Никто об этом не узнает

12

«Это же надо — дожил, — думал Максим, — домой возвращаться не хочется».

Строго говоря, домой его вообще никогда не тянуло. Как было совсем в детстве, он не помнил, но вряд ли радужно. Отец никогда не стеснялся показывать, насколько в тягость ему присутствие Максима. Если бы не мать, а точнее, если бы не всемогущий дед, который, к сожалению, уже не всемогущ, отец давно отослал бы его в какое-нибудь закрытое заведение. Он и порывался, но мать сразу впадала в истерику.

Порой Максиму казалось, что отец ненавидит мать даже больше, чем его. Дурой называет через раз, а стоит той рот открыть, лицо у него делается такое, будто вот-вот инсульт разобьет. Хотя мать и вправду в половине случаев лучше бы молчала. Но дурой называть… Раньше Макс пытался осадить отца, но получал по шапке от обоих.

Сначала орал отец: «Я тебя содержу, а ты, щенок, будешь мне еще указывать, что говорить?!» Однако это лишь подстегивало азарт, и в итоге перепалка перерастала в скандал. Потом уже, дождавшись, когда страсти улягутся, Максима ругала мать. Точнее, нудила, что так нельзя, что, если с отцом спорить, всем только хуже будет. И вот это у него просто почву выбивало из-под ног. Он спорил, доказывал, что только так и нужно, а нельзя как раз допускать, чтобы ноги об тебя вытирали. Потом плюнул: ну хочет терпеть такое отношение, что он может поделать? А поводов поскандалить с отцом и без того всегда хватало.

Теперь же, с появлением этой Алены, дома стало совсем невыносимо. Самое скверное, что он чувствовал себя одураченным, что ли. Ведь сразу понимал, что девчонка решила устроиться получше, для того и позвала журналистов. И момент подобрала самый подходящий. Знала же, что те не пропустят такую новость накануне выборов, поднимут шум, а папаша постарается всячески этот шум замять. Если и не удочерит, думала она наверняка, так отстегнет солидный куш, что тоже неплохо. В общем, рассчитала все с ювелирной точностью. А какая она актриса! Как гениально сыграла непосредственность и искренность! МХАТ отдыхает! Ведь даже он, Максим, ей поверил. Поддался этому непривычному безыскусному очарованию, точно гипнозу. В какой-то момент даже чуть голову не потерял. И можно, конечно, упрямо сваливать все на то, что он просто в ту пятницу напился, вот и воспылал спьяну. Бывает.

Но была ведь еще суббота… И тут уж ничем не прикроешься, не оправдаешься — повелся на нее, как лох, как доверчивый идиот, хотя сам-то всегда считал себя отъявленным циником. Уверен был: это он мог вскружить голову, мог склеить практически любую, мог заставить страдать или позволить быть рядом, вот как Кристинке, а самому при этом оставаться абсолютно безучастным. Секс не в счет — это простая физиология: отстрелялся, и готово. Душу, сердце, мысли мало задевает. Всегда так было. А тут вдруг тронуло и… такой сокрушительный удар по самолюбию. И, что еще страшнее, не только по самолюбию.

И свою самую неприятную тайну разболтал, идиот. Никому никогда не говорил. Никому никогда не доверял и не открывался, а ей — пожалуйста. Впустил, можно сказать, в душу, туда, куда вообще дорога заказана кому бы то ни было.

Вот же дурак! Что он там про нее думал? Какая она настоящая, нежеманная, какая светлая, точно свежего воздуха глоток. Фу, самому от себя противно! А на деле эта Алена в своем амплуа кроткой овечки переплюнула ту же Кристинку, которая хотя бы никого из себя не строит. И, что совсем возмутительно, Алена даже теперь продолжает изображать невинность. Бесит! Аж до зубовного скрежета.

Вот из-за нее, из-за этой чертовой Алены, домой-то идти и не хотелось. И если в воскресенье и понедельник он еще перекантовался у Мансуровых, то во вторник у Рената после школы образовались какие-то сверхсрочные дела.

Домой Максим добирался на такси — не хотел с ней даже ехать в одной машине. Ну а дома… Дома его ждал концерт.

Мать, увидев переломанные пальцы, пришла в неописуемую ажитацию. Квохтала, причитала, заламывала руки — словом, действовала в своей обычной манере. Сто раз спросила, как так получилось. Сто раз ему пришлось соврать, что просто упал.

— Как так упал? — не верила мать.

— Ну вот с этой лестницы и упал, — устало повторял Максим.

— Ты что, пьяный был? — догадалась она.

— В хлам.

— Максим!

А потом пришла Алена, и он сразу же поднялся к себе. Не видеть ее! Даже голоса ее не слышать!

Правда, ужинать все равно пришлось с ней за одним столом. Он бы, может, и не спустился, но голод не тетка. Да и отцу хотелось на нервах поиграть. Столько не виделись… А на нее Максим не смотрел, как будто нет ее. Настроился и почти не замечал.

Однако чуть позже они все равно встретились, столкнулись нос к носу. Максим отправился принять душ и чуть не налетел на нее. Алена какого-то черта топталась прямо у него под дверью. Зачем? Подслушивала? Просто она так явно смутилась и растерялась, когда он появился. Вообще-то он и сам растерялся, но только от неожиданности и лишь на мгновение. На языке уже вертелась грубость, но потом он решил, что равнодушие, пусть и показное, все же лучше, и просто прошел мимо. То есть хотел пройти — эта ненормальная зачем-то окликнула его. Он аж опешил от такой запредельной наглости. И конечно, послал в итоге — сама же напросилась. Правда, ее слова Максима зацепили. Что значит — они ее поймали? Кто они? Где поймали? Поэтому сразу после душа написал Ренату:

Может, и правда ничего такого, но в душе засело смутное беспокойство. Еще и спор этот идиотский. Как подумает про него — так сразу тошно, даже гадливо. А думается об этом почти постоянно. Почему он не отговорил Рената сразу? Ведь чувствовал — добром вся эта затея не кончится. Вот в прошлом году два пацана из одиннадцатого поспорили на новенькую — кто первым ее уломает. Потом ей в школе проходу не давали, изводили. Она едва ли неделю продержалась после злополучного дня икс и выбыла.

Тогда тот случай Максима мало волновал. Перетерли с пацанами новость, посмеялись и забыли. А тут все не так. Сам по себе спор с каждой минутой казался все более чудовищной низостью. И главное, от мысли, что у кого-то из них двоих это дело вдруг выгорит, в груди пекло нестерпимо. И неважно, как она с ним поступила. Какая бы она ни была, пусть подлая, глупая, корыстная, пусть приспособленка и притворщица… Но стоило лишь подумать, просто предположить, что она будет с кем-то из этих двоих… Его буквально разрывало.

В голове неотвязно стучало: что делать? Что, черт возьми, делать?! Как все это прекратить так, чтоб не подставить Рената?

Мансуров говорит, назад уже не отыграть. Уперся и ни в какую. Для него пацанское слово — нерушимый закон, а пацанский авторитет — смысл всей жизни. Ну и для Максима, как бы он ни злился сейчас на него, дружба тоже не пустой звук.

Утром за Максимом заехал Ренат, так они договорились накануне. Попросили водителя высадить их, не доезжая квартал до школы: хотели спокойно поговорить наедине, а то ведь там не дадут.

— Ну так что случилось вчера? Кто там ее поймал и что сделал? — без всякой вводной спросил Максим.

Ренат помялся, затем ответил:

— Короче, Макс, ситуация такая: наши ее подловили вчера после уроков и затащили в сортир. Да не смотри так, ничего ей не сделали. Просто припугнули слегка. И вообще, это было не по-настоящему. Розыгрыш. Ну и я туда пришел почти сразу и типа спас ее. Вот и все.

— Ну я же просил, чтоб ее не трогали! — вскипел Максим. — И ты еще вчера: «У меня дело срочное, ты, Макс, езжай без меня». Вот такое, значит, дело?

— А как я, по-твоему, должен с ней сблизиться после всего? Или ты хочешь, чтоб я этому уроду ботинки лизал?

— А я тебе говорил — не ввязывайся.

— Ну да… Я, честно-то говоря, сам очкую. Тогда, видать, в запале был, еще и дунул — плохо соображал. А сейчас как представлю… В общем, если вдруг что, лучше сразу документы из школы заберу и свалю куда подальше. Ладно, — тяжко вздохнул Ренат, — теперь-то уже что? Как вышло — так и вышло. И потом, я тебе отвечаю, никто ей ничего плохого не сделал. Ну почти…

— Что значит «почти»? — нахмурился Максим.

— Крис вроде как ударила ее в живот, — промямлил виновато Ренат.

— Ну зашибись розыгрыш!

— Но тут уж вопросы не ко мне, — заявил Мансуров. — Ее об этом никто не просил. Сама инициативу проявила. И вообще, это твоя подруга, с нее и спрашивай.

— Ну ты же эту фигню затеял, спаситель хренов! — злился Максим.

— А что мне оставалось делать? Как к ней подкатывать? Знаешь, что придумал этот козел Шилов? На перемене подрезал у нее кошелек из сумки, Дианка видела. А в столовке расплатился за нее, типа выручил и она теперь ему обязана. Так что и мне пришлось… изобретать. Да и вообще, Макс, это же классика жанра — подставная топота и…

— А почему ты мне ничего не сказал?

— Мне показалось, ты был бы против, — пожал плечами Ренат.

— Естественно, я был бы против!

— Ну вот поэтому и не сказал. Ну и чтобы тебе от отца не прилетело, если бы вдруг это все всплыло.

— Угу, спасибо, позаботился, значит, — съязвил Максим, но затем, помолчав, добавил уже серьезно: — Слушай, пошли ты Шилова с его дебильным спором в пень.

— Как так? Ты чего? — уставился на него Ренат. — Чтоб я ему потом…

— Да брось ты. Ну кто тебя заставит целовать ботинки? Скажи: «Не буду». И что он тебе сделает?

— То есть как это — скажи: «Не буду»? Ты что, предлагаешь просто тупо слиться? Меня ж потом вся школа будет считать треплом, а то и кем похуже. Я как буду пацанам в глаза смотреть?

— Да не все ли тебе равно, что и кто считает?

— Нет, не все равно! — взвился Ренат. — Очень даже не все равно! И, Макс, если ты ей скажешь, если подставишь меня…

— Да успокойся ты, не подставлю, — буркнул Максим.

За Аленой наблюдал он украдкой, подмечая, что фарс стремительно набирал обороты. Эти двое — Шило и Мансуров — буквально из кожи вон лезли, а она, глупая, принимала их дружеское отношение за чистую монету. От этого становилось противно. Наверное, потому, что, насмотревшись вдоволь на бесконечное притворство отца, да и матери тоже, на их извечные игры на публику, он терпеть не мог таких вот подковерных интриг. Сам всегда предпочитал бить открыто, прямо и в лоб. А теперь, получается, и сам в таком замешан. И это чувство вины буквально снедало его. И не притуплялось ничуть. Наоборот, обострилось, после того как узнал о том, что они Алену «припугнули». Даже как-то злость на нее исподволь стала отходить на второй план. Будь он на месте Рената, не задумываясь, послал бы ко всем чертям Шилова и вообще бы не парился. И пусть бы кто попробовал назвать его треплом. Но будь он на месте Рената, он бы в этот спор и не ввязался. Хотя тоже хорош, конечно, мог бы ведь тогда настоять. Мог бы. Но не настоял, а теперь злился и на себя, и на Рената. Дунул он!

А в столовой так совсем Ренат его взбесил.

— Я гляжу, у Мансурова все идет по плану, — довольно хмыкнул Кирилл, кивнув на соседний столик, за которым сидели вдвоем Ренат и Алена. Тот ей что-то рассказывал, очевидно, очень смешное, потому что она то и дело заливалась смехом. Максим вслушивался, но в столовой стоял такой галдеж, что ни слова разобрать не получалось. Ни к селу ни к городу вспомнилось вдруг, как они в субботу ходили в парк и она вот так же смеялась. И в кафе смеялась, только над его шутками. А теперь она так мило щебечет с его другом. Неожиданно эта их беседа уязвила Максима. Стало неприятно, даже очень…

— Макс! Ма-а-а-акс! Ты чего не ешь? — потрясла его за плечо Кристина. — Ты что, уснул? Или замечтался?

— Неохота, — ответил он рассеянно, тут же подцепил кусочек мяса и отправил в рот.

— А глядите-ка на Шилова! Психует сидит, — хихикнула Диана.

За столом довольно заулюлюкали.

— Да, Ренатик у нас стратег! — одобрительно подытожил Ник.

— Крис, ты на фига ее ударила? — вспомнил Максим.

— Что? — Улыбка сползла с миловидного личика. Она непонимающе захлопала тяжелыми кукольными ресницами. — Макс, ты о чем? Ты про доярку, что ли? Так она сама… вон Ника пнула. Он ей ничего не сделал, а она размахалась копытами.

Максим перевел взгляд на Лужина, тот заерзал на стуле:

— Да я ничего ей не делал, пальцем не тронул. Крис правду говорит. Она просто дикая какая-то.

— Вот и не лезьте к ней. И ты, Крис…

Рядом опять раздался ее смех, и неприятное чувство засвербело с новой силой. Максим оглянулся, непроизвольно стиснул челюсти. Мансуров ей что-то изображал в лицах, смешил, строил гримасы, клоун. Прямо в ударе он сегодня!

Чертова перемена наконец закончилась, а раздражение осталось. Максим еле сдержался, чтобы не выплеснуть все, что кипело внутри, на Мансурова. Тот еще и хвалился, как ловко он развел дурочку на свидание. Гады они, конечно, все: и Шило, и Ренат, и сам Максим. Но эта-то тоже хороша! То недотрогу из себя изображала, а то аж с обоими согласилась пойти на свидание. Да, спор этот — свинство, но ведь и ее никто не неволит. Она вполне могла бы и отказать им. Могла, но не отказала! И это просто убивало.