Никогда не покину тебя

11

Уже совсем стемнело, и Сьюзан не могла разглядеть лица женщины, встретившей у дверей дома Ника и Лауру. Из окна автомобиля Сьюзан только увидела, что женщина высокая, ростом почти с Ника, и стройная. Она прижимала к себе Лауру и одновременно что-то говорила Нику. Слов Сьюзан услышать не могла, да особенно и не прислушивалась. Разговоры этих людей ее не касались.

Ник наклонился к Лауре, поцеловал ее и сказал что-то на ушко. Лаура повернулась в сторону автомобиля и помахала рукой. Сьюзан несколько раз махнула в ответ, сомневаясь, что девочка это увидит.

Высокая женщина и Лаура ушли в дом, а Ник вернулся в машину. Положив руки на руль и глядя прямо перед собой, он произнес:

— Я был женат на матери Лауры восемь месяцев, а знаком с ней почти всю свою сознательную жизнь.

Сьюзан ничего не сказала на его заявление. Да и что она могла сказать? В жизни случаются чудеса и почище этого. Тысячи пар распадаются после нескольких месяцев совместной жизни.

— Мы с Джудит жили по соседству и учились в одной школе. Когда я вспоминаю детство, я вспоминаю и Джудит. Она всегда была отличным товарищем, на которого можно положиться и которому можно довериться. Нам бы друзьями и остаться. Но нет, взыграли гормоны, как сказала потом мать Джудит, и мы с ней переступили черту, разделяющую дружбу и секс. Ничего нового он в наши отношения не привнес, зато у нас появилась Лаура. Родители настояли, чтобы еще до рождения девочки мы поженились. Но полноценной семьи у нас не получилось. Как ни странно, между дружбой и семейными отношениями оказалась большая разница. Мы не выдержали это испытание.

— Грустная история, — сказала Сьюзан, когда Ник замолчал.

— Совсем даже и нет, — не согласился он. — Мы пробыли в браке так недолго, что не успели возненавидеть друг друга. Мы с Джудит по-прежнему в дружеских отношениях. Я знаю, что у меня есть прекрасный и верный друг, который всегда придет на помощь. И у нас чудная дочь Лаура, которую безумно любят и мать, и отец. Разве это не счастье?

— Я не знаю.

Сьюзан и вправду не знала. В ее семье к браку относились совершенно по-другому, серьезнее, что ли. С детских лет она впитала правило, что раз создал семью, то лелей и береги ее. Брак — это нечто незыблемое, неподвластное разрушению. Несмотря ни на что. И отец, и мать именно так и считали. Они были одно целое: и в радости, и в горе. Иногда Сьюзан казалось, что они настолько заняты собой, что она как бы лишняя в их доме. Для нее это было и горько, и больно. Но она была уверена, что так и должно быть.

Поэтому и сама очень серьезно относилась к вопросам брака. Всегда думала, что если когда-нибудь решится выйти замуж, то это навсегда, до последнего вздоха.

Отношения Ника и его бывшей жены выходили за рамки, которые Сьюзан создала для себя. Оттого она и не знала, что ему ответить. Но Ник ждал, и она повторила:

— Я не знаю.

— Странная ты, Сьюзан. — Ник тряхнул головой. — Никогда бы не подумал, что ты так консервативна в вопросах брака.

Эти слова обидели Сьюзан, и она, отвернувшись к окну, бросила:

— Да что ты вообще обо мне знаешь?

— Ничего. — Ник обхватил ее лицо ладонями и развернул к себе. — Но я очень хочу тебя узнать.

Сердце у Сьюзан ёкнуло.

— Так в чем же дело? — прошептали ее губы.

Они сидели в тесном салоне автомобиля, укрытые от всего мира, и этого мира для них не существовало. Весь мир сосредоточился в них самих. Глаза смотрели в глаза, дыхание слилось в одно, сердца стучали в унисон. Сьюзан потеряла счет времени. Может быть, прошло несколько секунд, а может быть, целая вечность.

— Я не хочу, чтобы этот день закончился, — дрогнувшим голосом произнёс Ник.

— Я тоже, — эхом повторила Сьюзан.

— Ты не будешь об этом завтра сожалеть?

Они стояли на пороге дома, ключ был вставлен в замок, но Ник не спешил повернуть его. За всю дорогу до дома Ника они не произнесли ни слова, но оба знали, куда и зачем едут. И эта общая тайна согревала их и сближала. Поставив «лексус» в гараж, они быстрым шагом дошли до дома Ника и только тут остановились.

Сьюзан била мелкая дрожь, и она усилием воли старалась побороть ее. Все упрошу все правильно, приговаривала она про себя. Ник тоже волновался. Голос его слегка дрожал, когда он заговорил:

— И не скажешь, что я затащил тебя в гости силой, обещая просто угостить чашечкой кофе?

Сьюзан, улыбнувшись, помотала головой. Она мысленно поблагодарила Ника, что в такую минуту поддержал ее шуткой. Волновалась как неопытная девушка, переступающая порог дома мужчины.

— Ты правда этого хочешь сама? — Ник старался выяснить все и до конца.

— Да, — ответила чуть слышно Сьюзан. Ник повернул ключ, распахнул дверь и, взяв Сьюзан за руку, ввел ее в дом.

Хотя Сьюзан и была слишком взволнована, чтобы соображать нормально, но странный запах, незнакомый и непривычный, почувствовала сразу. Ник, наблюдавший за ней, сказал:

— Это пахнет краской.

— У тебя ремонт?

— Нет. — Ник потянул ее за руку. — Пойдем, я тебе что-то покажу. — Он провел ее по длинному узкому коридору и остановился у закрытой двери. — Ты только не удивляйся и не смейся, — попросил он и толкнул дверь.

Когда включенная Ником люстра осветила небольшую комнату, Сьюзан увидела, что она вся заполнена картинами. Сьюзан опешила от неожиданности. Не в музей ли она попала? Картины висели на стенах, стояли прислоненные к ним, лежали на столе. Посреди комнаты возвышался мольберт, и на нем тоже была картина. Сьюзан не могла ее рассмотреть, она была повернута обратной стороной. Зато остальные она видела хорошо. Это были портреты. На нее смотрели молодые, старые, детские лица. Разные, но выполненные с большим мастерством. Сьюзан на одном из них узнала Лауру и улыбнулась. Потому что девочка с белокурыми волосами и огромными голубыми глазами смотрела на нее и тоже улыбалась. Улыбалась так, как улыбалась не более часа назад. На другом портрете, прислоненном к правой стене, Сьюзан увидела мистера Бали, своего непосредственного шефа. Сосредоточенного, каким он бывает в минуты глубоких раздумий. На стене напротив двери висел портрет молодой смеющейся женщины. Волосы ее растрепал ветер, и голова ее была откинута назад. Она чем-то неуловимо походила на Лауру, и Сьюзан подумала, что это и есть Джудит, бывшая жена Ника, его подруга детства.

— Ник… — только и смогла выдавить из себя пораженная Сьюзан.

Вот открылась перед ней и еще одна тайна Николаса Хелвина, о которой она даже и не подозревала. Такого сюрприза она не ожидала. Ник, которого, как она думала, интересуют только компьютеры, оказался художником, и, насколько Сьюзан могла судить, отличным портретистом. Конечно, знатоком живописи она себя не считала, но хорошее от бездарного отличить могла.

— У меня просто нет слов. Я поражена, я даже представить себе не могла, что увижу такое в твоем доме. Ты — талантливый художник, Ник.

— Пустяки, — отмахнулся он. — Способ убить свободное время. Баловство.

— Нет, ты не прав. — Сьюзан схватила Ника за руку. — Ты настоящий художник. Неужели тебе этого никто не говорил?

— Я никому их не показывал.

— Как же так? Как же?.. — Сьюзан не могла успокоиться. Сердце ее колотилось от возбуждения. — Почему?

— Ну, это длинная история. — Ник скривил рот в усмешке. — И печальная. История о разбитой мечте.

— Расскажи, — попросила Сьюзан.

— Это скучная история.

Но Сьюзан смотрела на него таким просительным взглядом и так крепко сжимала его руки, что Ник не выдержал и заговорил.

— Это скучная история о мальчике, который больше всего на свете любил рисовать. Причем рисовал он исключительно портреты. Сначала неумелые, по-детски неуклюжие. Потом рука его окрепла, глаз научился выхватывать главное, появилось умение, и портреты стали узнаваемыми. Он рисовал друзей, учителей, знакомых. Всем его работы нравились, все его хвалили. Мальчик мечтал, что будет рисовать всю жизнь, что рисование станет его будущим. Но отец мальчика, серьезный, респектабельный бизнесмен, даже слушать не хотел об этой мечте. «Рисование — это не профессия», — твердил он. «Мазанием по холсту на жизнь не заработаешь», — не уставал повторять он. «Мужчина должен иметь настоящую профессию», — эту мысль он вбивал в голову мальчика ежедневно. И мальчик поверил. Он забросил краски, выкинул кисти, он стал постигать настоящую мужскую профессию. Мальчик стал разбираться в компьютерах лучше всех в школе, поступил с университет, нашел интересную работу. Но это все было не то, мальчику, который, впрочем, уже перестал быть мальчиком, чего-то не хватало. Он страдал, мучился, даже пристрастился к выпивке. Он не понимал, что с ним происходит. Озарение пришло внезапно. Просто однажды утром он проснулся и понял. Он понял, что ему не хватает запаха красок, кистей, холста. Ему не хватает рисования. И, плюнув на все, он ушел из дому, снял недорогое жилье, сменил перспективную, но требующую больших затрат времени работу на необременительную службу. И он стал счастливым. В свободное время он занимается тем делом, которое любит. Он рисует тех, кого хочет, тех, кто ему интересен, тех, кого он любит. А еще он счастлив от того, что о его занятиях не знает ни одна живая душа. Не хочется ему, чтобы его опять учили жить. Он сам знает, как сделать жизнь счастливой.

Сьюзан молчала. Разве тут нужны слова? Она просто разглядывала картины, переходила от одной к другой, все больше и больше поражаясь таланту Ника. У мольберта Сьюзан остановилась. На нем стоял, наверное, только что законченный, портрет старика. Тонко и четко выписанное морщинистое лицо, тусклые глаза, провалившийся рот, седые редкие волосы. Она долго разглядывала морщинки, трещинки, пятнышки, выписанные с большой реалистичностью. Не портрет — фотография, причем выполненная качественной аппаратурой.

— Ты первая, кто видит мои картины. — Ник встал за ней сзади. — Даже Джудит не в курсе того, что я вернулся к рисованию.

К горлу Сьюзан подкатил предательский комок, она его быстро сглотнула. Не хватало еще слезу пустить. Так и не повернувшись, не отрывая взгляда от портрета старика, произнесла хриплым голосом:

— Это невероятно. Старик словно живой, кажется, что сейчас заговорит. Он такой старый, и мне его очень жалко.

— Я часто встречаю его по дороге на работу. — Ник продолжал стоять за ее спиной. — Я даже не знаю, где он живет. Наверное, где-то поблизости. Мы всегда с ним здороваемся, раскланиваемся как старые приятели. Хотя и не говорили друг с другом ни разу. Просто при встрече раскланиваемся.

— Ник! — Сьюзан резко повернулась и оказалась лицом к лицу с Ником. — Почему ты показал мне свои картины, если до этого не показывал никому?

— Понимаешь… — Ник смутился. — Просто ты решила провести день так, как тебе хочется. Вот и я подумал: а почему бы и мне так не сделать? Не верь художникам, которые говорят, что пишут для себя. Любому творцу, пусть он это и скрывает, нужны зрители. И я хотел показать кому-нибудь свои картины, и я показал их тебе.

— Странный выбор, — не сводя глаз с его лица, произнесла Съюзан. — И странный день.

— Странный, — повторил Ник.

Ей стало неуютно под его пронизывающим взглядом. Она отошла от мольберта и снова стала рассматривать картины. Ник тенью следовал за ней. Портреты, портреты… Разные люди, красивые и не очень. Веселые и грустные. Разочарованные в жизни и узнающие эту жизнь впервые. Но все очень живые, настоящие.

И вдруг Сьюзан застыла. С портрета на нее смотрела она сама. Ее глаза, волосы, нос, чуть тронутые улыбкой губы. Это было так неожиданно, так странно. Будто она уткнулась носом в зеркало.

— Ник! — Она медленно, боясь оторвать взгляд от картины (а вдруг та исчезнет?), повернулась к стоящему за ее спиной Нику. — Это я?

Он кивнул.

— Ник… — Сьюзан задохнулась от переизбытка чувств. Ее никто никогда в жизни не рисовал. Увидеть себя, изображенную на холсте, — это было необычно, странно. Будто на шумной улице встретить своего двойника.

Ник поднял картину и поднес ее к свету, долго рассматривал, словно не сам ее нарисовал, а увидел впервые.

— А мне нравится, — весело сказал Ник. — И даже затрудняюсь сказать, кто больше, портрет или оригинал. — Он вернул картину на место и решительно подошел к Сьюзан. — Знаешь, что я тебе скажу. Я живой человек, и я больше не могу терпеть. Хочешь, скажу, что я сейчас хочу больше всего на свете?

— Что? — Сьюзан еще не отошла от оторопи, напавшей на нее при виде картины.

— А сама не хочешь угадать?

Сьюзан пожала плечами. Для игр в угадайку у нее было неподходящее настроение, она еще не переварила увиденное, не поняла, как к этому относиться.

— Ладно, скажу сам. Больше всего я хочу поцеловать тебя. Ясно? И больше терпеть я не намерен, я и так сдерживался столько времени!

Он схватил Сьюзан за плечи, притянул к себе и прижал к груди. Она от неожиданности только ахнула. Ник обхватил ее лицо ладонями и поднял кверху. Глаза их встретились, и Сьюзан поняла, что тоже хочет больше всего на свете, чтобы Ник ее поцеловал. Еще она поняла, что если Ник сейчас ее поцелует, то ее способность соображать улетучится окончательно.

И, пока она еще ее не потеряла, Сьюзан прошептала:

— Ник, только не здесь. Мне кажется, что они на нас смотрят.

И она кивнула в сторону расставленных по всей комнате портретов.

Сьюзан чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Эта глупая фраза переполняла ее, рвалась наружу. Ей казалось, что если она не произнесет ее вслух, то лопнет от переполняющих ее чувств.

— Ник, мне кажется, что я на седьмом небе от счастья, — все-таки произнесла она.

— Глупышка! — Ник еще крепче прижал ее к себе. — Откуда ты знаешь, как там, на седьмом небе?

— Знаю. Вот так же хорошо, как мне сейчас.

Сьюзан ни в коей мере не считала себя неопытной в вопросах любви. В ее жизни было достаточно мужчин, с которыми она с удовольствием предавалась любовным ласкам. Но то, что она испытывала от близости с Ником, не шло ни в какое сравнение. Она умирала в его объятиях и вновь возрождалась. Падала в черную бездну, в которой не было дна, и взлетала в голубое поднебесье, за белые облака. Она задыхалась от переполнявших ее чувств и плакала от счастья.

Когда они наконец-то сполна насытились друг другом, когда по телу разлилась блаженная истома и не осталось сил даже двигаться, Сьюзан удобно устроилась на груди Ника, обхватив руками его шею. От усталости закрывались глаза, болели губы, опухшие от поцелуев, а язык с трудом поворачивался во рту.

Но Сьюзан, прежде чем провалиться в сладость сна, хотела прояснить волновавший ее вопрос.

— Ты сказал, что рисуешь только тех, кто тебе интересен и кого ты любишь. — Сьюзан провела пальцем по губам Ника. — Но почему ты нарисовал меня? Ведь больше никого с работы, кроме мистера Бали, в твоей картинной галерее я не заметила.

Ник нежно поцеловал ее в ухо.

— А ты не догадываешься?

— Если бы я знала, то не спросила бы.

Ник вздохнул.

— До чего же вы, женщины, странные существа, непонятные такие. Считаете себя проницательными, а очевидных вещей не замечаете. Неужели ты не догадывалась, как я к тебе отношусь? Неужели ты думаешь, что сегодня я уложил тебя в постель только потому, что ты волей случая оказалась в моем доме? Если да, то я очень обижусь. Кто я, по-твоему?

— Записной ловелас и самый большой бабник нашей компании, — со смехом ответила Сьюзан.

Ник подскочил на месте.

— О господи! — вскричал он. — Откуда такие мысли?

— Все говорят, — смутившись, пролепетала Сьюзан.

Ник захохотал.

— И ты верила этой чуши?

Он шутливо стал целовать ее, а Сьюзан принялась отбиваться.

— Подожди, ты так и не ответил на мой вопрос.

— Иногда вы бываете такими глупыми. Да нравилась ты мне. Давно и безнадежно. Неужели ты так и не догадывалась?

Сьюзан помотала головой.

— Тогда я самый прекрасный конспиратор в мире, — гордо произнес Ник.

— Ну почему ты ничего не говорил раньше?

— Потому что считал тебя занудливой карьеристкой, которая мечтает только о работе, которая в упор не замечает находящихся рядом с ней людей, которая даже во сне разрабатывает стратегию продажи очередного куска мыла.

И ругал себя последними словами, что влюбился в такую. Далекую и неприступную.

— Какую же страшную картину ты нарисовал, — вздохнула Сьюзан..

Неужели так она выглядит со стороны? Это же ужасно! Не живой человек, а робот.

— Я говорю правду. Такой я тебя и представлял в мыслях. Оттого и мучился.

— О, Ник! — У Сьюзан перехватило дыхание. — Как ты мог так поступить?

— Как?

— Не раскрылся раньше. А я даже не догадывалась. Считала, что ты меня презираешь. Какая же я была глупая!

— Точно! Вот это правда! Глупая и недальновидная. Но мы твою глупость сейчас изгоним прочь. Ты хочешь этого? Ты хочешь, чтобы я прогнал твою глупость? — Губы Ника приблизились к ее губам, горячее дыхание опалило ее лицо.

У Сьюзан нашлись силы только на тихое «да», и весь мир вновь отступил за задний план, оставив только ее и Ника.