Несносная заложница

Глава 5

Демьян

Блондиночка плетется за мной, боязно оглядываясь по сторонам, вздрагивая от каждого шороха и зажмуриваясь на каждом новом повороте, словно за ним нас ожидает неминуемая кончина.

Правильно, девочка, ты в этом логове овца среди диких волков.

Мне не нравится этот ее затравленный взгляд и осунувшееся лицо. Это-то меня и напрягает. Белобрысая сучка зарядила мне по яйцам и была крайне невежлива в нашу последнюю встречу. Встреть я ее на улице, то с удовольствием бы встряхнул эту заносчивую заразу, перегнул через себя и отходил бы по хорошенькой заднице. Однако во мне нет ни капли ликования, лишь желание доставить эту идиотку ее папаше дурню.

— Куда ты меня ведешь? — пищит, когда мы поднимаемся по лестнице.

В ответ я дергаю старую ржавую дверь запасного выхода, но она не поддается. Дергаю еще раз, но только напрасно создаю шум. На ней старый увесистый замок. Черт!

— Куда ты меня ведешь?!

Боже, заткни ее прекрасный рот! Пока я не исполнил свои вчерашние угрозы и не нашел ему другое применение.

Шикаю на нее, молча оглядываясь в поисках того, чем можно его сбить.

— Не надо на меня шикать! — топает капризно ногой. — Если ты, — невежественно тыкает в меня пальцем, — сейчас же не скажешь, куда меня ведешь, то я закричу.

В ней упрямства гораздо больше, чем ума и всякого здравого смысла. Но я здесь не за тем, чтобы объясняться перед маленькой избалованной девочкой, поэтому хватаю ее за руку, прижимаю к стене и тихо, но уверенно цежу:

— Если из твоего рта, девочка, вылетит еще хоть одно слово, то твой папаша увидит тебя только по частям. Но прежде, — обманчиво ласково шепчу, пропуская сквозь пальцы шелк ее волос, — мы с тобой позабавимся, кошечка.

Выразительно смотрю на ее грудь, что утонула в растянутом мешковатом свитере. Ей меня не одурачить, я точно помню что под ним скрывается. Плавные изгибы и приятные глазу округлости. Тоща как на мой вкус, но на один раз сойдет, раз уж с Верой не задалось.

Оскорбленно она жмется к стене, кривит в отвращении губы, руками давя мне на плечи, пытаясь оттолкнуть.

— Что ты себе позв…

Что за идиотка?

Я закрываю ей рот ладонью, но поздно. Уже слышу торопливые надвигающееся шаги. Блонди мычит, дергается, но когда до нее наконец-то доходит, притихает. От ее смелости остается жалкий пшик. Она глядит на меня уже с надеждой, а руками хватается за меня, вмиг забывая, что хотела оттолкнуть.

— Доверещалась, — раздраженно выплевываю, — истеричка.

Отпускаю ее, стоит мне сделать шаг вниз, как она рвется за мной. Мне хватает всего одного взгляда, чтобы пригвоздить к ее месту. Мне бы оставить ее, не заморачиватся и свалить, да только Павлов с меня шкуру спустит, а не с бати.

Спускаюсь, останавливаюсь за углом. Свет сюда почти не доходит, что мне на руку. Я стою, терпеливо ожидая, пока один из Мурчиковых шакалов подойдет.

— Кто здесь? — басом спрашивает, приближаясь.

Пару шагов и он останавливается прямо за углом. Там, где стою я.

Делает шаг, и я резким ударом бью его в солнечной сплетение, под очередной испуганный вскрик Павловой. Парень сгибается, а я бью в переносицу, а после знакомлю его башку со стеной. Он падает, как мешок картошки, на пол с громким стуком. В недалеко нахожу железную палку, решительно беру в руки, разворачиваюсь. Вижу, как широко раскрываются глаза девчонки. Она пятится назад, но я сурово надвигаюсь на нее.

Правильно, девочка, бойся меня, потому что с каждой минутой мне хочется свернуть тебе шею все больше и больше.

Но не сейчас. Прохожу мимо, со всей дури бью по замку несколько раз, отчего он ломается и падает на пол. Откидываю палку, хватаю за руку блондиночку и тяну за собой.

— Ты… ты… — заикается она, — ненормальный. Псих!

— Да, — не упускаю случая насмехнуться над ней, — и мы крайне неустойчивые люди, поэтому не зли меня, идиотка, а лучше прояви благодарность. Я принимаю в виде минета.

— Придурок, — бурчит в спину, и за это я наказываю ее, больно дергая за руку.

— Шевели булками, принцесса.

Нам несказанно везет, что около главного входа нас не пассут. Без препятствий мы садимся в тачку. Почти без препятствий. Эта истеричка и тут скандал закатила.

— Отпусти меня! Я закричу!

— Ты уже кричишь.

Господь всемилостивый, дай мне терпения! Иначе, клянусь, — согрешу!

Не без труда запихиваю ее в машину, захлопываю дверь, обхожу и сажусь сам. Завожу, резво выруливаю и вжимаю педаль в пол, срываясь с места.

— Поаккуратнее нельзя?! Не дрова везешь!

— Не знаю. Не проверял.

Издевательски ухмыляюсь, разгоняясь быстрее, отчего ей приходится схватиться. А еще она, наконец-то, затыкается, пусть и надувает свои губки.

Я везу ее к Павлову в офис, хоть она того и не знает. Не проехав половину пути, как на телефон поступает звонок. А вот и сам Павлов.

Кидаю предостерегательный взгляд на девчонку, про себя молясь, чтобы она молчала, и принимаю вызов.

— Слушаю.

— Твое время истекает, Зорин, — кидает. — Если моя дочь не будет через полчаса у меня, можешь начинать себе рыть могилу.

— Свою дочь тебе лучше держать на коротком поводке, — не раскрываю сразу все карты, чувствуя нутром подвох.

— Ублюдок, — шипит и сбрасывает. — До двенадцати жду на пороге.

Он не сомневается. Сомневаться не в стиле Павлова. Он считает себя слишком крупной шишкой, чтобы допустить саму мысль о том, что пойдет не по его плану. И его дочь ему под стать. Капризная маленькая девочка. Ко всему прочему не шибко смекалистая, ведь до нее доходит уже тогда, когда я нажимаю «отбой».

— Это отец?

— Пора вернуть тебя домой, принцесса, — решаю, что с нее достаточно на сегодня стрессов. Однако она не выдыхает, напротив резко вдыхает воздух в легкие, неестественно выпрямляя спину. Напряжение от нее исходит волнами, будто она не знает, где ей хуже здесь или дома. Не то чтобы, меня это волнует…

Следом я получаю еще один звонок. На сей раз Мурчик. Никак папаша очнулся.

Я не беру, но когда он звонит еще раз, что-то во мне щелкает. Мурчик редко звонит своим сыновьям, еще реже несколько раз подряд, считая, что в этом нет необходимости. Неувязочка выходит…

Я пару секунд в смятении задерживаю палец над панелью экрана, но после все же принимаю звонок.

— Ты уже отдал девчонку? — его голос встревожен, вдруг осознаю я.

— Нет.

— Не думай, что Павлов тебе это просто так спустит.

— Но он ведь не дурак, знает, что я здесь не при чем, — честно отвечаю.

— Зато он знает, что я здесь «при чем». Не дури, сын. Гони обратно.

Я в дерьме!

Сбрасываю звонок, резко тормозя. Откидываюсь на сиденье, осознавая, что всего в паре кварталов от офиса Павлова, что уже наверняка устроил мне засаду. Даже если я не захочу, меня заставят подписать документы. Отдать землю. Но я не могу. Не сейчас. Не так, даже достойно не поборовшись. Так даже проиграть стыдно. По дурости.

Отец прав. Павлов не мне не простит, а ему. Он наивно полагает, что для Мурчика сыновья его слабость.…

Трижды ха! Если бы… Он же нами прикрывается, старый лис! Играет в игры с Павловым, выдавая себя за страдающего отца, что печется о своих детях.

Я не готов пока отдать то, что по праву принадлежит мне. Я еще поборюсь. Поэтому, принимаю единственное верное решение.

Вновь завожу тачку, разворачиваюсь и гоню совсем в противоположную сторону, не обращая внимание на шокированную рядом девчонку.

Соня

Мы едем в другую сторону, понимаю я. Хотя еще секунду назад, я бы уверена, что мы почти возле офиса папы.

Что произошло? Почему мы развернулись? Что такого было в этом телефонном разговоре, что Демьян, кажется, стал еще озлобленнее и раздраженее.

Тролль! Злой, хмурый, противный тролль!

— Ты же сказал, что меня возвращаешь, — несмело произношу, когда мы выезжаем на трассу за город. В ответ — тишина.

Это реальный повод для беспокойства. Он же неадекватный психопат! С него станется закопать меня в лесочке, перед этим воспользовавшись мной. Вон, какая харя набитая! Поди, каждую неделю девок портит. Сперва запугивает, потом играет в «рыцаря», а затем в кусты и делает свое грязное дело.

Моя неугомонная фантазия разгоняется на той же скорости, что и машина. Меня не по детски несет, и я накручиваю себя до такой степени, что мысленно уже со всеми прощаюсь.

Прости, Варька, что так и не оценила твой новый рецепт, а еще мне, похоже, не доведется поплясать на твоей свадьбе и стребовать с Морозова выкуп. Прости, Улька, что так и не успела тебе отдать то платье, при виде которого ты закапала слюной мой ковер в гардеробной. Прости, Дунька, что так и не поладила с Беловым. Папочка прости, что не оправдала твоих надежд. Борис Михайлович… Боренька… Шиш тебе, а не мое тело. Уж пусть лучше этот псих, чем старый пердун.

Забавно, что выбор у меня невелик. То ли в койку к старому извращенцу, то ли в кусты с просто извращенцем. Эх, Володька Селезнев! Говорил ты мне на выпускном про любовь, жаль, что не повелась…

Меня трясет, распирает от неуместного истерического хохота. Тело обдает жаром и холодом одновременно, и я хохочу, утыкаюсь лицом в колени и некрасиво, прерывисто, икая, хохочу.

Не знаю, что на этот счет думает Демьян, но меня и не волнует. Я в растерянности, неизвестно где, неизвестно с кем и везут меня непонятно куда. Что мне остается?!

— Успокойся, — опускается на мое плечо тяжелая рука, которую я тотчас же сбрасываю. — Успокойся, я говорю, — грубо встряхивает меня, но я, точно ужаленная, отлетаю к двери, ударяясь головой о ручку. Подбираю под себя ноги, сворачиваясь в клубочек, пытаясь себя защитить. Так себе защита, я вам скажу.

— Чехлы мне потом постираешь, — замечает, что я с обувью залезла на сиденье. Он замолкает на некоторое время. Стучит нервно пальцами по коробке передач, вздыхает и обороняет, — ну хочешь ныть — ной. Меньше пописаешь, останавливаться не придется. Дорога у нас долгая.

Только сейчас замечаю, что уже плачу. Слезы текут по щекам настоящие, а не фальшивые. Горячие и соленые, глаза щиплет, а сама я тихо всхлипываю.

— К-какая д-дорога? — выжимаю из себя, рукавами размазывая по щекам слезы.

— Долгая.

— Ты издеваешься надо мной?!

— Планы поменялись, принцесса, — ухмыляется. Его «принцесса» отнюдь не уменьшительно-ласковое, скорее насмешка и оскорбление. — Скажи спасибо своему папочке. А точно, — щелкает пальцами, — ты ж не можешь. Будешь себя вести хорошо, и все будет в порядке. Дам тебе совет: не выводи меня из себя, девочка, и я тебя не выкину посреди леса.

Какого еще леса?

Оглядываюсь по сторонам. В окнах вижу нечеткие очертания лысых деревьев по сторонам от трассы. Кругом ни единой души, и даже машины не едут на встречу. Мы где-то позади оставили наш город, но все еще в области.

Двадцать третий километр гласит табличка на трассе, мимо которой мы пролетаем мимо. Счет пошел двадцать четвертому…

Впервые следую его совету. Молчу, стараясь запомнить дорогу. Возможно, мне удастся выкрасть у него телефон и дозвониться отцу?!

Мое пристальное внимание к дороге, не остается незамеченным.

— Думаешь, твоих извилин хватит, принцесса? — ухмыляется, но я, опять же, следуя его совету, держу рот на замке.

Меня хватает меньше чем на час, когда мы проезжаем мимо девяносто пятого километра.

— Может хотя бы включишь музыку?

Засранец приподнимает бровь, хмыкает, но включает радио.

— Я есть вообще-то хочу.

— Не борзей.

Вот так мы и гоним по дороге. Под попсовую музыку, мои — колкие стреляющие взгляды, его — недовольные и не менее колючие. Редкие села, поля, затем снова деревья.

Двести пятый километр. Гласит табличка. Здесь мы и сворачиваем в самую гущу леса. Я только что и успеваю пикнуть, а мы уже еле плетемся. Машину качает из стороны в сторону по неровной дороге, если ее таковой можно назвать. Тропа — не больше, усыпанная снегом, с большими ямами, которые мы уверенно огибаем, и крутыми спусками и подъемами. Вот, они русские горки…

Больше я не запоминаю дорогу, да и вряд ли мне это под силу. Перед глазами все плывет, усталость сегодняшнего дня накатывает на меня, и я уплываю. Возможно, когда я проснусь, то пойму что это лишь жуткий кошмар, а на деле я все еще в Альпах. Сплю на белых простынях в шикарном люксе, а поутру меня ожидает спа, завтрак из свежих фруктов и блинчиков, и крепкий кофе.