Несносные дочери леди Элизабет 2

Глава 21

Изумрудный кабинет оправдывал своё название – стены были отделаны панелями из редкого зелёного мрамора, а мебель обита бархатом цвета весенней листвы. Большие окна выходили в королевский сад, где в лунном свете серебрились фонтаны и аллеи. Хрустальные подсвечники отражали свет сотен свечей, создавая игру теней на стенах, украшенных портретами прежних королей Сольтерры.

Король Рейнар ждал нас, стоя у одного из высоких окон, его силуэт казался задумчивым и несколько одиноким.

– Ваше величество, – Хэмонд поклонился, когда мы вошли, а я сделала глубокий реверанс, стараясь не зацепиться шлейфом платья за столик.

– Прошу, садитесь, – король жестом указал на кресла из резного дерева, обитые изумрудным бархатом и расставленные вокруг низкого столика из чёрного мрамора. – Я приказал подать вино – надеюсь, вы не откажетесь составить мне компанию. Это особое вино из моих личных погребов, выдержанное двадцать лет.

Слуга в ливрее королевских цветов бесшумно разлил рубиновое вино по тонким хрустальным бокалам, украшенным гравировкой с королевским гербом, и так же тихо удалился, закрыв за собой тяжёлые дубовые двери. Король взял свой бокал, но не стал пить, вместо этого медленно поворачивая его в руках, наблюдая, как вино переливается в свете свечей.

– Лейна Элизабет, – начал он, и в его голосе звучала неожиданная теплота, которую я не ожидала услышать от монарха, – должен признать, что ваше появление в нашем королевстве вызвало… живой интерес при дворе. Не только из-за обстоятельств вашего прибытия, но и из-за определённых… сходств с одной дамой, которую я помню по рассказам своего деда.

Я настороженно выпрямилась, стараясь не выдать своего беспокойства. О каких сходствах он говорил? И что ему было известно о нашем прошлом?

– Видите ли, – продолжил король, отхлебнув вина и прищурившись от удовольствия, – мой дед, покойный король Альдемар, в молодости много путешествовал. Это было ещё до его коронации, когда он был просто принцем, жаждущим приключений и новых впечатлений. И в одном из таких путешествий, кажется, в Морские королевства, он познакомился с молодой лейной, которая произвела на него… неизгладимое впечатление.

Хэмонд и я переглянулись, и я увидела в его глазах то же недоумение, которое чувствовала сама. Куда вёл король этот разговор?

– Её звали Марша, – произнёс король, внимательно наблюдая за моей реакцией, словно изучая каждое изменение в выражении моего лица. – Баронесса Марша из Солхейвена. Ваша бабушка, если я не ошибаюсь.

– Да, ваше величество, – подтвердила я, стараясь сохранить спокойствие и не выдать удивления. – Но я, признаться, мало что знаю о её молодых годах. Она была… довольно скрытной в отношении своего прошлого.

– О, поверьте, там есть что рассказать, – улыбнулся король, и впервые за весь вечер его улыбка показалась живой, почти мальчишеской. – Дед оставил довольно подробные дневники, которые я читал ещё мальчишкой, забираясь в его кабинет, когда думал, что никто не видит. Лейна Марша, по его словам, была… исключительной женщиной.

Он поднялся с кресла, плавным движением поставил бокал на столик и подошёл к небольшому секретеру из красного дерева, стоящему у дальней стены. Извлёк оттуда толстый кожаный том в потёртом переплёте, края которого были украшены золотым тиснением.

– Позвольте, я прочитаю вам одну запись, – сказал он, осторожно открывая дневник, страницы которого пожелтели от времени. – Дед писал каждый день, это была его привычка. Вот запись от десятого числа седьмого месяца… «Лейна Марша вновь поразила всех на сегодняшнем приёме у герцога Монтрана. Она появилась в простом белом платье из шёлка, без единого украшения, даже без серёжек, но затмила всех дам в их роскошных нарядах, увешанных бриллиантами и изумрудами. Граф Виктор не сводил с неё глаз весь вечер, забыв даже о собственной жене, а лейр Адриан даже попытался сочинить в её честь стихи – правда, весьма неудачные, которые вызвали смех у половины присутствующих».

Я слушала, затаив дыхание, стараясь представить мою суровую бабушку молодой девушкой, покоряющей сердца на балах.

Король перелистнул несколько страниц, его пальцы осторожно касались хрупкой бумаги:

– А вот ещё: «Она разбила уже не меньше дюжины мужских сердец, но делает это так изящно, с такой естественной грацией, что даже отвергнутые кавалеры остаются её преданными поклонниками и готовы выполнить любую её просьбу. У неё есть дар сводить людей с ума своим острым умом, редкой красотой и той особенной улыбкой, которая обещает понимание самых сокровенных мыслей. Когда она смотрит на человека, кажется, что видит его душу насквозь».

Этот портрет совершенно не совпадал с образом суровой, отчуждённой старухи. Неужели годы так изменили её, или она просто скрывала свою истинную натуру от семьи?

– Но самое интересное, – продолжил король, и в его голосе появились озорные нотки, – вот эта запись. Послушайте: «Дамы невзлюбили лейну Маршу за то внимание, которое она привлекает без всяких усилий, но её это, кажется, не волнует ни в малейшей степени. Сегодня лейна Изабелла де Монкре попыталась публично унизить её, намекнув на сомнительность её происхождения и заявив, что простые баронессы не должны затмевать графинь. Лейна Марша лишь улыбнулась своей загадочной улыбкой и предложила выпить за «древность и чистоту крови». Но что-то она подлила в бокал рьяной особе, и через полчаса кожа той начала синеть самым невероятным образом. Неделю лейна Изабелла из комнаты не выходила, придумывая всякие отговорки, а когда, наконец, появилась на публике, была удивительно сдержана в высказываниях и более не пыталась задевать лейну Маршу».

Я почувствовала, как кровь отливает от лица, а сердце начинает биться чаще. Король знал. Он знал о проделках Амели и проводил параллели с её прабабушкой.

Король медленно закрыл дневник, положил его на столик и посмотрел на меня с едва скрываемым весельем в глазах:

– Должен сказать, лейна Элизабет, что с вашим появлением в Сольтерре происходят весьма… знакомые события. Внезапные приступы правдивости у известных сплетниц, загадочные изменения цвета кожи у особ, проявляющих неуместную враждебность к новым членам общества… Поразительные совпадения, не находите?

Мой рот пересох, и я с трудом сглотнула. Что я могла ответить? Отрицать очевидное было бессмысленно, но и признание могло иметь серьёзные последствия для всей нашей семьи.

– Ваше величество, – начала я осторожно, стараясь подобрать правильные слова, – если вы подозреваете нас в каких-то… неподобающих действиях…

– О, я не подозреваю, – перебил меня король с лёгким смешком, откинувшись в кресле и явно наслаждаясь моим замешательством. – Я знаю. У меня отличные осведомители, лейна Элизабет, которые докладывают мне обо всём, что происходит при дворе. И должен сказать, что эти… инциденты доставили мне немало развлечения. Особенно случай с лейной Викторией и трюфельным соусом на приёме у герцогини Мейрин.

Хэмонд рядом со мной напрягся, его рука инстинктивно сжалась в кулак, готовый в любой момент встать на защиту нашей семьи.

– Однако, – продолжил король, поднимая руку в успокаивающем жесте, – я вызвал вас сюда не для того, чтобы отчитывать за проделки вашей младшей дочери. Напротив, я восхищён её изобретательностью и, если можно так выразиться, чувством справедливости. В этом дворце слишком много надутых индюков, которым не помешает время от времени спускать спесь.

Я не верила своим ушам. Король Сольтерры не только знал о зельях Амели, но и одобрял их использование против придворных интриганов?

– Видите ли, – объяснил король, снова взяв свой бокал и сделав небольшой глоток, – я изучал записи о вашей семье не только из любопытства или ради развлечения. У меня есть деловое предложение, которое может серьёзно заинтересовать вас и принести выгоду нашему королевству.

Он вновь поднялся и подошёл к массивному дубовому столу, покрытому зелёной кожей, взял несколько свитков с королевскими печатями и развернул один из них передо мной. Пергамент был покрыт аккуратными строчками цифр и записей.

– В Лавении семья Андерсен была известна как главный поставщик ткани глубокого синего цвета для королевского двора, – сказал он, указывая длинным пальцем на записи в документах. – Этот оттенок, который в торговле называют «андерсенский синий», славится своей стойкостью и насыщенностью. Я правильно понимаю, что это была ваша заслуга?

Я кивнула, удивившись глубине его осведомлённости о нашем семейном деле:

– Да, ваше величество.

– Превосходно, – улыбнулся король, и его глаза заблестели от удовлетворения. – Потому что наши мастера-красильщики, при всём их умении, не могут добиться подобного качества и стойкости цвета. А синий цвет крайне важен для нашей королевской гвардии, флота и церемониальных одежд придворных. Мы вынуждены закупать готовые ткани в Лавении по непомерно высоким ценам, что истощает королевскую казну.

Хэмонд подался вперёд в кресле, явно заинтересовавшись коммерческим аспектом разговора:

– Вы предлагаете торговое партнёрство, ваше величество?

– Эксклюзивный контракт на поставку синих тканей для всех королевских нужд, – подтвердил король, разворачивая ещё один документ. – Это включает не только гвардию и флот, но и одежду для всех придворных церемоний, драпировки тронного зала, знамёна и многое другое. Объёмы весьма значительные.

Он назвал цифры, от которых у меня перехватило дыхание. Такой контракт мог обеспечить нашей семье безбедное существование на многие годы вперёд.

– Это принесло бы вашей семье значительные доходы, – продолжил король, – и, что не менее важно, определённую защиту от тех, кто может быть недоволен вашим присутствием в королевстве. Трудно интриговать против поставщиков, от которых зависит королевский двор.

Предложение было заманчивым и неожиданно щедрым. Но я понимала, что за такой королевской милостью должны стоять серьёзные причины.

– Это очень любезно с вашей стороны, ваше величество, – осторожно ответила я, стараясь не выказать слишком большого энтузиазма. – Но могу ли я спросить, что именно побуждает вас делать такое щедрое предложение семье, которая так недавно прибыла в ваше королевство и не имеет здесь связей?

Король задумчиво покрутил массивное золотое кольцо с печаткой на пальце, на мгновение погрузившись в свои мысли:

– Знаете, лейна Элизабет, я правлю уже давно, и за это время научился ценить людей не по их происхождению или знатности рода, а по их истинным способностям и характеру. Ваша семья показала себя… исключительной во всех отношениях. К тому же, – его голос стал более серьёзным и озабоченным, – времена меняются быстрее, чем хотелось бы. Старые союзы ослабевают, появляются новые угрозы, а некоторые из моих советников погрязли в собственных интригах и забыли о благе королевства. Мне нужны люди, которые не связаны со старыми придворными кликами, люди талантливые, честные и преданные интересам Сольтерры.

– И вы считаете, что мы можем стать такими людьми? – тихо спросила я.

– Я в этом уверен, – твёрдо ответил король, глядя мне прямо в глаза. – Ваша дочь Лорен показала характер и принципы. Амели обладает редким талантом, который может принести пользу королевству. А вы и лейр Вайлиш – люди чести и достоинства. Именно такие союзники мне нужны.

Он поднялся с кресла, давая понять, что деловая часть разговора подходит к концу:

– Завтра утром я жду вас с мужем в Торговой палате дворца. Мой казначей и секретарь будут присутствовать, чтобы мы могли обсудить все детали сотрудничества и составить проект контракта. Скажем, в десятом часу утра?

– Будет честью, ваше величество, – ответил Хэмонд, поднимаясь вслед за королём.

– А сейчас, полагаю, нам стоит вернуться к гостям, – король направился к двери, но обернулся на полпути. – Бал в самом разгаре, и ваше длительное отсутствие наверняка заметили многие. Не хотелось бы давать лишний повод для сплетен.

Мы поклонились и направились к выходу из кабинета. Тяжёлые двери бесшумно отворились перед нами, и мы оказались в длинном коридоре, освещённом хрустальными люстрами. В коридоре было довольно тихо, лишь отдалённые звуки музыки и приглушённые голоса доносились из Большого зала. Но по мере нашего приближения к главному залу звуки становились всё более странными – музыка словно оборвалась на полуноте, а голоса, наоборот, стали громче, взволнованнее и тревожнее.

– Что-то происходит, – нахмурился Хэмонд, невольно ускоряя шаг. – Звучит не как обычное веселье.

– Надеюсь, девочки не попали в неприятности, – пробормотала я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее от нехорошего предчувствия.

Когда мы дошли до широких резных дверей из красного дерева, ведущих в Большой зал, мы увидели необычную картину. Гости стояли не группами, как полагается на балу, а образовали плотный круг в центре зала. Все говорили разом, их голоса сливались во взволнованный гул, но при этом были приглушёнными, полными напряжения и ожидания.

– Пропустите! – достаточно громко и властно сказал Хэмонд, и толпа почтительно расступилась перед нами, узнав в нём лейра Вайлиша.

И тогда я увидела свою дочь. Лорен стояла в самом центре этого круга любопытных зевак, гордо подняв голову, её изумрудное платье ярко выделялось на фоне тёмных нарядов окружающих. Лицо её было смертельно бледным, но глаза горели решимостью и гневом. Напротив неё красный от ярости, стоял молодой мужчина и что-то злобно ей выговаривал.

– Лорен, нет! Не делай этого! – послышался отчаянный голос Роберта, но было уже слишком поздно.

– Лейр Дариус Фелд, за оскорбления, нанесённые мне и моей семье, за слова, недостойные джентльмена и оскорбительные для любой благородной дамы, я вызываю вас на дуэль. Выбирайте оружие и секундантов.

– Боже всемогущий… – потрясенно выдохнул Хэмонд и, наклонившись ко мне, он едва слышно прошептал, – плохо… очень плохо. За дуэли в Сольтерре казнят. Обеих участников. Без исключений.

И мир вокруг меня словно покачнулся. Моя дочь, моя гордая, храбрая Лорен только что подписала себе смертный приговор.