Ни любви, ни жалости

Глава 28

Вероника

Когда сердце перестает барабанить словно ошалелое, наконец удается слышать Воронова с первого раза. Да и скованность потихоньку отступает. Начинаю даже допускать, что Демид вполне искренне пытается разобраться в ситуации, происходящей в нашем классе.

— Ты не рассказывала Красуцкой обо мне… - вслух размышляет Ворон, - но ведь Петренко ты ей сдала? Ты рассказала о том, что Настя курила в туалете?

— Да никому я ничего не рассказывала! – в груди вновь кипит обида. Что он всё пытается сделать из меня ябеду? – Ни про тебя, ни про Настю. Вообще ни про кого никому не рассказывала. Это не в моих правилах. Не в моих интересах!

Ворон смотрит недоверчиво. Его глаза скользят по моему лицу, словно он пытается найти доказательства того, что я вру. А у меня от этого взгляда внутри всё горит. Дышать тяжело. Не выдержав, поднимаюсь из-за стола и открываю окно на режим проветривания.

— Больше ни у кого не было причин. К тому же её сдали только тогда, когда появилась ты. Раньше ничего подобного не происходило.

— Ты меня всё-таки обвиняешь? – слезы кипят в душе. Зачем тогда Демид позвал на этот разговор?

— Не обвиняю… Просто, когда проговариваю всё, мне так легче размещать информацию по полкам в своей голове.

— Лучше скажи, кто сказал, что я родственница Красуцкой? Что это за бред?..

— Бокарева, - Демид становится крайне задумчивым. Вытягивает губы, прикусывает щеку.

— С какой радости, интересно, она это выдумала? – хотя почему-то я не удивлена. Много раз думала, почему Алена в один из первых дней так мило со мной общалась. Вот он ответ. Выискивала мои слабые места. А когда не нашла, решила их придумать. – Кстати, может, и подружку свою она тоже сдала?

— Смысл всего этого? – не соглашается Воронов.

— Не знаю. Просто они ведь все там курят… Но сдали почему-то именно Настю! Может, Бокарева просто хотела, чтобы именно на меня подумали? Как всё в принципе и произошло!

— Нет, - отвергает по-прежнему эту версию Демид. – Наверняка, сливает директрисе информацию один человек. Алена не стала бы сдавать меня. Да и откуда она могла узнать про машину?

— А кто еще знал, кроме меня? Может, Бокарева видела? Или кто-то видел, и потом рассказал ей?

— Только один человек, кроме тебя, знал о том, что я сделал с машиной Красуцкой.

— И кто же это?

Заметно, что Ворон колеблется. Не уверен, что нужно мне это говорить.

— Можешь не отвечать, - упрощаю ему задачу. Снова становится обидно. Мы говорим либо совсем откровенно, либо весь этот разговор ни к чему был.

— Богомолов знал.

— Из параллели? – мне приятно, что Демид сказал это, но никак не угадывается связь между этими двумя людьми и тем, что произошло в целом.

— Да. Он и должен был всё провернуть. Но в последний момент сдрейфил.

— Он мог сказать директору, - тут же предполагаю. Хотя решение на поверхности. Неужели Демид не думал о подобной вероятности? Уверена, думал.

— Я разговаривал с ним. Ему нет нужды сливать меня. В этом случае он рисковал и сам. Если бы узнали о его даже минимальном участии, выперли бы из гимназии.

— Ну, а если он рассказал, но не Красуцкой. Просто поделился с кем-то, думая, что этот кто-то никому не скажет.

Воронов уводит от меня взгляд. Долго смотрит в окно. Затем на меня. Снова в окно. И, мне почему-то кажется, что он нащупал ниточку, которая поможет распутать весь клубок.

Демид

Впервые в жизни мне хочется назвать себя идиотом. Хватаю телефон и набираю номер Богомолова.

— Алё? – удивленно и как-то осторожно отвечает Мишаня.

— Пухлый, здорово.

— Привет, Ворон.

— Я с тем же вопросом, что и раньше… - говорю как можно быстрее, чтобы у Богомолова не успели сработать зачатки мозга. - О машине Красуцкой ведь поначалу никто не знал, кроме тебя, меня и Алены?

— Нет… А… Э… А откуда ты знаешь про Алёну? – голос совсем испуганный. Понял, что проболтался.

— Не парься. Алена мне рассказала то, что ты и с ней поделился нашим секретом. Нормально. Бокарева - могила ведь. Верю ей, как самому себе.

— Да… Я тоже. Просто боялся, что если ты узнаешь об этом… Она ведь и сама просила меня, чтобы не рассказывал тебе о том, что я с ней поделился… А потом сама рассказала, выходит?.. Что-то опять случилось? Я думал, всё уже забылось, - пыхтит этот обреченный.

— Забылось, забылось, - повторяю, едва сдерживая эмоции. – Это я так… Не бери да головы, как говорила моя бабка. Завтра нужно кое-что перетереть. Кстати, ты в курсе, что нравишься Бокаревой?

— Чего?.. Нет… Ты что…

— Она просто боится осуждения класса. Но у меня есть мысль, как всё уладить. Так что не звони ей сейчас. Завтра всё тебе расскажу.

— Лады, - голос становится довольным.

Лох… Повелся? Так легко?

— До завтра.

Завершаю вызов. Смотрю на Веронику. Она смотрит на меня в ответ.

— И что это было?

— А это называется экспромт! – хочется сейчас же начать действовать, но, как и раньше, понимаю, что месть – блюдо холодное. И сейчас моё желание мстить еще сильнее, чем прежде. Только направлена месть уже не на Сапегу.

— Можно подробности? Еще несколько минут назад ты не хотел слушать о том, что это Бокарева всех сдает. А потом вдруг передумал… И развел Богомолова.

Нельзя подробности, Ника! Нельзя! Предлагаешь в открытую сказать, что ты мне нравишься, и что Бокарева с самого начала поняла это и стала действовать? Сама она ведь Мишане давно нравится. И, конечно, знает об этом.

Но отвечать мне не приходится. Звонит телефон Вероники, и через секунду всё меняется.