Ненужная невеста для сурового ректора (СИ)

Глава 5

Я шагнула в его спальню, чувствуя себя незваным гостем в логове дикого зверя. Комната оказалась на удивление… аскетичной. Хотя почему удивительно. Наоборот, ожидаемо. У такого душнилы и педанта другого я и не ожидала.

Никакой роскоши, кроме высоких потолков и огромного витражного окна, за которым сияли две луны — одна серебряная, другая с лёгким фиолетовым отливом. Всё было выдержано в тёмных, глубоких тонах: дубовый пол, почти чёрные стены, у одной из которых стояла массивная кровать под балдахином. Письменный стол был завален свитками и книгами, но царил на нём идеальный порядок. Воздух пах старым пергаментом, древесиной и чем-то ещё — холодным и острым, как запах грозы.

Каэлен, казалось, уже забыл о моём существовании. Он стоял спиной ко мне и сбросив с плеч свой длинный плащ. Плащ бесшумно скользнул на спинку кресла. Затем его пальцы — длинные, ловкие — принялись расстёгивать жилетку. Он сбросил и её, и теперь я увидела, как тонкая ткань его тёмной рубашки натянулась на спине, обрисовывая мощные мышцы плеч и лопаток. «Ректор… — промелькнула у меня дурацкая мысль, — а ректор-то, оказывается, не сухой книжный червь».

Потом он повернулся к комоду, и я застыла, заворожённая. Его пальцы принялись за пуговицы на манжетах. Он закатал рукава, обнажив предплечья. И я невольно сглотнула.

О боже. Руки. Мужские руки всегда были моей слабостью. А эти… это было нечто. Длинные пальцы, способные, я уверена, на самые сложные магические жесты, и при этом — проступающие под кожей шнуры мышц и та самая сеть выступающих вен, что говорила о силе, которую не спрячешь под профессорской мантией. Это была ядерная смесь изощрённого ума и дикой мужественности. Если бы не его характер, от которого впору было лезть на стену. Характер у этого человека был никуда не годный.

Он тем временем подошёл к своей огромной кровати, грубо стянул с неё шёлковое покрывало и одну из подушек и, не глядя, швырнул их на диван, стоявший у стены.

— Будешь спать здесь, — бросил он безразличным тоном, будто выдавал мне учебник, а не место для ночлега.

Разочарование и усталость накрыли меня с новой силой. Вся эта заворожённость испарилась, сменившись обидой.

— И что, — прозвучал мой голос, дрожащий от обиды, — даже чашку чая не предложите? После такого дня? Я, вообще-то, смену на ногах отработала.

Он повернулся.

— Нет.

— Вы, кажется, совершенно не обучены гостеприимству, — сказала я обиженно, чувствуя, как предательски щиплет глаза. Я была готова расплакаться от бессилия, от голода и от осознания, что я застряла здесь, в этом чужом мире, с этим невыносимым человеком.

Он медленно подошёл ко мне, и я невольно отступила на шаг, наткнувшись на косяк двери. Он остановился в двух шагах, и его рост снова давил на меня.

— Милая Элина, — прошипел он, и в его шёпоте было больше угрозы, чем в крике, — вы — не гость. Вы — катастрофа, которую я призвал по своей глупости. И моё гостеприимство ограничивается тем, что я обеспечил вам защиту и место для ночлега в нашем не очень гостеприимном мире. Не требуйте от меня большего. Ложитесь спать. И постарайтесь не храпеть.

С этими словами он повернулся, погасил жестом света в люстре, оставив комнату освещённой лишь лунным светом из окна, и направился к своей кровати. Он лёг, повернувшись к стене, демонстративно отгородившись от меня.

Я стояла в темноте, растерянная и обиженная, глядя на его широкую спину. Потом, сжав зубы, я поплелась к своему дивану. Он был жёстким и холодным. Я закуталась в его покрывало и подумала, что, возможно, драконы были бы милее, чем этот бессердечный ректор. А ещё мне до ужаса хотелось снять бюстгальтер, косточки впивались в кожу. Хотелось принять душ, надеть тёплую пижамку и свернуться клубочком на своей постели. А ведь у меня ещё и Васька некормленый. И что теперь с ним будет? Умрёт от голода. Мама меня ведь нескоро ещё хватится. Она в деревне живёт, мы с ней раз в неделю созванивались. ЖИла я одна с котом. Снимала квартиру и мечтала накопить на первоначальный взнос для ипотеки. Училась на учителя начальных классов на заочке, потому что не могла себе позволить учиться очно. Маме не под силу было тянуть меня и сестру. Поэтому я привыкла ни о чём не просить. И все проблемы решать сама. Вот только эту проблему с попаданием фиг знает куда я вряд ли смогу решить сама. И что-то мне так грустно стало от всех этих мыслей. Жалко и себя, и маму, и кота. Представила себе, как мама будет меня искать. И не сдержалась и заплакала. И хоть я старалась плакать тихо в подушку. Нет, нет, всё же какой-то всхлип прорывался наружу.

— Может, мы всё-таки попробуем поспать? — прозвучал раздражённый голос ректора.

От которого у меня ещё сильнее защипало в носу. И рыдания стали ещё громче. Нет, я бы обязательно перестала плакать, если бы это было мне подвластно. Но проблема была как раз в том, что справиться со слезами было нереально. Мне очень хотелось замолчать, но чем больше я пыталась успокоиться, тем сильнее начинала плакать.

— Ну что там у вас случилось? — подскочил с кровати ректор и широкими шагами подошёл к моему дивану.

Я не ответила, просто всхлипнула ещё громче, зарывшись лицом в его душистую подушку. Слёзы текли ручьём, и я чувствовала себя полной дурой, но остановиться не могла. Весь стресс этого безумного дня, весь ужас и беспомощность вырвались наружу.

— Элина, — его голос прозвучал прямо надо мной, и в нём слышалось скорее раздражённое недоумение, чем сочувствие. — Прекратите этот… водопад. Немедленно.

— Я-я н-не м-огу! — выдавила я между рыданиями. — У м-меня к-кот! Он один! И м-мама… а я т-тут в этом у-ужасном б-бюстгальтере!

Последнюю фразу я выкрикнула почти истерически, сама понимая, насколько это абсурдно звучит в контексте магических миров и голодных котов.

Воцарилась короткая пауза. Я рискнула поднять заплаканное лицо. Каэлен стоял над диваном, освещённый двойным лунным светом, и смотрел на меня с таким выражением, будто я была самой сложной магической головоломкой, которую ему когда-либо приходилось разгадывать. Его собственные волосы были слегка растрёпаны после того, как он вскочил с кровати.

— Итак, — произнёс он наконец, и его голос приобрёл вымученно-терпеливый оттенок, какой бывает у взрослых, пытающихся успокоить чужого капризного ребёнка. — У вас есть… кот. И… предмет нижнего белья доставляет вам неудобство.

— Он впивается ко-косточками! — всхлипнула я, чувствуя, как жарче разгорается от стыда. — И я не могу его снять, потому что тут же-же-же ВЫ!

Он зажмурился и провёл рукой по лицу.

— Превосходно, — пробормотал он себе под нос. — Величие древней магии, тысячелетние знания, и вот… кошачьи слёзы и косточки от лифчика. — Он вздохнул, и этот вздох был полон вселенской усталости. — Хорошо. Слушайте меня внимательно.

Он присел на корточки перед диваном, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. В полумраке его лицо казалось менее строгим, а в глазах, к моему удивлению, не было привычного льда — лишь тень утомлённого понимания.

— Во-первых, — сказал он тихо, но твёрдо, — ваш кот, скорее всего, уже нашёл еду. Они… находчивы. Во-вторых, ваша мать… мы подумаем, как с ней связаться. Позже. А сейчас… насчёт этого… — он с лёгкой гримасой кивнул в сторону моей груди. — Есть простое решение.

Он протянул руку и щёлкнул пальцами. Я почувствовала, как что-то щёлкнуло у меня на спине, и мучительное давление косточек мгновенно исчезло. Бюстгальтер… просто перестал существовать, оставив лишь лёгкую поддержку. Я ахнула, широко раскрыв глаза.

— Вы… вы что, только что магией…

— Иногда магия должна служить практическим целям, — сухо парировал он, поднимаясь. — Теперь, пожалуйста, попытайтесь уснуть. И… — он запнулся, будто слова давались ему с огромным трудом, — … постарайтесь не думать о коте. Я… изучу вопрос о межмировых сообщениях. Завтра.

Он повернулся и снова направился к своей кровати, но на полпути остановился.

— И, Элина? — он не оборачивался. — Если вы снова начнёте плакать, я превращу ваши слёзы в… не знаю, в колючих жуков. Понятно?

В его голосе не было настоящей угрозы. Скорее… неуклюжая попытка шутки. Очень неуклюжая. Но для него, я чувствовала, это было максимумом, на что он был способен.

— Понятно, — прошептала я, вытирая последние слёзы рукавом своей ужасной униформы.

Он кивнул и лёг, снова повернувшись к стене.

Я устроилась на диване, и он внезапно показался мне мягче. Тело наконец-то расслабилось. Я смотрела в тёмный потолок, прислушиваясь к его ровному дыханию. Он был по-прежнему невыносим, высокомерен и холоден. Но он щёлкнул пальцами и избавил меня от колючего бюстгальтера. И пообещал подумать о Ваське.

Может, не всё так безнадёжно? — подумала я. Может, у этого ледяного ректора где-то очень глубоко внутри всё-таки ещё остался живой кусочек сердца.

Неожиданно тишину комнату нарушило урчание моего разбушевавшегося желудка, который отчаянно требовал еды.