Невеста принца

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Все следующее утро Анни простояла в глубине большого зала, слушая показания других свидетелей. Чтобы особенно не выделяться, она надела то же платье, что и накануне, и закрутила волосы в простой узел на затылке. Она чувствовала себя несколько вялой, хотя и она, и Кэтлин оказались невосприимчивы к бушевавшей в деревне лихорадке. Болезнь поразила многих крестьянок и нескольких служанок, которые, когда могли, помогали ей, но пока никто из них не умер.

Это было чудом, благословением небес, которое никак не зависело от человеческих усилий. Система канализации в деревне оставляла желать лучшего и прежде, а теперь, из-за скопления беженцев, соблюдение чистоты превратилось в трудно решаемую проблему. В любой момент могла вспыхнуть эпидемия тифа или холеры.

Занятая своими мыслями, Анни вздрогнула, когда закованный в кандалы Джереми Ковингтон вдруг вскочил и, что-то бессвязно крича, попытался сорвать с себя оковы. Его глаза горели огнем, как у загнанного зверя, рубашка взмокла, по лицу и шее потекли ручьи то ли слез, то ли пота.

Приставленный к нему молодой солдат смотрел на своего бывшего командира, разинув рот.

Два гвардейца Барретта нехотя двинулись к Ковингтону, но он был неукротим в ярости и страхе перед грядущим. Он так отчаянно боролся, что понадобилось еще четверо здоровых мужчин, чтобы наконец справиться с ним.

Потом он рыдал, и Анни стало его жалко. Очевидно, пребывание в тюрьме и суд сломили лейтенанта Ковингтона.

Солдаты потащили было его в темницу, но Рафаэль остановил их.

— Дайте ему сказать, — потребовал принц тихим, спокойным голосом, который, тем не менее, был услышан всеми в большом зале.

Ковингтон заметно дрожал.

— Я не хочу умирать, — сказал он. — Я не хочу, чтобы меня повесили вместо другого. — Он повернул голову и вперил взгляд в одного из солдат, — Пусть он сам отвечает за то, что сделал.

Солдат побагровел, потом побледнел. Он вскочил и кинулся бы на закованного в кандалы Ковингтона, если бы его не удержали мистер Барретт и один из крестьян.

— Будь ты проклят, Ковингтон! — истошно завопил он.

Рафаэль спокойно смотрел на него.

— Твое имя, солдат?

Со своего места Анни видела, как он с трудом проглотил комок в горле.

— Питер Мэтленд, ваше высочество.

— Ты стрелял в студента, Питер Мэтленд?

Заметная дрожь пробежала по щуплому телу Мэтленда. Он в ярости посмотрел на Ковингтона и на других солдат, сидевших на скамье подсудимых. Потом повернулся к Рафаэлю.

— Да, сэр, — ответил он.

— Зачем? — спросил принц.

В большом зале наступила гробовая тишина. Все — и крестьяне и аристократы — замерли в ожидании ответа. Когда он прозвучал, то никого не оставил равнодушным.

— Я защищал вас, сэр. Он говорил, как изменник.

Рафаэль словно состарился на глазах. Он выглядел таким опустошенным и усталым, что Анни едва не бросилась к нему. Но она осталась на месте и только послала ему молчаливый призыв, вложив в него все свои чувства, и он как будто услыхал его, потому что нашел ее взглядом. В этот момент они были вместе, и словно одни во всем зале.

Когда наконец Рафаэль заговорил, в его голосе звучали отвращение и безнадежность.

— Уведите его, — сказал он. — Увидите их всех.

В зале поднялся такой шум, что, казалось, задрожали стены. Крестьянин, назначенный судьей стучал молотком, пытаясь навести порядок.

— Тише! — крикнул он, и все, от безродных крестьян до знатных гостей, приехавших в замок Сент-Джеймс на свадьбу Федры, подчинились ему.

Анни медлила, пока зрители неохотно покидали зал. В конце концов остались только судья, присяжные, Рафаэль и мистер Барретт. Ей не приходило в голову подойти к принцу, но она и не могла заставить себя уйти. Возможно, с ее стороны это было не более чем романтической выдумкой, но она не сомневалась в том, что ее присутствие поддерживает Рафаэля и придает ему сил.

Видя, что ее госпожа не собирается уходить, Кэтлин раздобыла для нее и для себя два стула. Они тихонько сидели рядом, пока судья и присяжные совещались между собой. Рафаэль и мистер Барретт, стоя в стороне, прислушались к ним, но не вмешивались в обсуждение дела.

Через час решение было принято. Хотя Анни и Кэтлин сидели слишком далеко, чтобы услышать его, но они все поняли по помрачневшему лицу Рафаэля. Он кивнул, и все разошлись.

Рафаэль направился к девушкам, и Анни поднялась со стула.

Кэтлин пожала ей руку и прошептала:

— Я буду в часовне, мисс.

И быстро вышла.

Анни проглотила комок в горле, пытаясь что-то прочитать по лицу Рафаэля. Если бы она и Федра не ослушались его и не убежали тайком на рыночную площадь, то, вполне возможно, никакого суда вообще не было бы. Анни чувствовала себя виноватой, хотя расправа на площади совершенно не зависела от их присутствия там. Но Ковингтон и остальные наверняка избежали бы наказания.

Наконец Рафаэль встал прямо перед ней. Анни хотелось прикоснуться к нему, но она удержалась и молча ждала, что он скажет.

— Ковингтон и большинство остальных будут сидеть в заключении шесть месяцев или пока мятежники не возьмут замок, если это случится раньше, — мрачно сообщил он. — Мэтленд за убийство студента приговорен к повешению.

Анни зажмурилась, чтобы прогнать возникшую в ее воображении картину, но это не помогло. Ей ясно представился раскачивающийся на виселице Мэтленд. Самое ужасное, что Рафаэля, возможно, ждала такая же участь.

Они с Рафаэлем ни разу не говорили о том, как он относится к смертной казни, но она предполагала, что он не принадлежит к числу ее сторонников.

— Вы разрешите им его повесить?

Рафаэль провел рукой по встрепанным волосам, и Анни неожиданно пришло на ум, что принцу надо бы постричься, если он собирается почтить своим присутствием свадьбу сестры.

— У меня нет выбора, — ответил он. — Так решил народ, и они доведут дело до конца.

Анни вновь захотелось прикоснуться к принцу, но теперь она не стала удерживать себя и нежно погладила ладошкой его щеку.

— Это все по моей вине, — прошептала она. — Похоже на кошмарный сон.

Он печально улыбнулся и поцеловал ее ладонь, отчего хорошо знакомый трепет промчался по телу.

— Это пройдет, Анни. — Он отступил на шаг и со странным выражением в глазах осмотрел ее простое платье. — Уверен, ты в душе крестьянка, несмотря на деньги и положение, которые сопутствуют имени Треварренов.

Анни то ли засмеялась, то ли вспыхнула в ответ. Ей хотелось броситься в его объятия, уговорить его забыть о Бавии и уехать вместе с ней. Но она знала, что он не послушает ее, сколько бы она ни просила.

— Да, — тихо проговорила она. — Полагаю, все американцы в душе крестьяне, есть у них деньги или нет.

Рафаэль взял ее за руку, и они вышли на солнечный двор, где сверкал алмазными брызгами фонтан. Они сели на знакомую скамейку, и забыли о солдатах, гостях и деловито снующих слугах.

— Я хотел бы спросить тебя о лихорадке… — сказал Рафаэль.

Анни, не дослушав, стала уверять его, что она вне опасности, но он нетерпеливо поднял руку, чтобы остановить ее.

— Я прекрасно знаю, что напрасно просить тебя держаться подальше от деревни, — довольно добродушно продолжил он. — Нет, мне надо знать, как ты оцениваешь положение.

Анни ощутила прилив гордости, зная, как редко мужчины интересуются женской «оценкой» чего-либо, и тщательно перебрала в уме все ей известное, прежде чем ответить.

— Лихорадка, мне кажется, не опасна. Люди быстро заболевают, но и быстро выздоравливают. Меня больше тревожат санитарные условия в деревне. Там открытые сточные ямы, и это может привести к более серьезной эпидемии.

Рафаэль слушал ее не менее внимательно, чем мистера Барретта или других своих советников, и Анни была глубоко этим тронута. Она верила, что он любит ее, хотя пока сам этого не понимает. И он почти всегда выказывал ей свое большое уважение, которое было больше, чем простая вежливость, и Анни от души этому радовалась.

— Пусть мужчины накидают в ямы щелока и построят временные туалеты в стороне от деревни, — посоветовал он и улыбнулся, щурясь на ярком солнце. — В старые времена, — сообщил он, — эти сооружения были за рвом.

Анни вздрогнула, но его улыбка показалась ей такой слабой и беззащитной, что она поспешила улыбнуться ему в ответ.

— Может быть, здесь еще и крокодилы охраняли замок, как в старых сказках?

Рафаэль нарочито пожал плечами.

— В такой воде? Даже морские чудовища не смогли бы в ней выжить, принцесса.

Сидеть на солнышке рядом с Рафаэлем и болтать всякие глупости было так приятно, что у Анни защемило сердце. Она знала, что навсегда сохранит память об этих минутах отдыха так же, как о минутах страсти.

На глаза ей набежали слезы, но она продолжала улыбаться.

— В этом замке кажется, будто попала в далекое прошлое или в сказку о средневековом трубадуре. То, что случилось с нами, не могло быть больше нигде на земле.

Рафаэль взял ее за руку, почти робко взял, как будто не касался этими же пальцами ее самых потаенных местечек и не приводил ее в неистовство своими ласками.

— В том-то все и дело, — печально проговорил он. — Время королей и замков закончилось. Мир меняется, Анни, и ни ты, ни я даже не представляем, что будет дальше. Для Бавии нет места в современном мире.

Анни захлестнула волна любви. Рафаэль прав — прогресс был неизбежен. И все-таки Анни не хотелось мира без замков и королей… и принцев.

— Это несправедливо, — произнесла она наконец дрожащим голосом. — Есть и драконы. И злые рыцари. Просто они теперь выглядят по-другому.

Рафаэль улыбнулся и поцеловал ее в кончик носа. Однако и от этого невинного прикосновения в Анни вновь поднялся вихрь непокорной рассудку страсти.

— Вот настоящие принцессы и вправду есть, — возразил Рафаэль. — Некоторые одеваются как служанки и ухаживает за больными крестьянами, но у них по-настоящему благородные сердца.

Увы, колдовство продолжалось недолго.

В замке послышались возбужденные крики, потом скрип колес, стук копыт по каменной мостовой, звон оружия, как на военном учении. Когда Эдмунд Барретт выскочил во двор, Рафаэль уже был на ногах.

— Что случилось?

— Батальон мятежников, ваше высочество, в открытую скачет по приморской дороге!

Рафаэль повернулся к Анни, и она вся сжалась в ожидании приказа спрятаться, не надеясь, что он спросит о ее мнении, как несколькими минутами раньше об охватившей деревню лихорадке. А он взял ее за локоть и доверительно проговорил:

— Скорее всего, будет обыкновенная стычка, если вообще что-нибудь будет. Если же получится по-другому, присмотри за Федрой, — попросил он. — Мне ведь не надо говорить тебе, что она не особенно храбрая, несмотря на все ее озорство.

У Анни защемило сердце. Она кивнула и, хотя ей очень хотелось погладить Рафаэля по щеке или только коснуться его руки, она сдержалась, боясь, что ласка расслабит его и, по этой же причине, постаралась не заплакать.

Не сказав больше ни слова, Рафаэль вместе с мистером Барреттом стремительно направился к каменной лестнице, что вела на зубчатую стену. Анни смотрела им вслед, прикрыв глаза рукой, пока они не скрылись в одной из башен.

Анни некоторое время наблюдала, как солдаты бегают туда-сюда по стене, от всей души желая увидеть то, что видели они со своей удобной позиции. Она покусала губы и взвесила свое положение.

О том, чтобы пойти вслед за Рафаэлем и мистером Барреттом, не могло быть и речи. Она бы только путалась под ногами. Тем не менее, ей хотелось посмотреть на мятежников и самой оценить опасность.

Она задержала взгляд на заброшенной башне с разрушенными краями и узкими, длинными окнами, куда она уже залезала однажды. Поскольку прибрежная дорога и озеро находились с противоположной стороны, не было необходимости рисковать и вылезать на парапет. Она могла бы все увидеть, не подвергая себя опасности.

Решившись, Анни бросилась к старой части замка, стараясь пройти незамеченной среди всеобщего смятения, и уже через пять минут была возле лестницы. Задохнувшись от спешки, она ворвалась в круглую мрачную комнату и остановилась у двери, чтобы отдышаться. Когда ее глаза привыкли к полумраку, она заметила какие-то странные предметы, хотя не сомневалась, что прежде комната была пустой.

— Кто тут? — окликнула она.

Никто не отозвался, но когда очертания предметов стали яснее, Анни увидела груду одеял, корзинку, кувшин для воды и простые деревянные миски. Она сделала еще один шаг, нагнулась и, подняв покрывавшую корзинку тряпку, не могла оторвать глаз от черного хлеба, сыра и яблок.

На какое-то время охваченная любопытством Анни забыла о мятежниках, скачущих к замку. Кто-то, очевидно, живет в этой комнате, но почему этот кто-то предпочитает такие спартанские условия, когда в замке комнат больше, чем в любом шикарном отеле?

Анни, нахмурившись, выпрямилась. Ответ был ясен. Кто-то пользовался этой комнатой потому, что хотел остаться незамеченным.

Анни тревожно посмотрела на дверь, но никого не увидела. Как она ни прислушивалась, до нее доносились лишь крики солдат Рафаэля в отдалении, да еще она слышала громыхание своего сердца. Она подошла к окну и выглянула наружу. На мгновение сверкание солнечных лучей на сине-зеленых морских волнах почти ослепило ее, и она задрожала, едва подумала, что неизвестный жилец может вернуться, пока она стоит спиной к двери.

Анни глубоко вдохнула и медленно выдохнула воздух, стараясь успокоиться. Потом, бросив короткий взгляд через плечо, она сосредоточила свое внимание на мятежниках на старинной дороге вдоль моря. Ей показалось, что их больше сотни и, хотя они совсем не походили на военный отряд ни выправкой, ни дисциплиной, все же многие были верхом. Даже издалека Анни видела, что они вооружены винтовками и саблями, и мулы тащат пушки.

Анни затошнило, и она судорожно проглотила горькую слюну. Стены замка Сент-Джеймс были очень старыми, и в них легко было найти проходы, стоило только поискать. Живое воображение быстро нарисовало Анни орудия, расставленные на холмах и бьющие в старые каменные стены до тех пор, пока они не рухнут.

Она подумала о потайной калитке и о пещере за ней. Если она, гуляя, так легко нашла вход внутрь, то какой-нибудь хитрый мятежник не замедлил сделать то же самое, но с другой стороны.

Теперь Анни точно знала, что должна была рассказать Рафаэлю о своей находке. Он бы поставил там охрану или заделал калитку. Однако она почему-то промолчала. Почему?

Анни подошла к другому окну и попыталась разглядеть калитку, которую закрывали садовые деревья. Насколько она могла видеть, на этой стороне мятежников не было, но ведь они могли подкрасться тайком, а не скакать открыто, как другие, вдоль моря.

Закусив нижнюю губу, Анни подняла голову к потолку, думая о том, сколько можно увидеть с крыши башни. Она помнила, что в стенах достаточно щелей и трещин, за которые можно уцепиться. Если она выберется на крышу и хорошенько уцепится за шпиль…

Анни тряхнула головой, отгоняя эти мысли. Недавно она уже сделала нечто подобное, и поначалу все шло хорошо, а потом она двинуться не могла от страха, и Рафаэлю пришлось спасать ее, рискуя жизнью. Сейчас ей спасителя не найти, если вдруг храбрость вновь ей изменит. Наверняка о ее глупости и знать никто не будет, пока она не свалится с башни на камни двора, как перезрелый помидор.

Анни вздрогнула. И вдруг, оторвавшись от окна, заметила в дверях хрупкую фигурку в плаще.

— Стой! — крикнула она и бросилась вон из пыльной комнаты.

Она услыхала тихий шорох ног, но, когда Анни добралась до выхода, таинственный посетитель исчез. Он или она могли прятаться за любой из многочисленных дверей, выходящих в этот зал, так как Анни знала, что все комнаты здесь нежилые. К тому же, ей совсем не хотелось преследовать жителя башни по затянутым паутиной коридорам, в которых полно крысиных нор.

Включив это приключение в мысленный список, о котором необходимо сообщить Рафаэлю, Анни вскоре о нем забыла. Когда она вышла во двор, там собрались все здоровые обитатели замка, не занятые на крепостной стене. По сведениям Кэтлин, которая сразу же возникла рядом с Анни, мятежники стояли у подъемного моста, который не поднимался уже две сотни лет. И теперь они нацеливали свои орудия прямо на ворота замка Сент-Джеймс.

Анни, щурясь, глядела на стены, разыскивая Рафаэля. Вскоре она нашла его. Он смотрел себе под ноги, стоя над большими деревянными воротами, и, хотя она видела только его спину, поворот его головы и движения его тела вызывали сдержанную ярость. Он кричал будущим захватчикам замка что-то совершенно неприличное на слух Анни, и предводитель мятежников громко отвечал ему тем же.

Подавив внутреннее сопротивление, о котором Анни совершенно определенно догадывалась, Рафаэль поднял руку и дал сигнал своим людям. Они направили ружья на мятежников и открыли огонь. Люди у подъемного моста, не успев сделать ни одного выстрела из пушек, были вынуждены отступить.

Анни с болью подумала о мертвых, наверняка брошенных у ворот, и у нее ослабели колени. Всегда готовая прийти на помощь Кэтлин взяла ее за руку и повела к часовне.

— Ну же, ну же, мисс, — отрывистым шепотом командовала она. — Здесь от нас никакого толка, а там люди, которым мы нужны.

Она была права. В часовне стонали измученные жаждой крестьяне, а несколько служанок, которые хотели и могли бы быть сиделками, оцепенели от страха. Все хорошо понимали, что ничего еще не кончилось, и даже больные хватали Анни за руки и за юбку и умоляли их спрятать.

Анни наклонилась над стариком, беспокойно ерзавшем на соломенном тюфяке в углу, чтобы протереть холодной водой его худое изможденное лицо.

— Тише, — мягко успокаивала его Анни. — Никто не причинит вам зла. Стены замка Сент-Джеймс и не такое выдерживали. — Она вспомнила о потайной калитке и тотчас постаралась забыть о ней, едва крестьянин вновь заговорил о своих страхах. — Здесь вы в безопасности, — повторила она.

— Нет, — тряся головой, стоял он на своем. — Они внутри… мятежники… они в стенах и под полом…

Бредит, подумала Анни и стала молча молиться, чтобы лихорадка не дала новую вспышку.

— Отдыхайте, пожалуйста, — сказала она, гладя пылающий лоб старика.

Наконец он забылся в беспокойном сне, но были и другие, напуганные не меньше его. Анни не сомневалась, что их жалобные стоны будут преследовать ее до конца жизни. Она уже падала с ног от усталости, когда Кэтлин наконец-то вытащила ее из часовни в залитый лунным светом двор…

Большой зал был освещен множеством свечей, и Анни, ахнув, закрыла рот руками, когда увидела лежавших прямо на полу раненых. Это были, скорее всего, мятежники в причудливых одеждах, вероятно, взятых в богатых домах Моровии. Все они умирали, поэтому охраняли их только молодые неопытные солдаты.

Анни было направилась в их сторону, но Кэтлин схватила ее за руку.

— Нет, мисс, — твердо проговорила она. — Их невозможно спасти, и я не позволю вам тратить попусту силы.

Слишком усталая и расстроенная, чтобы спорить, Анни кивнула и позволила Кэтлин увести себя к лестнице.

Ее не оставляла мысль повидать Рафаэля и спросить, знает он или не знает о тайном выходе, но к концу легкого ужина, который Кэтлин принесла из кухни, она совсем ослабела и заметно клевала носом. Анни кое-как добралась до кровати и как провалилась — с раскинутыми руками и открытым ртом.

Наверное, прошло несколько часов, прежде чем она очнулась от кошмаров и попробовала открыть глаза.

Сначала Анни решила, что ей кажется, будто холодное лезвие кинжала прижимается к ее горлу. Она напряглась, но широкая мужская рука зажала ей рот, не дав вырваться крику, шедшему из самой глубины ее существа. Сна как не бывало, но Анни видела лишь неясную тень и копну белокурых волос.

У нее болезненно сжалось сердце, когда она поняла, что происходит.

— Ты права, что боишься, — прохрипел Джереми Ковингтон.

Она чувствовала холод стали на своей шее, и вся покрылась холодном потом.

Ковингтон вздохнул и свободной рукой отвел с ее лица прядь волос, причем с такой откровенной лаской, как будто они были любовниками.

— Не так легко будет тебя убить, — пожаловался он. — Ты на редкость хороша, рыжая и непокорная… львица…

Анни боролась с естественным желанием сопротивляться и отбиваться. Шок прошел, и она понимала, что ее единственный шанс — лежать тихо и не делать никаких движений.

Лейтенант неожиданно вцепился пальцами в ее волосы, и Анни закрыла глаза от боли. К горлу подходила тошнота. Сердце колотилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди.

— Проклятая сучка, — прошипел Ковингтон, нагибаясь к ней. Она учуяла запах безумия в его дыхании и поте, и ее охватил ужас, когда он вдвинул колено между ее ног. — Если бы ты держала на запоре свой маленький ротик… — Он оторвал кинжал от ее горла и провел им по ее бровям и вдоль носа. — Но нет. Ты не могла. Не хотела? А теперь, благодаря тебе, я на всю жизнь стал преступником, и все двери будут закрываться перед моим носом.

Анни боролась, но не с Джереми Ковингтоном, а с собственным страхом и, не сводя с него глаз, ждала.

Все еще зажимая ей рот рукой, Ковингтон кончиком ножа обвел сначала одну грудь, потом другую. Даже через плотную ткань ночной рубашки Анни чувствовала смертоносную остроту стали, и едва не сходила с ума от страха.

Скажи, что мне делать, молча молила она Бога. Я не хочу умирать.

Ковингтон опять приставил нож ей к горлу и почти сел на нее.

— Я сейчас ненадолго отниму руку от твоего рта, — с ужасающей рассудительностью проговорил он. — Но предупреждаю тебя, Анни. Стоит тебе закричать, и я всажу кинжал прямо в твою нежную шейку. — Он покачал головой, сочувственно цокая языком. — Какой будет удар для бедного Рафаэля, когда он найдет свою возлюбленную американочку в луже крови.

Анни собрала все свое мужество. Рафаэль, взывала она из глубины своей души. Помоги мне! Но, когда Ковингтон отодвинул руку, она не закричала.

— Не делайте этого, лейтенант, — сказала она так спокойно, что сама себе удивилась, ведь в душе она вопила что было мочи. — Будет еще хуже. Вы станете убийцей. Какие же тогда двери откроются для вас?

Анни слишком поздно поняла, что сделала ошибку, обращаясь к его разуму. Даже в темноте она увидела, как исказилось лицо Ковингтона и напряглось его тело, прижимавшееся к ней. Вцепившись обеими руками в рукоятку кинжала, он высоко поднял его и вот-вот обрушил бы его на нее, но вдруг захрипел, и Анни увидела торчащее из его груди острие рапиры.

Она в ужасе смотрела на багровое пятно, расплывающееся вокруг маленькой раны, на Ковингтона, пораженного мгновенным смертельным ударом… Кинжал выпал у него из рук, едва не задев Анни.

Пронзительно закричав, как обезумевшая от страха кошка, Анни столкнула с себя лейтенанта. Он тяжело повалился на пол. Рядом с кроватью, бессмысленно глядя перед собой, стояла Фелиция Ковингтон в простом коричневом балахоне с капюшоном. Она все еще судорожно сжимала пальцы вытянутых рук, словно держала рапиру, которая торчала теперь из спины брата.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвалось множество людей. Анни видела Федру, Чандлера, Люсиана, но не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Но едва на пороге появился полуодетый Рафаэль со встрепанными волосами, плотина прорвалась, и она зашлась в вопле, перешедшем в отчаянные рыдания.

Принц взлетел на возвышение и подхватил сотрясавшуюся в рыданиях Анни на руки. Она прижалась к нему, никого не стесняясь, и это быстро ее успокоило, не хуже доброго глотка виски.

Из-за плеча Рафаэля Анни видела, как Люсиан наклонился над телом Ковингтона.

— Господи Иисусе, — прохрипел он, прежде чем поднять взгляд на несчастную Фелицию, которая за все время ни разу не шелохнулась. — Она убила его.

Когда Рафаэль заговорил, Анни услышала в его голосе печаль, и поняла, что он оплакивает не Джереми Ковингтона, а его убийцу.

— Барретт, — грубовато приказал он, по-прежнему крепко прижимая к себе Анни, — отведи мисс Ковингтон в надежное место и проследи, чтобы за ней присмотрели.

Только тут Фелиция опустила руки. Она ангельски улыбнулась Рафаэлю и ни слова не сказала, когда Барретт обнял ее за талию и повел вниз по ступенькам.