Никто об этом не узнает

8

Сердце колотилось в груди как бешеное, щеки пылали. Что это сейчас было? Почему она так разволновалась? Алена сама не могла объяснить. Но губы… Они до сих пор горели от одного его взгляда.

Еще в детдоме Чусов, который ухлестывал за ней чуть не с первого дня, как-то разотважился и поцеловал. Ей тогда не было приятно или противно, было — никак. А тут… Простой взгляд, а на губах — точно ожог, и внутри все замирает.

И эта новость… Максим ей не брат! Мысли так и роились в голове. И многое между тем становилось понятным. Вот почему отец с ним так жестоко и холодно обращается, вот почему Максим воспринял ее в штыки и твердил, что она ему никто. Да, многое теперь ясно и в то же время неясно. Взять эти его слова: «…если я тебя поцелую, это не будет извращением». Вот почему он так сказал? И смотрел еще, будто сейчас действительно… Черт, даже вспоминать неловко…

Неловко вдвойне — ведь сама она не раз ловила себя на том, что думает о нем непозволительно. Нет, ничего такого конкретного и запретного не представляла, но и обманывать себя тоже глупо. Ведь проскакивало все-таки сожаление, что он ей брат, чего уж скрывать… Господи, она же теперь и не уснет ни за что!..

Так и вышло: проворочалась полночи, а утром разбудил телефон. Звонил папа. Говорил, правда, недолго, только спросил, как дела, все ли нормально, и обещал, что завтра приедет, но после звонка уснуть больше не удалось.

От нечего делать Алена спустилась вниз. Прибрала в гостиной после вчерашних процедур и возлияний. Затем решила приготовить завтрак, наделала блинов — обычных, с мясом и луком, с творогом и ягодами, с сыром и ветчиной. Сама же потом и озадачилась: кто же такую гору есть будет?

— Этот запах мертвого поднимет, — услышала голос за спиной, и тотчас сердце пропустило удар, но затем, видимо, решило наверстать и заколотилось быстро-быстро.

Алена так и замерла с лопаткой у плиты, пытаясь успокоить дурацкое сердцебиение. А то ведь глупо будет выглядеть. И вообще, что он подумает, если заметит, как она…

— М-м-м, блинчики!.. С чем? — раздалось над самым ухом. Его дыхание опалило шею, вдоль позвоночника побежали мурашки. Максим стоял прямо за спиной. Господи, зачем он подошел так близко? Алена, вцепившись в пластиковую лопатку, отодвинулась влево. Максим же невинно спросил:

— Так с чем блины?

— С… — Алена сглотнула, от волнения она вдруг растерялась, на миг забыв, чем фаршировала блины. — С мясом вот эти. А тут с творогом… Ты какие будешь? — спросила, не глядя на него. Когда же он набрал себе полную тарелку и отошел, наоборот, впилась взглядом в его спину. Он заявился в одних шортах! Без футболки! Впрочем, он, наверное, просто не смог ее надеть. Однако хорошо, что, когда он стоял у нее за спиной, она этого не знала. А то бы… В общем, еще больше бы смутилась.

— Ты со мной? — Он вдруг обернулся, поймав ее взгляд.

Алена торопливо отвела глаза.

— Да, я сейчас. — Она взяла тарелку, положила пару блинчиков и поплелась за ним.

Максим ел со зверским аппетитом.

— Вкусно! Твои лучше, чем у Веры, — нахваливал он, поедая один румяный конвертик за другим.

— Спасибо. — Сама она еле клевала. Почему-то вдруг пропал аппетит. — А как твоя рука?

Максим, не отвлекаясь от процесса, невозмутимо приподнял левую кисть над столом и продемонстрировал почерневшие скрюченные пальцы. Алена ахнула.

— Болит?

— Когда шевелю или задеваю, — ответил он с набитым ртом.

Да ей даже смотреть на его руку было больно. Зато дурацкого волнения сразу как не бывало.

— Давай съездим к врачу?

Он вдруг прекратил жевать и насмешливо взглянул на нее.

— А с чего вдруг ты так обо мне беспокоишься?

Алена и не нашлась, что сказать. Вот что он за человек такой? Зачем постоянно пытается вогнать ее в краску? Она ведь и без того рядом с ним чувствует себя неуверенно.

— Ладно, — протянул он таким тоном, будто одолжение ей делает. — Но поедем вместе. Будешь меня морально поддерживать.

Поддерживать пришлось не только морально. С больной рукой он не мог даже одеться. Джинсы еще натянул кое-как, но с ремнем справиться уже не получилось. Пришлось ей. Хотя у самой руки дрожали и лицо прямо-таки горело огнем. А этот гад все замечал и нахально посмеивался. Не успокоился даже в такси, всячески подтрунивал над ней и как будто специально норовил смутить еще сильнее. Да конечно, специально. Только вот зачем?

Алена сидела в коридоре рядом с процедурной, где Максиму накладывали гипс. Рентген подтвердил переломы фаланг среднего, указательного и безымянного пальцев. Сказали, в гипсе ходить месяц. Алена ужаснулась: целый месяц быть практически беспомощным! Правда, Максим такую перспективу воспринял равнодушно: ну гипс, ну месяц, подумаешь! Люди некоторые и без рук всю жизнь живут.

После травмпункта он еще больше повеселел.

— Могу теперь в школу не ходить целый месяц, — заявил. — И вообще, с полным правом тунеядствовать.

Почему-то про такси они не вспомнили и незаметно за разговорами добрели до парка.

— Как тут красиво! — вздохнула она, глядя по сторонам.

Парк и впрямь выглядел роскошно, точно разодетый в богатый парчовый наряд. Кроны деревьев блестели золотом в лучах щедрого сентябрьского солнца. Это вчера небо тяжело нависало и сочилось моросью, а сегодня в яркой синеве ни облачка.

Максим скосил на нее глаза и усмехнулся, но она, не обращая внимания, продолжала восторгаться:

— Как все-таки здорово, что мы не сразу поехали домой! Такую бы красоту пропустила. А то ведь я города нормально и не видела.

— Тогда пошли.

Он взял ее за руку и потянул вперед, затем свернул на широкую аллею, уходящую вдаль. Оттуда доносились музыка, смех, детские голоса.

— Там что? — спросила она удивленно.

— Всего лишь аттракционы.

И правда, дойдя до конца аллеи, они вышли к огромной площади, заставленной палатками и ларьками, где торговали пестрыми шарами, сладкой ватой, мороженым, китайским игрушками. Из динамиков на фонарных столбах лились бодрые детские песенки. И вообще повсюду царила атмосфера праздника. Но особо впечатляла машинерия аттракционов. Алена таращилась по сторонам, чувствуя себя Алисой в Зазеркалье. Единственные качели, которые она видела в жизни, — это старая покрышка, привязанная канатом к сосновому суку. Но и то было веселье, а тут…

Максим остановился у ярко-желтой деревянной будки с вывеской «Касса». Купил несколько билетов и, подмигнув Алене, позвал ее за собой, направившись прямиком к колесу обозрения.

— Город, говоришь, не видела? — спросил, оглянувшись. — Сейчас увидишь.

Они уселись друг напротив друга в круглой кабинке, и она медленно поползла вверх.

— Надеюсь, ты высоты не боишься? — запоздало спросил Максим.

Алена не ответила. У нее буквально дух захватило от такой панорамы. Люди внизу казались крохотными точками, а потом и вовсе стали неразличимы, да и палатки с ларьками слились в пестрые лоскуты.

— До чего же здорово! — восторженно воскликнула она. — Я как будто птицей стала!

— Тише, тише ты, не вертись так, — улыбнулся Максим, — а то улетишь, птица.

После колеса обозрения они опробовали почти все аттракционы: всевозможные карусели, скоростной автодром, тарзанку и местное подобие американских горок. Алена то хохотала до слез, то орала в восторженном ужасе вместе со всеми.

После всех этих впечатлений у обоих разыгрался нешуточный аппетит. Пройдя полквартала, они обнаружили уютное кафе, куда и забрели. С голодных глаз набрали, как на свадьбу: и жульен, и мясо в горшочках, и салат с семгой, и тушеные овощи. И половину, конечно, не осилили.

Домой вернулись совсем поздно. За временем они не следили, но, во всяком случае, уже стемнело.

— Хорошо погуляли, — хмыкнул Максим, медленно поднимаясь по лестнице. Алена шла следом, разглядывая его смуглый затылок и спину, широкую в плечах и сужающуюся к талии.

На верхней ступени он вдруг остановился и неожиданно обернулся, Алена же, замечтавшись, не успела среагировать и, двигаясь по инерции, вписалась ему в грудь. Не удержавшись, она неуклюже взмахнула руками и едва не слетела кубарем с лестницы. Но в последний момент ощутила, как к спине прижалась его ладонь, крепкая, горячая. Она вцепилась в перила, устояла, но руку Максим не убрал, наоборот, притянул ближе. А вот сердце ее, в отличие от хозяйки, среагировало моментально. Ухнуло, как будто упав куда-то вниз, а затем затарабанило неистово. А когда он впился взглядом в ее губы, оно разошлось так, что и вовсе чуть не выломало ребра.

Какое у него выразительное лицо, подумалось в который раз. Все, что думает, все, что чувствует, — сразу видно. Очень видно. Вот и сейчас он не просто смотрел, он как будто целовал ее жадно, совсем при этом не касаясь.

Это мгновение длилось, может быть, несколько секунд, но Алене они показались бесконечно долгими и бесконечно волнующими. А когда он все-таки убрал руку и пошел по коридору дальше, ей вдруг стало необъяснимо досадно. Такое странное разочарование, как будто приотворили перед ней дверь и тут же захлопнули, оставив с носом.

Она не понимала себя и своих ощущений — такое нахлынуло впервые. Да и не могла она толком сказать, что именно испытывает, что именно хочет. Просто осознала вдруг, что сейчас он уйдет к себе, закроется в своей комнате и это чувство, такое непривычное, пугающее, желанное и томительное, исчезнет, оставив пустоту. К сожалению…

А может, ей просто не хотелось, чтобы этот волшебный день закончился?

— Максим, — позвала она, поражаясь собственной смелости. Он уже дошел до своей комнаты и остановился перед дверью, — спасибо тебе огромное! Сегодня был удивительный, невероятный день, и это все ты…

— А тебя легко удивить, птичка, — улыбнулся он.

— Это да… — согласилась она, встав напротив. Ей почему-то не хотелось сейчас с ним расставаться, почему — об этом думать тоже не хотелось. Чувствовала себя Золушкой, которой осталась минута до полуночи. Но что сказать ему, как задержать хоть на несколько минут, она не знала.

— Ну ладно, спокойной ночи, — пожелал он, взявшись за ручку.

— Да, доброй ночи, — ответила Алена, стараясь скрыть разочарование.

Отвернулась к своей двери и в следующее мгновение затылком почувствовала его дыхание, кожей — его тепло. Внутри все замерло, а спину, руки, плечи осыпало мурашками. А затем его рука легла на талию, и дыхание перехватило. По телу пробежала дрожь. Надо бы уйти, надо вывернуться из этих рук, так будет правильно, мелькнула вялая мысль на задворках сознания, мелькнула и исчезла. Она повернулась, и тут же его губы встретились с ее губами. В первый миг целовал он мягко, будто пробовал на вкус, однако быстро распалялся. И вот уже поцелуй его стал нетерпеливым, настойчивым, жадным, горячим. Здоровой рукой он сначала крепко прижимал ее к себе, затем ладонь его поднялась вдоль спины выше, до самой шеи, ставшей вдруг тоже невозможно чувствительной. Каждое его прикосновение опаляло кожу, раз за разом вызывая новую волну дрожи. Алене казалось, что пол уходит из-под ног, и даже странно, как она еще стояла. Сердце в груди бухало, будто так и рвалось наружу. Или это его сердце так стучало? Не разобрать.

Максим прервал поцелуй внезапно, но отошел не сразу. Лишь немного отстранился, оперся рукой о стену. Грудь его вздымалась мощно и часто, дыхание сбилось, стало рваным и шумным, как после пробежки. Затем он опустил руку, коротко поцеловал ее в макушку, прошептав вчерашнее «Нежных снов», и отправился в свою комнату.

Когда за ним закрылась дверь, Алена зашла к себе. Прижала ладони к горящим щекам, сомкнула веки. Господи, что с ней такое творится? О чем только она думала! Ведь нельзя же так! Но… Он такой красивый. Аж смотреть порой больно.

Внутри томительно ныло, губы жгло, да и все тело пылало, особенно там, где касались его руки.

И сна ни в одном глазу, даже после вчерашней бессонницы.

Слегка успокоившись, она переоделась в домашнюю футболку и шорты и тихонько выскользнула в коридор.

«Интересно, он уже спит?» — подумалось тут же.

Из-за его двери не доносилось ни звука.

«Наверное, спит. Конечно, спит».

Алена на цыпочках пробежала в ванную. Взглянула на себя в настенное зеркало: на лице — стыдливый румянец, губы припухли, глаза горят каким-то пугающим, нездоровым блеском.

«Надо прийти в себя, это просто сегодняшние впечатления».

Она пустила душ, шагнула в кабинку. Теплые струи ничуть, нисколечко не помогали унять странное, зудящее томление. А мысли — те и вовсе распирали несчастную голову. И воспоминания, конечно же, так живо, так ярко стояли перед глазами. И везде виделся он, только фон разный: среди больничных стен, в кабинке колеса обозрения, напротив за столиком в кафе… И на лестнице. Его голос, взгляд, улыбка, смех. Его поцелуй и жаркое дыхание. Последнее волновало сильнее всего. Да вообще почву из-под ног выбивало, захлестывало эмоциями, сводило с ума…

Алена докрасна растерла кожу махровым полотенцем, надела свежую рубашку, мало-мальски подсушила пряди, завившиеся мелкими темными колечками. Затем вышла в коридор, показавшийся ей темным и холодным. На миг остановилась на пороге, взглянула на дверь его комнаты, почувствовав, как в груди тотчас встрепенулось сердце.

«Нет, нельзя же так, нельзя! Даже думать о нем нельзя!»

Утром Алена долго не решалась выйти из комнаты. Не знала, как себя вести с Максимом после вчерашнего. Умирала от волнения и в то же время боялась, что для него это было всего лишь сиюминутным порывом, а то и вовсе шуткой. Ведь еще в пятницу, она прекрасно помнила, у него на коленях сидела Кристина, и явно ведь сидела неспроста. Да и вообще, все две недели он демонстрировал самое ужасное к Алене отношение. Его слова навсегда врезались в память: «чучело», «приблудная попрошайка», «смотреть на тебя противно»…

А как по его наказу ее встретили в классе! Никогда ей не забыть того кошмара, того невыносимого унижения.

Но тут же сама себе говорила, что он ведь и вступился за нее. Даже пострадал. Вспоминала его разбитые, потемневшие пальцы, и сердце кровью обливалось.

Ну а вчерашний день и вовсе казался какой-то сказкой. Столько ярких впечатлений он ей подарил!

И все равно она боялась встретиться с ним. Больше всего боялась разочарования. Ведь сказки имеют обыкновение заканчиваться.

Осмелилась спуститься она лишь перед обедом. Максима застала в гостиной. Он сидел на диване перед включенным телевизором, закинув ноги на журнальный столик, и жевал бутерброд. Увидев Алену, окликнул ее.

— Проснулась, птичка? — Максим весело ей подмигнул. И улыбался он совершенно искренне. Даже темно-серые глаза его лучились теплом. — Я-то надеялся, что ты снова сварганишь какой-нибудь офигенный завтрак…

— Ну… Я тогда могу приготовить тебе обед, — улыбнулась она ему в ответ, а с души будто камень упал.

— А ты знаешь, чем соблазнить мужчину.

— Я? — удивилась она, чувствуя, как щеки заливает краской. — Ты про что?

— Про обед, конечно. А ты что подумала?

Он дразнил ее! Опять намеренно вгонял в краску. Алена видела это по смеющимся глазам. Просто ему, видно, нравится ее смущать. И надо признать, у него это отлично получается.

— И я про обед, — выдавила она. — Что ты любишь?

Но ответить Максим не успел. В холле раздался шум — приехал отец, а они и не слышали.

Алена побежала его встречать, заметив краем глаза, что Максим сразу скис. А затем и вовсе отправился наверх, даже не поздоровался…

Отец выглядел уставшим. Посетовал, что охрип и не выспался, затем спросил:

— А где все?

— Максим к себе поднялся только что, а больше никого нет, — ответила Алена.

— Как это никого нет? — Отец казался искренне обескураженным.

— Жанна Валерьевна с Артемом уехали к дедушке в пятницу.

— А где Вера, где Аня?

— Жанна Валерьевна дала им выходной.

Отец вскинулся:

— То есть как это — вы с ним вдвоем остались? Эти дни вы были здесь одни?

Алена кивнула, не понимая, что так разозлило отца. А тот аж потемнел лицом. Ничего не объясняя, отправился к себе, на ходу набирая чей-то номер.

Желая хоть как-то разрядить обстановку, которая с приездом отца стала ощутимо тяжелой, даже гнетущей, Алена решила и правда приготовить что-нибудь вкусное. Особым кулинарным изыскам она не была обучена, но кое-что умела. Да и Вера не особо баловала их экстравагантными блюдами, отдавая предпочтение традиционной русской кухне. Так что и Алена не стала мудрить, а просто сделала рагу.

Однако если папа еще соизволил пообедать с ней и даже похвалил — получилось и в самом деле вкусно, — то Максим отказался наотрез. И вообще ушел из дома. Куда — не сказал. И не просто не сказал, а прошел мимо нее, будто она пустое место.

Вскоре после его ухода вернулась Вера и тут же начала хлопотать на кухне.

Жанна Валерьевна с Артемом приехали ближе к вечеру. Алена колебалась: надо ли спускаться и встречать их или можно обойтись без этих церемоний. Они ведь ей не будут рады, так зачем лишний раз мозолить им глаза?

Из своей комнаты она слышала, как папа говорил с мачехой на повышенных тонах, а потом они и вовсе поругались, но из-за чего именно — разобрать не удалось. Впрочем, за ужином это прояснилось.

Сначала все ели молча. Отец был явно раздражен, Артем угрюм, Жанна Валерьевна обижена. Максима же до сих пор где-то носило, но его отсутствие, похоже, замечала только Алена.

— Как ты себя чувствуешь? — вдруг поинтересовалась у нее мачеха, правда, посмотрела при этом так, словно взглядом убить желала.

— Спасибо, уже хорошо, — пробормотала Алена, уткнувшись в тарелку, хотя есть совершенно не хотелось.

И тут отец не выдержал:

— В пятницу надо было думать, как она себя чувствует, — вскипел он.

— Я… — начала было Жанна Валерьевна, но отец не дал ей и слова молвить.

— Ты оставила больного ребенка одного! Ты отпустила прислугу. А если бы с ней что-то случилось? А если бы с домом что-то случилось? Пожар, наводнение, грабители — да мало ли! Как можно было вот так беспечно все бросить и уехать? Это и само по себе в голове не укладывается, а то, что она при этом болела…

Алена хотела заверить его, что все в порядке, что ей действительно стало лучше и одной ей быть, собственно, не привыкать, но почему-то вдруг подумалось, что встревать не стоит. Что любое ее слово лишь еще больше накалит обстановку. Потому сидела и помалкивала, ожидая, когда наконец закончится этот тягостный ужин.

Жанна Валерьевна всхлипнула.

— Но тут же Макс еще оставался… — подал голос Артем.

— Ах, Макс! — саркастично хмыкнул папа. — О, тогда, конечно, не о чем беспокоиться! Я же ведь не знаю, на что этот подонок способен!

Потом повернулся к ней:

— Алена, скажи честно, он тебя обижал?

— Нет, совсем нет, — замотала головой она. — Мы хорошо ладили.

— Ладили, говоришь? Алена, дочка, послушай меня, не общайся с ним, избегай его по возможности. Я вот даже подумал и решил: права ты была, когда в другую школу просилась. Зря я тебя в его класс устроил. Он… От него всего можно ожидать. Это такой мерзавец!..

— Дима, зачем ты так? — со слезами в голосе воскликнула Жанна Валерьевна.

— А я не прав? — вскричал он. — Напомнить, может, что твой расчудесный сын учинил хотя бы только в этом году? Забыла его пьянки, его выходки? Забыла его девок бесчисленных, которых он не стесняется сюда приводить и заниматься всяким непотребством? А ты в курсе, как часто моему секретарю звонили и продолжают звонить из школы? От него все там воем воют!

Алена сидела оглушенная. Как больно все это было слышать! Внутри точно все сжалось в тугой узел. Бесчисленные девки? Непотребство?

А она-то размечталась: какой сказочный день был вчера! Как она вообще могла подумать, что такой, как он, может заинтересоваться ею всерьез? Как же она была глупа! Какой же дурочкой сама себе теперь казалась!

— Зачем я так?! — продолжал негодовать отец. — Это я тебя хочу спросить, зачем ты оставила этого распутного подонка с девочкой наедине? На целых два дня! Чем вообще ты думала? Скандалов, говоришь, боишься? А тебе не приходило в голову, что из этой ситуации мог бы получиться замечательно грязный скандал?

— Я звала его поехать с нами, — шмыгнула носом Жанна Валерьевна. — Он не захотел.

— Конечно! — делано хохотнул отец. — Что ему там делать? Интересны ему, что ли, твои старики? Или ты сама?

— Он любит своего деда… — вяло, сквозь всхлипывания спорила мачеха.

— Любит? Любит?! Да он вообще никого не любит. Он в принципе не способен кого-то любить. Разве что себя.

И тут же вновь обратился к Алене:

— Не надо с ним общаться. Совсем. Поверь, я прекрасно знаю, что у него на уме. А ты такая… наив… чистая, неиспорченная. А вы на самом деле с ним даже не брат и сестра…

— Я знаю.

— Откуда? — нахмурился отец.

— Максим сам сказал.

— Ясно, — кивнул он. — И все равно я тебя прошу, не связывайся с ним. А вопрос с гимназией я скоро улажу.

Алена еле нашла в себе силы кивнуть, а затем, как только стало возможно, сбежала к себе.

Максим ночевать домой так и не пришел.

За завтраком все сидели в тяжелом молчании, и не скажешь, что за столом собрались близкие и родные люди. Алене очень хотелось спросить про Максима, но было неловко. Да и на отца одно упоминание о нем действовало как сильнейший раздражитель.

Потом водитель отвез ее и Артема в гимназию. По дороге они не разговаривали: Артем демонстративно отвернулся к окну. Но уже у ворот школы он неожиданно спросил:

— Неужели вы и правда с Максом поладили?

— Ну да, — кивнула она и, поколебавшись, все-таки задала так терзавший ее вопрос:

— А где он сегодня ночевал?

Артем неопределенно дернул плечом:

— Без понятия, у кого угодно мог. У Рената или у подружки своей.

Еще один болезненный укол.

Но почему тогда, если у него есть подружка, он целовал ее? И смотрел так, что сердце замирало?

— Алена! — окликнули ее.

Она повернулась на голос. На крыльце школы стояла горстка старшеклассников, а среди них парень, с которым она сидела за одной партой. Стас Шилов, кажется. Алена нехотя подошла к ним, внутренне сжимаясь. После той встречи, какую ей устроили одноклассники, она вообще не хотела идти в школу. Боялась новых оскорблений и издевательств. Но как с отцом поспоришь? Он и так был весь какой-то издерганный. Да и надеялась хоть в классе увидеть Максима.

— Привет, — поздоровался Стас неожиданно дружелюбно. Но Алена все равно держалась настороженно, готовая к подвоху. К тому же остальные разглядывали ее пусть не враждебно, но с каким-то нездоровым любопытством, словно диковинную зверушку.

Стаса можно было бы назвать симпатичным — высокий, статный, темноволосый. Да, он мог бы вполне считаться даже красавчиком, если бы не чересчур близко посаженные глаза и непропорционально крупный, тяжелый подбородок.

— Выздоровела? — спросил Стас.

— Да, — кивнула она.

— Слушай, а ты реально Лужина вырубила? Говорят, нокаутировала его, еще и сломала то ли нос, то ли челюсть. — Глаза его горели неподдельным интересом.

— Кто говорит? — нахмурилась Алена.

— Да все! Еще бы — такая новость, — хохотнул Шилов.

— Все сильно преувеличивают…

— О! Гляньте-ка! — оборвав ее, воскликнул Стас, показывая в сторону ограды. Все тотчас повернулись: от ворот к школе трусил Никита Лужин, высоко подняв воротник куртки и вжав голову в плечи, будто озяб.

— Эй, Лужин! Знатный шнобель, а фофаны — вообще отпад! — окликнул его Стас.

Тот нервно выдернул руку из кармана, продемонстрировав средний палец, и скрылся за дверями. Остальные покатились со смеху.

— Круто ты его украсила! — Стаса аж распирало от удовольствия, но затем улыбка его потухла. — О, Явницкий тащится…

Алена обернулась, чувствуя, как тут же зачастило сердце. Максим подходил к школе вместе с Ренатом. Ее он, конечно же, заметил, полоснул стальным взглядом, точно бритвой, и сразу отвернулся. Ей стало не по себе.

Стас ее еще о чем-то спрашивал, вроде о доме, об отце, она что-то отвечала на автомате, не вдумываясь, потому что мыслями потянулась следом за Максимом. Как его рука? Почему он не ночевал дома? Почему он так зло посмотрел на нее? И еще сотни вопросов так и роились в голове.

— Ну что? — повернулся Шилов к своим. — Пойдемте уже…

Алена отстала от них. Не хотелось идти вместе. Да, сегодня они обращались с ней сносно, но, хоть убей, в их взглядах, улыбках, интонациях ей постоянно мерещился недобрый подтекст. Может, она уже становится параноиком или, обжегшись на молоке, дует на воду, но избавиться от этого свербящего чувства не получалось.

В холле ее тут же поймала Алла Геннадьевна, засыпала вопросами: как самочувствие? где справка? не обижают ли одноклассники? в частности, Максим? Отпустила ее буквально за пару минут до звонка.

В класс Алена входила, как в пыточную, зная уже, что от этих ожидать можно чего угодно. Одна надежда, что Максим теперь не даст ее в обиду. Ведь вступился же он за нее в пятницу.

Максим стоял в проходе рядом с ее партой. Точнее, рядом с партой Шилова, и вид имел самый воинственный, будто рвался в драку. Однако между ними вклинился Ренат. Тут же крутился и Лужин. Он и впрямь выглядел ужасающе с огромными кровоподтеками под обоими глазами и массивной повязкой на носу. Все они что-то оживленно обсуждали, правда, что именно — Алена сквозь гвалт не слышала. Проходить на место она робела, пока сзади ее не подтолкнул историк, ворвавшийся в класс со звонком.

Остальные тоже стали рассаживаться. Шум и разговоры постепенно стихли. Алена подошла к своей парте.

— Явницкий, Мансуров, вам, господа, особое приглашение нужно? Или звонок не слышим? А ну по местам все! — поторопил их историк.

Максим развернулся, бросил взгляд на учителя, затем — на Алену.

— Привет, — тихонько поздоровалась она и улыбнулась.

Но он вдруг отчетливо бросил: «Да пошла ты!» — и, проходя мимо, грубо задел ее плечом. Класс захохотал, не реагируя на окрики учителя. Алене же показалось, будто ее вдруг ударили под дых и весь воздух выбило из легких. Ошарашенная опустилась на стул. За что он с ней так? Скулы, уши, веки нестерпимо горели. Смех одноклассников, их язвительные реплики, голос учителя слышались гулко и отдаленно, как сквозь толщу воды. Зато его «Да пошла ты!» до сих пор пульсировало в голове, мощно и оглушительно.