Соня
Под непроницаемым взглядом Кислого, я чувствую себя неуютно. Не знаю, куда деть свои руки, в какую сторону смотреть и как вообще себя вести. Клянусь, этот парень меня ненавидит! Будь мы в средневековье он был бы первым, кто ткнул в меня пальцем и заорал: «Ведьма!».
— Ты может, и обвела вокруг пальца Зорина, но меня не удастся, — отрезает, резко подаваясь вперед на кресле напротив меня.
От этого движения я сжимаюсь, и подобно ежику выпускаю иголки. Воздуха становится катастрофически мало. Он пугает меня до чертиков.
— Я не обводила его вокруг пальца.
— Ты морочишь ему голову, куколка, — берет мой локон волос, трет между пальцев, отчего меня начинает мутить. Если он не отойдет от меня хотя бы на метр, я на него блевану.
— Я ничего не делаю, — бормочу, отворачивая свою голову и закидывая волосы за спину, подальше от его мерзких пальцев.
— Ты что-то мутишь с Ефимовым. Я знаю. Или хочешь сказать, что он за просто так спустил на тебя несколько тысяч баксов.
— Некрасиво считать чужие деньги, — едко выплевываю.
Кто-нибудь зашейте мне рот! Почему в стрессовых ситуациях мне нужно еще больше накалить обстановку? Я что скрытая мазохистка? Или бессмертная? Очевидно, Кислый думает так же, судя по его суженным зрачкам.
— Он друг семьи. В нашем мире нормально дарить дорогие подарки. Это подарок на Новый Год. Ничего особенного.
Я вновь вешаю эту лапшу на уши.
— Друг семьи? — с усмешкой кидает, глядя на меня исподлобья. — С которым ты трахаешься?
Вот теперь он точно выбивает почву из-под моих ног. Это не совсем то, но близко… Очень близко.
— Я ни с кем не трахаюсь!
— Расскажи это своему папочке, — изгибаются его губы в кривой усмешке. Самодовольный сукин сын!
Поборов в себе желание разбить о его тупую башку вазу, стоящую неподалеку от меня, даю себе обещание молчать. Что я не скажу так или иначе будет трактовано против меня. И абсолютно неважно, что на самом деле я не знаю где хуже: дома или здесь.
Почему же я тогда так рьяно рвалась домой? Потому что там хотя бы обстановка была знакомая. И да своими скандалами, провокациями и хитростью я надеялась отвоевать свою свободу.
Кислый все еще пытается «вывести меня на чистую воду», но я абстрагируюсь от этого назойливого мерзавца. Мыслями возвращаюсь к мужчине, что по стечению обстоятельств когда-то давным-давно был приятелем моей матери.
Мама.
На это слово у меня запрет. Я запретила возвращаться себе к этому. Запретила думать, а что «если бы», потому что это съедало меня живьем. Моя мать умерла, когда мне было три года. Ее сбила машина. Насмерть. Несчастный случай, хоть с возрастом я стала в этом сомневаться. Стала сомневаться, потому что отец о ней мало говорил. Как будто ее и не было вовсе. Словно я родилась от святого духа или меня нашли в капусте. Всего несколько потертых фотографий и украшений — все, что от нее осталось.
Сам отец толком и не рассказал, что случилось. Эту ответственность он предоставил психологам, которые объяснили мне в шесть лет перед школой, что такое в жизни случается, что у некоторых детей нет мамы. Конечно же, я спрашивала у отца, когда подросла, но он ограничился несколькими скупыми фразами: авария, несчастный случай, врачи ничего не успели сделать.
Я ее практически не помнила, а то, что помнила — было смазанными картинками. Однако, глядя на фотографии, с уверенностью могла заявить — у меня ее глаза. Такие же большие, любопытные и зеленые. Этот мужчина кто бы он ни был, знал мою мать. Сможет ли он рассказать мне о ней больше или не стоит надеяться на того, кто сотрудничает с моими похитителями?! «Приятелями» тоже можно быть разными, знаете-ли.
Делаю в голове пометку, вернувшись, проесть плешь отцу с этим вопросом. Хоть психологи и достаточно промыли мне мозги, чтобы я смирилась с ее смертью, порой мне хотелось из кожи вон вылезть, чтобы узнать хоть что-нибудь о ней.
Любила ли она зиму или больше лето, как я? Ей больше нравились утонченные платья или удобные штаны? И, в конце концов, была ли она настолько бесчувственна как отец, чтобы отдать свою дочь замуж за старика? Я ничего о ней не знала, но мне хотелось верить, что нет. Не отдала бы.
Дверь хлопает, возвращая меня в реальность. Демьян заходит в номер, качает головой и произносит:
— Все получилось. Он согласен.
Я чувствую облегчение от его слов. Значит, есть шанс, что он договорится сразу с отцом, а не с Ефимовым.
Казалось бы, какая разница кому меня отдадут отцу или моему «жениху»? В любом случае окажусь дома. Что ж, могу заверить, что есть разница. Есть чертова большая разница! Если я попаду в руки непосредственно к Ефимову, то отец заявит, мол, он меня спас, на вес золота женишок-то! Мчался на всех парах, рисковал, разыскивая невесту. Боюсь в таком случае, мне придется податься в бега еще раз, но уже по своей воле. И желательно туда, где меня не найдут.
— Завтра он скинет адрес и время, но, думаю, в город нужно выдвигаться сейчас.
Город? Какой город? Мы едем домой? Слава всем святым!
— Через полчаса тогда встречаемся возле тачек.
— Пошли, — командует мне Демьян, а затем выходит. Кто бы знал, как я устала от этих бесконечных дорог, но меня никто и не спрашивает.
Встав, выхожу за дверь, игнорируя брошенную фразу мне вслед:
— Я все узнаю!
Мы не едем домой. Черта с два! В город, в который мы въезжаем, совсем не похож на тот, в котором я живу. Он больше. Гораздо больше. Предполагаю, мы в соседней области в одном из самых больших мегаполисов страны.
Превосходно! Искать меня в таком городе, что иголку в стоге сена. И Демьян об этом отлично знает.
Мы лавируем по дорогам не менее сорока минут, пока не останавливаемся около высотки. Без понятия, что это за место, но оно близко к тому чему я привыкла. Не менее пятнадцати этажей и охраняемая территория.
Не в силах поверить собственным глазам зажмуриваюсь, но, открыв их, по-прежнему вижу высотку.
Господи Боже, у меня не глюки! Цивилизация!
Демьян спокойно минует охрану, заезжает во двор, паркуется и глушит машину.
— Устала?
Глупый вопрос. Устала ли я скитаться? О, еще как!
Когда я фыркаю, Демьян закатывает глаза. Не складывается у нас диалог, что тут сказать… За все время дороги мы едва обменялись несколькими фразами. В частности я потребовала у него объяснений, но Зорин (теперь я знаю его фамилию) велел мне цитирую: «Не совать свой нос не в свое дело!».
— Где мы? — интересуюсь, когда мы идем к входу парадной.
— В надежном месте, — уклончиво отвечает, открывая дверь.
Зайдя, мы поднимаемся на лифте, а затем выходим и останавливаемся у двери. Демьяну в этот же момент звонят.
— Слушаю, — отвечает, открывая дверь и пропуская меня вперед.
Уже не сопротивляясь, потому что занятие это бесполезное и мне самую малость любопытно, я захожу. Свет щелкает, озаряя светом коридор. Напротив нас зеркальный шкаф и две двери. Сам коридор ведет вглубь. Вероятно, в гостиную. В воздухе витает характерный запах все нового и немного отдает краской. Вероятно, здесь недавно сделали ремонт.
— Захвати с собой еды на вынос.
Словно в одобрение мой желудок урчит. Да, я определенно голодна. Настолько голодна, что даже доширак мне сейчас кажется деликатесом.
— Жду, — Демьян отключается, затем разувается, и я следую его примеру. — Заходи, — подталкивает меня в спину.
— Где мы? — вновь пытаю удачу. Ну, а вдруг?
Мы проходим вглубь. Демьян включает свет и, я понимаю, что стою посреди большой гостиной. Посередине стоит диван, напротив которого телевизор размером в маленькую машину, дальше идут стеклянные двери, что, похоже, ведут в кухню. Зорин проходится по комнате, после чего плюхается на диван, вытягивая ноги.
— Мы у меня дома, — я уже и не думала, что он ответит. Кажется, я словила удачу за хвост.
Осторожно крадусь, осматриваясь по сторонам. Если это его квартира, то вынуждена признать: у этого парня имеется вкус. Я и сама давно мечтала об укромном уголке, но у отца всегда был на все один ответ — муж купит.
— Не боишься, что нас здесь найдут?
— По-твоему я идиот?! — вскидывает бровь, покосившись на меня. — Она не записана пока на меня. Это самое безопасное место.
Вздохнув, сажусь в кресло. Провожу рукой по совсем новой коже. Теперь я действительно осознаю, что он сын бандита. Иначе… На какие шиши он заработал себе на квартиру? Был лучшим работником месяца в Макдональдсе? Очень сомневаюсь, что там настолько большие премии. По крайне мере не слышала, что ее выдают золотыми слитками.
— Ясно, — отвечаю, просто потому что не знаю что сказать.
Мы столько времени провели вместе. Пусть и не по собственной воле, а мне каждый раз, когда не хотелось убить этого парня, становилось неловко. Я бы не назвала себя закомплексованной. Отнюдь. Однако большинство парней, с которыми я общалась, были, мягко говоря, не особо умными. Ладно, они были тупицами. Гормоны затмили им их и без того крошечный мозг. Глупые приколы и банальные шутки. Но Зорин… Зорин будто перерос этот возраст, хоть и не был особо старше меня. На год другой — не больше.
— В прошлом году я здесь закончил Юридический, — совершенно неожиданно слетает с его губ.
— Ты юрист?
Поднимите мою челюсть с пола!
— А что не похож? — сверкает своей редкой задорной улыбкой.
— Не очень, если честно. Учитывая, все события.
Я скорее поверю тому, что он занимается вымогательством. Или мне хотелось в том себя убедить…
— Тогда ты должен знать, сколько тебе светит за похищение? — не удерживаюсь от шпильки в его сторону.
Веселье Демьяна испаряется. Медленно моргнув, он корчит раздраженную мину и бурчит:
— Почему тебе все нужно свести к похищению?
— Потому что это так.
— Твой отец вынудил меня. Я бы ни за что в жизни по собственной воле с такой истеричкой не связался! — повышает тон. Теперь все становится на свои места.
— Это все из-за твоего отца, а не моего! Мой всего лишь хотел защитить свою дочь!
— Тогда где же он?! Мои губы начинают дрожать, отчего я их поджимаю.
Мне надоело рыдать, но это невыносимо чувствовать себя ненужной. Брошенной. Родители Вари устроили бы переполох — пропади их дочь. Ее бы отец взял дробовик и отстрелил бы яйца всем, кто посмел прикоснуться к его дочурке. Так же как и остальные нормальные родители. Но ключевое слово здесь «нормальные».
— Послушай, — проводит Демьян рукой по своим волосам, а голос у него уже не рассерженный, а раскаивающийся. — Я не хотел ничего такого сказать. Просто ты…
— Да я, — собрав остатки своего достоинства и мужества, изрекаю, — да я такая. Может мне бы и самой хотелось, чтобы мой отец не сидел, сложа руки. Чтобы не ждал, пока его люди найдут меня, а сделал это сам. Я не виновата в том, что он не шевелится.
— Я и не говорил, что ты виновата, — мягко протестует Демьян. Чертыхается себе под нос и двигается ближе ко мне. Он мечется будто загнанный в угол зверь, не зная что делать своими руками. Они то тянутся к моей голове, то к рукам, но в итоге опускаются на подлокотники кресла. — Ты ни в чем не виновата, — глаза в глаза, отрезает. — Соня, я просто не хочу быть козлом отпущения в этой войне между нашими отцами. Я не хочу, чтобы «Шафран» достался твоему отцу, — нехотя признается.
Я думала, что меня уже нечем удивить, но ошибалась. Прямо сейчас я нахожусь в шоке.
— При чем тут «Шафран»?
Зорин трет свое лицо. Он хочет ответить, но в дверь звонят. Демьян облегченно вздыхает, словно его спасли и тут же отстраняется, а после топает открывать дверь.
Я сижу в кресле, а Демьян с Лешей на диване. На журнальном столике пицца и куча вредной еды, которую я с радостью поглощаю. Время от времени я натыкаюсь на колючий взгляд Леши и задумчивый Демьяна. Они не разговаривают о делах, но между собой перебрасываются фразами.
— Прошлая квартирка мне больше нравилась, — гадко ухмыльнувшись, многозначительно поигрывает бровями Кислый.
— Еще бы, — усмехается Зорин, — мой диван протерся от того количества телок, которых ты на нем трахнул.
Я давлюсь куском пиццы от столь откровенных подробностей. Матерь Божья, ему кто-то дает? Кто эти слабоумные женщины?
Схватив со столика банку колы, жадно пью и пицца, что встала у меня в горле, проталкивается в желудок.
— Это был счастливый диван, — хмыкает, ни разу не смутившись, Кислый.
Пицца лезет наружу, как только в моем извращенном сознании появляются картинки старого потрепанного дивана, девушки и нависшего над ней Леху. Брр, жуть!
— И чья бы корова мычала! — шутливо восклицает. — Тоже мне монах нашелся.
Хмм, интересненько…
Демьян скромно пожимает плечами, но я-то вижу, что в его глазах пляшут чертики. Мужчины, что с них взять… Они и пятьдесят будут обсуждать свои похождения и гордится тем, что имели все что двигалось. Хотя на самом деле им стоило бы гордится тем, что они не заразились гонореей или еще чем похлеще…
Они еще некоторое время обсуждают свои студенческие годы, что в ходе их разговора как я поняла, не так давно закончились. Парни выпустились летом. Следовательно, чуть больше полугода тому назад. И, похоже, в этом городе.
Леша больше не замечает меня. Или делает вид. Откровенно говоря, мне плевать. Один раз он пытался втянуть меня в очередную перепалку, когда Демьян отлучился, но ему не удалось. Более того, вернувшись, Демьян осадил его. Собственно, с тех пор он ко мне и не лез.
Кажется, они трепаться целую вечность. Я зеваю, вслушиваясь в очередную нелепую историю их попойки. Кажется, кто-то купался в фонтане, а еще кто-то так надрался, что утром оказался в борделе. Борделе, где одни трансвеститы. И этому кому-то пришлось почти голышом бежать через пол-улицы. Забавная история, думаю я, закрывая глаза и погружаясь в сон.
Я просыпаюсь от легкого толчка. Нахмурив физиономию, сонно моргаю.
Зорин нависает надо мной. Голый. Вот теперь сна, как и не бывало.
Протираю глаза и опускаю их ниже. Фух. В полотенце.
— Разочарована? — издевательски-сексуально выгибает бровь.
Я невнятно бормочу себе под нос что-то вроде: «Отвали» и «Ничего особенного».
— Ну да, — ни капли не верит моим словам. — Иди в душ и ложись спать.
Демьян разворачивается, а затем заходит в комнату, на которую я прежде не обратила внимания. Должно быть, его комната. Привстав, разминаю затекшую шею. Кислого уже нет, что к лучшему. Терпеть его общество выше моих сил.
Встав на нетвердых ногах, плетусь в душ. Что ж, это не мое джакузи, но тоже недурно. Темное мутное стекло, что отделяет зону душевой кабины от ванной комнаты. Сушилка, длинная раковина, огромное зеркало на пол стены и несколько полотенец на крючках. Довольно просторно.
Сняв с себя одежду, первое время боюсь на себя смотреть, но все же поворачиваюсь лицом к зеркалу.
Я сдала. Мое тело покрыто несколькими синяками. Скорее всего, оставшихся от тех типов, что затаскивали меня в машину. На боку длинный порез, который бы не мешало обработать, а кожа бледная, как у мертвеца.
Поморщившись, иду в душ. Теплая вода помогает мне расслабиться. Мужской гель для душа потрясающе пахнет, а шампунь получше тех, что были в отеле. Когда я выхожу из душа, я чувствую себя посвежевшей. Кручусь у зеркала, рассматривая со всех сторон, и уже не кажусь себе страхолюдиной. Грудь, конечно, совсем пропала.
Руками хватаю свои сиськи сжимая. Подтягиваю выше, как бы пытаясь воссоздать эффект размера. Собственно, я так озадачена своим похудевшим телом, что не сразу слышу, как открывается дверь. Я еще несколько раз приподнимаю и опускаю свои груди, и только потом застываю, замечая в зеркале отражение ошарашенного парня.
— Какого хрена? — воплю, прикрываясь.
О.Господи.Боже.Мой.
— Выйди! — ору, когда Демьян не двигается с места.
Он с жадностью шарит своими бесстыжими глазами по моему телу, пока не натыкается на порез.
— Обработать нужно, — хрипло бросает, затем спокойно вешает футболку на крючок, поворачивается и выходит.