, а я зарываюсь рукой в его волосы и бездумно ерошу тёмные пряди, мягкие и шелковистые.

— Ну так! Я была права, — гордо нос задираю, но смех срывается с губ.

Мне чертовски весело.

— Конечно, права. Ты всегда была права, — и что-то мне подсказывает, что сейчас Демид не о фильме.

На экране счастливая парочка целуется под дождём, а после коварная разлучница становится между влюблёнными, но финал почти сказочный, приторно-медовый.

— Понравилось? — Демид отстраняется и смотрит мне в глаза, будто ему действительно важен ответ.

— Очень. Фильм — так себе, но мне всё равно понравилось.

— Поедем кататься? — скорее утверждает, чем спрашивает.

Несколько часов мы гоняем по пустым ночным улицам, теряем ориентиры и снова находим. Петляем по узким проспектам, по чужим дворам, осматриваем достопримечательности. Говорим обо всём и ни о чём. Проголодавшись, заваливаемся на заправку, покупаем по стаканчику дряного кофе и пакет солёных крендельков. Забываем забрать сдачу, и нам кричит в спину милая девочка-продавец, но мы уже не слушаем.

Мы снова едем вперёд, не разбирая дороги, и до дома добираемся только на рассвете.

— Ой, — вскрикиваю, глядя на часы. — Остался час до подъёма.

— Мне полтора, — смеётся Демид и растирает покрасневшие глаза. — Вряд ли сегодня уснуть получилось, даже если не катались бы до утра.

— Почему?

Демид выразительно бровями играет, ёрзает на месте, брюки поправляет, а я вдруг краснею.

— Вот, сама всё понимаешь, — издевательски хихикает, когда я, смутившись окончательно, прячу лицо в ладонях. — Иди сюда.

— Зачем?

— Затем, — непреклонно пересаживает меня к себе на колени и заставляет уложиться на его груди. — Вот так лучше посидим.

— Кому лучше?

— Я, знаешь ли, мазохист, — целует меня в макушку.

Клонит в сон, я бурчу что-то неразборчивое, и, в конце концов, Демид меня отпускает, сморщившись, словно ему больно, когда неаккуратно двигаюсь на его бёдрах.

— Осторожнее, Синеглазка, — снова эта многозначительная волна бровями, и я хлопаю Демида по плечу, чтобы перестал меня смущать. — Ай, больно! Между прочим, ты сейчас калечишь звезду нашего с тобой вуза!

— Ничего, переживёшь, — назидательно палец вверх поднимаю и, хихикнув, выбегаю из машины.

— У тебя пары во сколько заканчиваются? — несётся вслед.

Господи, во сколько?! Голова не соображает, но я собираю остатки клеток уставшего мозга в кучку, напрягаюсь и называю время.

— Тогда в четыре жди меня возле корпуса. На второе свидание поедем.

— Ты сумасшедший.

— Вполне возможно, — подмигивает и скрывается в соседней калитке.