Невеста на ночь

Глава 14

Стол выглядит недурно, решил Грэм, откатившись подальше и любуясь плодами своих трудов. Срезав десяток желтых и розовых роз с соседских кустов, свисающих через ограду, он поставил их в хрустальную вазу – свадебный подарок, преподнесенный родителями жены тридцать четыре года назад. Фарфоровую посуду и тонкие бокалы он достал из коробки, которую все собирался выбросить, но так и не решился.

Для разнообразия он был не прочь попользоваться фарфором. Ему осточертели пластиковые тарелки и жестяные банки.

Вышитую белую скатерть он разыскал среди прочего белья, бросил ее в стиральную машину, ухитрился выгладить и постелить на стол. Когда Джил была беременна Дунканом, она вышила по краю скатерти сотни мелких цветочков. Она шила одеяльца, вязала пинетки и кофточки, а он был готов смотреть на нее часами. Это была безумная, всепоглощающая любовь.

Среди ночи он вдруг понял, что Джил пришлась бы по душе Герти. Погибшая жена порадовалась бы, узнав, что он счастлив.

Сегодня ему предстоит сделать первый шаг по пути к истинному счастью, такому, каким наслаждались они с Джил. И начать все заново.

На веранде послышались шаги и женский голос, потом зазвенел звонок.

Грэм еще раз взглянул на накрытый стол, потом на свою левую руку и напомнил себе, что все новое начинается с первого шага. Сняв обручальное кольцо, он сунул его в карман.

Открыв дверь, он сразу заметил, как красива сегодня Герти. Она собрала волосы в хвост на макушке, длинные пряди рассыпались по плечам. На ней было струящееся ярко-зеленое платье и длинные, почти до плеч, серьги того же оттенка.

Легкие сандалии она оставила на веранде, вошла в дом босиком, улыбаясь и держа бутылку вина и штопор.

– Бутылка уже холодная, – первым делом сообщила она. – Хочешь выпить?

Внезапно Грэму захотелось именно выпить. Что он делает, черт возьми? Герти танцевала нагишом в Вудстоке, а он за всю жизнь занимался любовью только с одной женщиной. Нет, они вовсе не пара.

К тому же Герти – сторонница демократов!

– К полуночи я должна вернуться домой, иначе превращусь в лягушку, – предупредила она, и Грэм заглянул ей в глаза. От ее улыбки в комнате словно стало светлее.

– Мне нравятся лягушки. – Надо быть идиотом, чтобы ляпнуть такое!

– Отлично. Тогда, пожалуй, я задержусь – но только если ты перестанешь молчать. – Она снова улыбнулась. – Так налить тебе вина?

– Конечно. – Он сумел засмеяться. – Бокалы на столе.

Герти плавно прошлась по комнате, приложила палец к губам и засмотрелась на изысканную сервировку стола.

– Какая прелесть! Прямо как в дорогом ресторане.

– Только официантов не хватает.

– Ты жалеешь об этом? – Она ввинтила штопор в пробку и с хлопком откупорила бутылку. – Да, они знают толк в своем деле и старательно отрабатывают чаевые, но иногда их присутствие раздражает. Они вертятся вокруг стола, даже когда тебе нет никакого дела до еды.

Она разлила вино по двум бокалам, и Грэм взял один из них, надеясь, что Герти не ждет от него глубокомысленных тостов. Тосты не по его части. К счастью, Герти просто поднесла бокал к своим пухлым, прелестным, чуть выпяченным губам, не нуждающимся в помаде.

К слишком роскошным губам.

Грэм отпил полбокала одним глотком. Так пить вино не полагается, но он остался наедине с женщиной, с которой был едва знаком, она выглядела бесподобно, и он нервничал.

А еще ему нравилось смотреть, как развеваются ее волосы и платье и двигаются нежные губы.

Она прошлась по комнате и остановилась перед фотографиями на каминной полке.

– Это твой сын? – спросила она.

– Да, Дункан, – на всякий случай напомнил он. – Снимок был сделан несколько лет назад, когда мы с ним ездили в Гватемалу.

– Ты любишь путешествовать?

– Путешествия – страсть моего сына. Когда-то я хотел стать археологом, бывать в Египте, исследовать гробницы, но вместо этого женился. И вскоре я понял, что по натуре домосед. А ты?

– Эта поездка мне определенно нравится – благодаря тебе. – Она ласково и обольстительно улыбнулась. – Но лучше всего я чувствую себя в Мендосино. – Она отпила вина и облизнула губы. Роскошные алые губы.

Он тоже облизнул губы, потому что они вдруг пересохли.

Она впилась взглядом в его рот, и он почувствовал себя мальчишкой-подростком, которого застали разглядывающим «Плейбой». Но девушки из журнала и в подметки не годились сексуальной и красивой Герти, обходящейся без макияжа.

– Я не говорила тебе, что я художница?

Поспешно глотнув вина, он отрицательно покачал головой.

– У меня студия с видом на океан. – Она наклонилась над вазой с розами и вдохнула сладкий аромат. – Как пахнет! – Она снова принялась расхаживать по комнате, потягивая вино, нюхая вынутую из вазы розу и каждым движением обольщая Грэма. – А тебе нравится океан?

– Больше всего на свете.

Она приподняла тонкую бровь:

– А прерии?

Наконец-то у него появился шанс по-настоящему поддержать разговор. Глубоко вздохнув, он отпил еще вина.

– Прерии живописны, но не в моем вкусе. Сказать по правде, в Сэнктуари я обосновался только на время, а этот дом – чужой.

– Куда же ты отправишься дальше?

– Еще не решил.

Она присела на подлокотник дивана и закинула ногу на ногу.

– Если ты так любишь океан, почему же живешь здесь?

– У меня был дом во Флориде, но я продал его несколько лет назад. С тех пор я повсюду разъезжаю вместе с Дунканом. Он отличный компаньон, но в последнее время я редко вижусь с ним.

– Значит, тебе одиноко?

– Да нет. Работа не дает мне скучать.

– А чем ты занимаешься?

– Иди сюда, я тебе покажу.

Кабинет он устроил себе в тесной второй спальне, где едва хватало места для кресла, но письменный стол и книжные полки вмещали все необходимое. Больше Грэм ни в чем не нуждался.

Кроме Герти.

Он включил компьютер и прислушался к шуму винчестера.

– А я никогда не имела дела с компьютерами, – призналась Фиби, стоя за спинкой его кресла. Сама не замечая, она положила ладонь ему на плечо и принялась водить пальцами по ключице. Грэм был готов замурлыкать от удовольствия.

– Научиться пользоваться компьютером несложно, – ответил он. – Всю жизнь я работал со сложными огромными машинами, но о компьютере даже не мечтал. Но когда я вышел из больницы, мне понадобилось чем-нибудь заняться. В то время Интернет бурно развивался. Я заинтересовался им, взял несколько уроков, купил хороший компьютер и теперь делаю интернет-страницы.

– Покажи, – попросила она, наклоняясь над ним и касаясь щекой его щеки. От нее пахло жимолостью, кровь Грэма забурлила в жилах.

– У меня не так уж много заказов, – продолжал он, пока на экране появлялась картинка. – К счастью, несколько довольно крупных клиентов обратились ко мне, когда им понадобились свои страницы. И теперь они работают только со мной – им по душе мои идеи.

На мониторе появился алый вихрь, вдоль правого края выстроились кнопки. Над этой страницей Грэм бился уже давно и безуспешно – что-то в дизайне ему не нравилось.

– Поправляясь после аварии, я приобрел множество знакомых, – продолжал Грэм. – В реабилитационном центре моим соседом был владелец компании, выпускающей сладости. Не помню, как мы завели разговор о маркетинге, но вскоре я попросил Дункана принести мне компьютерные журналы и в разговоре с соседом внес несколько деловых предложений. А когда я вышел из больницы, я разработал свою первую интернет-страницу. С тех пор объемы продаж моего знакомого возросли вдвое – почти без дополнительных вложений.

– Здорово! – откликнулась Фиби, касаясь его щеки и глядя на экран. – А ты можешь изменить цвет этого вихря на экране? Сделать его светлее и заменить белый цвет, скажем, желтым?

Грэм повернулся к ней, случайно коснувшись губами ее щеки. Фиби тоже повернула голову. Их губы оказались на расстоянии нескольких дюймов. Несколько минут они молча смотрели друг другу в глаза, а потом она улыбнулась и снова посмотрела на экран.

– Не знаю, какого эффекта ты хотел добиться, но, по-моему, этот вариант грубоват.

Грэм сделал рабочую копию страницы и внес изменения.

– А вот так?

– Желтый слишком яркий. И эти кнопки по бокам… Может, сделать их круглыми или прямоугольными, такого же цвета, что и основной фон?

Грэм сразу принял ее предложения. Закончив работу, он окинул страницу придирчивым взглядом.

– Я бился над этой страницей несколько недель, и все напрасно. Я уже хотел изменить весь дизайн, но оказалось, достаточно незначительных поправок. Благодаря тебе страница стала эффектной.

– Мне нравится подбирать цвета, – объяснила она. – И сочетать на первый взгляд несочетаемые оттенки и текстуры.

– Такие, как мы с тобой?

– Вроде того. – Она улыбнулась.

Она по-прежнему стояла совсем рядом. Ее правая рука свесилась на грудь Грэма, в левой Фиби держала давно опустевший бокал. Грэм приложил ладонь к ее щеке и повернул ее к себе. А потом поцеловал – нежно, робко и вопросительно. С тех пор как ему исполнилось семнадцать, он целовался только с одной женщиной и теперь снова почувствовал себя неуверенным, застенчивым юношей-подростком.

Их языки соприкоснулись, ее грудь прижалась к его плечу.

В этот момент послышался сигнал таймера.

– Черт!

Фиби рассмеялась:

– Это плохо?

– Наоборот, хорошо. Но я не хочу останавливаться.

– Мы можем обойтись без ужина.

– Можем, но тогда не узнаем, правду ли я сказал о том, что хорошо готовлю.

Фиби уже не сомневалась в том, что Грэм сказал правду. И она убедилась в этом, когда попробовала изумительный салат с сыром бри, ветчиной прошютто и рафинированным оливковым маслом. Грэм поджарил свиную вырезку с арахисом так, что мясо таяло во рту. Он сам наполнял тарелки и разливал вино, ухаживая за гостьей, как за королевой. Фиби решила, что она умерла и попала прямиком в рай, особенно когда Грэм вынул из холодильника творожный пудинг с белым шоколадом, малиновым соусом и веточками свежей мяты.

– Ну, что скажешь? – осведомился он.

– Мне не терпится узнать, что еще ты умеешь.

– Это был эксперимент. Сегодня у меня вечер экспериментов. – Его адамово яблоко дрогнуло, он по привычке потянулся за кольцом, но вспомнил, что снял его.

– Ты снял кольцо. – Это был полувопрос-полуутверждение.

– Да, уже пора.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Всеми приборами и посудой, которые ты видишь на столе, я не пользовался целых пять лет, я не мог даже смотреть на них. Даже сегодняшний ужин в точности такой же, какой приготовила бы моя жена, если бы осталась в живых.

– Почему же ты сегодня решился воскресить прошлое?

– Потому, что умерла Джил, а не я. Потому, что я любил ее, а не весь этот хрусталь, фарфор и рецепты. Потому, что мы с тобой могли бы поужинать замороженной пиццей с пластиковых тарелок и все-таки смеяться и болтать, а через год я не вспомнил бы ничего, кроме того, как красива ты была и как мне было приятно разговаривать с тобой.

Фиби давным-давно разучилась плакать, но теперь из ее глаза выкатилась слеза. Не успела она стереть ее, как Грэм подъехал поближе, провел ладонью по ее волосам и поцелуем убрал слезу со щеки.

– Таких слов мне еще никто не говорил… – прошептала Фиби.

– Это чистая правда. – Грэм поцеловал ее в нос.

– Последний мужчина в моей жизни воскликнул: «Ого, клево!» – а предпоследний: «Класс, детка». Никто из них не мог связать больше десятка слов.

Грэм поцеловал ее в губы, и Фиби не смогла припомнить, когда ощущала такую нежность, тепло и блаженство. Но поцелуй был до обидного кратким.

Он откатился от нее внезапно, будто чего-то испугался. События развивались слишком быстро. Он оказался не готов к этому.

В отличие от нее.

В дальнем конце комнаты стоял старомодный музыкальный комбайн. Подъехав к нему, Грэм принялся перебирать стопку пластинок.

– Что будем слушать? Можем поставить «Битлз», «Дорз», «Ванилла фадж», «Крим», «Бердс»…

– Достаточно!

– Хочешь, поставлю «Бердс»?

– Я влюбилась в Дэвида Кросби задолго до того, как он объединился со Стиллсом, Нэшем и Янгом. Но я увидела его только в Вудстоке. Знаешь, я даже пыталась стащить его со сцены, но, похоже, его не прельщали перепачканные грязью девицы.

Грэм рассмеялся, ставя пластинку.

– Когда-нибудь я куплю СД-плейер.

– Не надо, старые пластинки гораздо лучше.

Едва услышав тамбурин, она начала танцевать – медленно, легко, внезапно став раскованной.

– У тебя есть свечи? – спросила она.

– Да. Но марихуаны нет.

– Я давным-давно отвыкла от нее.

Грэм съездил на кухню и вернулся с коробкой, наполненной свечами всевозможных форм и размеров.

– Прекрасно! А подсвечники?

– Они где-то в коробках.

– Обойдемся без них. Сойдут и тарелки.

Чувствуя себя как дома, она подпевала музыке и расставляла блюдца со свечами по всей гостиной. Грэм следил за ней, ловил каждое движение.

– Хочешь, я зажгу их? – спросил он.

– Да, пожалуйста. А потом потуши свет.

Разлив вино, она протянула бокал Грэму.

– А у тебя, случайно, нет «Буффало Спрингфилд»?

– Дай-ка подумать… похоже, ты обожаешь Стивена Стиллса.

– Только его голос. На мой вкус, лучшее сочетание голосов у Кросби, Стиллса, Нэша и Янга. Абсолютная гармония.

Пока он рылся в пластинках, Фиби вынула из сумки альбом и карандаш, схватила с дивана две подушки, бросила их на пол посреди гостиной и уселась.

Грэм поставил новую пластинку и обернулся к ней:

– Еще пожелания есть?

Фиби кивнула.

– Ты не мог бы снять рубашку?

– Что, прости?

– Сними рубашку.

– Зачем?

– Потому, что в рубашке ты бесподобен, но я уже нарисовала тебя одетым – в тот вечер, в ресторане. А теперь я хочу увидеть, что у тебя под рубашкой.

– Ты шутишь?

– Я предпочитаю быть серьезной и честной. – Правда, она уже однажды соврала ему, назвавшись чужим именем.

– У меня осталось несколько шрамов, – предупредил Грэм.

Фиби отпила вина.

– А у меня менопауза и грудь уже не такая упругая, как раньше.

– Ты покажешь ее мне?

– Скорее всего да.

Грэм рассмеялся, вытащил из-под пояса брюк тенниску и снял ее через голову.

– О Боже…

– Что такое?

– Ты выглядишь гораздо лучше, чем я предполагала.

– При свечах все выглядит по-другому.

– Я же художник. Меня нелегко обмануть.

– Итак, какую позу я должен принять?

– Никакую. Просто сиди и пей вино.

– А говорить можно?

– Это было бы замечательно.

– На какую тему?

– На твой выбор.

– Значит, поговорим о тебе.

Фиби подняла голову. В серебристых глазах Грэма отражались язычки свечей.

– Не двигайся! – воскликнула она. – Отлично! Особенно твои глаза.

Она пыталась передать увиденное, но рисовать его глаза было не так увлекательно, как смотреть в них. Впервые в жизни Фиби никак не удавалось сосредоточиться на натурщике.

Грэм сменил пластинку, и Фиби засмотрелась на игру мышц его рук и сильных плеч. С легкой улыбкой он обернулся, и в комнате зазвучал первый гитарный пассаж из «In-A-Gadda-Da-Vidda», вызывая у Фиби множество приятных воспоминаний о вечеринках, танцах и друзьях, с которыми она не встречалась с шестидесятых годов, со времен фестивалей в Хейт-Эшбери. Но теперь под эту музыку рождались новые воспоминания, лучше прежних.

Отложив альбом и карандаш, она направилась к Грэму.

– Хочешь потанцевать?

Он кивнул, она села к нему на колени, и он обнял ее одной рукой, крепко прижимая к себе. Он крутил колесо кресла, а Фиби прислушивалась к ровному и сильному биению его сердца.

Его кожа была горячей, свежевыбритое лицо – гладким, от него пахло знакомым Фиби с юности одеколоном «Олд спайс», который никогда не выйдет из моды.

Он поцеловал ямочку под ее ухом и проложил дорожку поцелуев по щеке, пока не добрался до губ.

– Знал бы ты, как это приятно! – со вздохом выговорила она.

Он взял ее ладонь и прижал к своему сердцу:

– А это ты чувствуешь?

Она кивнула.

– Оно давным-давно не билось так быстро. Даже в тренажерном зале или на баскетбольной площадке.

Фиби сняла его вторую ладонь с колеса, притянула к себе, поцеловала и приложила к своей груди. Закрыв глаза, она глубоко вздохнула, потрясенная тем, что уже забыла, как приятны простые прикосновения, даже через платье и бюстгальтер.

Запустив пальцы в волосы Грэма, она поцеловала его. Ей нравился вкус его губ, его дыхание, овевающее щеку. Желание становилось нестерпимым.

Он провел ладонью по ее груди, боку и бедру. Платье заскользило вверх по ноге, Фиби почувствовала, как его пальцы движутся по бедру, подбираясь к узеньким трусикам, которые она купила в «Секрете Виктории» просто так, зная, что никогда их не наденет, но сегодня надела, и не зря.

Она погладила его по груди и плоскому, как гладильная доска, животу, запустила под пояс брюк большой и указательный пальцы и продвинулась чуть ниже.

Поцелуи вдруг прекратились. Едва Фиби нащупала резинку, Грэм взял ее за запястье и отвел руку в сторону.

– В чем дело?

– Мы слишком спешим, – пробормотал Грэм и пригладил волосы. – Вернемся к тому, с чего начали.

– На попятную я не иду. Если хочешь, возвращайся, а я не стану.

Фиби вскочила с его колен, схватила блокнот и карандаш и бросила их в сумку.

– Куда ты? – спросил Грэм.

– Домой.

– Но почему?

Фиби направилась к двери.

– Потому, что однажды ты уже не подпустил меня к себе и сейчас сделал то же самое. Потому, что мне тоже бывает больно и обидно.

– Но я не хотел обидеть тебя. Просто все шло слишком быстро. Ты ведешь себя так, будто тебе нет дела, что я не хожу.

– Это не имеет ни малейшего значения.

– А я не забываю об этом ни на минуту!

– Почему?

– Потому, что тебе нужен мужчина с двумя здоровыми ногами.

Фиби метнула в него яростный взгляд:

– Такой чепухи я еще никогда не слышала. Ты – лучший мужчина, какого я когда-либо встречала, с тобой мне так хорошо, как не бывало ни с кем. И мне все равно, сколько у тебя ног – две, четыре или ни одной!

– А если бы у нас ничего не получилось?

– Этого мы уже никогда не узнаем.

Она хлопнула дверью и услышала, как игла скользнула по пластинке, музыка смолкла.

Стоя на веранде, Фиби расплакалась. Прежде ни один мужчина никогда не просил ее не торопиться. И она не помнила, когда в последний раз так же быстро переходила к решительным действиям. Правда, до сих пор она ни разу не бывала влюблена.