Я подумал, не так ли зарождается
прощение: не под фанфары прозрения,
а когда боль собирает свои вещи,
упаковывает их и ускользает
без предупреждения посреди ночи.
Халед Хоссейни
НИКОЛАЙО АНДРЕТТИ
Минка молчит, пока мы едем обратно к убежищу. Меня так и подмывает сказать что-нибудь, но, когда мы подъезжаем к дому за один квартал, я замечаю, что за нами следует машина, и мне приходится отбросить эту мысль.
— Сядь на секунду за руль, — говорю я Минке.
— Что?! — спрашивает она, в ее голосе отчетливо слышится тревога. — Я никогда не водила машину!
— А сколько тебе лет?
— Двадцать два, придурок! Я жительница Нью-Йорка! Мы не водим машину.
Я улыбаюсь нахальству в ее голосе. Если не считать того, что в начале дня она была более сдержанной, чем обычно, сегодня, и я беспокоился, что приглашение на свидание может утихомирить ее непокорность.
Я смотрю ей в глаза, чтобы она знала, что я говорю серьезно.
— Я собираюсь отпустить руль. Если ты не возьмешь его, я не могу гарантировать, что мы не разобьемся.
Я отпускаю руль, и ее глаза расширяются.
Она хватается за него с криком:
— Ты тупой придурок!
Я смеюсь, отворачиваю голову от нее, роюсь в сумке и говорю:
— Осторожнее. Твой Уилтон дает о себе знать.
Осмотревшись, я достаю из сумки нож, свой кольт и пистолет EMP, а затем поворачиваюсь на переднее сиденье со своими вещами.
Глаза Минки расширяются, когда она рассматривает мой выбор.
— О, Боже мой. Ты с ума сошел. Ты чуть не убил нас ради этого?! Для чего это?
— Я нас ничуть не убил. Ты прирожденный водитель.
— Ты даже не смотрел, как я вожу!
— Мы живы, да?
— Невероятно. А ведь это свидание проходило так хорошо.
Так и было. И до сих пор. Я собирался высадить ее у двери в убежище, как будто притворяюсь, что высаживаю ее у дома родителей; подарить ей поцелуй, который снесет ей крышу; а затем, шутя, прокрасться к ней минутой позже.
Но сейчас она будет наблюдать, как я надираю задницу, и разве это не лучше?
Я забираю у нее руль и проезжаю мимо переулка к нашему убежищу.
— Мы куда-то едем? — Ее глаза загораются, когда она замечает, что мы проехали мимо нашего дома, и у меня возникает искушение отвезти ее куда-нибудь еще, чтобы эта ночь длилась как можно дольше. — Оружейный тир?
— Кто-то следит за нами.
Ее глаза расширяются, и она снова смотрит на мое оружие, прежде чем расслабиться в своем кресле, и в воздухе раздается покорный вздох.
Я протягиваю ей пистолет EMP, хотя я был бы рад возможности использовать его в первый раз.
— Хочешь пострелять из него?
— Я никогда раньше не стреляла из пистолета. Наверное, у меня плохой прицел.
— Он не стреляет пулями. Он стреляет электромагнитным импульсом, так что тебе не нужно хорошо целиться. Просто стреляй в направлении машины, когда я тебе скажу.
По ее лицу расползается хитрая ухмылка, и, черт возьми, кажется, я влюбился в эту женщину. Ладно, может, и нет, но может быть. Я вижу, как все идет к этому, и с нетерпением жду каждого момента, когда она меня удивит. Как, например, сейчас, когда в ее глазах появляется волнение, а должна быть тревога.
— Держись за ручку. Вот дерьмо! — Предупреждаю я, прежде чем нажать на тормоза и, воспользовавшись импульсом, развернуть машину на сто восемьдесят градусов, так что теперь мы стоим лицом к машине, которая ехала за нами.
Я вижу расширенные глаза водителя, его рот слегка приоткрыт, когда он быстро нажимает на тормоза, и машина останавливается с резким рывком. Его лицо говорит само за себя — он влип по уши. Но я никогда не был милосерден. Этот парень решил преследовать меня, пока я с Минкой. С этой мыслью я завожу мотор, и другая машина начинает движение задним ходом. Я следую за ней с нарастающей скоростью. Рядом со мной лицо Минки раскраснелось от адреналина, и она никогда еще не казалась мне такой красивой.
— Можно я стрельну? — спрашивает она.
Ее бордовые волосы развеваются на ветру, ее раскрасневшееся лицо розового цвета, а EMP нежно зажата в обеих руках, и она самая сексуальная из всех, кого я видел в своей жизни.
Я сдерживаю ухмылку и говорю:
— Скоро.
Я поворачиваю руль немного вправо и набираю скорость, так что мой передний левый бампер оказывается рядом с его передним левым бампером, а затем я начинаю разворачивать машину в его сторону. Он поправляет колеса, меняя направление движения своей машины, чтобы я не врезался в нее. Когда он понимает, куда я его веду, он пытается повернуть в другую сторону, но уже слишком поздно.
Я завел его в тупиковый переулок, примыкающий к нашему убежищу. Он заводит мотор, угрожая, что протаранит нас, но я отмахиваюсь.
На всякий случай я говорю Минке:
— Теперь можешь стрелять.
Она высовывает пистолет из окна, размер его немного великоват для нее, и я с легкой ухмылкой наблюдаю за тем, как она пытается удержать его в равновесии. Через несколько секунд после того, как она нажимает на курок, двигатель другой машины начинает глохнуть.
— Как ты не расстроился из-за этого? — спрашивает она, ее глаза жадно пожирают сцену перед нами.
Но я расстроен. Просто я хорошо это скрываю. Вместо того чтобы сказать ей об этом, я говорю:
— Я был готов к тому, что что-то подобное может случиться.
Я просто не думал, что она окажется рядом, когда это произойдет, и, черт возьми, это меня бесит. И по мере того как адреналин улетучивается, я понимаю, насколько все это хуево. Я подверг эту женщину опасности. Если она пострадает, это будет на моей совести, и я точно знаю, что никогда не смогу от этого оправиться.
Я смотрю на встречную машину, позволяя своему гневу кипеть под кожей, скрытый для всех, кроме меня. К несчастью для парня перед нами, он — источник моего гнева, а я никогда не был тем, кто прощает и забывает. Должно быть, это у нас в семье, не перестаю думать я в глубине души.
Водитель опускает окно и протягивает обе руки. Одну руку он кладет на крышу машины, а другой отпирает дверь с наружной ручки. Я нетерпеливо жду, пока он выйдет, держа пистолет наготове на всякий случай.
Когда он полностью выходит из машины и прижимается к ней, я выхожу и подхожу к нему, Минка следует вплотную за мной. Я связываю его руки наручниками, которые взял из сумки, и веду в убежище, используя его как живой щит на случай, если кто-то из злоумышленников проникнет внутрь, пока нас не было, хотя я подозреваю, что нет, потому что я не получал сигнала тревоги на свой телефон.
Очистив комнату и убедившись, что здесь находится только Джекс, я беру сумку для Минки и бросаю ей.
— Нам нужно сменить убежище.
Она не протестует, и пока она собирает свои вещи, я беру свою сумку и ставлю ее у двери. Я не стал распаковывать вещи, когда мы приехали сюда, на случай подобного сценария. Я хватаю Джекса, шепчу ему на ухо план, беру с кухни кресло, придвигаю его к дивану и усаживаю его на него, а затем толкаю водителя на маленький диванчик.
Как только его жалкая задница приземляется на подушку, я спрашиваю:
— Как тебя зовут?
Он молчит, и я достаю бумажник из его переднего кармана и вытаскиваю водительские права.
— Привет, Дэвид. — Я бросаю бумажник на пол у его ног и жестом показываю в сторону Джекса. — Это Джекс. Он тоже пробовал свои силы в моем убийстве и с тех пор живет с нами. — Как давно это было, Джекс?
— Я не знаю.
— Угадай.
— Год?
Я сдерживаю фырканье по поводу его театральности.
— И почему я до сих пор не убил тебя?
— Потому что я нравлюсь твоей девушке.
— Точно. Ты нравишься моей девушке. — Я зову: — Минка?
Она высовывает голову из шкафа, а я поднимаю пистолет и быстро выпускаю три пули в грудь Джекса. Он падает назад, и вместе с ним падает стул, который с грохотом падает на пол.
Я с затаенным дыханием жду реакции Минки. Наверное, мне не следовало делать этого при ней, и это, конечно, показатель того, что я не отказался и, вероятно, никогда не откажусь от своего мудацкого образа жизни.
Но что-то в этой ситуации и в сегодняшнем дне заставляет меня чувствовать себя на грани. Это жизнь, которую я веду. Я всегда буду в опасности, и я всегда буду подвергать опасности других. Если Минка не может с этим смириться, то мы должны покончить с этим — чем бы это ни было — сейчас. И… возможно, я хочу дать ей повод сделать это, потому что знаю, что точно не сделаю этого.
Я уже слишком далеко зашел, попав в ловушку, в которую она меня загнала. Ее глаза, ее волосы, румянец на ее нежной коже. Как светится ее лицо при виде сестры. И ее самоотверженность, совершенно ошибочная, но тем не менее.
Минка испускает встревоженный вздох и смотрит на тело Джекса шокированными глазами. Я пытаюсь стоять без выражения, чтобы она увидела во мне монстра, которым я являюсь, но в последний момент срываюсь. Я подмигиваю ей, наклонив лицо в сторону от Дэвида, и она расслабляется и возвращается к своей упаковке. И, черт возьми, то, как она доверяет мне вот так, настораживает.
Но и возбуждает.
Сидя на диване, я вижу, как Дэвид в шоке отшатывается назад, все еще глядя на Джекса, хотя кресло закрывает его от взгляда.
— Ты собираешься отвечать на мои вопросы? — Я продолжаю, когда он кивает: — Как ты меня нашел?
— Кто-то прислал мне сообщение о местонахождении.
— Кто?
— Я… я… не знаю.
— Значит, какой-то незнакомец ни с того ни с сего просто прислал тебе мое местоположение?
Он кивает.
— Проверь мой телефон.
Я беру его телефон из переднего кармана и открываю текстовые сообщения. В первом сообщении есть фотография моего лица.
Неизвестный номер: Убей его, я переведу тебе 5 миллионов долларов.
Дэвид: Кто это?
Неизвестный номер: Половина сейчас. Половина потом.
Дэвид: Почему я должен это делать?
Следующий текст содержит изображение Дэвида, играющего в карты в каком-то казино.
Неизвестный номер: 5 миллионов долларов — это большие деньги. Достаточно, чтобы расплатиться с долгами.
Дэвид: Откуда мне знать, что ты настоящий?
Неизвестный номер: Проверь свой банковский счет.
Черт возьми.
Дэвид: Кто тот парень, которого ты хочешь убить?
Дэвид: Он плохой парень?
Дэвид: Эй?
Неизвестный номер: 531 E. Улица Уильямсбург. У тебя есть 24 часа.
Я вчитываюсь в текст, и моя челюсть сжимается от двух осознаний. Во-первых, кто бы это ни был, у него есть деньги, что может означать власть. И второе: неизвестный номер знает, где находится убежище, а это может означать только одно.
— Можно мне встать? — спрашивает Джекс с пола, напугав Дэвида.
— Что? Но ты же… Что? — На лице Дэвида отражается растерянность.
Я бросаю на него жалостливый взгляд.
— Холостые патроны даже отдаленно не похожи на настоящие. В следующий раз, когда надумаешь нанести удар, не делай этого. Ты не в своей тарелке.
— Это были холостые? — спрашивает Минка, подходя ко мне с теми немногими вещами, которые у нее есть. На мой кивок она отвечает: — Я так и подумала, что это что-то вроде этого.
Перевод: она доверяет мне настолько, чтобы не пойти против своего слова после того, как я пообещал не убивать Джекса, когда она просила меня об этом неделю назад.
Черт.
Кто-то в этом мире снова мне доверяет.
Кажется, мое сердце на мгновение замирает, но я не хочу признавать этого, потому что признать это — значит признать гораздо больше, чем я готов. Но если быть честным, то я не думаю, что когда-нибудь буду готов к ней.
На меня заведено дело; она пытается вернуть сестру; я не очень хороший человек, а моя репутация и того хуже. Опасность, которая преследует меня, вечно будет мешать нам, так какого черта я делаю?
Я не озвучиваю эти сомнения. Вместо этого я отправляю сообщение одному из своих охранников, чтобы он разобрался с Джексом и Дэвидом, забираю вещи Минки из ее рук и веду ее к машине. Мы едем в тишине, адреналин, несомненно, давно покинул ее. Я вижу это по тяжелой поволоке на ее глазах, когда она пытается прийти в себя, пока я веду машину к новому убежищу. Убежище, которое я создал некоторое время назад и о котором знаю только я.
А теперь и Минка.
Это склад неподалеку от того места на Гудзоне, куда я привел ее раньше. Снаружи склад проржавел и полон почерневших окон, но внутри он похож на дом. По сути, он построен по образцу западного крыла поместья дяди Луки.
Я не мог удержаться. Началось все с того, что я уложил на пол тот же мрамор Каррера, что и у дяди Луки, а потом я уже красил стены в тот же цвет, добавлял комнаты в соответствии с планировкой и даже рылся в Интернете в поисках похожей мебели.
Последние семь лет я вкладывал всю душу в ремонт этого дома в одиночку. Это был способ скоротать время, когда в моей жизни не было никого, кроме Ашера и Винсента, и сейчас, когда Минка удивленно оглядывает это место, я благодарен ей за это.
— Что это за место?
Мой безопасный рай.
— Мое убежище.
— Я думала, мы только что были в твоем убежище.
— Это было убежище Винсента. А это мое.
И это всегда должно было быть последним средством, но я полагаю, что моя жизнь достигла этого момента. На самом деле, я удивлен, что это не произошло раньше.
Минка забирает свои вещи из моих рук и ставит их на пол у входа. Она поворачивается ко мне лицом.
— Что ты теперь будешь делать?
— Я найду того, кто послал Дэвида за нами, и позабочусь о нем.
— Это был не твой брат?
— Нет. Только один человек знал о том убежище.
— Кто?
Я издаю неровный вздох.
— Винсент Романо.