ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Едва первые розовые лучи солнца осветили замок Сент-Джеймс, как во дворе стала собираться толпа. Больная, закутанная в шаль, Анни искала взглядом Рафаэля и наконец увидела его на балконе кабинета. Мистер Барретт стоял рядом.

Анни не была женой Рафаэля и по закону не могла стоять рядом с ним. Но она любила его так же сильно, как жена любит мужа, и уже носила его ребенка в своем чреве, поэтому она торопливо пробежала обратно через двор в большой зал, поднялась наверх по боковой лестнице и подошла к кабинету. У двери стояли часовые и, когда Анни хотела открыть ее, гвардейцы, со свирепым видом, скрестив ружья, преградили ей путь.

Она набралась храбрости.

— Пропустите меня немедленно, — приказала она.

Гвардейцы посмотрели друг на друга, потом на Анни.

— Извините, мисс, — сказал один из них. — Приказ самого мистера Барретта. Никого не пропускать.

Анни было заспорила, но не успела она произнести и нескольких слов, как дверь кабинета открылась и появился Рафаэль. Казалось, он еще больше похудел за ночь и был бледен, как тень отца Гамлета.

Его серые прищуренные глаза блеснули, и он улыбнулся.

— Пропустите ее, — недовольно приказал он, и люди Барретта отступили.

Они вошли внутрь. Рафаэль закрыл дверь.

— Как ты догадался, что это я? — спросила Анни.

Рафаэль поднял брови и вздохнул.

— Я видел тебя во дворе и был уверен, что ты придешь. — Он остановился и небрежно провел рукой по отросшим волосам. Если его в ближайшее время не пострижет парикмахер, то скоро он станет похож на Тома Уолкрика. — Иди в свою комнату, Анни. Не стоит тебе смотреть на казнь.

Кровь бросилась Анни в лицо.

— Ты думаешь, я хочу смотреть, как вон те во дворе? — возмутилась она, проходя мимо принца к двери на балкон. — Тебе бы уж следовало понять, что это вопрос чести. Если мои показания привели к этому, то я не имею права уклониться.

Она не упомянула о другой причине своего появления, о своем желании делить с Рафаэлем горести так же, как радости.

Рафаэль удержал ее за руку прежде, чем она успела выйти на балкон. Снизу, из тишины холодного раннего утра, до них донеслись приветственные крики толпы.

Принц на мгновение прикрыл глаза, потом посмотрел на Анни, стараясь проникнуть взглядом в глубину ее души, и сказал:

— Я освобождаю тебя от ответственности. Уходи… пожалуйста.

Анни покачала головой.

— Мне очень жаль, Рафаэль, но даже ты не можешь приказывать моей совести.

— У меня нет времени для споров, — сказал он.

Приветственные крики во дворе нарастали.

Анни подумала, что, наверное, те же зеваки будут на церемонии венчания. И тогда им предстоит несказанная радость, когда на их глазах святое таинство обратится в забавную комедию. Она почувствовала укол вины за свое участие в обмане.

— У меня тоже, — твердо проговорила она. — Рафаэль, я прошу, позвольте мне быть рядом с вами. Если ты мне откажешь, я выйду на другой балкон.

Принц сжал ее руку и, пробормотав нечто совершенно невозможное, вытащил ее на балкон. Она встала немножко сзади и в стороне от Рафаэля, но их пальцы были по-прежнему тесно сплетены.

Питера Мэтленда уже вели на эшафот. 'Он встал, выпрямившись, в неярком, холодном свете — романтический герой со связанными за спиной руками. Анни смотрела, заставляя себя не закрывать глаза, как ему на голову надели капюшон. Рядом священник говорил слова, которых Анни не слышала, и крестил его.

Петлю надели на шею, и у Анни подогнулись колени. Она взглянула на Рафаэля и увидела, что он стоит точно так же, как осужденный, и его лицо, обращенное к нему, мертвенно-бледное.

Палач в балахоне с капюшоном и в маске обернулся и посмотрел на Рафаэля. Его глаза не были видны в узких прорезях капюшона.

Рафаэль больно стиснул руку Анни, но она даже не вздрогнула. Краешком глаза она видела, как принц поднял другую руку в ответ на безмолвный вопрос палача.

Палач кивнул, проверил петлю и взялся двумя руками за деревянный рычаг. Дерево пронзительно заскрипело, и стал открываться люк. Питер Мэтленд повис на натянувшейся веревке.

Может быть, это было бы не так страшно, если бы он не извивался, не дергал ногами и не хрипел, и если бы Анни не видела мокрое пятно, расползавшееся по его штанам. Она заставила себя смотреть, с трудом сохраняя ясное сознание, до тех пор, пока вздрагивавшее тело не успокоилось.

Как только труп Мэтленда перестал качаться, Анни рухнула на пол в глубоком обмороке.

Ей показалось, что прошло всего мгновение, когда она очнулась на руках Рафаэля. Он отнес ее на кушетку в кабинете, и тотчас же появился мистер Барретт с бокалом бренди.

— Пей, — мрачно приказал Рафаэль, взяв бокал из рук своего друга и прижимая его к губам Анни. — Через пару минут тебе станет лучше.

Анни отказалась от бренди, вспомнив, что спиртное может повредить ее будущему ребенку.

— Я… я прошу прощения, — извинилась она. — Я очень старалась быть сильной.

Рафаэль и мистер Барретт переглянулись. Принц кивнул, и верный солдат вышел из комнаты.

— Тебе это удалось, — проворчал Рафаэль. — Видит Бог, Анни Треваррен, ты та женщина, которую я, останься я жить, мечтал бы видеть своей женой.

Неожиданные слова воскресили Анни. Она ощутила прилив сил и храбрости. Ей трудно было решиться, но вопрос, который слетел с ее губ, был настолько важен, что она не смогла остановить его.

— Вы… вы говорите, что любите меня?

Он поцеловал ее в лоб.

— Боготворю. И со страстью, которая, несомненно, ужасна. Но это не значит, и вы это прекрасно знаете, что я женюсь на вас.

Слезы затуманили глаза Анни, но она доблестно боролась с ними, не желая слабостью или хитростью удерживать Рафаэля. По той же причине она не сказала о зачатом ими ребенке.

— Тогда я хочу остаться здесь и умру рядом с вами, — выпалила Анни.

Но, даже еще произнося эти слова, она уже знала, что не принесет в жертву своего невинного ребенка. Даже ради его отца.

— Вы должны знать, что я этого не допущу, — ответил Рафаэль. Он поцеловал ее, теперь уже в губы и с такой нежностью, которая проникла в самую глубину ее души. — Корабль ждет в порту. В субботу, после венчания, вы отплываете на нем вместе с женихом и невестой…

Когда Анни попыталась возразить, он приложил палец к ее губам и добавил:

— Мне все равно, хочешь ты этого или не хочешь. Складывай вещи, Анни. Ты поедешь во Францию.

— Лучше бы я никогда сюда не приезжала, — жалобно простонала Анни.

— Правильно, — подтвердил Рафаэль, поднимаясь и продолжая глядеть в ее измученные глаза. — Поверь мне, ты совершенно права.

С этими словами он ушел, оставив Анни одну с ее мрачным и неопределенным будущим. Всхлипывая, она встала с кушетки и вернулась в свою комнату. Умылась холодной водой. Заставила уняться дрожь в коленках.

С высоко поднятой головой она отправилась в лазарет, где ее уже ждала Кэтлин. Девушка сидела возле кровати Тома Уолкрика и расчесывала его спутанные волосы. Увидев Анни, она залилась румянцем.

Любовь, казалось, царила везде. Бог даст, эта пара будет счастлива.

— Ой, мисс!.. Вы такая бледная! воскликнула Кэтлин, вскакивая со стула, — Только не говорите, что вы видели казнь!

— Да, — подтвердила Анни. — Я была там.

Кэтлин в ужасе закрыла рот рукой, и Анни перевела взгляд на Джосию, который против обыкновения выглядел смущенным.

Том привстал на своей кровати.

— Даже жаль, что приходит конец династии Сент-Джеймсов, — сказал он. — Вы могли бы стать прекрасной хозяйкой этого дома, Анни Треваррен.

Неужели и здесь, удивилась Анни, все знают о ней и Рафаэле? Она ничего не сказала.

Джосия возмущенно фыркнул.

— Жаль, говоришь? — огрызнулся он и указал на человека, лежавшего по другую сторону от Тома. — Скажи это бедняге Гарри, на котором живого места нет. Уж он-то горевать не будет.

Анни нахмурилась.

— О чем ты?

— О том, — повысил голос Джосия, невзирая на яростный протест Тома, — что Гарри носит следы от кнута Сент-Джеймса на всем своем теле. А знаете, почему? Потому, что прежний принц сделал ребенка его дочери и утопил его в ручье, как бездомного котенка. Вина Гарри была в том, что он попытался спасти малыша, но замочил роскошные одежды его высочества.

Анни опять почувствовала слабость в коленях и постаралась собраться с силами.

— Прежний принц, должно быть, был ужасным человеком, — признала она. — Но Рафаэль порядочный и справедливый. Он никогда не сделает ничего подобного.

Джосия упрямо пожал плечами и проговорил:

— Грехи отцов…

Инстинктивно Анни прижала руку к своему животу. Если грехи передаются от поколения к поколению, то и хорошее тоже передается… Своему сыну или дочери Рафаэль передаст в наследство честь, гордость, храбрость.

В глазах Тома, когда он перевел взгляд с лица Анни на ее руку и обратно, промелькнуло нечто похожее на понимание, а потом на жалость.

Анни, не в силах терпеть, выскочила из лазарета. В первый раз с тех пор, как она определила себе роль сиделки, она уклонилась от выполнения своего долга.

Двор уже опустел, только зловещая виселица оставалась по-прежнему на месте.

Анни с радостью сожгла бы ее, но знала, что это ничего не решит.

Она прошла мимо виселицы, потом пересекла деревню, которая сегодня казалась вымершей, и направилась к пригорку на кладбище. Здесь, радом с другими Сент-Джеймсами, была похоронена жена Рафаэля, принцесса Джорджиана. Анни не остановилась возле ее могилы, она обогнула холм и пошла туда, где хоронили менее значительных персон.

В стороне шестеро солдат предавали земле своего мятежного товарища Питера Мэтленда. Их лица были сосредоточены и угрюмы, и Анни не поняла, переживают ли они из-за смерти этого человека. Рядом возвышался холмик сырой земли, под которым лежал Джереми Ковингтон.

Анни почувствовала легкий озноб. Так много смертей, а ведь это, скорее всего, только начало.

Один из солдат посмотрел на нее.

— Вам что-нибудь нужно, мисс? — спросил он почтительно, но не без раздражения в голосе.

Сначала Анни смутилась, но потом поняла, что она здесь чужая. Не надо было лезть, куда тебя не звали.

Она покачала головой и повернула обратно.


В субботу утром ненавистная виселица была частично разобрана и вынесена на задворки, подальше от взоров приехавших на свадьбу гостей. В общем-то, уныло подумал Рафаэль, стоя у окна своего кабинета, им наплевать на виселицу.

— Рафаэль!

Он обернулся на звук негромкого женского голоса и улыбнулся, увидев Федру, которая выглядела слишком юной для невесты. Он помнил ее с косичками и ободранными коленками, хотя виделись они редко, так как он почти всю свою жизнь прожил в Англии.

Рафаэль протянул к ней руки, и она бросилась к нему в объятия, крепко обхватив его за шею. Отчаянно вцепившись в него. Он поцеловал ее в темную макушку, и она посмотрела ему в глаза.

— Ты сегодня выходишь замуж, — зачем-то сказал он.

Весь замок гудел от приготовлений к пышному торжеству.

Чуть поколебавшись, она с неясной улыбкой подтвердила:

— Да.

Он пригладил ее прекрасные волосы.

— Я знаю о твоих сомнениях, — мягко проговорил Рафаэль, — но Чандлер хороший человек, и он позаботится о тебе.

Федра кивнула. Ее глаза лихорадочно блестели, щеки пылали.

— Я буду в безопасности и счастлива, — отведя взгляд, сказала она. Потом усилием воли вновь посмотрела на Рафаэля. — Я хотела сказать, что люблю тебя, хотя мы всегда были далеко друг от друга, и мне совсем не хочется оставлять тебя здесь.

Рафаэль улыбнулся.

— Не мучай себя, дорогая, особенно в такой замечательный день. Поверь, есть кое-что похуже, чем покорность судьбе.

Хорошенькое личико Федры исказилось от бессильной ярости.

— К черту судьбу, — взорвалась она. — Будь я посильнее, я бы стукнула тебя как следует и вытащила из этой каменной гробницы.

— Увы, — остановил ее Рафаэль.

Она поникла и стала совсем маленькой.

— Увы, — повторила она. — Я не сильная. Но ты можешь хотя бы обещать, что постараешься выжить?

— Нет, — не стал он кривить душой. — Но я могу обещать не делать глупостей. Этого достаточно?

Ее ответ прозвучал как эхо прежнего ответа Рафаэля.

— Увы, — ответила она. — Но, боюсь, на большее мне не приходится рассчитывать. — Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Помни, Рафаэль, я всегда буду твоей верной подданной. И мой красивый жених.

Рафаэль нахмурился. У него с сестрой никогда не было разговора ни о чем подобном, да и с ее будущим мужем тоже. Почему же в этот радостный день она не нашла ничего лучшего, как торжественно клясться ему в верности?

Не стоит спрашивать, подумал он, улыбнувшись. Федра — женщина, а женщины — таинственные создания. У них сплошные неожиданности и секреты.


В королевской спальне стоял запах, как от свиных помоев, однако травы свое дело сделали. Золотисто-рыжие волосы Анни стали темно-каштановыми. Под свадебной фатой они ее не выдадут.

Дай Бог.

— Ужасно пахнет, — возмутилась Анни, поворачиваясь на стуле и глядя в озорные глаза Федры. — Нам повезет, если мистер Хэзлетт не отменит из-за этого венчание.

Федра рассмеялась.

— Не отменит, — успокоила она. — Чандлер рассчитывает на мое имущество. Он все стерпит, даже если от меня… от тебя будет пахнуть, как в курятнике.

Позднее мисс Ренденнон с шестью помощницами внесла в комнату Федры роскошное подвенечное платье. Притаившись за складной ширмой, Анни наблюдала, как платье аккуратно кладут на кровать принцессы, и ощутила странное возбуждение при мысли о том, что скоро она наденет его.

Однако время шло, и настроение Анни менялось… Еще этот запах от волос. Свадьба-то — не настоящая. Жених — не Рафаэль, да и она — самозванка, а не настоящая невеста.

Анни мечтала о конце рискованной авантюры, и в то же время она дорожила каждой минутой. Рафаэль сказал, что любит ее, но он исполнит свое обещание и выставит ее вон, едва все закончится. Анни не сомневалась в этом. И даже побег Федры ничего не изменит.

В час дня (Анни не смогла съесть ни кусочка ленча, который Федра великодушно разделила с ней) колокола начали радостный перезвон, который взволновал Анни, и она в одной рубашке принялась мерить шагами комнату, что-то бормоча про себя.

В половине второго Федра помогла Анни одеться, заколола ей волосы и надела на нее фату. Как они и предполагали, даже лица Анни почти нельзя было различить сквозь тонкую вуаль, а уж волосы, пусть даже немного другого оттенка, все же были достаточно темными, чтобы ввести в заблуждение любопытных.

Когда часы пробили без четверти два, Рафаэль постучал к сестре, чтобы проводить ее в часовню, и Федра быстро скользнула за ширму, а Анни встретила принца.

Он улыбнулся и хотел было приподнять вуаль, чтобы поцеловать сестру в щеку, но Анни отступила назад и покачала головой.

Рафаэль пожал плечами и предложил ей руку.

Вместе с Рафаэлем спускаясь по лестнице и проходя через большой зал, Анни одновременно и сожалела о своем участии в обмане, и упивалась им. Хотя он признался в своей любви и она его любит, им никогда не быть ближе к алтарю, чем теперь. Анни сохранит память об этих минутах на всю жизнь, какой бы длинной или короткой она ни оказалась.

Двор был заполнен крестьянами и слугами, так как семейная часовня не могла вместить всех. Анни покраснела от смущения и удовольствия, когда «подданные» встретили ее неистовыми криками и засыпали цветами.

У двери в часовню Рафаэль остановился и пожал ей руку. Чандлер был уже возле алтаря, рядом со священником и стайкой кузин Федры в розовых платьях.

Я бы никогда не выбрала розовое, подумала Анни, но, конечно, ничего не сказала, чтобы не выдать себя.

Зазвучал орган, и Рафаэль медленно повел ее между скамьями. Из-под вуали Анни внимательно разглядывала тесно сидевших людей. Кто-то, кто должен здесь находиться (кроме Федры, конечно), тоже исчез, но Анни не могла определить, кто именно. И она с трудом сдерживала истерический смешок.

Звуки свадебного марша еще несколько мгновений звучали после того, как Рафаэль передал Анни человеку, который собирался стать мужем Федры. Потом установилась тишина, и Рафаэль отошел назад, а Анни едва удержалась, чтобы не схватить его за руку и не прижаться к нему.

— Кто отдает эту женщину в жены? — спросил священник.

Анни не могла припомнить, говорил ли Божий человек что-нибудь до этого, и на мгновение ей показалось, что она и в самом деле стала невестой Чандлера Хэзлетта.

— Ее братья, — почтительно ответил Рафаэль, стоявший позади Анни.

Церемония началась.

— Возлюбленные…

Анни покачнулась, и Чандлер ловко подхватил ее под руку, помогая ей удержать равновесие, и от его внимания она ощутила себя вдвойне виноватой. В эту минуту настоящая принцесса и ее возлюбленный бежали из замка Сент-Джеймс. Добрались ли они уже до потайного выхода? Не пора ли Анни открыться и положить конец дурацкой мистификации?

Священник бесконечно бубнил о святости брака и взаимном доверии мужа и жены, и Анни крепко оперлась на руку Чандлера.

— Кто найдет добродетельную жену? — звучно спросил служитель, прежде чем ответить себе словами Библии. — Цена ее выше жемчугов, уверено в ней сердце мужа ее, и он не останется без прибытка…

Анни, не удержавшись, тихо застонала, но, похоже, никто этого не услышал.

Скорей бы все кончилось, молча молилась она. А потом, вспомнив, что ей предстоит немедленно уехать, Анни сказала про себя: «Пусть это длится бесконечно».

Неужели ни у одной невесты не разрывается перед алтарем сердце?

— Чандлер Хэзлетт, — повысил голос священник, — берешь ли ты эту женщину в законные возлюбленные жены?

Чандлер сжал ее руку.

— Да, — ответил он.

Анни постаралась ничем не выдать себя и стала ждать следующего вопроса, как осужденный ждет удара топора.

— Федра Элизабет Маделина Сент-Джеймс, принцесса Бавии, берешь ли ты этого мужчину в свои законные возлюбленные мужья?

Анни молчала.

— Ваше высочество! — окликнул ее священник, когда молчание затянулось.

Дрожащими руками Анни медленно убрала вуаль с лица.

— Нет, — ясно сказала она. — Не беру.

Чандлер не сводил с нее глаз. Он побледнел, потом побагровел. Все молчали.

— О Боже! — прохрипел Чандлер. — Что это такое?

Гости заговорили все разом, а священник растерянно смотрел себе под ноги, как будто ему больше всего на свете хотелось забраться под алтарь и спрятаться там.

Рафаэль в ярости подошел к Анни, не ожидавшей ничего подобного.

— Что это значит? — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Где Федра?

— Убежала, — ответила Анни и в облаке шелка и кружев опустилась на пол.

У нее не осталось больше сил.

Так же, как в день казни, Рафаэль поднял ее и понес между рядами. Гудели гости, и Чандлер громко клялся, что оскорбление не останется неотмщенным.

Анни, едва придя в себя, прислонила голову к плечу Рафаэля.

— Где Барретт? — спросил принц у кого-то невидимого, когда они пересекали двор. — Он мне нужен.

— А разве он не в часовне? — последовал неожиданный ответ.

Рафаэль остановился, посмотрел на Анни, и они одновременно сообразили, что к чему.

Федра и мистер Барретт — любовники. Как же она раньше не догадалась?

Рафаэль цветисто выругался.

— Мне следовало бы бросить тебя в фонтан, — сказал он потом, — за то, что ты сделала со своими волосами.

— Было бы грешно испортить такое красивое платье, — заметила она на редкость благоразумно. — Особенно в такие тяжелые времена.

Принц вновь двинулся широким шагом к замку. В середине большого зала появилась испуганная Кэтлин. Она наверняка решила, что принц несет Анни к столбу, где непременно будет бить ее кнутом.

— Куда вы тащите мою госпожу, сир? — не смолчала верная и решительная девушка, преграждая путь принцу.

— Я еще не решил, — язвительно ответил Рафаэль. — Во всяком случае, женщина, это мое дело.

— Кэтлин… — взмолилась Анни.

— Ну уж нет, сир, прошу прощения, — стояла на своем разрумянившаяся Кэтлин. — Мисс Треваррен и я крепко дружим, и я не позволю причинить ей боль.

— Причинить ей боль? — оскорбившись, повторил Рафаэль. — Великий Боже, женщина, почему ты думаешь, что я могу причинить боль мисс Треваррен или кому-нибудь еще?

Кэтлин вздохнула, а Анни в себя не могла прийти от ее решительности.

— Знаете, сир, мы боимся крови вашего отца. Он был подлым человеком. Вы сами посмотрите на мужчину в лазарете, какие у него шрамы, если мне не верите.

Анни чувствовала, что слова Кэтлин потрясли Рафаэля, но он и не подумал отпустить ее.

— Я верю вам, — сказал он Кэтлин, тяжело вздохнув. — Но я люблю женщину, которую держу на руках, да поможет мне Бог. Можете быть уверены, я не сделаю ей ничего более страшного, чем блестящая лекция, которую я ей прочитаю.

Кэтлин отступила, опустив глаза, и Рафаэль одолел сначала лестницу, потом длинный коридор до комнаты Анни, потом распахнул дверь и направился к кровати. Он едва не бросил на нее Анни, и платье легло вокруг нее причудливым полукругом.

Не в силах приподняться, она смотрела, как Рафаэль сбежал по ступенькам и зашагал по направлению к двери в соседнюю комнату — комнату Федры. На полпути он остановился, вспомнив, что его сестра сбежала из замка Сент-Джеймс.

И обернулся.

— Я найду ее, — заявил он. — Пусть это будет последнее, что я сделаю, но я найду их обоих, притащу сюда и потребую объяснений!

Анни испугалась. Она неуклюже сползла с кровати, проклиная громоздкое платье, и чуть не упала со ступеней.

— Неужели ты не понимаешь, — взмолилась она, — что уже поздно? Пошли им лучше свое благословение, Рафаэль!

Он взъерошил волосы.

— А ты? Как ты могла? Ты понимаешь, что натворила?

— Думаю, да, — ответила Анни. — Моя лучшая подруга попросила ей помочь. Она хотела спастись от нежеланного замужествами я ей помогла. — Она вздернула подбородок. — Более того, я не раскаиваюсь, хотя и сожалею, что из-за моего обмана у тебя и у бедного мистера Хэзлетта теперь неприятности.

Рафаэль на мгновение прикрыл глаза и стиснул зубы. Анни поняла, что он старается сдержать себя. Мысленно она пожелала ему успеха.

Наконец он заговорил:

— Укладывай вещи, Анни. Ты уезжаешь.

Его слова обрушились на Анни, как груда камней, но она изо всех сил постаралась сохранить остатки достоинства. После покушения лейтенанта Ковингтона, казни Питера Мэтленда… а тут еще беременность и фальшивое венчание… Запасы ее мужества были исчерпаны.

— Поедем со мной, — забыв о гордости, взмолилась она.

Рафаэль покачал головой, в последний раз посмотрел на нее и вышел из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась.

Анни как можно быстрее вылезла из злополучного платья, переоделась в рубашку и бриджи и бросилась вниз узнать, что происходит в замке.

Она ушла не дальше кухни, где слуги обменивались сплетнями о главных событиях дня. Прижавшись к двери, Анни услышала, что Рафаэль послал солдат за принцессой и ее возлюбленным, но вряд ли их найдут.

Анни закрыла глаза и вознесла молитву за удачу Федры и мистера Барретта. Они любят друг друга и принадлежат друг другу.

— Мистер Барретт теперь изменник, — важно провозгласила старшая кухарка. — Он сбежал и бросил принца в трудную минуту. Даже любовь не дает права так поступать.

Неловкая тишина повисла в кухне, но ее нарушила храбрая Кэтлин. Если она и заметила Анни, стоявшую в дверях, то не подала вида.

— Принц разумный человек, — возразила Кэтлин. — Он немного остынет и поймет, что мистер Барретт не хотел ничего плохого.

Анни очень надеялась, что это так, но она не была в этом уверена, и у нее сердце болело за Рафаэля. У него сплошные неприятности, враги у ворот замка, а теперь он потерял своего самого близкого и доверенного друга.

— Для Сент-Джеймсов настали черные дни, — сказала кухарка, покачав головой.

— Им скоро конец, — заметил кто-то. — Надо поскорее бежать отсюда, пока не началась бойня.

Слуги заговорили в один голос.

Опечаленная, Анни пошла обратно в свою комнату. Тщательно вымыв голову, она почти вернула волосам прежний цвет, потом высушила их на балконе и, покончив с этим, вытащила свои баулы и принялась укладывать в них платья.

Загрузка...