Невинное развлечение (ЛП)

Глава 15

На следующее утро Оливия чувствовала себя не так уж плохо. Дневной свет и ночной сон, похоже, здорово исправили ей настроение, хотя она так и не смогла прийти ни к каким серьезным выводам.

Она решила рассмотреть проблему под другим углом.

Она вздохнула. Никаких идей.

Но ведь можно и не искать причин. И Оливия решила не думать об этом хотя бы до завтрака. На полный желудок она всегда лучше соображает.

Она уже наполовину покончила с утренним туалетом и как раз старалась сидеть неподвижно, пока горничная закалывала ее волосы, когда в дверь постучали.

— Войдите! — крикнула она и тихо спросила Салли: — Ты просила принести шоколад?

Салли помотала головой, и обе они обернулись на служанку, объявившую, что сэр Гарри ждет ее в гостиной.

— Так рано? — Было уже почти десять утра, то есть явно не утренняя зорька, но все же для визитов было еще несусветно рано.

— Мне попросить Хантли объявить, что вы не принимаете?

— Нет, — ответила Оливия. Гарри не пришел бы так рано без веской причины. — Пожалуйста, скажите ему, что я скоро спущусь.

— Но миледи, вы еще не позавтракали, — воскликнула Салли.

— Не думаю, что умру от истощения, пропустив один завтрак. — Оливия вздернула подбородок и посмотрела на собственное отражение в зеркале. Салли трудилась над весьма сложной прической, с косами, локонами и минимум дюжиной шпилек. — Может, сегодня сделаем что-нибудь попроще?

Салли разочарованно опустила плечи.

— Мы уже почти закончили, обещаю.

Но Оливия уже вытаскивала шпильки.

— Простой пучок вполне подойдет. Никаких изысков.

Салли вздохнула и начала переделывать прическу. Через десять минут Оливия уже спускалась по лестнице, пытаясь не обращать внимания на то, что из-за спешки волосы закрепили плохо, одна прядь уже болталась, и ее приходилось все время заправлять за ухо. Когда она появилась в гостиной, сэр Гарри сидел в дальнем конце комнаты за небольшим письменным столом у окна.

Казалось, что он… работает?

— Сэр Гарри, — произнесла она, несколько неуверенно глядя на гостя. — Так рано.

— Я пришел к заключению, — сказал он, вставая.

Она выжидательно смотрела на него. Его голос звучал так… решительно.

Он сцепил руки перед собой, широко расставил ноги.

— Я не могу позволить вам оставаться с принцем наедине.

Он уже говорил это прошлой ночью, но право же, что он может с этим сделать?

— Сушествует только один выход, — продолжил он. — Я стану вашим телохранителем.

Она изумленно застыла.

— У него есть Владимир. У вас есть я.

Она все еще изумленно пялилась на гостя.

— Сегодня я буду здесь, с вами, — объяснил он.

Она несколько раз моргнула и, наконец, обрела дар речи.

— В моей гостиной?

— Вы только не подумайте, что меня придется развлекать, — сказал он, кивнув на какие-то бумаги на письменном столике. — Я принес с собой работу.

О Господи, он что, решил здесь поселиться?

— Вы принесли работу?

— Простите, но я дейстительно не могу терять целый день.

Рот у нее открылся, но прошло несколько секунд прежде, чем она сказала:

— О!

А, правда, что еще можно сказать на такое?

На лице его возникло выражение, которое сам он, видимо, считал ободряющей улыбкой.

— Почему бы вам не взять книгу и не присоединиться ко мне? — он указал на кресла в центре комнаты. — О, я забыл, вы не любите книги. Ну что же, газета тоже отлично подойдет. Садитесь.

И снова ей понадобилось некоторое время, чтобы обрести способность говорить.

— Вы приглашаете меня присоединиться к вам в моей собственной гостиной?

Он ответил ей спокойным взглядом.

— Я бы предпочел оказаться в моей собственной гостиной, но не думаю, что это приемлемо.

Она медленно кивнула, но не потому, что с ним согласилась… хотя, если задуматься, то согласилась, во всяком случае, с окончанием его фразы.

— Ну, значит, мы договорились, — заключил он.

— Что?

— Вы киваете.

Она прекратила кивать.

— Не возражаете, если я сяду? — спросил он.

— Сядете?

— Мне действительно нужно работать, — объяснил он.

— Работать, — повторила Оливия. Да, беседа ей сегодня удавалась просто блестяще.

Он поднял брови, и только тут она поняла, что он имеет в виду: он не может сесть, пока она стоит. Она хотела уже было сказать «Пожалуйста, чувствуйте себя как дома», и даже произнесла «Пожалуйста», потому что в нее двадцать с лишним лет вбивали правила вежливости. Но здравый смысл (и возможно, немалая доля чувства самосохранения) победил, она остановилась и вместо задуманной фразы сказала:

— Пожалуйста, не думайте, что вы обязаны провести здесь весь день.

Губы Гарри сжались, по углам рта обозначились тонкие морщинки. А в глазах его светилась решимость, нечто стальное и несгибаемое.

«Да, он же не спрашивает разрешения!» — поняла она. — «Он просто приказывает».

Ей полагалось бы встать на дыбы. Именно это она ненавидела в мужчинах больше всего. А она стояла и… трепетала. Ступни в туфельках беспокойно двигались, будто в любой момент были готовы подняться на носочки, а тело стало таким легким, что не могло больше удерживаться на земле.

Она схватилась за ручку кресла. Она боялась улететь. Наверное, все же стоило позавтракать.

Правда, это не объясняло странного ощущения, неожиданно поселившегося у нее где-то… внизу живота.

Она поглядела на сэра Гарри. Он что-от говорил. Но она, определенно не слушала. Она не слышала ни слова, она вообще ничего не слышала, кроме грешного голоска внутри, требовавшего поглядеть на его рот, на эти губы, на…

— Оливия? Оливия!

— Простите, — отозвалась Оливия. Она сжала ноги, надеясь, что некоторая физическая активность поможет ей выйти из транса. И не придумала для упражнений никакой другой части тела, которая была бы скрыта от его взгляда.

Но это только усилило непонятное ощущение.

Он слегка наклонил голову набок, он выглядел… обеспокоенным? Насмешливым? Сложно сказать.

Необходимо взять себя в руки. Срочно. Она откашлялась.

— Так вы говорите?..

— С вами все в порядке?

— Просто отлично, — отрывисто сказала она. Ей понравилось, как прозвучала фраза: резко, по-деловому, и все звуки произнесены ясно и отчетливо.

Несколько мгновений он смотрел на нее, но непонятно было, о чем он думает. А может быть, она просто не хотела понимать, о чем он думает, поскольку подозревала: он ждет, что она в любой момент залает.

Она натянуто улыбнулась и повторила:

— Так вы говорите?..

— Я говорю, — медленно произнес он, — что очень сожалею, но не могу позволить вам остаться с принцем наедине. И не говорите мне, что там будет Владимир, поскольку он не в счет.

— Нет, — сказала она, вспомнив последнюю, шокирующую беседу с принцем, — не скажу.

— Отлично. Значит, мы договорились?

— Ну… да, — сказала она. — О нежелании находиться наедине с принцем Алексеем, но…

Тут она откашлялась, надеясь, что это поможет ей вернуть душевное равновесие. В обществе этого мужчины необходимо сохранять ясную голову. Он неимоверно умен, он живо ее обскачет, если она не будет держать ушки на макушке. Держать ушки на макушке, а не подниматься на носочки! Она снова откашлялась. А потом сделала это еще раз, поскольку от всего этого откашливания у нее саднило горло.

— Может, вам чего-нибудь попить? — сочувственно спросил он.

— Нет. Спасибо. Я пытаюсь сказать, что… вы же понимаете, что я здесь не одна. Здесь мои родители.

— Да, — согласился он, но было непохоже, что этот аргумент произвел на него хоть какое-то впечатление. — Я так и подумал, что они здесь. Однако я ни разу их не видел. Не здесь, по крайней мере.

Она нахмурилась и обернулась на дверь в холл.

— Думаю, мама еще спит.

— Вот и я о том же, — отозвался Гарри.

— Я очень благодарна вам за предложение, — проговорила она, — но чувствую, что просто должна обратить ваше внимание, что принц — да и кто угодно другой — вряд ли придет с визитом в столь ранний час.

— Согласен, — ответил он. — Но я не готов рисковать. Хотя… — Он на секунду задумался. — Если ваш брат готов спуститься вниз и поклясться, что не спустит с вас глаз до конца дня, я с удовольствием удалюсь.

— Это подразумевает, что я сама готова смириться с его компанией на весь этот день, — кисло заявила Оливия.

— Тогда, боюсь, придется вам иметь дело со мной.

Она поглядела на него.

Он посмотрел на нее в ответ.

Она открыла, было, рот.

Он улыбнулся.

Она задумалась, зачем так отчаянно сопротивляется.

— Ладно, — наконец, сказала она. — Думаю, вреда от этого не будет.

— Вы скоро забудете о моем присутствии, — успокоил он.

В этом она как раз сомневалась.

— Только потому, что у меня нет других планов на утро, — сообщила она.

— Понимаю.

Она бросила на него острый взгляд. Ужасно смущает, когда не можешь сказать, иронизирует человек, или нет.

— Все это так необычно, — пробормотала она, но он, верный своему слову, уже вернулся за письменный столик и внимательно читал принесенные бумаги. Интересно, это те же самые документы, над которыми он так прилежно работал, пока она за ним следила?

Она придвинулась поближе, по пути захватив со стола книгу. Ей нужно было хоть что-то держать в руках, хоть какое-то прикрытие, если он вдруг заметит, как близко она к нему подобралась.

— Так вы все же решили прочесть «Мисс Баттеруорт»? — спросил он, не поднимая головы.

Она открыла рот от удивления. Откуда он знает, что она взяла книгу? Откуда он знает, что она на него смотрит? Он же все время сидел, уставившись на стол!

«Мисс Баттеруорт»? Правда? Она с отвращением поглядела на книгу в собственных руках. Уж если пришлось схватить что-то, не глядя, наугад, могла бы выбрать предмет и получше!

— Пытаюсь развивать широту взглядов, — ответила она, садясь на первый попавшийся диван.

— Благородная цель, — ответил он.

Она открыла книгу и шумно перелистывала страницы, пока не нашла то место, где они остановились два дня назад.

— Голуби… голуби… — бормотала она.

— Простите?

— Просто ищу голубей, — любезно отозвалась она.

Он покачал головой, и ей даже показалось, что он улыбается, но головы все равно не поднял.

Она громко вздохнула и украдкой поглядела на него.

Никакой реакции.

Тогда она убедила себя, что вздыхала вовсе не для того, чтобы привлечь внимание. Она вздохнула просто потому, что нужно же ей выдыхать воздух, а если получилось черезчур громко, ну что же — такая уж у нее привычка. А раз уж получилось громко, имело смысл посмотреть, отвлекся ли он…

Она снова вздохнула. Никакой реакции.

Он все работал и работал.

Она хихикнула.

— Что-нибудь смешное? — спросил он, наконец, поднимая голову.

— Вряд ли я смогу объяснить, — ответила она, пытаясь не улыбаться.

— Шутка в мой адрес?

— Отчасти.

Он изогнул одну бровь.

— Ну, хорошо, да, шутка в ваш адрес, но вы другого и не заслуживаете.

Она улыбнулась ему, подождала ответа, но не дождалась.

Как огорчительно.

Она снова вернулась к «Мисс Баттеруорт», но, несмотря на то, что несчастная девочка только что сломала обе ноги в жутком дорожном происшествии, новелла все равно не увлекала.

Она начала барабанить пальцами по открытой странице. Громче, громче… еще громче… пока эхо не начало отдаваться по всей комнате.

По крайней мере, так ей показалось. А Гарри ничего не замечал.

Она испустила тяжкий вздох и вернулась к «Мисс Баттеруорт» с ее поломанными ногами.

Перевернула страницу.

Начала читать. И перевернула еще страницу. Прочла. Снова перевернула страницу. И…

— Да, вы уже на четвертой главе!

Она подпрыгнула от неожиданности, ошеломленная тем, как близко прозвучал голос Гарри. Как ему удалось встать так, что она не заметила?

— Должно быть, хорошая книжка, — сказал он.

— Так себе, — пожала она плечами.

— Мисс Баттеруорт уже оправилась от оспы?

— Сто лет назад. Она уже успела сломать обе ноги, пострадать от укуса пчелы и чуть не оказаться в рабстве.

— И это все за четыре главы?!

— Почти за три, — ответила она и показала на заглавие четвертой главы на открытой странице. — Четвертую я только начала читать.

— Я окончил работу, — сказал он, подходя к дивану.

Ага. Теперь она наконец-то могла спросить:

— А что вы делали?

— Ничего интересного. Читал отчет по продажам зерна из поместья в Гемршире.

Какое разочарование, а она-то навоображала!

Он сел на другой край дивана и скрестил ноги. Поза его была чрезвычайно раскованной. Она говорила о комфорте, о некой фамильярности и о чем-то еще — и от этого «чего-то» она почувствовала жар и головокружение. Она пыталась вспомнить, какой еще мужчина сидел при ней столь же непринужденно. И не вспомнила ни одного. Разве что собственных братьев.

Но сэр Гарри Валентайн определенно не был ее братом.

— О чем вы думаете? — вкрадчиво спросил он.

Похоже, она выглядела крайне удивленно, поскольку он добавил:

— Вы покраснели.

Она расправила плечи.

— Я не краснела.

— Конечно, нет, — без колебаний согласился он. — Здесь неимоверно жарко.

Жарко не было.

— Я думала о братьях, — ответила она. Не совсем неправда, и должно положить конец его фантазиям на тему «кто и зачем покраснел».

— Мне нравится ваш близнец, — сказал Гарри.

— Уинстон? — О Господи, это все равно, что заявить ей, что ему нравится скакать по лианам наравне с мартышками. Или есть их какашки.

— Все, кто может вывести вас из себя, заслуживают моего глубочайшего уважения.

Она нахмурилась.

— То есть, я полагаю, вы со своей сестрой были сама доброта и нежность?

— Конечно, нет, — ответил он без малейшего сожаления в голосе. — Я был настоящим чудовищем. Но… — Он с хитрой улыбкой наклонился вперед. — Но я всегда использовал разные уловки.

— Ой, ладно. — У Оливии было достаточно опыта общения с братьями, чтобы решить, что он просто не понимает, о чем говорит. — Только не говорите мне, что ваша сестра ничего не знала об этих ваших «уловках»…

— Ну, нет, конечно же, она все знала, — Гарри нагнулся еще ближе. — А вот моя бабушка даже не догадывалась.

— Ваша бабушка?

— Она переехала жить к нам, когда я был еще младенцем. Я был с ней ближе, чем с родителями.

Оливия обнаружила, что кивает, сама не зная почему.

— Она, наверное, была очаровательная.

Гарри коротко хмыкнул.

— Она была какой угодно, но не очаровательной.

Оливия спросила, не в силах сдержать улыбку:

— Что вы имеете в виду?

— Она была крайне… — Он помахал рукой в воздухе, выбирая слова, — суровая. И я бы сказал, что она очень твердо придерживалась своих убеждений.

Секунду Оливия обдумывала его слова, а потом заявила:

— Люблю женщин с твердыми убеждениями.

— Не сомневаюсь.

Она почувствовала, что улыбается, и наклонилась вперед, ощущая с Гарри удивительное, теснейшее родство.

— А я бы ей понравилась?

Похоже, вопрос застал его врасплох, несколько секунд он молчал, открыв рот, а потом ответил, похоже, забавляясь:

— Нет. Не думаю, что вы бы ей понравились.

Тут Оливия почувствовала, как от изумления открывается ее собственный рот.

— Вы хотели, чтобы я солгал?

— Нет, но…

Он отмел ее протест взмахом руки.

— Она ко всем относилась ужасно нетерпимо. Она прогнала шестерых моих учителей.

— Шестерых?

Он кивнул.

— О, Господи! — Оливия была поражена. — Мне она наверняка бы понравилась. Я сама сумела избавиться лишь от пяти гувернанток.

Он медленно улыбнулся.

— Интересно, почему меня это нисколько не удивляет?

Она нахмурилась. То есть она хотела нахмуриться. Но, похоже, получилась насмешливая гримаса.

— Как так получилось, что я ничего не знаю о вашей бабушке? — спросила она.

— Вы не спрашивали.

Он что, думает, что она пристает ко всем знакомым с расспросами о бабушках и дедушках? Но тут ей пришло в голову — а что она вообще знает об этом человеке?

Очень мало. На самом деле, почти ничего.

И это было очень странно, поскольку она знала его. В этом она была уверена. И вдруг она поняла — она знает его самого, но не обстоятельства, которые его сформировали.

— Расскажите о своих родителях, — неожиданно попросила она.

Он, кажется, слегка удивился.

— Я не спрашивала про вашу бабушку, — сказала она вместо объяснения. — Мне стыдно, что я об этом не подумала.

— Ну что же… — Но он ответил не сразу. По выражению его лица нельзя было понять, о чем он думает, но ясно было, что он размышляет и не может решить, как же ему лучше ответить. А потом он произнес:

— Мой отец был пьяницей.

«Мисс Баттеруорт», которую Оливия неосознанно сжимала в руках, выскользнула из ее пальцев и шлепнулась на колени.

— Он был скорее обаятельным пьяницей, но как ни странно, это не сильно улучшало ситуацию. — Гарри говорил совершенно безразлично. Он даже улыбался, будто все это — просто шутка.

Так ему было проще.

— Мне очень жаль, — откликнулась Оливия.

Гарри пожал плечами.

— Он ничего не мог с собой поделать.

— Это очень сложно, — тихо заметила она.

Он резко развернулся, поскольку что-то такое уловил в ее голосе. Нечто робкое, нечто похожее на… понимание.

Да где ей это понять! Это невозможно. У нее-то — здоровая и счастливая семья, ее брат женат на ее лучшей подруге, а родители действительно о ней заботятся.

— Мой брат, — сказала она. — Тот самый, что женился на моей подруге Миранде. Не думаю, что говорила об этом, но он уже был один раз женат. Его первая жена оказалась настоящим кошмаром. А потом она умерла. И после этого… не знаю, все думали, что, избавившись от нее, он обрадуется, но он выглядел все несчастнее и несчастнее. — Она остановилась, а потом продолжила: — Он очень много пил.

«Да это же совсем не то», — хотел сказать Гарри, — ведь брат — не один из родителей, не тот, кто должен любить тебя и защищать, не тот, от кого зависит, будет ли твой мир безопасным и надежным местом. Это же совсем не то, поскольку она-то явно не вытирала рвотные массы за своим братом 127 раз. И брат — это не мать, которая никогда ни о чем не может сказать тебе ни слова, и это не… Это не то, черт побери. Совсем не то!..

— Конечно, это совсем не то, — мягко произнесла она. — Думаю, это даже сравнить нельзя.

И как только он услышал это — всего лишь два коротеньких предложения, как все внутри него — вся эта безумная буря эмоций — неожиданно успокоилось. Улеглось.

Она нерешительно улыбнулась. Легкой, но искренней улыбкой.

— Но думаю, я все же могу понять. Хотя бы отчасти.

Почему-то он посмотрел вниз, на ее руки, лежавшие на коленях поверх книги, а потом на обитый бледно-зеленой тканью диван. Они с Оливией не сидели рядом, в пространстве между ними мог свободно поместиться еще один человек. Но они сидели на одном диване, и если бы он протянул ей руку, и если бы она сделала то же самое…

Он задохнулся.

Потому что она протянула ему руку.