Они не могли сидеть в нише весь вечер, и Оливия с огромным сожалением встала, выпрямилась, через плечо обернулась к Гарри и произнесла:
— Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом[20].
Он тоже поднялся и теперь смотрел на нее тепло и лукаво.
— А я-то думал, вы не любите читать.
— Не люблю, но ради всего святого, это же «Генрих пятый»! Даже мне не удалось его избежать. — Оливия даже содрогнулась, вспомнив Четвертую Гувернантку, которая настояла на чтении всех Генрихов. По неясным причинам, начиная с последнего. — А ведь я старалась. Поверьте мне, я старалась.
— И почему, интересно, мне кажется, что вы не были примерной ученицей? — проговорил он.
— Только чтобы Миранда на моем фоне выглядела лучше.
Это была полуправда, но Оливия не переживала, поскольку ее неуспеваемость была результатом плохого поведения. Она не то, чтобы не любила учиться, ей просто не нравилось, когда указывают, что учить. Миранда постоянно жила, зарывшись носом в книги, и была счастлива впитывать любое знание, которое решала им преподать gouvernesse du jour[21]. Оливии же больше всего нравились периоды между гувернанками, когда девочки оказывались предоставлены сами себе. Вместо того чтобы учиться путем механического заучивания и запоминания, они сами себе выдумывали игры и мнемонические приемы. Никогда у Оливии не обнаруживалось таких способностей к математике, как в те времена, когда она учила ее самостоятельно.
— Мне начинает казаться, что ваша Миранда — просто святая, — заявил сэр Гарри.
— О, у нее есть свои завихрения, — ответила Оливия. — Я никогда не встречала никого упрямее.
— Она упрямее вас?
— Гораздо, — она посмотрела на него с удивлением.
Она вовсе не упряма. Импульсивна — да. Склонна к авантюризму — да. Но не упряма. Она всегда знает, когда уступить. Или отступить.
Она склонила голову, наблюдая, как он оглядывает толпу. Каким интересным человеком он оказался! Кто бы мог подумать, что у него такое дьявольское чувство юмора? Что он так обезоруживающе внимателен. Разговаривать с ним — все равно, что встретить друга детства. Это ошеломляло. Дружить с джентльменом — кто бы мог подумать, что это вообще возможно?
Она попыталась представить себе, что рассказывает Мэри, Анне или Филомене, что знает о том, насколько красива. Она никогда не сможет этого сделать. Они воспримут это как крайнюю степень зазнайства.
С Мирандой все было иначе. Миранда поняла бы. Но Миранда теперь редко появлялась в Лондоне, и Оливия только сейчас начала осознавать, какую огромную прореху это создало в ее жизни.
— Вы так серьезны, — произнес Гарри, и Оливия поняла, что в какой-то момент настолько углубилась в свои мысли, что не заметила, как он повернулся к ней. Он смотрел на нее очень внимательно, и взгляд у него был такой теплый, такой сосредоточенный… на ней.
Интересно, что он там увидел?
И сможет ли она этому соответствовать?
А более всего интересно, почему для нее это так важно.
— Нет, ничего, — откликнулась она, поскольку он явно ждал хоть какого-то ответа.
— Ну что же… — Он снова начал оглядывать толпу гостей, и напряжение момента исчезло. — Пойдемте, поищем вашего принца?
Она задиристо поглядела на него, благодарная за возможность направить мысли в более безопасное русло.
— Мне следует, наконец, доставить вам удовольствие и возразить, что он не мой принц?
— Я был бы вам несказанно благодарен.
— Ну что ж, отлично, он не мой принц, — послушно проговорила она.
Он выглядел почти разочарованным.
— И это все?
— А вы ожидали греческой трагедии?
— Ну, как минимум, — признался он.
Она усмехнулась и вышла в зал, оглядывая толпу. Вечер был изумительно прекрасен, непонятно, почему она не видела этого раньше. Зал был полон, как и все бальные залы на свете, но что-то особенное носилось в воздухе. Может, дело в свечах? Возможно, их было больше, или они просто светили ярче? Но все вокруг купалось в теплом, ласкающем свете. «Все сегодня выглядят на удивление симпатичными, просто все и каждый, вдруг» — подумала Оливия.
Как это замечательно! Какими все кажутся счастливыми.
— Он вон там, в дальнем углу, — услышала она из-за спины голос Гарри, — справа.
Голос звучал совсем близко, теплый и успокаивающий, он растекался по ней подобно странной, вызывающей дрожь ласке. От его звуков ей хотелось податься назад, чтобы почувствовать воздух у его тела, а потом…
Она шагнула вперед. Это очень опасные мысли. Не для переполненного бального зала. И уж точно не о сэре Гарри Валентайне.
— Думаю, вам лучше подождать здесь, — заметил Гарри. — Пусть он к вам сам подойдет.
Она покачала головой.
— Не думаю, что он меня видит.
— Скоро увидит.
Эти слова почему-то звучали как комплимент, ей захотелось повернуться к нему и улыбнуться. Но она этого не сделала, сама не зная, отчего.
— Мне лучше стоять рядом с родителями, — ответила она. — Это будет приличнее, чем… в общем, чем все, что я делала сегодня вечером. — Она посмотрела на него — на сэра Гарри Валентайна, своего нового соседа, и, как это ни удивительно, нового друга. — Спасибо за восхитительное приключение.
Он поклонился.
— Не стоит благодарности.
Но их прощание звучало как-то слишком формально, Оливия просто не могла уйти на подобной ноте. Поэтому она улыбнулась ему — своей настоящей хитрой улыбкой, а не той, в которой растягивала губы, чтобы играть приятную собеседницу в обществе — и спросила:
— Вам будет очень неприятно, если я снова буду держать занавески в спальне открытыми? У меня невыносимо темно.
Он расхохотался, так громко, что на них стали оглядываться.
— А вы снова начнете за мной следить?
— Только если вы начнете надевать смешные шляпы.
— Она у меня всего одна, и я ношу ее только по вторникам.
Вот это почему-то показалось ей идеальным окончанием их беседы. Она присела в легком реверансе, попрощалась и скользнула в толпу, пока никто из них ничего больше не успел сказать.
Оливия нашла своих родителей, и принц Алексей Гомаровский из России ее тут же разыскал, не прошло и пяти минут.
Ей пришлось признать, что он исключительно запоминающийся мужчина. Очень красивый — холодной славянской красотой, с глазами цвета голубого льда и с волосами того же цвета, что и у нее. Это и правда удивительно. Столь светлые волосы нечасто встретишь у взрослого мужчины. Благодаря им он выделялся в любой толпе.
И благодаря огромному телохранителю, ходившему за ним повсюду — тоже. Европейские дворцы таят всевозможные опасности — объяснил ей принц. Человек его положения не должен путешествовать без охраны.
Оливия стояла между матерью и отцом и наблюдала, как расступается толпа, давая принцу дорогу. Он остановился прямо перед ней и необычно, по-военному, щелкнул каблуками. Осанка его была на удивление прямой, и у нее возникло странное впечатление, что и по прошествии многих лет, когда лицо его уже сотрется из ее памяти, она все еще будет помнить его фигуру — высокую, гордую и прямую.
Она задумалась, воевал ли принц? Гарри воевал, но между ним и русской армией, по идее, был целый континент, ведь так?
Не то, чтобы это было важно.
Принц слегка наклонил голову в сторону и улыбнулся, не разжимая губ, холодно и снисходительно.
Возможно, во всем виноваты культурные различия. Оливия знала, что не стоит делать поспешных выводов. Возможно, люди в России улыбаются иначе. А даже если и нет — в нем течет королевская кровь. Не может же принц раскрывать душу перед кем попало. Скорее всего, он исключительно мягкий, никем не понятый человек. Наверняка, ему очень одиноко.
Она бы возненавидела такую жизнь.
— Леди Оливия, — произнес он с легким акцентом. — Я бесконечно доволен, что снова вижу вас сегодня.
Она опустилась в реверансе — ниже, чем при обычной встрече, но не очень глубоко, чтобы не выглядеть раболепно и нелепо.
— Ваше высочество, — тихо произнесла она.
Когда она поднялась, он взял ее руку и запечатлел на кончиках ее пальцев легкий, как перышко, поцелуй. Воздух вокруг них наполнился шепотом, и Оливия, к своей неловкости, почувствовала, что стала центром всеобщего внимания. Казалось, все в зале сделали шаг назад, оставив вокруг нее и принца пустое пространство, чтобы получше разглядеть разворачивающуюся драму.
Он медленно выпустил ее руку, а потом тихо промурлыкал:
— Вы, безусловно, знаете, что являетесь самой красивой женщиной в этом зале.
— Благодарю вас, ваше высочество.
— Я говорю всего лишь правду. Вы — воплощение красоты.
Оливия улыбнулась и попыталась стать той прекрасной статуей, которой он, похоже, хотел ее видеть. Она была не вполне уверена, как ей реагировать на его постоянные комплименты. Она попыталась представить себе, как Гарри рассыпается в подобных цветистых выражениях. Да он, наверное, расхохотался бы, не договорив и первой фразы!
— Вы улыбаетесь… Вы смеетесь надо мной, леди Оливия? — спросил принц.
Быстрее, быстрее, соображай!
— О, просто слыша Ваши комплименты, я улыбаюсь от радости, ваше высочество.
О, Господи, если бы ее услышал Уинстон, он бы катался по земле от хохота. И Миранда тоже.
Но принц, по всей видимости, одобрил данное объяснение, поскольку в его глазах вспыхнул огонь, и он протянул ей руку.
— Пойдемте, пройдемся со мной по бальному залу, milaya. Возможно, мы потанцуем.
У Оливии не было выбора, и она вложила свою руку в его. Он носил какую-то очень официальную форму, ярко малинового цвета, с четырьмя золотыми пуговками на каждом рукаве. Шерсть слегка царапалась, и Оливия подумала, что принцу, наверное, неимоверно жарко в этом переполненном зале. Однако сам он, казалось, не испытывал никакого дискомфорта. Более того, принц, похоже, сам излучал холод, будто говоря «любуйтесь, но не смейте прикасаться».
Он знал, что все взгляды прикованы к ним. Он-то, наверное, привык к подобному вниманию. А она раздумывала, представляет ли он себе, насколько она в этой ситуации чувствует себя неуютно. А ведь Оливия привыкла к чужим взглядам. Она знала, что популярна, знала, что другие юные леди смотрят на нее, как на эксперта в области моды и вкуса. Но это… Сейчас все было совсем иначе.
— Я наслаждаюсь вашей английской погодой, — произнес принц, когда они дошли до угла. Оливия обнаружила, что ей приходится следить за своими шагами, чтобы оставаться в правильном положении относительно своего кавалера. Каждый шаг был тщательно выверен и абслоютно точен, с пятки на носок, одним и тем же движением, неизменно.
— Скажите мне, — добавил он, — в это время года всегда так тепло?
— В этом году нам досталось больше солнца, чем обычно, — ответила она. — В России очень холодно?
— Да. Там… как это сказать… — Он замолчал, и на мгновение лицо его слегка напряглось, пока он пытался найти нужное слово. Губы его раздраженно сжались, а потом он спросил: — Вы говорите по-французски?
— Боюсь, очень плохо.
— Какая жалость, — в голосе принца прозвучала легкая досада. — Я на нем более… э-э-э…
— Свободно изъясняетесь?
— Да. На нем очень много говорят в России. Некоторые даже больше, чем по-русски.
Оливия подумала, что это странно, но ей показалось невежливым комментировать.
— Вы получили сегодня утром мое приглашение?
— Да, — ответила она. — Для меня большая честь принять его.
Она не считала это честью. Ну… то есть, честью — может быть, но уж точно не удовольствием. Как и ожидалось, ее мать настояла на том, чтобы принять приглашение, и Оливия уже провела три часа, в спешном порядке примеряя новое платье. Оно будет из бледно-голубого шелка, Оливии только что пришло в голову, что оно точно совпадает по цвету с глазами принца.
Она надеялась, что он не решит, будто это нарочно подстроено.
— Как долго вы планируете оставаться в Лондоне? — спросила она, надеясь, что в словах ее предвкушения больше, чем тоски.
— Я еще не знаю. Это зависит… от многих обстоятельств.
Он, похоже, не собирался никак объяснять свое загадочное заявление, поэтому Оливия улыбнулась. Не по-настоящему, для этого она была слишком напряжена. Но он знал ее недостаточно хорошо, чтобы прочесть, что лежит за ее светской улыбкой.
— Надеюсь, вы получите от пребывания в Англии удовольствие, — прощебетала она, — как бы долго оно ни продлилось.
Он царственно кивнул, но не соизволил ответить.
Они дошли до следующего угла. Теперь Оливия снова видела своих родителей, замерших на другом конце комнаты. Как и все остальные, они наблюдали за ней. Даже танцы на время прекратились. Гости разговаривали, но вполголоса. Их голоса напоминали жужжание насекомых.
О Господи, как же ей хотелось домой! Возможно, принц чрезвычайно милый человек. Она и правда, надеялась, что так и есть. Вся эта история стала бы гораздо веселее — если бы он оказался замечательной личностью, пойманной в ловушку традиций и формальностей. И если бы он был чрезвычайно мил, она бы была чрезвычайно счастлива познакомиться с ним и пообщаться, но, ради всего святого, не таким образом, не перед всем светским обществом, не тогда, когда за каждым ее движением наблюдают сотни глаз.
Интересно, что случится, если она оступится? Запнется, как раз когда они начнут огибать следующий угол. Она может изобразить легкую потерю равновесия — всего лишь немного качнуться в сторону и все. А может разыграть это все по полной, и с грохотом рухнуть на пол.
Захватывающее получится зрелище!
Или захватывающе-ужасное. И совершенно неважно, какое именно, поскольку она все равно никогда на такое не осмелится.
Ну же, еще несколько минут, — убеждала она себя. Они уже вышли на финишную прямую. Ее скоро вернут родителям. Или же ей придется танцевать, но даже это будет не так кошмарно. Они ведь, безусловно, не будут единственной парой. Это было бы слишком очевидной демонстрацией интереса, даже для толпы.
Еще несколько минут — и все закончится.
Гарри подобрался к золотоволосой паре так близко, как смог, но решение принца пройтись по залу сильно осложнило ему работу. Но сейчас ему не было важно расстояние, вряд ли принц сделает или скажет что-то, что может заинтересовать военное министерство. Просто Гарри не мог заставить себя выпустить Оливию из поля зрения.
Возможно, исключительно потому, что Гарри знал о подозрениях Уинтропа, но так или иначе, он немедленно проникся неприязнью к принцу. Ему не нравилась его гордая осанка, и неважно, что годы службы в армии и самого его наградили такой же. Ему не нравились глаза принца, а также манера щурить их навстречу каждому, кого с ним знакомили. А еще ему не нравилось, как во время разговора открывается его рот, и как непрестанно сварливо морщится его верхняя губа.
Гарри встречал людей похожих на принца, не царских кровей, правда, а герцогских, и тому подобных. Они разгуливали по Европе так, будто они там хозяева.
Возможно, так и было, но они все равно оставались шайкой ничтожеств, по его скромному мнению.
— Ага, вот ты где, — подошел Себастьян с полупустым бокалом шампанского в руке. — Уже скучаешь?
Гарри не спускал глаз с Оливии.
— Нет.
— Интересно, — пробормотал Себ. Он допил шампанское, поставил бокал на ближайший столик и наклонился, чтобы Гарри было лучше слышно: — Кого ты ищешь?
— Никого.
— Нет, не так. Я ошибся. На кого ты смотришь?
— Ни на кого, — ответил Гарри, сделав полшага вправо, чтобы поле зрения не закрывал какой-то исключительно тучный граф.
— Ага. Ты просто игнорируешь меня, потому что… Почему?
— Я тебя не игнорирую.
— Но ты на меня совсем не смотришь.
Гарри пришлось признать поражение. Себастьян был по-дружески навязчив. И вдвое больше надоедлив. Гарри поглядел кузену прямо в глаза.
— Я тебя уже видел.
— Мой вид с тех пор не стал менее приятен для глаз. Не любуясь мной, люди много теряют. — Себастьян расплылся в тошнотворной улыбочке. — Ты готов ехать?
— Пока нет.
Брови Себа взлетели вверх.
— Ты это серьезно.
— Я прекрасно провожу время, — ответил Гарри.
— Прекрасно проводишь время. На балу.
— Ну, у тебя же это получается.
— Да, но я — это я. А ты — это ты. Тебе не нравятся подобные мероприятия.
Гарри на мгновение увидел Оливию, почти на краю поля зрения. Она привлекла его внимание, потом он поймал ее взгляд, а после они одновременно отвели глаза. Ей нужно было развлекать принца, а перед ним торчал Себастьян, и сегодня он раздражал гораздо больше чем обычно.
— Уж не обменялся ли ты только что взглядами с леди Оливией? — спросил Себастьян.
— Нет. — Гарри не был лучшим в мире лжецом, но с односложным враньем вполне справлялся.
Себастьян потер руки.
— Вечер становится все интереснее.
Гарри проигнорировал это замечание. Во всяком случае, попытался.
— Ее уже называют «принцесса Оливия», — заметил Себастьян.
— Кто, интересно? — резко спросил Гарри, развернувшись к Себастьяну лицом. — Те же, кто говорит, что я убил свою невесту?
Себастьян моргнул.
— А ты разве обручен?
— Вот и я о том же! — практически выплюнул Гарри. — Она тоже не собирается выходить за этого идиота.
— Звучит так, будто ты ревнуешь.
— Не будь дураком.
Себастьян понимающе улыбнулся.
— Сдается мне, сегодня вечером я видел тебя в ее компании.
Гарри не пытался отрицать.
— Дань вежливости. Она моя соседка. Разве ты сам не твердишь мне постоянно, что надо быть общительнее?
— То есть ты разобрался со всем этим бредом из разряда «она-подглядывала-за-мной-из-окна-спальни»?
— Недоразумение, — объяснил Гарри.
Х-м-м….
Гарри тут же насторожился. Когда у Себастьяна такой вот задумчивый вид — дьявольский, типа «я-обдумываю-зловещий-план», а не мирно и нежно задумчивый — жди беды.
— Я бы хотел познакомиться с принцем, — обронил Себастьян.
— О Господи! — Даже просто стоять рядом с Себом было утомительно. — Что ты намерен предпринять?
Себастьян потер подбородок.
— Я еще не знаю. Но уверен, что верный образ действий в подходящий момент придет мне в голову.
— Ты что, собираешься придумать план, пока идешь?
— Обычно это неплохо работает.
Остановить его было невозможно, Гарри это знал.
— Послушай, — прошипел он, схватив кузена за руку с достаточной энергией, чтобы привлечь его внимание.
Гарри не мог рассказать Себу о задании, но тот должен понять, что дело здесь не только в его увлечении леди Оливией. Иначе он все испортит, одним упоминанием о grandmère.
Гарри постарался говорить тише.
— Этим вечером, с этим принцем, я не говорю по-русски. И ты тоже. — Себастьян говорил плохо, но, безусловно, мог худо-бедно поддерживать разговор.
Гарри удержал взгляд Себа.
— Ты меня понял?
Себ поглядел ему в глаза, а потом кивнул — всего один раз и на редкость серьезно. Потом, не успел Гарри и глазом моргнуть, как все это исчезло, вернулась небрежная поза и кривая улыбочка.
Гарри отошел назад и тихо наблюдал. Оливия и принц прошли уже три четверти зала и теперь двигались прямо на них. Толпы приглашенных разлетались у них с дороги, как капельки масла в воде, а Себастьян стоял неподвижно, потирая большим пальцем левой руки остальные.
Он думал. Себ всегда так делал, когда думал.
А потом, рассчитав время так точно, что никто не мог бы даже заподозрить, что это не случайность, Себастьян взял новый бокал шампанского с подноса у проходящего лакея, слегка откинул голову назад для глотка, и вдруг…
Гарри не понял, как ему это удалось, но все вдруг оказалось на полу — звон разбитого стекла, мириады осколков и шампанское, сердито пузырящееся на паркете.
Оливия отпрыгнула назад, у нее оказался забрызган подол.
Принц выглядел разъяренным.
Гарри молчал.
А потом Себастьян улыбнулся.