Невеста принца

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Люсиан, как и обещал, вел себя прилично, показывая Анни один из совсем старых уголков замка, где были крошечные комнатки с низкими потолками и сырыми стенами, построенные гораздо раньше бального зала и солярия. Они живо напомнили Анни те места в Америке, где огромные дома строились вокруг деревянных хижин.

— Раньше люди были много мельче, — заметил Люсиан, наклоняя голову, чтобы не стукнуться о балку. Он высоко держал фонарь, который освещал золотистыми лучами пыльный, затянутый паутиной коридор.

Анни пожалела, что не поменяла свое нарядное платье на мужскую рубашку и бриджи, прежде чем отправляться в это путешествие. Предполагая, что замок может быть в любую минуту захвачен мятежниками, она хотела как можно лучше изучить его на случай бегства. Вспомнив о потайной калитке в наружной стене, которую она нашла накануне поездки в Моровию, она стала размышлять, знает о ней Люсиан или не знает.

Чуть было она не спросила его об этом, но какое-то смутное чувство удержало ее от рвавшегося с губ вопроса.

— Ты не боишься? — спросила она.

— Здешних коридоров и жалких каморок? — весело отозвался он, не оборачиваясь и продолжая путь.

— Нет, — резко ответила Анни. Мысль о том, что Джереми Ковингтон и его солдаты могут находиться где-то поблизости, не давала ей покоя. Она предпочла бы встречу с привидениями. — Я о том, что происходит в Бавии и о твоей семье.

Люсиан нарочито вздохнул.

— Всем ясно, что время Сент-Джеймсов истекло. — Он остановился и ударил рукой по стене. — Разве не символично, что весь замок осыпается? Напрашивается параллель с тем, что происходит в стране и, вообще, в жизни.

Анни ощутила бесконечную печаль, хотя она, конечно же, знала, что в прежние времена было много жестокостей и несправедливостей. Но исчезнет и много прекрасного, когда падут эти стены.

Даже если Рафаэль переживет революцию, что он вовсе не собирается делать, он останется без своей страны. История его семьи на нем закончится, и думать об этом было очень невесело.

Анни не ответила, и Люсиан, повернув голову, посмотрел на нее. Он, казалось, читал ее мысли.

— Не стоит огорчаться, малышка. Совсем не стоит, — еле слышно сказал он, останавливаясь и поворачиваясь к ней. — Все, что ни делается, все к лучшему. Даже Рафаэль это подтвердит.

Анни отступила на шаг, почти ослепленная светом фонаря. Люсиан пугал ее.

— Ты прав, — сказала она, проглотив комок в горле, — но все-таки есть вещи, которых просто-напросто жалко.

— Ты меня боишься, — грустно заключил Люсиан. — Пожалуйста, Анни, не надо. Я никогда не сделаю ничего такого, что причинило бы тебе боль.

Они оба довольно долго молчали, пока Анни не заговорила вновь.

— Здесь есть тайные ходы?

Люсиан печально засмеялся.

— Следуйте за мной, дорогая, и я покажу вам тысячу путей из замка Сент-Джеймс, о которых даже Рафаэль понятия не имеет.

Анни прикусила губу. Она хотела, чтобы он показал ей тайные ходы, и теперь была близка к цели. Однако она не могла не сделать для себя очевидного вывода: если есть тысяча путей из замка, то, точно так же, есть и тысяча путей в замок. И еще, если Рафаэль действительно не знает о них, как утверждает Люсиан, значит, ей надо их запомнить.

Несмотря на пауков, слизняков, скребущихся неподалеку крыс и свои собственные смятенные мысли о будущем, Анни была довольна походом в подземелье замка Сент-Джеймс. Кроме бесчисленных ниш и каморок, в которых можно было спрятаться, здесь было несколько коридоров, ведущих вон из замка. Одни шли дальше под садами, если верить Люсиану, другие — в подвалы домов, расположенных вне замка.

— Предупреждаю, — Люсиан прервал размышления Анни, — что некоторые из этих тайных выходов относятся к позапрошлому столетию, так что деревянные настилы наверняка давно сгнили. Их ведь не заменяли на кирпич или булыжник.

Анни свернула в туннель, вход в который был в старом шкафу с вином. Ее не поразила темнота, и она даже не испугалась крыс и пауков, которых тут должно было быть очень много. Ее озаботил проход, недостаточно просторный для высокого мужчины.

Ничего, это тоже преодолимо, если возникнет острая необходимость. Точно таким же путем Шарлотта Треваррен, родная мать Анни, сбежала из подземной темницы султана.

— Здесь полно костей, — заметил Люсиан, и Анни вздрогнула.

Обхватив себя руками, она повернулась к нему, но гораздо больше она боялась мятежников и таких людей, как Джереми Ковингтон, чем черепов и скелетов.

— Думаю, мы посмотрели достаточно, — заключила она, взглянув на грязный и мокрый подол платья.

Не выпуская из рук фонарь, Люсиан достал карманные часы и, прищурившись, стал вглядываться в циферблат.

— О, уже половина первого. Надеюсь, мы не опоздаем на ленч.

Желудок Анни зашумел, едва ли не сильнее грома, который они недавно слышали.

— Я тоже надеюсь, — ответила она.

Люсиан проводил ее обратно в большой зал, откуда они начали свою «одиссею», и там они разошлись в разные стороны. Анни стала подниматься вверх по лестнице, а Люсиан вышел под дождь во двор замка.

Через пятнадцать минут Анни, успев вымыться, снять пыль и паутину с волос, причесаться и надеть чистое платье, явилась в столовую.

Люсиана не было, вопреки его заявлениям о гложущем его нестерпимом голоде, зато во главе стола сидел Рафаэль.

Положив локти на стол и сцепив пальцы, он, казалось, не замечал стоявшую перед ним тарелку с едой. Увидев Анни, он встал, чуть не опрокинув стул, потом сел обратно.

Анни встревожилась из-за его неловкости, поскольку знала, какой он отличный фехтовальщик и наездник, не говоря уж о его выдержке и умении себя вести в обществе. Скорее всего, у него голова слишком забита политическими проблемами, предстоящей свадьбой Федры, которая очень осложняла положение вещей, и непонятными отношениями с Анни.

Она взяла тарелку, положила на нее что-то из разных блюд, расставленных на столе, и присоединилась к Рафаэлю, позаботившись о том, чтобы не сесть слишком близко к нему. Она вся затрепетала, едва увидела его, мгновенно вспомнив минувшую ночь и их ласки. Не дай Бог, она совсем разомлеет, если он хотя бы случайно дотронется до нее.

У Анни чуть дрожал голос, когда она наконец осмелилась заговорить.

— Люсиан мне сказал, что вы привезли сюда Джереми Ковингтона и хотите судить его здесь.

Рафаэль перестал делать вид, будто ест, и отодвинул тарелку. Он поднял бокал с вином, после чего откинулся на спинку стула и слегка изогнул бровь, словно разглядывал Анни сквозь драгоценную жидкость.

— С каких пор вы ведете задушевные беседы с моим братом? — спросил он, и Анни ничего не поняла по его голосу.

— Мы с Люсианом зарыли в землю топор войны, — сказала она, наблюдая за Рафаэлем из-под ресниц. — Сегодня утром он показал мне разные выходы из замка. Как вы думаете, если их много лет не использовали, по ним еще можно выйти отсюда?

Рафаэль с такой силой ударил кулаком по столу, что запрыгала посуда и даже Анни подскочила на стуле.

— Черт возьми, Анни, вы что, по ночам придумываете, как получше свести меня с ума?

Анни покраснела и церемонно расправила салфетку на коленях.

— Иногда. Думаю, особенно я постаралась прошлой ночью.

Сдерживая себя, Рафаэль предпринял похвальную попытку разговаривать спокойно.

— Я прошу вас держаться подальше от Люсиана, — произнес он ровным голосом. — Мой брат не относится к числу людей, которым можно доверять, и, к тому же, его намерения в отношении вас не совсем благородны.

— О! — Анни притворилась, что ничего подобного никогда не приходило ей в голову. — Вот они, мужчины! Могу я спросить, какие именно у Люсиана намерения в отношении меня?

Рафаэль допил вино, прежде чем ответить.

— Он хочет на вас жениться, — нехотя проговорил он.

Анни удивилась, но не подала вида. Все еще шел дождь. Федры нигде не было видно. Все катакомбы она уже изучила. Беседа с Рафаэлем, похоже, единственная оставшаяся ей забава на весь оставшийся день.

— Прошу прощения, — проговорила она с ядовитой ласковостью, прикладывая салфетку к губам, — но, ваше величество, вы, кажется, все переворачиваете с ног на голову. Разве не благородно предлагать женщине замужество? Особенно, если… — Она замолчала, потом тихо покашляла и прошептала, — уже успели воспользоваться ее благосклонностью?

Рафаэль побагровел.

— Скатертью дорожка! Выходите замуж за этого мерзавца, — прошипел он. — Тогда, может быть, я наконец смогу сделать что-нибудь полезное для моей страны.

Понимая, что слишком далеко зашла, Анни отступила.

— Ваше величество, не беспокойтесь, — весело проговорила она. — Я ведь уже сказала. Если я не заполучу вас, то останусь старой девой.

После этих слов она мечтательно вздохнула и продолжала:

— Представляю, как я буду жить в старом особняке на горе, которая будет стоять на краю заросшего вереском болота. Буду писать стихи и гулять по ночам в свободных белых одеяниях. Все люди на много миль вокруг будут думать, будто я ведьма…

— Чепуха, — оборвал ее Рафаэль. — Вы вернетесь домой в Америку и выйдете замуж за кого-нибудь солидного и респектабельного… банкира или, возможно, юриста. Ваш добрый папочка проследит за этим. Лет через десять вы нарожаете шестерых детей, которые только и будут что куда-нибудь лазать. Может быть, вам к тому времени понадобится стул пошире, но все равно вы еще будете прекрасной и соблазнительной. Более того, стоит вам оставить ваши глупые романтические бредни насчет ночных прогулок по вересковым пустошам, и из вас получится великолепная жена.

Он налил в бокал вина и, подняв его, провозгласил с дьявольским злорадством:

— Нет слов, как я завидую твоему будущему мужу, кто бы он ни был, Анни; любовь моя, ведь ему неслыханно повезет — он будет каждую ночь всей вашей долгой жизни лежать с тобой рядом!

У Анни язык не поворачивался ответить Рафаэлю, который говорил ужасные вещи, но, на самом деле, вовсе не хотел обидеть ее. Или хотел? Она сидела, сцепив руки на коленях, и щеки у нее пылали.

— А пока, — продолжал Рафаэль ровным голосом, — делай, как я говорю, и держись подальше от Люсиана. Зачем тебе этот соблазнитель?

— Прелестно, — послышалось от двери.

Анни не надо было поворачиваться, она и без того узнала голос Люсиана. Но на этом он не остановился:

— Рафаэль, я уничтожен. Мне-то показалось, что мы добились кое-каких успехов, что и ты и я почувствовали себя братьями, и вот, оказывается, это — сентиментальные штучки.

Рафаэль, глухо зарычав, в мгновение ока вскочил со стула и схватил Люсиана за рукав. Казалось, он сошел с ума, когда толкнул брата прямо к Анни.

— Ты его хочешь? — крикнул он, ничего не соображая. — Так бери его!

С этими словами Рафаэль выскочил из столовой, а за окном прогрохотал гром, словно подтверждая, что принц в ярости.

Люсиан одернул рукав и посмотрел вслед брату.

— Что же, я, кажется, ждал слишком многого и слишком быстро, — пробормотал он.

Анни же не думала ни о вспышке Рафаэля, ни о его бурной реакции на появление Люсиана. Она размышляла о темницах замка Сент-Джеймс, заполненных нарушившими закон солдатами, и пыталась вообразить, что Рафаэль намерен с ними делать.

Она продолжала есть, вполуха слушая болтовню Люсиана о его солдатских приключениях — можно было подумать, что он участвовал в переходе Ганнибала через Альпы, а не прослужил в королевской гвардии меньше недели, — потом извинилась и торопливо покинула столовую.

У первой же попавшейся ей на пути служанки — молодой девушки, которая несла в столовую кофейник со свежесваренным кофе, она спросила, где ей найти принцессу Федру.

Девушка опустила глаза и почтительно наклонила коротко стриженную голову.

— Я недавно ее видела. Она собиралась принять горячую ванну, потому что ездила кататься верхом, а там дождь, и она простудилась. Я ей сказала, что она может умереть, если будет так себя вести.

Анни испугалась, но, заметив, что служанке тяжело держать кофейник, не стала ее задерживать.

Она сказала:

— Спасибо.

И побежала наверх.

Федра лежала на огромной кровати, белая как мел, куталась в синий халат и пила чай. Темные волосы еще не высохли.

— Не смей читать мне нотации о вреде верховых прогулок в дождь, — заявила Федра, едва Анни открыла рот. Ты бы сделала то же самое, если бы додумалась.

Анни засмеялась.

— Я здесь не для того, чтобы ворчать, — успокоила она ее. — Просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.

Федра отвела глаза.

— До моей свадьбы осталось две недели, — сказала она, встречаясь взглядом с Анни. — Конечно, если Рафаэль сможет до тех пор удержать страну от революции. Анни, как ты думаешь, гости приедут на свадьбу? Ведь на дорогах мятежники и разбойники? Моровия в руинах… А приглашения разосланы.

В Бавии действительно было страшно, но Анни заметила, что люди гораздо более охотно веселятся именно в такие трудные времена.

— У тебя будет красивое платье, — не без иронии проговорила Анни. — Ты будешь обворожительной невестой, если ни ты, ни я не потолстеем и не похудеем за две недели.

Федра попыталась улыбнуться, но неудачно.

— Бедная Анни. Это я виновата во всем, ведь я привезла тебя в Бавию. Мало того, что ты познакомилась с моими невозможными братцами, так еще нас забросали камнями, а потом на рыночной площади…

— Ну-ну.

Анни взяла Федру за руку, видя, что она готова расплакаться.

Но было поздно. Слезы уже скатывались с длинных ресниц ей на щеки.

— Я так плохо говорила с тобой в карете… ну о том, что случилось между тобой и Рафаэлем…

Анни порывисто обняла подругу.

— У тебя скоро свадьба, а тут весь мир вокруг тебя рушится. Не удивительно, что ты немножко не в себе в последние дни.

Федра вытерла щеки и шмыгнула носом.

— Хочешь чаю? Я позвоню, и тебе принесут чашку.

Анни покачала головой и беспокойно посмотрела на окно. Дождь барабанил в стекла, напоминая ей о сухих щелчках выстрелов. Она представила мокрые оранжевые кирпичи во дворе, и ей показалось, что она слышит, как шепчутся друг с другом деревья в саду. Она вызвала в воображении статуи фонтанов, гладкие и поблескивающие над танцующей поверхностью воды у их ног.

— Ты знала, что Джереми Ковингтон здесь, в подземелье?

У Анни по спине побежали мурашки, едва она вспомнила, каким взглядом ее наградил Ковингтон на балу у Федры, когда она рассказала Рафаэлю, что он сделал на рыночной площади.

Федра вздрогнула от неожиданного поворота разговора и пролила чай на безупречно чистую простыню из ирландского льна.

— Думаю, Рафаэль счел невозможным оставить их в руках мятежников. Ты представляешь, что с ними могут сделать?

Анни пожала плечами. Она об этом не подумала. Какие бы преступления ни совершили эти люди, они должны были быть преданы справедливому суду, по крайней мере, так считалось там, откуда приехала Анни.

— Ты не знаешь, где Фелиция? — тихо спросила она. — Если Рафаэль не оставил в Моровии арестованных, то, тем более, он не мог оставить мисс Ковингтон в руках мятежников.

Федре явно надоело лежать в кровати и ждать, когда она заболеет. Она отставила поднос с чаем, откинула одеяло и встала.

— Фелиция во Франции, — неохотно ответила Федра, отлично зная, какую роль сыграла Анни в этой истории. — У нее что-то вроде нервного шока, и Рафаэль отправил ее в санаторий. Не вини себя. Ты поступила правильно.

Анни потерла виски, но это совсем не облегчило внезапную головную боль.

— Я сделала, что должна была сделать, — вздохнула она. — Но это не значит, что мне не жалко Фелиции. Я не хотела причинить ей боль. Она это не заслужила. Федра, она всегда была добра ко мне.

— Полагаю, что и студент университета, и раненые торговцы не единственные, кто безвинно пострадал в тот день. — Федра выбрала в гардеробе платье и пошла за ширму. — Давай не будем больше говорить о грустном, — попросила она. — Я хочу думать о чем-нибудь хорошем. Например, нам надо решить, что приготовить к свадебному ужину и где разместить гостей…

Анни улыбнулась. Она обрадовалась, что Федре стало лучше.

Вечером Рафаэль не явился к обеду. По словам Люсиана, принц заперся с мистером Барреттом, чтобы продумать план защиты замка Сент-Джеймс. Понятно, эта задача требовала особых усилий из-за венчания.

При упоминании о предстоящей свадьбе мистер Хэзлетт кашлянул и поднял бокал с вином. Федра же изо всех сил старалась не замечать его присутствия.

А дождь все шел.

После обеда Анни отправилась в свою комнату, собираясь почитать и, если быть честной, подождать Рафаэля. Но он все не приходил, и когда огонь в лампе стал совсем тусклым, а потом погас, Анни заснула.

Рано утром она открыла глаза и ощутила необычное нетерпение. Что-то должно было случиться, и очень скоро, но что?

Дождь перестал, словно выполнив свою задачу и дочиста отмыв все кругом. Пока Анни и этого было достаточно.

Она быстро сполоснула лицо и надела юбку для верховой езды, ботинки и хлопчатобумажную рубашку. Войдя в столовую, она почувствовала себя разочарованной, так как в ней никого не было. Впрочем, возможно даже лучше, что обстоятельства складывались так, а не иначе, и не слишком часто сталкивали ее и Рафаэля.

Анни взяла яблоко из вазы, стоявшей на краю стола, в окружении блюд с яйцами, гренками, колбасой и другой едой, и поспешила во двор. Воздух был сырой и свежий. Светило солнце.

Несмотря на красоту утра, война не давала забыть о себе. Вооруженные солдаты ходили по крепостной стене, и оглушительный звон металла о металл означал, что солдаты готовятся к обороне. Нагруженные провизией телеги и повозки въезжали в ворота. Из окрестных деревень шли люди, искавшие убежище за крепкими стенами замка Сент-Джеймс.

Анни постояла несколько минут, прислушиваясь к тому, как два офицера из отряда мистера Барретта допрашивали перепуганных крестьян. Но как тут разберешь, кто из них верен принцу, а кто переодетый мятежник. Из разговоров солдат Анни поняла, что Рафаэль издал приказ, запрещавший отказывать в покровительстве всем, кто поклялся в верности принцу.

Решив, что нет смысла праздно наблюдать за происходящим, Анни пересекла двор и сад и направилась в деревню, в которой разместилась большая часть беженцев. Там она увидела еще двух людей Рафаэля. Они бестолково суетились, стараясь наладить раздачу еды и одеял. Мест в домах и сараях не хватало, а трава была еще сырой после недавнего дождя.

Анни пробралась через толпу к осажденному толпой беженцев лейтенанту. Она влезла в фургон с провиантом и похлопала в ладоши, привлекая к себе внимание людей, а потом приказала всем встать в очередь. В конце концов порядок более или менее установили, и Анни послала солдат принести еще еды и одеял и отыскать какие-нибудь тенты.

Солнце стояло уже высоко в небе, когда наконец перестали подходить новые люди. Солдаты доложили, что одеял больше нет, а крестьян уже начало лихорадить от простуды. По приказу Анни, самых слабых отправили в часовню и разместили там на скамьях.

Анни утешала плачущих детей и перепуганных старух, поила водой и успокаивала остальных. На помощь ей пришли несколько служанок из замка, но в основном работали женщины из деревни.

К концу дня Анни уже ходила со встрепанными волосами и в грязной юбке, которую она к тому же где-то умудрилась разорвать. Голодная, обессилевшая, она смотрела на несчастных людей, и у нее щемило сердце, потому что она начала понимать, что значит война и для этих людей, и для всех, кто живет в Бавии.

Она стояла возле двери в часовню, баюкая хнычущего малыша и любуясь закатом, когда ее заметил проходивший мимо Рафаэль. Он остановился и помрачнел, увидев грязное платье Анни.

— Что вы здесь делаете? — сурово спросил он.

— Пытаюсь помочь.

Его лицо было в тени, и Анни не могла разглядеть выражение его глаз.

— Мне не нужна ваша помощь.

— Возможно, вам и не нужна, — тихо ответила Анни, чтобы не потревожить больного малыша. — Но этим людям нужна.

Рафаэль вздохнул.

— Они обеспечены едой и кровом.

— Они испуганы, — возразила Анни, — и многие больны. Рафаэль, многие из них долго голодали.

Он промолчал. Это было тяжелое молчание, и Анни всем сердцем потянулась к нему, ведь ей было известно — он все сделал для жителей Бавии, но, увы, этого оказалось недостаточно. Анни хотелось прикоснуться к Рафаэлю, утешить его, но она чувствовала, что ее нежность сейчас только повредит ему.

Помолчав, Рафаэль заметил:

— Ты не сможешь никому помочь, если не будешь есть и спать… Анни!

Из часовни вышла женщина и, смущаясь, забрала своего малыша.

— Что? — спросила Анни, когда она и Рафаэль вновь остались одни.

— Спасибо, — ответил он, после чего отвернулся и пошел дальше.

Анни провожала Рафаэля взглядом, пока он не скрылся из вида, и направилась к замку. Слезы затуманивали ее глаза, когда она вошла в ярко освещенный большой зал, до отказа заполненный стоявшими и лежавшими солдатами.

Торопливо идя к лестнице, она думала о том, кто из них предатели, ведь предатели наверняка были.

Анни удивилась, увидев разжигающую огонь в камине Кэтлин, ту самую служанку, которая была во дворце в Моровии.

— Здравствуйте, мисс! — просияв, воскликнула Кэтлин. — Господи, что это с вами? Волосы растрепаны, платье грязное! Спорю, вы не ужинали… Бледная, как крыло ангела…

Мистер Хэзлетт уверял Анни, что дворцовые слуги в безопасности, так как главная мишень мятежников — члены королевской семьи, и она не волновалась о Кэтлин и о других. Все же Анни обрадовалась, что Кэтлин опять рядом.

Она уселась в кресло возле камина, подставив огню лицо и руки. Кэтлин принесла крепкий горячий чай.

— Как вы добрались сюда?

Кэтлин, казалось, была возбуждена пережитым гораздо больше, чем испугана.

— Мятежники захватили замок и выгнали нас, мисс, — начала она свой рассказ. — По дороге мы встретили верных принцу солдат. Они нас знали с тех пор, когда служили в Моровии. Посадили меня и нескольких девушек на своих лошадей. Старшая кухарка ехала на телеге с провизией.

От изнеможения и благодарности слезы вновь навернулись на глаза Анни. Она вытерла их и крепко пожала руку девушки.

— Я так рада, что ты здесь. Мне очень нужна помощь, Кэтлин, но совсем не такая, как обычно.

— В кухне есть горячая вода, — сказала Кэтлин. — Я ее принесу, и вы помоетесь, пока я соберу ужин, а потом вы мне скажете, что я должна сделать.

Через час, отмывшись и наевшись, Анни сидела у камина, укутанная в теплое одеяло, и Кэтлин расчесывала ей волосы. У Анни слипались глаза, но она все же рассказала Кэтлин о беженцах и о том, как они все испуганы и растеряны, а многие к тому же больны.

— Понятно, мисс, — сказала Кэтлин, когда Анни закончила свой печальный рассказ. — Конечно, я помогу вам. Все равно я собиралась приглядеть за вами, а то вы, не дай Бог, сами сляжете. Ведь вы из тех, прошу прощения, кто из себя все жилы вытягивает.

Анни улыбнулась. Ну что тут скажешь!

— Тебе дали кровать?

— О да, мисс, — ответила Кэтлин, поднимая расческу. — У меня очень милая кроватка и есть сундук для вещей. Не беспокойтесь обо мне, пожалуйста, потому что я похожа на вас. Я могу позаботиться о себе сама.

Анни представила, каково это — уходить из дворца, захваченного мятежниками, взяв с собой только самое необходимое, брести по улицам, где валялись перевернутые кареты, а из домов выскакивали грабители, волоча добычу, а потом по дорогам, увязая по колено в грязи.

— Ты права, Кэтлин, — подтвердила она. — Ты уж точно можешь о себе позаботиться.

Чуть позже, вскарабкавшись по ступеням, Анни без сил упала на кровать. Она так устала, что не могла даже думать. Впрочем, как она поняла со временем, это было милостью Божией.

На другое утро Анни, измученная накануне, тем не менее проснулась очень рано. Кэтлин уже зажгла лампу и ворошила угли в камине, разжигая огонь. На столе стоял поднос с горячими ароматными кушаньями.

— Быстрей! Быстрей! — приказала Кэтлин. — Даже ангелам милосердия положен завтрак, а уж существам из плоти и крови — тем более.

— Ты очень кстати напомнила об ангелах, — ответила Анни, осторожно забирая поднос. — У кофе райский аромат.