Пока они шли до первого этажа, ноги Оливии обрели чувствительность, и ей уже не нужно было так тяжело опираться на Гарри.
Но руку его она не отпустила.
Паника все еще не оставляла Оливию, сердце у нее колотилось, кровь стучала в висках, она совершенно не понимала, почему Гарри говорит по-русски и держит пистолет, она не была уверена, что может ему доверять, поскольку боялась, что влюбилась в мираж — в мужчину, которого нет.
Но она продолжала за него держаться. В эти ужасные минуты его рука была единственной непреложной вещью в ее жизни.
— Сюда, — коротко произнес Владимир, показывая дорогу. Они шли к кабинету посла, туда, где ждали родители Оливии. Путь предстоял длинный, так, во всяком случае, Оливия заключила по тишине в коридорах. Она поймет, что цель близка, услышав шум бала.
Они продвигались довольно медленно: на каждом углу, в начале и в конце каждого лестничного пролета, Владимир останавливался, подносил палец к губам, прижимался к стене и тихонько заглядывал за угол. И всякий раз Гарри толкал ее за себя, прикрывая своим телом.
Оливия понимала, осторожность необходима, но все время чувствовала, как внутри нее что-то готово вот-вот взорваться, ей хотелось вырваться и помчаться по коридору так, чтобы в ушах засвистел ветер.
Она хотела домой.
Она хотела к маме.
Хотела стащить с себя это платье и сжечь его, хотела хорошенько помыться и выпить чего-нибудь кислого… или сладкого, или ментолового — чего угодно, лишь бы исчез этот невыносимый вкус страха во рту.
Она хотела свернуться калачиком на своей кровати, накрыть голову подушкой — и перестать думать о том, что произошло. Хоть раз в своей жизни она хотела стать нелюбопытной. Возможно, завтра она снова захочет узнать ответы на все свои «почему» и «зачем», но сейчас ей просто нужно закрыть глаза.
И держать Гарри за руку.
— Оливия.
Она поглядела на него и только тогда поняла, что и в самом деле закрыла глаза. И чуть не упала.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Она кивнула, хотя «все» вовсе не было в порядке. Оливия лишь посчитала, что все в относительном порядке. Достаточном для сегодняшней ночи, для того, что ей еще предстоит сделать.
— Ты можешь идти? — спросил он.
— Я должна. — Разве у нее есть выбор?
Он сжал ее руку.
Она сглотнула, глядя туда, где его кожа соприкасалась с ее. Его ладонь была теплой, почти горячей, а ее пальцы, должно быть, лежали в ней маленькими острыми льдинками.
— Уже недалеко, — пообещал он.
Почему ты говорил по-русски?
Слова вертелись у нее на языке, она почти произнесла их. Но остановилась, задержала их где-то внутри себя. Сейчас не время для вопросов. Ей необходимо сосредоточиться на том, что она делает, и на том, что он делает для нее. Резиденция посла огромна, а она не помнит, как ее несли наверх. Поэтому сама она не смогла бы найти дорогу к бальному залу и обязательно заблудилась бы.
Ей ничего не остается — только поверить, что Гарри доставит ее в безопасное место. У нее нет выбора.
Она должна ему доверять.
Должна.
И тут она посмотрела на него. Действительно посмотрела, впервые с того момента, как они с Владимиром спасли ее. Странный туман, в котором она пребывала, начал рассеиваться, и Оливия вдруг поняла, что может, наконец, мыслить ясно. Или, скорее, — подумала она с жалкой улыбкой — относительно ясно.
Достаточно для того, чтобы понять — она ему доверяет.
И вовсе не потому, что «должна». Просто доверяет, и все. Потому что любит его. Может, она и не знает, почему он не рассказал ей, что говорит по-русски, зато она знает его. Она взглянула ему в лицо, и словно снова увидела, как он читает «Мисс Баттеруорт» и возмущается, когда она перебивает. Она увидела как он сидит в ее гостиной и настаивает, что ему необходимо защищать ее от принца.
Увидела его улыбающимся.
Смеющимся.
Оливия вспомнила глаза Гарри, распахнувшиеся до самой глубины его души в тот миг, когда он признавался ей в любви.
— Я тебе доверяю, — прошептала она.
Он ее не услышал, но разве в этом дело? Она говорила это не ему.
Она сказала это самой себе.
Гарри успел забыть, насколько он все это ненавидит. Он прошел достаточно сражений и знал, что некоторые мужчины буквально наслаждаются опасностью. И тогда же понял, что сам к подобным мужчинам не относится.
Гарри мог сохранять ясность мысли, действовать спокойно и целеустремленно, но позже, в безопасности, его начинало колотить. Дыхание его учащалось, и несколько раз с ним даже случались истерики.
Он ненавидел бояться.
И никогда в жизни ему еще не было так страшно.
Люди, похитившие Оливию, не знают жалости, так, во всяком случае, заявил Владимир, пока они ее искали. Они служат послу долгие годы, и их злодеяния щедро оплачиваются. Они верны и жестоки — ужасающее сочетание. Единственное утешение — вряд ли они причинят вред самой Оливии, поскольку думают, что она представляет интерес для принца Алексея. Но теперь, когда она сбежала, кто знает, во что оценят ее безопасность? А вдруг они решат, что она — подпорченный товар, и ее можно пустить в расход?
— Уже недалеко, — сказал Влавимир по-русски, когда они, в конце концов, спустились по лестнице. Осталось пройти по длинной галерее, и они окажутся в той части дома, где сейчас многолюдно. Там они будут в безопасности. Прием в самом разгаре, никто не отважится совершить нападение в присутстви нескольких сотен самых известных людей Англии.
— Уже недалеко, — прошептал Гарри, обращаясь к Оливии. Руки у нее были ледяные, но она, похоже, обрела присутствие духа.
Владимир двигался вперед. Они воспользовались служебной лестницей, которая, увы, закончилась закрытой дверью. Владимир приложил к ней ухо и прислушался.
Гарри подтянул Оливию поближе.
— Можно идти, — тихо сказал Владимир. Он очень медленно открыл дверь, шагнул в нее и поманил их за собой.
Гарри последовал за ним — шаг, другой, — Оливия шла следом.
— Теперь быстро, — прошептал Владимир.
Они почти побежали, держась ближе к стене, и вдруг…
Бах!
Гарри сильно дернул Оливию за руку, инстинкт требовал спрятать ее в безопасном месте, но такого места не было — ни укрытия, ни убежища. Только широкий пустой коридор и кто-то с пистолетом, неясно где.
— Бегите! — крикнул Владимир.
Гарри отпустил руку Оливии — со свободными руками она сможет бежать быстрее — и заорал:
— Давай!
И они рванули вперед. Промчались по коридору и завернули за угол, следуя за Владимиром. Позади них кто-то кричал по-русски, приказывая остановиться.
— Не останавливайся, — крикнул Гарри. Прозвучал еще один выстрел, пуля просвистела совсем близко, разрезав воздух у Гарри над плечом.
А возможно, и само плечо. Он не знал.
— Сюда, — приказал Владимир. Они обогнули еще один угол и снова побежали по коридору. Выстрелы прекратились, шагов позади тоже не было слышно, и вдруг они ввалились в кабинет посла.
— Оливия! — воскликнула леди Ридланд и бросилась к дочери. Оливия, до сих пор не проронившая ни слезинки (во всяком случае, не при Гарри), разрыдалась у матери на руках.
Гарри оперся о стену. У него кружилась голова.
— С вами все в порядке?
Гарри моргнул. Принц Алексей стоял тут же и смотрел на него с явным беспокойством.
— У вас кровь.
Гарри опустил глаза. Оказывается, он держится за плечо. Он даже не заметил, как за него схватился. Гарри поднял руку и посмотрел на кровь. Странно, ему совсем не больно. Может, это чье-то чужое плечо?
Колени у него стали ватными.
— Гарри!
И тут накатила… не чернота, нет. Почему интересно, когда человек теряет сознание, все говорят, что в глазах «темнеет»? Все становится красным. Или зеленым.
Или…
Опыт, который мне ни за что не хотелось бы повторять
Автор: леди Оливия Бевелсток
Оливия на минутку прекратила размышлять и отпила глоток чаю, который заботливые родители прислали ей в комнату вместе с огромным подносом бисквитов. Нет, правда, с чего начать подобный список? Может, с «оказаться без сознания» (похоже, это произошло с помощью какой-то пропитанной в наркотическом веществе тряпки, так ей сказали)? А как можно забыть кляп, или связанные ноги и руки?
О! Еще нельзя пропустить «принимать горячий чай из рук мужчины, ответственного за все вышеописанное». Этот пункт угрожал ее чувству собственного достоинства больше, чем любой другой, он будет венчать список.
Оливия очень дорожила чувством собственного достоинства.
Так, поглядим, что еще… «Наблюдать и слышать, как вышибают дверь». Ей это совершенно не понравилось. И еще выражение на лицах родителей, когда ее, наконец, доставили под их опеку — на них, безусловно, читалось облегчение, но такому облегчению неизбежно предшествовал соответствующий по силе ужас, а Оливия не желала, чтобы кто-то из ее близких еще когда-либо испытал нечто подобное.
А самым ужасным, видит Бог, было смотреть, как Гарри оседает на пол в кабинете у посла. Она и понятия не имела, что в него попали при стрельбе. Как она умудрилась не обратить на это внимания? Она так горько рыдала у матери на руках, что даже не заметила, как Гарри вдруг смертельно побледнел, или что он держится за плечо!
Она думала, что испытывала жуткий страх во время их бегства по коридорам, но ничто — ничто! — не могло сравниться с ужасом тех тридцати секунд между моментом, когда он упал, и когда Владимир уверил ее, что это всего лишь ранение, причем кость не задета.
Владимир оказался прав. Как он и обещал, Гарри поднялся на ноги уже на следующий день. Он пришел к ней с визитом во время завтрака и наконец-то все ей объяснил — почему не мог рассказать ей, что говорит по-русски, чем он на самом деле занимался у себя в кабинете, пока она за ним следила, и даже зачем он пришел тогда к ней в гости с «Мисс Баттеруорт и безумным бароном» в тот замечательный сумасшедший день. Оказалось, вовсе не ради добрососедских отношений и не потому, что почувствовал к ней что-то кроме раздражения. Ему просто приказали. Военное министерство, не больше не меньше.
Вместе с чаем и омлетом ей пришлось переварить довольно много информации.
Но она выслушала и поняла. И теперь все, наконец, встало на свои места, все «хвосты» аккуратно подвязаны. Посла арестовали, его помощников тоже, включая седого похитителя. Принц Алексей прислал официальное письмо с извинениями от имени всего русского народа, а Владимир испарился, как и обещал.
И она не видела Гарри уже больше суток. После того завтрака он ушел, и ей казалось, что он непременно придет опять, но…
Ничего.
Она не волновалась. И даже не беспокоилась. Но все же это было странно. Очень странно.
Она отпила еще глоток чаю и поставила чашку на блюдце. Потом водрузила все это на «Мисс Баттеруорт». Потому что руки, игнорируя ее волю, так и тянулись к этой книжке.
А ей вовсе не хочется ее читать. Во всяком случае, без Гарри.
И в любом случае, она еще не дочитала газету. Она прочла последние страницы, и теперь ей не терпелось добраться до более серьезных новостей в начале. Ходят слухи, что месье Бонапарт чрезвычайно болен. Оливия не думала, что он уже умер — подобную новость напечатали бы на первой странице, да такими большими буквами, что она бы не смогла ее пропустить.
И все же, газета вполне могла содержать что-то интересное, поэтому она снова взяла ее в руки, но только нашла подходящую статью, как в дверь постучали.
Вошел Хантли с небольшим листком бумаги в руках. Когда дворецкий подошел, Оливия поняла, что на самом деле он держит визитную карточку, сложенную втрое и запечатанную темносиней печатью. Она поблагодарила, и пока дворецкий выходил, разглядывала печать. Очень простая. Изящно выписанная буква «В», начинается с завитушки и кончается росчерком.
Она просунула под печать палец, отклеила воск и развернула послание.
Подойди к окну.
И все. Единственное предложение. Она улыбнулась и несколько секунд, до того, как встать, разглядывала буквы. Потом спрыгнула с кровати, но не подбежала сразу к окну, а ненадолго замерла. Ей необходимо подождать. Так хочется постоять и насладиться моментом, потому что…
Потому что он создал его. Гарри сам создал этот момент. А она любит его.
Подойди к окну.
Она почувствовала, что улыбается, что в ней клокочет счастливый смех. Она не привыкла, выполнять чужие приказы, но этот был просто восхитителен.
Она подошла к окну и отдернула шторы. И тут же сквозь стекло увидела Гарри, он стоял у собственного окна и ждал.
Она подняла раму.
— Доброе утро, — произнес Гарри. У него был серьезный вид… То есть, его губы не улыбались. А глаза выглядели так, будто он что-то замыслил.
Она почувствовала, что ее собственные глаза загораются в ответ. Разве не странно? В смысле, что она сама это чувствует.
— Доброе утро, — ответила она.
— Как твое здоровье?
— Спасибо, гораздо лучше. Думаю, мне просто нужно было отдохнуть.
Он кивнул.
— После шока всегда нужно время.
— Ты понял это на собственном опыте? — спросила она. Но могла бы и не спрашивать, она уже поняла это по выражению лица.
— Во время службы в армии.
Забавно. Их разговор был очень простым, но не банальным. Они не стеснялись друг друга, просто разогревались.
И Оливия уже предвкушала продолжение.
— Я купил второй экземпляр «Мисс Баттеруорт», — сообщил Гарри.
— Правда? — Она оперлась о подоконник. — И ты ее дочитал?
— Вот именно.
— Книжка становится хоть немного лучше?
— Ну… там содержатся совершенно удивительные подробности относительно голубей.
— Не может быть! — Видит Бог, она дочитает эту жуткую новеллу. Если автор действительно детально описывает смерть в результате нападения голубей… На это явно стоит потратить время.
— Нет, правда, — сказал Гарри. — Оказывается, мисс Баттеруорт присутствовала при этом печальном событии. Она видит его во сне.
Оливия поежилась.
— Принцу Алексею очень понравится.
— По правде говоря, он нанял меня, чтобы перевести эту книжонку на русский.
— Ты шутишь!
— Нет. — Он устремил на нее хитрый и одновременно удовлетворенный взгляд. — Я как раз работаю над первой главой.
— О, прекрасно. То есть, я хотела сказать, ужасно, ведь тебе приходится ее читать, но думаю, когда тебе за это платят, все воспринимается совершенно иначе.
Гарри тихонько рассмеялся.
— Должен признать, что эта работа сильно отличается от перевода документов для военного министерства.
— Знаешь, переводы документов мне понравились бы больше. — Она всегда любила скучные сухие факты.
— Пожалуй, — кивнул он. — Это потому, что ты всегда была странной женщиной.
— Ваш комплимент как всегда неотразим, сэр Гарри.
— Слова — моя профессия, иного от меня и ждать нельзя.
Оливия вдруг обнаружила, что улыбается. По пояс высунулась из окна и улыбается! И совершенно счастлива.
— Принц Алексей платит довольно щедро, — добавил Гарри. — Он считает, что «Мисс Баттеруорт» будет пользоваться в России шумным успехом.
— Они с Владимиром точно наслаждались чтением.
Гарри кивнул.
— Это означает, что я могу уйти из военного министерства.
— Ты этого хотешь? — спросила Оливия. Она только недавно узнала о его работе и еще не поняла, нравится ли она ему.
— Да, — ответил он. — Думаю, до недавнего времени я даже не понимал, насколько мне этого хочется. Я устал от всех этих секретов. Мне нравится переводить, но если удастся ограничиться готическими новеллами…
— Черными готическими новеллами, — уточнила Оливия.
— Конечно, — согласился Гарри. — Я… о, прошу прощения, к нам присоединился еще один гость.
— Еще один… — Она посмотрела по сторонам и недоуменно заморгала. — А здесь есть кто-то еще?
— Лорд Ридланд, — произнес Гарри и почтительно кивнул на нижнее окно слева от Оливии.
— Отец? — Оливия ошеломленно и несколько испуганно посмотрела вниз.
— Оливия? — Отец высунулся из окна и неестественно изогнулся, чтобы увидеть ее. — Что ты здесь делаешь?
— Я собиралась спросить у тебя то же самое, — призналась она, робостью тона смягчая дерзость фразы.
— Я получил от сэра Гарри записку, сообщавшую о необходимости моего присутствия у данного окна. — Лорд Ридланд снова выпрямился и посмотрел на Гарри. — Что происходит, молодой человек? И почему моя дочь торчит в окне, как какая-то крикливая торговка рыбой?
— Мама здесь? — спросила Оливия.
— Твоя мать тоже здесь?! — взревел лорд Ридланд.
— Нет, я просто спросила, поскольку здесь ты и…
— Лорд Ридланд, — прервал Гарри достаточно громко, чтобы заставить их обоих замолчать. — Я имею честь просить у вас руки вашей дочери.
Оливия задохнулась, потом взвизгнула и подпрыгнула вверх, что оказалось чрезвычайно неудачной идеей.
— Ай! — вскрикнула она, стукнувшись затылком об окно. Она снова высунула голову наружу и со слезами на глазах улыбнулась Гарри. — О, Гарри! — выдохнула она. Он обещал ей подобающее предложение руки и сердца. Вот оно. Ну что может быть восхитительнее?!
— Оливия? — это был отец.
Она, утирая слезы, посмотрела вниз.
— Почему он просит твоей руки через окно?
Оливия оценила вопрос, обдумала возможные ответы и решила, что честность в данном случае лучше всего.
— Я совершенно уверена, что на самом деле тебе вовсе не хочется знать правду, — ответила она.
Ее отец закрыл глаза и помотал головой. Она видела этот жест и раньше. Он означал, что отец не знает, что с ней делать. К счастью, совсем скоро он сможет сбыть ее с рук.
— Я люблю вашу дочь, — сказал Гарри. — И кроме этого, мне все в ней очень нравится.
Оливия приложила руки к сердцу и пискнула. Она понятия не имела, почему: писк просто вырвался из нее, как пузырек чистого счастья. Его слова… да это просто наисовершеннейшее объяснение в любви из всех возможных!
— Она прекрасна, — продолжил Гарри, — так прекрасна, что от ее красоты у меня болят зубы, но я люблю ее не поэтому.
Нет, вот это, про зубную боль и все такое — еще совершеннее.
— Я люблю, что она ежедневно читает газету.
Оливия поглядела на отца. Тот смотрел на Гарри, как на сумасшедшего.
— Я люблю, что она нетерпима к дуракам.
А ведь это правда, подумала Оливия, глупо улыбаясь. Как хорошо он ее знает!
— Я люблю, что она танцует хуже меня.
Улыбка Оливии увяла, но она вынуждена была признать, что и это тоже правда.
— Я люблю, что она добра к детям и большим собакам.
Что?! Она недоверчиво уставилась на него.
— Я просто предполагаю, — признался он. — Ты похожа именно на такого человека.
Она сжала губы, чтобы не рассмеяться.
— Но больше всего, — сказал Гарри, и хотя он смотрел прямо в лицо отцу Оливии, ей казалось, будто он обращается к ней, — Я люблю ее саму. Я боготворю ее. И ни о чем так не мечтаю, как о возможности стать ее мужем и провести рядом с ней остаток моих дней.
Оливия снова посмотрела вниз, на отца. Он все еще в совершенном ошеломлении пялился на Гарри.
— Отец? — неуверенно спросила она.
— Это чрезвычайно необычно, — ответил лорд Ридланд. Но в голосе его не было гнева, только удивление.
— Я готов отдать за нее жизнь, — добавил Гарри.
— Правда? — спросила она, тихим, взволнованным, полным надежды голосом. — О, Гарри, я…
— Помолчи, — прервал он. — Я говорю с твоим отцом.
— Я согласен, — неожиданно произнес лорд Ридланд.
Рот Оливии распахнулся от возмущения и стал похож на букву «О».
— Потому что он велел мне помолчать?!
Лорд Ридланд повернул к ней голову.
— Это несомненный признак здравого смысла.
— Что?
— И здоровая доза чувства самосохранения, — прибавил Гарри.
— Мне нравится этот парень, — объявил лорд Ридланд.
Неожиданно Оливия услышала, как открывается еще одно окно.
— Что здесь происходит? — Ее мать говорила из гостиной, ровно через три окна от отца. — С кем ты разговариваешь?
— Оливия выходит замуж, дорогая, — ответил лорд Ридланд.
— Доброе утро, мама, — добавила Оливия.
Ее мать заморгала и посмотрела вверх.
— Что-что ты делаешь?
— Кажется, выхожу замуж, — сказала Оливия с довольно глупой улыбкой.
— За меня, — пояснил Гарри.
— О, сэр Гарри, э-э-э… как приятно встретить вас снова. — Леди Ридланд перевела взгляд на него и снова несколько раз моргнула. — Я вас не заметила.
Он изящно поклонился будущей теще.
Леди Ридланд снова сосредоточила внимание на муже.
— Она выходит за него замуж?
Лорд Ридланд кивнул.
— С моего сердечного благословения.
Минуту леди Ридланд обдумывала эту новость, а потом снова повернулась к Гарри.
— Вы получите ее через четыре месяца. — Она взглянула на Оливию. — Нам с тобой предстоит многое спланировать.
— Я думал речь пойдет о чем-то вроде четырех недель, — возразил Гарри.
Леди Ридланд резко обернулась к нему, и указательный палец ее правой руки взметнулся вертикально вверх. Этот жест Оливия тоже неплохо знала. Он означал, что, продолжая спорить, собеседник многим рискует.
— Тебе еще многое предстоит понять, мой мальчик, — заметил лорд Ридланд.
— О! — Воскликнул Гарри и мотнул головой в сторону Оливии. — Не двигайся.
И через секунду уже вернулся с небольшой коробочкой.
— Кольцо, — сказал он, хоть это и так было очевидно. Он открыл коробочку, но Оливия находилась слишком далеко и видела только неясный блеск.
— Ты его видишь? — спросил он.
Она покачала головой.
— Я уверена, оно очаровательное.
Он еще дальше высунул голову из окна и прищурился, измеряя расстояние.
— Ты сумеешь его поймать? — спросил он.
Оливия услышала, как мать поперхнулась, но на этот вопрос существовал только один правильный ответ. Она смерила своего будущего мужа исключительно надменным взглядом и произнесла:
— Если ты сможешь его бросить, я сумею его поймать.
Он рассмеялся. И бросил.
И она не поймала. Нарочно.
«Так лучше», — подумала она, когда они встретились между домами, разыскивая кольцо. Подобающее предложение руки и сердца требует подобающего поцелуя.
Или, как прошептал ей Гарри на виду у обоих ее родителей, скорее неподобающего …
Неподобающего, подумала Оливия, когда их губы соприкоснулись. Определенно, неподобающего.