— Пошло все к черту! — Хэтти, словно истребитель на бреющем полете, описывала круги по своей квартире, выворачивая на пол содержимое шкафов для одежды и обуви.
Все! Все! Долой все! Долой диету, долой косметические процедуры, долой салоны красоты и любимую маникюршу! А туда же — каблуки, бижутерию и двенадцать флаконов духов самых популярных марок! Хотя самые любимые — английские — может оставить? Нет, все равно — долой!!!
Она остановилась у туалетного столика, решительно сдвинув к краю все выставленные баночки, флакончики, футляры и коробочки, замерла с мусорной корзиной в руке. Кому-то сильно повезет: весь ее арсенал стоит не меньше пятнадцати тысяч. А может и больше. Хэтти принадлежала к числу тех девушек, которые не жалели денег на внешность, даже если приходилось экономить на всем остальном.
Но к чему все это нужно, если любимый мужчина не хочет больше смотреть в ее сторону? Раньше ему нравилось, что она следит за собой, что у нее безупречная фигура (результат жесткой диеты, разработанной совместно с инструктором по тренажерам) и потрясающая юная кожа (результат финансовых вложений во все достижения косметологии, кроме пластической хирургии!). Ас тех пор как Джонни к ней заметно поостыл, кстати сказать, ради какой-то неопрятной красотки, все, к чему стремилась Хэтти, показалось ей вдруг архаичным и ветхим, словно запах из бабушкиного шкафа в деревне. Хотя целых десять лет оно составляло основной смысл и цель ее жизни: красота, успешность, карьера, престиж… А теперь извольте — она такая никому не нужна. Словно запах из бабушкиного…
— Кстати — да! — произнесла она, опуская мусорную корзину рядом со столиком, к невероятной радости помилованных флаконов и коробочек, — Надо позвонить бабуле! И духи как раз пригодятся. Или…
Нет, она не станет забирать вещи с собой. Она сложит все, что было куплено и подарено Джонни, в огромные мусорные мешки, пусть в них копается ненаглядная Кэт! Она же, Хэтти, гордо уйдет с тем, с чем два года назад пришла в эту квартиру и в жизнь с Джонни… Да чего уж там… Два года назад благодаря Джонни она думала, что покорила Нью-Йорк. А теперь этот надменный жестокий город выплюнул ее, словно косточку, застрявшую между зубов, — брезгливо и окончательно.
Перешагивая через отверженные платья, костюмы и фрагменты бижутерии, она двинулась в холл к телефону. Если бы кто-то в этот момент видел ее квартиру, то решил бы, что ее только что посетили грабители, которые перевернули все вверх дном, но ничего не нашли, поэтому сильно разозлились и еще больше перевернули все вверх дном!
Впрочем, это не ее квартира, а — Джонни. Хэтти скрипнула зубами, набирая телефонный номер бабушки. И этот подлец приказал собрать вещи и вывезти их в течение двух дней, до среды! Послезавтра он приедет и поселится сюда со своей красоткой Кэт.
Ну и пусть. Она исчезнет прямо сейчас, и в этих стенах никого не будет уже сегодня вечером! А потом… А потом Джонни, конечно, опомнится, поймет, кого потерял, начнет искать, наконец узнает от Мадлен, что она уехала к бабушке, в маленький городишко возле Нью-Йорка, и приедет просить прощения. И вот тогда она помучает его вдоволь!.. Хэтти кровожадно улыбнулась. Ох, как помучает!
А духи, пожалуй, правда не надо выбрасывать. Каждый флакон — живая легенда. Каждый напоминает о каком-нибудь путешествии. Об их с Джонни путешествии! Она с удовольствием садовода-любителя представила, как будет опылять недра бабушкиных шкафов лучшими парфюмерными изысками мира, привезенными непосредственно из Милана, Рима, Парижа, Стокгольма и Лондона… Где она их только не покупала! Вот и пусть все эти воспоминания живут вместе с молью в бабушкиной кладовке.
— Бабуля, здравствуй, это Хэтти! — начала она решительно. — Как там твои дела?..
Всю свою сознательную жизнь Хэтти стремилась к деньгам. Рано оставшись без родителей на попечение небогатой бабушки, крошка Хэтти быстро смекнула, что девушкам можно завоевать место под солнцем двумя способами. Первый и самый верный — за счет красоты и за счет мужчин, падких на женскую красоту. Второй, как ей казалось, более трудный, но надежный, — с помощью ума и собственных денег.
В первом случае есть риск все потерять в одночасье, но зато так же быстро и приобрести. Во втором потребуется много времени и упорной работы над собой, зато потом уж точно никто ничего не отнимет.
Красотой ее бог, конечно, не обидел, но и нельзя было сказать, что уж очень расщедрился. В классе Хэтти считалась средней девушкой во всем: и в отметках, и в количестве мальчишек, которые приглашали ее танцевать на вечеринках. Красавицей не была, но кое-кто по ней вздыхал. Как-то раз, критически смерив взглядом ее долговязую нескладную фигуру, бабуля изрекла:
— Строить глазки парням — не твой конек. Ты лучше займись образованием, выучись на врача, эта профессия всегда пригодится… Миллионершей не станешь, но жить будешь безбедно.
Хэтти не стала возражать бабуле, но и тайну свою не открыла. При чем тут карьера врача! У нее была другая заветная мечта. И мечта эта искрилась-переливалась, как шкатулка с драгоценностями, днем она стояла перед глазами, а ночью приходила в самых радужных снах: Нью-Йорк… Хэтти желала всеми способами — возможными и невозможными — занять свое место в этом огромном городе и встретить двадцатипятилетие не где-нибудь, а в собственной квартире на Манхэттене! Такой она себе поставила срок: до двадцати пяти — ни года больше. Потому что потом добиться чего-либо в жизни будет гораздо сложнее. Кто внушил ей эту мысль — неизвестно, но с тех пор вся жизнь, осознанно и неосознанно, легла на алтарь одного-единственного желания.
Хэтти любила деньги. Она любила роскошь, дорогую одежду и престижные марки авто. Не имея оформленного вкуса или же искренней привязанности к чему-либо определенному, она поначалу любила все, что дорого стоило. Она усваивала только внешнюю сторону «хорошей жизни» и попросту гналась за престижем. Престиж и дорогие вещи были для нее не сопровождающей чертой, не частью образа успешного человека, а основной целью, к которой она стремилась.
Возможно, она просто не очень умна, подумала однажды бабушка, разгадав намерения Хэтти, однако твердолоба и, пожалуй, добьется своего.
Не прошло и года, как внучка, перепробовав себя в самых разных профессиях — от курьера до бармена и даже уборщицы в Диснейленде, вернулась из вечного поиска в родной городок и заявила:
— Ладно, бабуль. Буду поступать на медицинский. Раз уж ты так хочешь…
Как ни странно, Хэтти легко прошла в университет и даже смогла проучиться пару лет, но потом ей наскучило и она забрала документы, навсегда оставшись в статусе медсестры. Просто на тот момент в голове двадцатилетней девушки созрел конкретный план действий, которому надо было следовать жестко и не оглядываясь ни на кого, даже на собственную совесть.
«Пленных не брать!» — под таким слоганом начался новый сокрушительный поход на Нью-Йорк.
Прежде всего Хэтти решила поменять тактику и двинуться к цели первым способом — через мужчин. Как ни странно, и это тоже ей удалось легко. К двадцати годам долговязость и угловатость превратились в модельный рост и изящную худобу. К тому же Хэтти с маниакальным пристрастием следила за своим лицом, и это приносило щедрые плоды. Мужчины стали ценить ее холеную внешность: свежую, юную, сохранившуюся, словно у школьницы, кожу, длинные, правда немного худые, ноги и роскошные темные волосы, которыми она всегда гордилась.
Хэтти не стала портить себя яркой косметикой: овладев профессиональными навыками макияжа, красилась всегда незаметно, под естественный вид. И в огромном городе, где было так мало всего натурального, ее замечали, словно свежий живой тюльпан среди модного сухого декора. Хэтти знала: мужчины, в отличие от женщин, ценят не количество вложений в красоту лица, а лишь конечный результат.
Хэтти терпеливо и упорно работала над собой ровно четыре года, меняя мужчин на более достойных, пока давняя закадычная подруга Мадлен не познакомила ее со своим шефом, то есть с Джонни. Хэтти знала: ей нужно завоевать Нью-Йорк — и рассматривала любые варианты.
Она также знала, что от простого к сложному можно двигаться лишь одним путем — путем постепенного усложнения. Сначала не очень хорошая работа и не очень богатые мужчины, потом все больше и лучше, и вот она уже видит себя в роскошном пентхаусе, откуда открывается прекраснейший, во всю стену, вид на океан… Для того чтобы мечта стала реальностью, нужны деньги. И мужчины — как источник этих денег. Правда, что именно она станет делать в квартире и с кем в ней будет жить, Хэтти пока не представляла. Детей она не хотела заводить вообще. Муж стал бы только мешать вести светскую жизнь. Впрочем, он мог бы дать ей денег, а потом отойти в тень…
У нее были совершенно особые отношения с автомобилями и искренняя привязанность к ним, словно к живым существам. Пожалуй, единственная искренняя привязанность за всю прежнюю жизнь… Сразу же после разрыва с университетом она сдала на права «на всякий случай, вдруг кто-нибудь расщедрится и подарит машину». Ответ на этот шутливый призыв Хэтти получила прямо в школе вождения, когда подцепила первого состоятельного ухажера. Они встречались три месяца, и Хэтти неплохо «заработала» за это время. Потом Билл отвез ее в салон подержанных авто, купил «вольво» 1998 года выпуска — вполне симпатичную и не старую на вид, — после чего заявил, что это прощальный подарок. Хэтти обрадовалась такому красивому жесту, словно манне небесной. Ее план срабатывал: теперь у нее будет свой автомобиль и свобода! И то и другое открывает путь к основной цели. До двадцати пяти лет у нее есть время…
Однако по мере приближения к заветному сроку Хэтти все яснее понимала, что слишком переоценивала себя в молодости. Четыре года пролетели незаметно и смылись из памяти, словно расплывчатое многоцветное пятно. Хэтти перепробовала несколько десятков мужчин, но не нашла достойного.
А потом появился Джонни. После того случая с машиной Нью-Йорк больше не поворачивался к ней лицом, а теперь, когда Джонни стал ее официальным любовником, город, казалось, снова распахнул радостные объятия. И Хэтти, словно мотылек, доверчиво полетела навстречу опасному огню. Бабушку она больше не слушала. Никакой карьеры ей не надо, Джонни устроил ее в соседний отдел холдинга офис-менеджером. Это была далеко не первая приличная должность в жизни Хэтти. Но за два последующих года она «выросла», прошла несколько этапов обучения и теперь представляла собой вполне самостоятельную, серьезную «леди Нью-Йорк».
Той глупой наивной девочки, зараженной чудовищным снобизмом, больше не стало. Хэтти превратилась во вполне созревшую стерву, зубастую и устойчивую к потрясениям, хотя внешне и сохранила пленительный юный образ. Она все так же мечтала о пентхаусе, но теперь путь к нему стал и короче и сложней одновременно. Она в любой момент могла сорваться вниз и все напряженней держалась за Джонни, а под глазами, между тем, появлялись первые морщинки.
Тогда милый Джонни не знал, что его персона является главным этапом на пути к цели Хэтти, ибо на него делалась основная и самая рискованная ставка. Время истекало. Хэтти уже давно отметила свое двадцатипятилетие, и осенью этого года ей должно стукнуть двадцать семь, а пентхаус был все еще недосягаемо далеко. Внутренние часы затикали громче и напряженней.
Единственная и главная подруга, Мадлен, была уверена, что ничего у Хэтти не выйдет. Она давно советовала ей остановиться и довольствоваться малым, но последняя была не из тех, кто, украв половину, не вернется за второй.
В общем, когда именно Хэтти сломалась, не заметил никто. Даже она сама. Возможно, первая ласточка прилетела, когда Джонни завел постоянную любовницу. А может быть, и позже. Но уже тогда в душе ее что-то больно кольнуло — и она поймала себя на мысли, что больше не хочет бороться, а хочет чего-то иного. Ласточка прилетела и улетела, оставив Хэтти до поры размышлять, и по инерции та еще продолжала двигаться в направлении заветного Манхэттена.
Второй прилет ласточки случился в последнее Рождество и оказался гораздо более серьезным испытанием для души, хотя и не представлял ничего интересного с событийной точки зрения. Рождество Хэтти встретила совершенно одна (Мадлен уехала в родной городок к родителям, а Джонни попросту исчез) и снова задумалась о своих отношениях с любимым, а также о возможных перспективах.
В тот день она задала себе вопрос: даст ли этот мужчина билет на Манхэттен? Ответ, словно услышанный со стороны, поразил Хэтти от макушки до пят: «Даст, и довольно легко, — сказал кто-то очень тихо. — Только ты этого больше не хочешь».
— А чего же я тогда хочу? — пробормотала опешившая Хэтти, словно сумасшедшая глядя в пространство на воображаемого собеседника.
«Тебе нужен другой мужчина. И тебе нужна любовь».
На это Хэтти лишь презрительно покачала головой и решила больше не устраивать диалогов с внутренним голосом. Однако слова запали в душу.
По прошествии трех месяцев, в обед одиннадцатого марта, Хэтти задала себе еще один неожиданный вопрос:
— А вообще, нужен ли мне такой муж, как Джонни?
Коварный собеседник был тут, как тут: «А как же пентхаус?» — съехидничал он.
— Пентхаус, деньги, положение — да, — медленно проговорила Хэтти. — А сам муж?..
Но она и так уже знала ответ. Еще сутки Хэтти недоумевала и не могла поверить сама себе, а двенадцатого вечером села за компьютер, чтобы написать то самое письмо Мадлен. Оно должно было решить все.
Бабушка приезду внучки несказанно обрадовалась. С тех пор как Хэтти бросила университет, они почти не виделись.
— Ну что, милая, я так понимаю, ты приехала не на один день, — бабушка лукаво наклонила голову, — раз притащила все свои склянки с духами.
— Ну…
— Поживешь пока тут?
— Похоже, что да, бабуль, — грустно согласилась Хэтти. — Я взяла отпуск… Срочный. На месяц. А там посмотрим…
— Ну ничего, ничего. Всему свое время.
Хэтти огляделась вокруг. Похоже, что в этом домике ничего никогда не изменится. Тот же воздух, родной и немного старомодный, вышитые салфеточки на столах и комодах, огромное зеркало в красивой раме, в котором отражаются просторный холл и половина комнат на первом этаже… Мама всегда мечтала сделать дом живым и многолюдным. Чтобы была большая семья и много детишек носилось из комнаты в комнату. Не успела… Но все равно, в этом доме Хэтти всегда чувствовала незыблемую нить жизни: что бы ни случилось по ту сторону стен, здесь внутри она всегда будет в покое и безопасности.
— Чай с пирогом?
Хэтти улыбнулась жалкой улыбкой:
— Моим любимым?
— Да, луковый пирог, и еще немного плюшек с медом.
— Для меня старалась?
— А для кого мне еще стараться?
Хэтти резко отвернулась, почувствовав угрызения совести. Ведь бабушка, наверно, ждет внуков. То есть правнуков. Ей так одиноко здесь, когда дочки больше нет, а непутевая внучка гоняется за деньгами и прожигает жизнь.
Она подошла и обняла бабушку.
— Ну хочешь, я останусь с тобой навсегда?
— Еще чего! Чтобы нарушить мой покой и тишину? Дудки!
— Бабуля, я же…
— Ничего не желаю слышать! — фальши в ее голосе почти не чувствовалось. — Отсидишься, почистишь перышки — и дуй обратно в свой Нью-Йорк. Там тебе самое место.
— А как же… пироги?
Бабуля усаживалась напротив нее и разливала чай, назидательно подняв брови.
— У меня в доме по пятницам собирается местный дамский клуб. Нам интересно посплетничать, перемыть косточки всем жителям нашей деревни. Или городка, как его почему-то стали называть последние пять лет. И ты думаешь, я променяю это удовольствие на такое сомнительное — каждый день лицезреть твою недовольную физиономию?
— Не такая уж она и недовольная. Я растолстею с пирогов и возглавлю местный дамский клуб.
— Когда это в нашем роду кто-нибудь толстел от пирогов? Мы все были худые и длинные как жерди. Посмотри на меня! И мать твоя была такая же. Так что кушай, кушай, Хэтти. Может, хоть немного покруглеешь, а то прямо живой скелет.
— Так модно.
— Ничуть не сомневаюсь. А возглавить мой дамский клуб даже не рассчитывай! Лучше расскажи, что у тебя с работой? А то у меня тут есть одна вакансия…
— Бабуль, я же…
— Вакансия — в Нью-Йорке.
— В Нью-Йорке? А откуда?
— Это не важно. Правда я сказала, что ты в этом ни черта не шаришь, но можно научиться.
— Это в чем же я ни черта не шарю?
— В телевидении.
Хэтти вскочила, разливая варенье на стол.
— В телевидении? Ты предлагаешь мне работать на телевидении?
— Сейчас пойдешь стирать скатерть.
— Бабушка! На теле…
— Причем руками. Потому что в машинку ее засовывать нельзя — там вышивка.
— Какая вышивка! Я же всю жизнь мечтала…
— Не ври. Всю жизнь ты мечтала только о деньгах. Словом, слушай. Одна моя приятельница… Сядь. Чего стоишь? Одна моя приятельница — кстати, из дамского клуба — сказала, что ее сын стал продюсировать какой-то проект на весьма популярном телеканале, который смотрят во всех штатах. Им нужно найти ведущую шоу. Там все очень сложно, я в этом мало понимаю, что-то наподобие интеллектуально-ролевой игры для подростков. В общем, я сказала, что ты — просто клад для его телеканала. Дам тебе его визитку, вроде как он тебя ждет… Но скатерть ты постираешь.
— Долго?
— Если это было смородиновое варенье, то до утра. Смородина практически не отстирывается.
— Какая смородина?.. Он меня долго ждет? Когда тебе дали визитку?
— В пятницу. Я хотела тебе позвонить, да ты вот сама, как снег на голову, свалилась.
— Ну-ну-ну, и что?
— И ничего, — возмущенно развела руками бабушка. — У него все и узнаешь.
— Да? Прямо вот так? — Хэтти почему-то испуганно моргала.
— Прямо вот так. Звони и говори. Да ты давно знакома с этим обалдуем! Он же учился с тобой в одной школе!
— Каким обалдуем? — окончательно растерялась Хэтти, сминая в руках пирожок с медом.
— А чего это ты так разволновалась? — бабуля хитро смотрела на нее с высоты своего роста, а Хэтти медленно, словно провинившаяся школьница, оседала на стул. — Тем самым… который ухлестывал за тобой пять лет, а ты его знать не хотела.
— Стефан? — прошептала поверженная Хэтти.
— Точно.
— И… чт… И что?
— Чего ты заикаешься? Стефан стал о-го-го! Знаешь, сколько у него денег? И пентхаус на Манхэттене. — Бабушка хитро покосилась на нее. — Так что надо было простить ему прыщи на подбородке и двухметровый рост — глядишь, жила бы сейчас как у Христа за пазухой. Тем более по росту друг другу очень даже подходили…
— Глупости! — фальшиво равнодушно отмахнулась Хэтти. — Не надо мне ничего. У меня самой есть деньги. Не на пентхаус, конечно, но есть. — И сокрушенно вздохнула. — А он меня не пошлет?
— Может и послать.
— Но ведь пообещал, что будет ждать?
— А может, он ждет, чтобы послать. Может, он мечтает, чтобы теперь ты за ним побегала. А он — от тебя.
— Бабуля! Вот умеешь ты поддержать в трудную минуту!
— Конечно, милая, — улыбнулась бабушка. — Кто тебе, кроме меня, правду скажет?
Хэтти задумалась. Бабушка права: Стефан по кличке Кий был в школе общепризнанным придурком, которого дразнили даже младшие. А то, что он был в нее безнадежно влюблен, Хэтти старалась держать в строгой тайне, потому что это совсем не добавляло очков в глазах общественности, даже наоборот. Кроме того, вместе они могли стать популярнейшей мишенью для насмешек, потому что Хэтти тоже была в классе самой высокой из девчонок.
В общем, сейчас ей меньше всего на свете хотелось воскрешать призраки прошлого, но выбранный план действий, словно языческий тотем, требовал принести очередную жертву на свой алтарь. А вдруг Стефан окажется важной вехой на пути к Манхэттену? Надо проработать и этот вариант!
Правда, теперь все несколько изменилось. Теперь она уже сомневается, нужен ли ей Манхэттен. Случись такое везение несколько месяцев назад, она бы только благодарила небеса за подаренный шанс. Вот он последний рывок: из объятий успешного модного мальчика Джонни прямо в руки к еще более успешному и состоятельному Стефану. И все. Цель достигнута: Манхэттен — у ее ног. Сверкает вечерними огнями через толстое стекло полукруглой стены в ее собственной квартире. А через сотни метров виднеется макушка статуи Свободы. Как все сошлось, словно в волшебном механизме колдовской шкатулки: щелк — и таинство свершилось… Все так. Но уже не так.
Теперь она растерялась и совсем не знает, чего хочет по-настоящему. Может, правда — любви? Но, а как же тогда деньги? Какая любовь может быть без денег? Ведь если…
— О чем это ты так напряженно размышляешь? — услышала Хэтти голос бабушки и словно очнулась. — Час назад ты собиралась остаться со мной навсегда, а сейчас, держу пари, пытаешься подсчитать активы Стефана и вычислить, на каком ходу партии тебе следует бросить ради него Джонни, чтобы не потерять ни одной фишки.
Хэтти тяжело вздохнула, вспоминая унизительный утренний диалог с Джонни и свою некрасивую выходку у него в кабинете…
— Ах, бабуля! Какие фишки! Джонни только что выставил меня из квартиры. Так что партия уже прервана, я все потеряла.
— Ого! — оживилась бабушка.
— Да! Он прямо с утра вызвал меня к себе и сказал, что мы расходимся, а я должна забрать вещи.
— И по какой причине?
— По какой причине? — вздохнула она еще тяжелей. — Ну…
— Ну?
— Да по моей глупости. Понимаешь, я специально для него инсценировала роман с другим.
— Как это?
— Я написала письмо Мадлен о том, как у меня все хорошо, и послала его Джонни. Ну, нарочно послала, понимаешь?
Бабушка поморщила лоб.
— Не понимаю.
— Ну, я изобразила, будто перепутала ящики. Мне было необходимо, чтобы Джонни все это прочитал. Понимаешь?
Бабуля еще раз поморщилась и вдруг всхохотнула:
— Не понимаю… А зачем?
— Я просто хотела… чтобы он… Словом, немного его перевоспитать и подразнить. Ничего этого не было на самом деле, никакого Фрэнка…
— Фрэнка?
— Ну, так зовут моего вымышленного кавалера… Ничего смешного!
— Ой, не могу!
— Ну что ты смеешься! Я ждала от него совсем другой реакции. А дождалась… вот.
— А чего же ты хотела? Чтобы он во всем покаялся? А заодно и в том, что читает чужие письма?
— Ну… что-то в этом духе. И вернулся ко мне от своей замухрышки.
Перекатившись на диване и прижав руки к животу, бабушка беззвучно хохотала.
— Я думала его встряхнуть… Я думала… Бабушка, я сейчас на тебя обижусь!
— Господи, какая глупая!
— Конечно! Что ты понимаешь в жизни?!
— Ничего не понимаю, это точно… Ой, уморила. — Она вздохнула, посмеиваясь. — Ладно, скатерть я так и быть сама постираю… А ну-ка — марш звонить Стефану! Пока еще вечер не стал ночью.