Нераспустившийся цветок

Глава 7 Прогресс

Вивьен

Оливер заслуживает награды «самое большое ничтожество». Какой парень не хочет быть у девушки первым? Заявить свои права на нее? Установить свой флаг? Поставить свою метку? Может, он просто эгоист и пришел к выводу, что я не буду хороша в постели и не смогу удовлетворить его. Я слишком быстро возвела его на пьедестал.

Моя бедная мама подумала, что я до сих пор нахожусь в депрессии из-за несчастного случая, а папа — типичный представитель мужского пола, — что у меня просто ПМС, когда я на протяжении двух дней пребывала в мрачном настроении. Сначала мне было больно, потом я злилась, потом опять мне было больно, и наконец, я стала раздражительной и неудовлетворенной. Оливер на мгновение, на очень короткое мгновение, заставил меня поверить в то, что однажды я могу быть с мужчиной. Он напоминал мне, что красота — это не только внешний вид. Затем ясно дал понять, что сексуальный опыт имеет очень большое значение.

Поэтому я собираюсь избавиться от своей девственности, как от уродливой родинки. Ее значение переоценено. Я не чувствую себя особенной. Я не могу указать на это в резюме или где-то еще. В первый раз будет колоть, щипать и жечь, как во время прокалывания ушей или укола. Я не делала большого события из прокалывания ушей. Не то чтобы специалист, которая проделала две дырки, посылает мне открытки на Рождество и день рождения. Черт, я даже не знаю, говорила ли она мне свое имя когда-нибудь.

Как всегда, Кай позволил остановиться у него, пока родители Алекс не уедут. И как всегда, меня пригласили на ужин Алекс и ее родители в месте, которое я называю домом девяносто процентов времени. Как раз подходящее время. Мне нужно взять сменную одежду на остаток недели.

— У тебя есть свои ключи? — спрашивает Кай, когда я собираюсь уходить.

— Они будут дома, зачем мне ключи?

— Нет, ключи от твоей комнаты.

Я всегда закрываю дверь своей спальни на ключ перед тем, как родители Алекс приезжают в гости. Она сказала им, что рисует, но еще не готова показать свои шедевры миру. Самое смешное? Они ей верят.

— Спасибо, и да, у меня есть ключи.

— Ну, ты знаешь, где я буду, — вздыхает он.

Я даже не благодарю его пред тем, как закрыть за собой дверь. Кейт возвращается домой через неделю, а Кай пообещал перекрасить гостиную, пока ее не будет, потому что она не переносит запаха краски. Он как раз все накрывает. В результате Кейт все равно будет его пилить, потому что почувствует запах и будет знать, что он откладывал это до последнего. Но хорошо то, что Кай будет чем-то занят, и мне не нужно развлекать его.

***

От дома Кая до нашего одна миля (прим.пер —примерно полтора километра). Я проходила ее пешком так много раз за прошедшие два года, что могла бы сделать это с завязанными глазами. Первое, что я замечаю, это черный SUV[28] родителей Алекс с нью-йоркскими номерами, припаркованный на тротуаре. Затем я замечаю своего соседа, направляющегося в противоположную сторону к своему дому. Он все еще одет в свою рабочую одежду, поэтому понимаю, что он только что вышел из метро. Когда он замечает меня, я быстро отвожу взгляд и молюсь, чтобы он ничего не сказал до того, как я войду в дом.

— Вивьен?

Слишком поздно!

Не отрывая взгляда от дороги, я быстро машу ему.

— Вивьен, подожди!

Краем глаза вижу, как он переходит улицу. Набираясь смелости, я останавливаюсь и поднимаю на него глаза, скрестив руки на груди.

— Да, сосед? — фальшиво улыбаюсь.

Он вздыхает.

— Слушай, я прошу прощения за сообщение. Было достаточно грубо с моей стороны не позвонить или не сказать лично. Я просто…

Я поднимаю руку.

— Побереги дыхание. Все отлично. Я отлично. Мне все равно, — я прохожу мимо него.

— Вивьен, подожди!

Я останавливаюсь, оставаясь стоять спиной к нему.

— Ты действительно пригласила моего брата на свидание в эти выходные?

— А это имеет значение?

— Я так думаю, так как он представляет себе, что ты ищешь отношений на одну ночь.

— А это имеет значение?

— Боже, Вивьен! Он просто собирается использовать тебя.

Я разворачиваюсь.

— Нет, это я использую его.

Оливер упирается кулаками в бедра.

— Чтобы заставить меня ревновать?

Качая головой, я смеюсь.

— Ты слишком много на себя берешь, — я поднимаюсь по ступенькам к входной двери и оборачиваюсь. — Кроме того, Ченс ближе мне по возрасту. У него больше выносливости, чтобы не отставать от меня, когда я буду скакать на нем, как будто на Кентуккском Дерби[29]. — Я стучу в дверь и, как только она открывается, я улыбаюсь ему в последний раз. — Увидимся позже, сосед.

Не знаю точно, что отражает взгляд на его лице: ужас или шок, но в любом случае, я чувствую горьковато-сладкое удовлетворение.

— Вив! — мама Алекс приветствует меня с распростертыми объятьями, когда я вхожу и закрываю за собой дверь.

— Аннабель, как приятно вас видеть. Ммм, что так вкусно пахнет, и я знаю, что это готовила не Алекс.

Аннабель улыбается.

— Ты права, это не Алекс готовила, но не потому, что она не умеет. Не позволяй ей убедить тебя, что я не научила ее готовить.

— Это так… — я перевожу взгляд на Алекс, которая смотрит телевизор с отцом.

— Чтоб ты знала. Я никогда тебе не говорила, что не умею готовить, я сказала, что я не готовлю.

— Эй, Вив! — ее отец улыбается.

— Привет, Марк. Какой счет?

— Ноль — три, — ворчит он.

Алекс подвигается ближе к нему, толкая локтем его руку.

— Ты имеешь в виду ноль — твоя команда и три — моя.

— Осторожно, юная леди, или я перенесу твою задницу в такое место, где ты вспомнишь, что значит быть болельщиком Янки[30].

— Да, да, как хочешь. — Алекс прыгает с дивана. — Итак, я наконец-то повстречала старшего из братьев Конрад сегодня. Они забирали какие-то кустарники и святое дерьмо, как я могла не знать, что он наш… эм, я имею в виду мой сосед? — она быстро исправляется. К счастью, ее мама поглощена приготовлением ужина, а отец утопает в горе оттого, что его команда проигрывает в горячем противостоянии.

— Не уверена, но он больше не в поле моих интересов.

Алекс садится на столешницу и начинает клевать салат, который делает ее мама. Аннабель шлепает ее по руке. Алекс бросает помидорчик черри в рот и усмехается.

— Так, колись, что случилось?

Я складываю из пальцев букву «Д». (прим. пер. — большой и указательный на одной руке, а под ними указательный другой руки)

— Серьезно? Это проблема?

— Выходит, что так, — я пожимаю плечами.

— Какая проблема? — спрашивает Аннабель.

Мы обе широко раскрываем глаза и Алекс хихикает.

— Ничего, просто есть парень, который нравится Цветочку, но он странно относится к ее… росту.

Я закатываю глаза.

— Вив, ты красивая молодая женщина. Я бы хотела, чтобы у меня были такие длинные ноги, как у тебя, дорогая. Уверена, ты просто пугаешь его, что означает, что он не для тебя.

Алекс кивает.

— Да, он просто напуган твоим ростом и твоими длинными ногами, которые, если их расставить, вместе с полом образуют идеальную букву «Д», — опять хихикает Алекс.

Аннабель шлепает ее по попе.

— Почему ты ведешь себя так глупо сегодня? Спрыгивай и накрывай на стол.

Алекс прыгает, и мы вдвоем несем тарелки и приборы в столовую.

— Он действительно бросил тебя, потому что ты девственница? — шепчет она.

— «Бросил» — это слишком громко сказано, но да, он решил, что нам следует быть соседями или друзьями из-за разницы в возрасте и потому, что у него нет того, что я хочу. Что означает «из-за того, что я девственница», особенно если принять во внимание тот факт, что это был наш последний разговор перед тем, как он решил… ну, да, бросить меня.

— Гм, — Аннабель прочищает горло, когда она и Марк стоят за нашими спинами с блюдами в руках.

Великолепно! Новость о моей девственности распространяется как вирус. Мне нужно избавиться от этого, пока она не пошла дальше.

***

— Ты пригласила Ченса на свидание? — визг Алекс отражается от стен моей спальни, когда я собираю кое-какую запасную одежду.

— Я так и сказала, — смеюсь я.

— Да, но… почему? Это чтобы заставить Оливера ревновать?

— Нет, определенно не поэтому, — я плюхаюсь на кровать. — Если я расскажу тебе, можешь никому не говорить?

— Конечно. Ты ж меня знаешь, — Алекс откидывает волосы за плечо, как будто мой вопрос смешон.

— Конечно, могу. Вот почему Шон знает все, что я когда-либо тебе рассказывала.

— Не все.

— Угу, неважно, — я морщусь, делая глубокий вдох. — Я просто использую Ченса, чтобы лишиться невинности.

— Что? Цветочек, ты серьезно? — Алекс садится рядом со мной.

Я киваю.

— Я делаю это не для того, чтобы вернуть Оливера. Это очевидно, что если бы была такая возможность, я бы выбрала его брата. Это просто потому, что Оливер заставил меня поверить в то, что это не моя судьба оставаться девственницей, и, если такое случится, я хочу знать, что, когда правильный парень встретится, мне не придется иметь дело с проблемой девственности снова.

— Мне нравится, как ты обозначила это «проблемой девственности», как возбудитель инфекции или что-то такое, — Алекс хихикает.

— Ну, если бы ты видела, как Оливер смотрел на меня, когда я сказала ему, то, вероятнее всего, это и есть возбудитель инфекции или заболевание передающееся половым путем, если на то пошло.

— Ты уверена, что Ченс — самый хороший вариант? Я думала, он тебя не интересует.

— Так и есть. Это и делает его идеальным. Он абсолютный игрок и отношения на одну ночь — это его специальность. Он хорошо выглядит и относительно милый, даже если его доброта выражается часто неуместными комплиментами.

Алекс теребит нижнюю губу.

— Но… разве ты не хочешь, чтоб твой первый раз был особенным?

— А твой был?

— Нет, но… — она пожимает плечами.

— Но что?

— Я не знаю, — она смеется. — Я так сказала, потому что думала, что так нужно сказать. Ты знаешь, как разговаривать с кем-то, кто стоит у края скалы.

— Спасибо, но мне двадцать один, а не пятнадцать, — посмеиваюсь я.

— Он знает?

— Ченс?

Алекс кивает.

— Не думаю. Если только Оливер ему не сказал. Я просто пригласила его на свидание, в основном упоминая, что мы будем трахаться, и это будет всего один раз. Я не сказала «привет, заинтересует ли тебя ужин, кино и моя девственность?».

— А должна была бы.

Мы хихикаем.

— Что насчет твоей спины?

— Это еще одна причина, по которой я выбрала Ченса. Что-то мне подсказывает, что если я надену правильную юбку или платье, без трусиков, он относится к тому типу парней, которые с удовольствием сделают дело, не снимая одежды. Я думаю, что надену рубашку на пуговицах, бюстгальтер с застежкой спереди и юбку, длиной до колена.

— Только моя мозговитая деловая подруга может относиться к потере девственности как к стратегической передаче бизнеса.

— Так помоги мне боже, если ты расскажешь Каю, я убью тебя сразу после того, как поведаю твоим родителям о нашей маленькой договоренности относительно квартиры и работы.

— Мяу, спрячь свои коготки. Прибереги свою «кошачью битву» для женщин, которые возненавидят тебя за то, что ты возвращаешься на «рынок».

Я сталкиваю ее с кровати.

— Заткнись. Я просто избавляюсь от своего возбудителя инфекции, ничего больше.

Она стоит, пряча глупую улыбку.

— О, кстати… мои родители уезжают сегодня вечером. Папе нужно возвращаться на встречу, а я иду к Шону, как только они уедут. Так что не нужно собирать вещи, — она показывает на мою сумку. — Ты будешь здесь сама наслаждаться своей уже не девственностью. Если, конечно, не останешься на ночь у Ченса.

— Да, такого не будет.

***

Оливер

Еще один диагноз, поставленный самому себе. Я возвращаюсь к детской модели поведения, выбрасывая игрушку и решая вернуть ее обратно, когда мой младший брат предъявляет свои права на нее. Различие в том, что я не хочу Вивьен, я в ней нуждаюсь. Не потому что хочу. Я не хочу. Последняя вещь, которую я когда-либо хотел, это снова нуждаться в ком-то.

— Куда мне повести Вив на ужин сегодня вечером? — спрашивает Ченс, когда мы загружаем грузовик.

Ему удалось не упоминать о своем свидании на протяжении прошедших двух дней до настоящего момента.

— Я не знаю. Куда ты обычно ходишь… о, правда, ты же обычно просто занимаешься бессмысленным сексом и отправляешь их с деньгами на такси и подарочным сертификатом в «Panera»[31].

— Чтоб ты знал, я даю им «CharlieCard»[32] для проезда в метро или автобусе, так как плата за такси — это слишком дорого, и подарочную карту в «7-Eleven»[33], а не «Panera».

Мы оба садимся в грузовик, он поправляет свою бейсболку со своей обычной усмешкой «тупая задница» на лице.

— Ты идиот.

— Я лучше буду идиотом, который приведет домой Вив сегодня вечером, чем болваном, который идет домой один.

— Как хочешь, — вздыхаю я, глядя в окно. Мне следовало бы сказать, что Вивьен моя соседка, девушка с которой я виделся, девственница, но я не могу. Он бы не понял, почему я нуждаюсь в ней. Я не могу этого объяснить даже себе. Может, он заболеет. Может, она передумает в последний момент. Может, я потеряю последнюю каплю здравомыслия, сидя один дома и представляя себе их вместе.

Вероятнее всего, я напьюсь и отключусь, потому что, о чем бы я ни подумал, доставляет мне боль. Я едва держусь, зная, что мои родители сейчас в Портленде. Куда бы ни уносились мои мысли, везде дорожное заграждение. Я мог бы поехать в объезд и разбираться с одной проблемой за раз, но легче просто ничего не делать, пока не закончится бензин, застрять посередине ничего, абсолютно одному.

— Как насчет того, чтобы поменяться машинами сегодня? — спрашивает Ченс, заезжая на тротуар возле моего дома.

Я смотрю на противоположную сторону улицы и мечтаю, чтобы Вивьен вышла из дома, Ченс уловил связь и, может, их свидание отменится. Не с моей удачей.

— Ты не думаешь, что она поинтересуется, почему ты водишь мою машину?

— Как она узнает, что машина твоя? Она у тебя подписана что ли?

— Она подумает, почему ты за рулем «БМВ».

— Ха, потому что я успешный владелец собственного бизнеса. Это только произведет впечатление, что у меня есть машина не для работы.

— Тогда, почему у тебя ее нет? — я открываю дверь.

Ченс широко открывает глаза и высовывает голову.

— Потому что я не настолько успешный, но ей не обязательно знать об этом.

— О, обязательно. Поезжай на грузовике. Может, она расскажет Мэгги, насколько ты беден, и мы получим хорошую скидку на следующий заказ. Так что, увидимся и не будь придурком сегодня вечером, — я захлопываю дверь.

***

Я провел годы, изучая, наблюдая и имея дело с правовыми последствиями саморазрушающего поведения. Любой другой на моем месте убегал бы и прятался, зная, что фитиль подожжен с обоих концов. Но не я. Я не могу контролировать свои эмоции, не те, которые расцвели и ждут увядания, или те, которые раскрылись, и ждут признания. Они запутываются в моей голове и просачиваются в каждую мысль.

Мама: Они цветут, Оливер! О Боже, они цветут! Может, они ждали тебя.

Я смотрю на свой телефон.

Я: Может, они ждали солнца.

Мама: Да, сынок.

Я на время выключаю свой телефон, чтобы она поняла, что я не собираюсь с ней это обсуждать. Затем я смотрю на свой диван и вижу маленькую декоративную подушку в синюю и серую полоску, которую мама купила в прошлом месяце. Она прожила дольше, чем остальные. Я думаю о ее сообщении, затем о Ченсе, затем о Вивьен. Она из тонкого хлопка и сшита свободными стежками, а я обычно разрываю такие непрочные подушки, как пакет с чипсами, но по какой-то причине я беру на кухне нож и вонзаю его раз за разом, пока не остается ничего, кроме оборванной оболочки и белого наполнителя из синтетического волокна повсюду.

Хрен с ним! Хрен с ней! Хрен со всеми!

Бросая нож на кофейный столик, я падаю на диван, взъерошиваю руками волосы, бездыханный из-за сдерживаемой злости. Я достаю телефон из кармана и снова включаю его.

Мама: Ты именно там, где должен быть. Всему свое время, дорогой.

Я замечаю время: семь вечера. Взяв ключи и кошелек, я выбегаю за дверь, ведомый чем-то, что еще не приобрело смысла в моей голове. Может, это то, где я должен быть в это время.

Я останавливаю машину на улице, что на противоположной стороне аллеи от того места, где паркуется Ченс. Через несколько минут вижу, как его грузовик останавливается на тротуаре, и, как джентльмен, которым он на самом деле не является, он открывает пассажирскую дверь. Его рыцарство выводит меня из себя больше, чем, если бы он просто щупал ее задницу и показал свое настоящее лицо. Юбка Вивьен, длиной до колен, развевается при легком ветерке, так же, как и ее черные волосы, пока он ведет ее по аллее, положив руку на поясницу. Они останавливаются возле его двери, и он наклоняется, чтобы прошептать ей что-то на ухо. Вивьен откидывает голову назад, смеясь, пока он открывает свою дверь.

Мое колено неконтролируемо дергается, руки сжимаются в кулаки в устойчивом ритме. Я мог бы позвать его и притвориться, что произошло что-то непредвиденное, но это будет лишь временным решением проблемы. Это произойдет другим вечером. Я смотрю на часы на своем телефоне, пытаясь решить: я здесь, чтобы остановить ее или собрать по кусочкам, когда она выйдет от него позже. Боже, это вопрос на миллион долларов. Если я хочу ее, тогда мне стоит посмотреть, сможет ли она сделать это и, возможно, это станет для меня ответом. Если она нужна мне, то я никак не могу позволить Ченсу использовать ее сегодня.

Тик-так.

Колено дергается.

Кулаки сжимаются.

Сердце рвется из груди.

Хрен с ним! Она нужна мне.

Не знаю, сколько шагов между квартирой Ченса и моей машиной, но я уверен, что сократил их вдвое.

Бах-бах-бах!

Ченс открывает дверь с лицом, искаженным в замешательстве.

— Брат, что ты здесь делаешь?

Я прохожу мимо него. Вивьен сидит на диване с бокалом вина — она, вероятно, уже пьяна — и какая-то приятная музыка льется из колонок. Ее глаза становятся больше, когда я подхожу.

— Оливер, что ты делаешь?

— Чувак, что происходит? — кричит Ченс позади меня, но я продолжаю смотреть на Вивьен, протягивая ей руку.

Она смотрит на нее, затем на меня.

— Нет, — она качает головой.

— Оливер, ты не хочешь рассказать нам, что происходит? — Ченс кладет руки мне на плечи, но я сбрасываю их.

— Вивьен — моя соседка, — говорю я сквозь зубы.

— Твоя… кто? Она та, с которой ты был…

— Да, и сейчас она идет со мной.

Вивьен ставит вино и встает, вызывающе скрещивая руки на груди.

— Я никуда не иду с тобой.

— Вив, ты девственница? — спрашивает Ченс.

Вивьен вскидывает руки.

— О, боже! Это запустили в виде вируса в интернете? Уже все знают, что я девственница? — она хватает свою сумочку, выходя за дверь. — Почему это такая чертовски большая проблема? — кричит она.

Ченс не двигается. Его мозг явно наверстывает упущенное. Я следую за Вивьен за дверь.

— Не прикасайся ко мне и не иди за мной! — она грозит мне пальцем, когда я делаю попытку схватить ее за руку.

— Куда ты идешь? — кричу, когда она топает по аллее.

— Собираюсь пойти «сорвать свою вишенку», ублюдок!

Что?

— Вивьен, подожди! — я бегу за ней. — Не будь смешной, — я беру ее за руку, а она вырывается.

— О, это говорит мне парень, который бросил меня из-за того, что моя девственная плева до сих пор нетронута, — она разворачивается и шагает дальше.

— Мне жаль.

Все еще идет.

— Я был тупицей.

Все еще идет.

— Черт! — я гонюсь за ней. Хватая ее за талию, притягиваю к себе, когда она пытается вырваться и убежать. — Просто послушай меня.

— Нет! — она извивается в моих руках, толкаясь локтями из стороны в сторону.

Не видя другого выбора, я перекидываю ее через плечо, и она кричит:

— Стой, моя юбка… я не надела…

Я вытягиваю руку, чтобы натянуть ее юбку… на ее голую попу!

— Где, черт возьми, твое белье?

Она бьет кулаками меня по спине.

— Оно у меня дома. Теперь опусти меня!

— Ты не успела постирать?

— Нет! Ты действительно так глуп?

Я сажу ее на пассажирское сиденье.

— Пристегнись.

Она складывает руки на груди.

— Почему я должна с тобой ехать?

Я опускаю голову и кладу руки на крышу машины.

— Потому что ты мне нужна.

Она смотрит на меня безжалостным взглядом, когда я закрываю дверь с ее стороны.

— Почему я тебе нужна? — спрашивает она, когда я съезжаю с тротуара.

Продолжая смотреть на дорогу, я качаю головой.

— Я не знаю. Это я и пытаюсь выяснить.

***

Мы едем в полной тишине, мой голос находится в заложниках у налитого эмоциями языка. Я предчувствую, что она побежит на другую сторону улицы к своему дому, как только я остановлю машину, но она этого не делает. Она ждет, пока я открою ей дверь. Взяв за руку, я веду ее к своему дому, и она следует за мной без колебаний.

Вивьен останавливается только за дверью, когда я продолжаю идти, бросая ключи на столешницу.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — я ненавижу неуверенность, которая звучит в моем голосе, как будто я только что сделал громадную ошибку и теперь не знаю, что с этим делать.

Она качает головой, когда напряженный взгляд, полный неуверенности, следит за каждым моим передвижением. Мой телефон звенит в кармане. Пропущенный звонок и сообщение с неизвестного номера. Я слушаю его, когда Вивьен продолжает наблюдать за мной, разглядывая и оценивая меня.

Это не слова сообщения и не голос, это точно подобранное время. Я ничего не слышу из-за собственного стучащего пульса, а все что вижу — красный. Прошло три года, а я ненавижу ее всеми фибрами души. Я швыряю телефон на столешницу, разбивая экран. Вивьен подпрыгивает, стоя посередине гостиной. В какой-то момент она идет в сторону бардака: наполнителя подушки и кусков ткани, которые все еще разбросаны по полу и дивану.

— Мне… жаль. Мне не следовало приводить тебя сюда.

Мои ноги сами ведут меня к лестнице, потому что я такой онемевший сейчас, что единственное, что чувствую — это удушающее давление в груди, как будто мои легкие борются за воздух.

— Про-сти.

Спотыкаясь, я захожу в свою комнату и захлопываю дверь, срывая рубашку, потому что даже легкий хлопок ощущается, как свинец на моей груди. Сидя на краю кровати, я сгибаюсь, положив голову на руки, и плачу. Боль выходит наружу как смесь крови и кислоты. Ненависть — всепоглощающая, а боль — уродливая.

Дверь открывается. Эмоции застревают в горле. Я не могу взглянуть вверх, поэтому все, что вижу — ее голые ступни, обращенные в противоположную сторону от меня.

— Пожалуйста… уходи, — мой голос дрожит.

Она не двигается с места. Ее рубашка падает у ее ног на пол. Я могу видеть только заднюю сторону ее ног от колен и ниже. Что она делает? Ее бюстгальтер присоединяется к рубашке на полу.

Она ждет.

Она стоит ко мне спиной, и затем меня осеняет — ее спина обнажена для меня.

Убирая руки с лица, медленно дюйм за дюймом, я поднимаю глаза к ее спине. Она дрожит, как осиновый листок, ее волосы перекинуты через одно плечо. Я вытираю слезы — переплетенные ветви с цветами. Цветы повсюду и ни один… ни один не распустился.

О. Боже!

Каждая замысловатая деталь закрывает то, что под ней скрыто: шрамы — они повсюду. Затем она поворачивает голову и блестящие зеленые глаза встречаются с моими, когда она кусает дрожащие губы.

— Вивьен… — шепчу я. — …красивая, ты… идеальная.

Слезы текут по ее щекам.

— Не отступишь?

Я улыбаюсь и беру ее за руку. Она разворачивается и становится у меня между ног, убирая волосы с груди. Прижимаясь губами к ее ладони, я закрываю глаза и распадаюсь на части. Весь мой мир рушится, и она даже понятия не имеет, что в этот момент бросает мне спасательный круг.

— Не отступлю.

Меня убивает то, что кто-то такой великолепный как внутри, так и снаружи жил в страхе, что люди изменят свое мнение о ее красоте. Мне интересно, сколько она жила с такой незащищенностью. Еще больше мне интересно, мужчина ли заставил ее чувствовать себя неидеальной. Боль в ее глазах, когда она смотрит на меня, говорит мне, что ответ «да».

Она начинает стягивать юбку с бедер, но я хватаю ее за запястья.

— Не сегодня. Я просто… — я вздыхаю. — У меня слишком много всего в голове, но скоро. Хорошо?

Она снова натягивает юбку и кивает, подбирая бюстгальтер и рубашку. Слегка улыбаясь, она отворачивается от меня, чтобы одеться.

—Вивьен?

— Хм?

— Ты же не расстроилась?

Она качает головой. Я встаю и подхожу к ней спереди, когда она застегивает последнюю пуговицу.

— Ты уверена?

Она смотрит на мою грудь.

— Да. Увидимся завтра или как-то так.

Я целую ее мягкие губы. Мне необходима вся сила воли, чтобы отпустить ее сегодня, но она заслуживает моего полного внимания, а сейчас я распадаюсь на части.

— Я проведу тебя домой.

— Не будь идиотом. Я живу через дорогу, — ее голос лишен эмоций, когда она поворачивается и идет по коридору к лестнице.

Я чувствую, что она, по крайней мере, немного разочарована, но я не знаю, что я ещ могу сказать или сделать сегодня. Выглядывая из окна спальни, я наблюдаю, как она сбегает вниз по ступенькам и бежит через дорогу. Я замечаю, что когда она нащупывает замочную скважину, чтобы вставить ключ, ее рука продолжает вытирать глаза.

Дерьмо! Она плачет.