Ночь над Манхэттеном

4

Джонни откинулся на спинку стула и вздохнул с облегчением.

— Все повторяется, Хэтти. Жизнь — это круг.

Да, все повторяется. Только на этот раз письмо дошло до адресата, а он, Джонни, попросту вор. Впрочем, если верить прочитанному, то и в прошлый раз письмо успешно дошло до адресата, то есть до него. А ведь он хотел совсем другого сценария… И бедная Мадлен тут совершенно ни при чем.

— Ай да Хэтти! — проговорил он, восхищенно присвистнув. — Один — один. Далеко пойдешь, девочка.

А может, закатить скандал? Он имеет полное право. После такого чудовищного разоблачения ему есть что сказать своей бывшей девушке, и не важно, что она уже бывшая… Впрочем, он сам сейчас ведет нечестную игру.

Росомаха Мадлен оставила включенный компьютер и убежала на обед. Мало того что он всегда просил ее закрывать приемную, если его нет на месте и она уходит тоже. Кроме того он просил обязательно выключать экран или хотя бы сворачивать окна, перед тем как встать из-за стола. Таковы правила безопасности. Конечно, у них не ФБР и даже не полицейский участок, но правила есть правила. Чтобы посторонние не совали нос во внутренние дела фирмы. А то всякие тут ходят. Он, например, знает, что журналисты, которые бывают здесь, очень любопытны.

А Мадлен оставила все как есть и убежала. Сумочку взяла с собой, значит, пошла не в кафе на пятом этаже для своих, а в кофейню за углом.

Видимо, убегала впопыхах: ничего не выключено, приемная нараспашку, на экране игрушка, пара сайтов глянцевых журналов и письмо Хэтти. Все окна открыты, «висят» друг на друге, непроизвольно приглашая заглянуть… Джонни вздохнул — может, ее уволить? С другой стороны, благодаря безалаберности секретарши он узнал о тайнах Хэтти.

Следующая мысль заставила его подпрыгнуть: а что, если это — очередной розыгрыш? И письмо было специально оставлено на экране, и все очень похоже инсценировано под рассеянность Мадлен?

Впрочем, о чем это он? Какой же это розыгрыш, если он сам… Глупость какая!

Джонни еще раз пробежался глазами по тексту. Интересно, а про Долсона — правда? Такая знаменитость и Хэтти… Неужели он каким-то образом оказался другом ее детства? Надо как следует допросить Мадлен, ведь они все учились в одной школе. Хм. Любопытная парочка — Мадлен и Хэтти. Что же я сразу-то не разглядел?

Джонни вздохнул и пошел в свой кабинет. Как бы там ни было, а он сейчас поступил плохо. Нельзя читать чужие письма, даже если кто-то оставил их на экране для тебя!

Хэтти проснулась со странным ощущением чуда. Легкий утренний ветерок в приоткрытую форточку принес запахи весны и солнца. И она сначала не смогла понять, почему так явно пахнет цветами. Причем не просто цветами, а ее любимыми голубыми тюльпанами? Это — редкие цветы, Джонни никогда не мог их найти к празднику, ко дню ее рождения. Но Хэтти знала, что иногда надо баловать себя безо всякого повода, и покупала любимые цветы, расставляя их по всему дому мелкими букетиками.

Это все — ее давняя страсть к духам! Она вообще была неравнодушна к запахам и могла уловить тончайшие ноты, которые не чувствовал, кроме нее, никто. А уж «услышать» свои любимые тюльпаны, пусть даже и через форточку, вообще не составляло никакого труда. Хэтти открыла глаза и сладко потянулась — причудится же такое! А потом замерла, глядя в окно.

И в самом деле, откуда в форточке голубые тюльпаны? Она немного поморгала, но мираж не исчезал. Тогда она выдохнула и, счастливая, прошептала:

— Оливер…

Наверное, так же как для нее ясны и понятны были запахи, Оливер мог улавливать тончайшие звуки. Потому что на свой едва различимый шепот Хэтти тут же услышала из окна:

— С добрым утром, хорошая моя!

Он заглядывал в комнату и улыбался, положив подбородок на скрещенные пальцы. В этот момент Хэтти узнала, что такое счастье. Да-да, именно в этот момент. Ибо для того, чтобы стать счастливой, не нужна буря сильных чувств или острая радость. А нужно вот так… Синие тюльпаны в форточку и нежное солнечное утро.

— Спасибо за цветы.

— Ты вчера говорила, что это любимые.

— Ты искал их всю ночь?

— Да, лазил по зеленым холмам, рвал и складывал в охапки… Можно войти?

— Конечно. — Она выбралась из-под одеяла и встала ему навстречу, не замечая, что одета в смешную детскую пижаму.

Оливер перелез через подоконник и оказался в комнате. Посмотрел на Хэтти, не выдержал и улыбнулся.

— Тебе очень идет!

— Ой! — Она попыталась глупо прикрыться пледом.

— Нет, правда! Гораздо лучше, чем платья или джинсы.

— Ты думаешь?

Он шагнул к ней:

— Хэтти…

— Что, Оливер?

И оба замерли, споткнувшись о нерешительность. Каждый подумал об этом: как неудержимо хочется броситься сейчас в объятия друг друга… а дальше — будь, что будет!

— Хэтти.

— Что?

— Разве могут два счастливых человека быть счастливы не до конца?

— Счастливы?.. Оливер, я… — Она тоже сделала шаг ему навстречу — и остановилась. Трогательный момент был безнадежно испорчен шарканьем тапочек за дверью и стуком.

— Хэтти, птичка моя, с кем ты чирикаешь в такую рань?

— Это моя бабушка, — сказала Хэтти упавшим голосом.

В самом деле, могло ли быть иначе? Разве могли они сейчас… Хэтти покраснела до ушей и закрыла лицо руками, отвернувшись.

— Не огорчайся, все будет хорошо… Просто — все еще будет.

— Как малые дети, честное слово! — не отнимая рук от лица, прошептала она.

— Ничего, все правильно. Мы знакомы всего три дня… Иди ко мне и не плачь.

— Четыре, — сипло поправила она, уткнувшись ему в плечо.

Оливер улыбался и гладил ее длинные волосы. Ангел он, что ли?

Между тем стук в дверь повторился.

— Хэтти!

— Иногда, — неожиданно светским голосом начала Хэтти, — она бывает крайне вредной и коварной. Готова поклясться, что она видела, как ты влезал в окно, и теперь сгорает от любопытства.

— Все бабушки такие. И у меня не лучше.

— Оливер, я…

— Все просто замечательно, Хэтти! И — ни слова больше! — Он держал ее щеки обеими ладонями и рассматривал лицо. Он был чуть ниже ее ростом. Потом аккуратно поцеловал в губы.

Провалиться на этом месте! — в отчаянии подумала Хэтти. Это просто редчайший в природе мазохизм! Красавец-мужчина приходит в спальню с букетом редких цветов, а она стоит в детской пижамке и выслушивает бабушкино ворчанье под дверью! Где такое еще поискать?

Со странной злостью на себя, на бабушку, на весь мир, она первая обняла Оливера и принялась жадно целовать. Она съест его, она голодная, она просто сегодня не завтракала! И пусть бабуля только попробует войти и что-нибудь сказать! Молодое тело Оливера мгновенно отозвалось на ее поцелуй, и на несколько секунд им обоим показалось, что, в общем-то, нет смысла противостоять страсти, снедающей их с первого вечера знакомства. И нет на свете такой причины, по которой они должны сейчас себе в этом отказывать! И нет никакой бабушки под дверью! И вообще нет ничего вокруг, кроме голубых тюльпанов и солнца, бьющего в окно…

Как ни странно, Оливер очнулся первым.

— Все-таки… Хэтти, я сейчас за себя не ручаюсь. Еще немного…

— Мне плевать!

— Ты — такая утренняя, такая теплая и сонная! Хэтти!.. Хэтти, нам надо остановиться.

Она почти обиженно отпрянула назад. Губы щипало, тело горело огнем.

— Извини, я не должна была…

Он тоже, казалось, был очень смущен. Несколько секунд оба молчали, глядя в пол. Из-за двери не доносилось ни единого звука.

— Ты меня еще с бабушкой не познакомила.

— Пригласить ее сюда?

— Не злись. Я думал, что мы… В любом случае мы бы… Словом, давайте вместе позавтракаем? А то я голодный — всю ночь тюльпаны собирал.

Он обезоруживающе улыбался, и Хэтти в отчаянии закусила губу — разве можно в такого влюбляться? Это очень опасно: он прекрасен и наивен, как дитя, а она — почти на пять лет старше!

— Милочка, у тебя гости?

— О господи, да! — Хэтти подошла к двери и распахнула ее так, что чуть не сорвала с петель. — У меня мужчина в гостях! Может, оставишь нас в покое?

— Здравствуйте. — Оливер клацнул ботинками и отвесил бабуле профессиональный «английский» поклон. Так могли кланяться только чистокровные англичане! — Меня зовут Оливер.

От умиления брови на бабушкином лице вознеслись до самой прически.

— О боже, как приятно! Где же ты… гхм. Откуда же вы знаете мою Хэтти?

Еще немного — и она полезет сюсюкать и играть с ним «в козу», мрачно подумала Хэтти. Умиляется, как будто он младенец!

— Я сейчас быстро переоденусь, и мы поедем в Йорк! — ядовито сообщила Хэтти. — Бабуля, ты не могла бы выйти?

— Конечно! Не буду тебе мешать! Пойдемте, Оливер, расскажете мне о себе, я поставлю чай…

— А…

Хэтти стояла на пороге, открыв рот и растянув по полу джинсы, которые она держала за одну штанину. Вообще-то она имела в виду, что их с Оливером надо оставить одних, но, видимо, он сам так не считал.

— Вы любите вишневые пироги? — доносилось из кухни. — Я вчера напекла целую гору! Соседка съела почти все, осталось десять штук, сейчас в микроволновке…

Хэтти со злостью захлопнула дверь, и та снова чуть не слетела с петель.

Через пять минут она во всеоружии вышла в столовую. Еще никогда в жизни, с тех пор как ей исполнилось двенадцать и на груди появились первые округлости, Хэтти не собиралась так быстро. Сегодня она просто умыла лицо и почистила зубы. Никакой «невидимой» косметики и длинных последовательных процедур.

— О, — сказал Оливер, увидев ее, — ты так классно выглядишь!

— Да, что это ты сделала со своим лицом? — присоединилась к комплименту бабуля.

Хэтти пожала плечами:

— Просто помыла его. И все.

— Ты всегда так делай! — почти хором сказали они.

Следующие полтора часа Хэтти не знала, как увести Оливера. Начиналась обычная история — всем ее кавалерам до умопомрачения нравилась бабушка. А уж когда они узнавали, что Хэтти — сирота, и принимались вдвойне обхаживать миссис Голдинг, Хэтти и вовсе становилось худо.

Хэтти прекрасно помнила, как Джонни не отходил от бабушки по целому дню, словно приехал к старой приятельнице или очень близкой родственнице. И вообще — они с бабулей постоянно созванивались за ее спиной, а несколько раз Джонни даже приезжал в гости один, словно он — родной внук!

Сама Хэтти, хоть убей, не могла найти в бабушке ничего такого, что привлекало друзей. После долголетних мучительных раздумий на сей счет она пришла к заключению, что бабушка, как хорошая актриса, просто умеет нравиться, когда захочет. А с внучкой ведет себя естественно, а значит — совершенно не привлекательно.

— Что ты, она у тебя просто прелесть! — мечтательно проговорил Оливер, когда Хэтти с пятого раза, с огромным усилием, удалось-таки заманить его в такси. Свою машину она теперь не использовала, и с того памятного вечера ее любимый «ламборгини» жил на платной стоянке.

Теперь автомобиль был не нужен, потому что в городе они с Оливером все время гуляли пешком. Гуляли по улицам, торговым центрам, целовались в примерочных и мебельных магазинах… Гуляли по кафе, паркам, часто катались на каруселях и пили вино за первыми летними столиками на тротуарах в центре. В общем, им было хорошо и без машины.

Сегодня Хэтти и Оливер, взявшись за руки, как подростки, не сговариваясь, направились в парк аттракционов. Хэтти хотелось кататься, размахивать руками и визжать. Ей хотелось сделать что-нибудь такое… такое… Чтобы выплеснуть все напряжение, которое утром не дала выплеснуть бабушка. Странно, что Оливер после несостоявшихся любовных игр даже не пытался пригласить ее к себе и вообще не проявил никакого недовольства или разочарования. Напротив, он был рассеян и смотрел на Хэтти немного виновато.

А ведь у него в городе — отдельная квартира, в которой им никто не помешал бы до вечера. И — до утра. А потом — еще до вечера… Но почему он молчит? Хэтти остановилась. От этих мыслей злой задор заплескался в ней еще сильнее. Эх, надо было все-таки купить боксерскую грушу! — с досадой подумала она. Столько проблем можно было бы решать, не выходя из дома! Стоп. Боксерскую грушу?.. Парк аттракционов?.. И пока еще цепочка ассоциаций не успела привести ее к главному слову, Оливер произнес:

— Слушай, ты мне не нравишься. Ты слишком напряженная. Пойдем, прыгнем с тарзанки?

Хэтти остановилась, открыв рот и во все глаза глядя на Оливера.

— Прыгнуть с тарзанки?

— Это не так страшно, как кажется в первый раз.

— Ты предложил мне сейчас… прыгнуть с тарзанки?

— Да, а в чем проблема-то? — Оливер ничего не понимал. Но как объяснить ему? В этот момент Хэтти испытала самый настоящий шок, словно нырнула в ледяную воду. Несколько дней назад она сама придумала, как воображаемый Фрэнк учил ее прыгать с тарзанки! А наутро подарил абонемент вместе с букетом голубых…

Тут ее во второй раз окатило ледяной волной, да так, что пришлось схватить Оливера за руку и сесть на лавочку. Итак, все сходится практически в точку: и тюльпаны в форточку, и тарзанка. Хэтти с трудом могла дышать от нахлынувших чувств. Такого с ней никогда еще не было! И она уверена, что ни с кем на свете такого никогда не было. Чтобы собственная сказка да в такой точности начала сбываться!..

— Хэтти, да что с тобой! — Оливер смотрел на нее с искренним испугом. — Ты можешь объяснить, что происходит?

Но она и сама была бы рада получить объяснения, что происходит. Хэтти молчала, пытаясь хоть что-то понять. Надо срочно рассказать Мадлен. Нет, надо срочно рассказать Джонни. Нет, надо честно признаться во всем Оливеру!

Она развернулась к нему и взяла за обе руки:

— Послушай, мне надо с тобой серьезно поговорить.

Он придвинулся и пересадил ее к себе на колени.

— Успокойся.

— Нет, я спокойна, но мне надо тебе кое-что рассказать.

— Я вижу, как ты спокойна.

— Нет, я правда спокойна. — Хэтти попыталась вырваться. — Давай прыгать с тарзанки. А потом поговорим.

— Так. — Он еще крепче сжал ее в своих руках. — Сиди и не дергайся. Рассказывай, что тебя так напугало.

— Нет, меня не напугало, меня… Мне надо с тобой поговорить! Мне… Оливер, мне, правда!.. Я расскажу тебе такие вещи, ты сам потеряешь голову. Это касается нас обоих! Это чудеса!

— Успокойся, не тараторь. Ничего не бойся. Это же я.

— Оливер.

— Да, я — Оливер. Хэтти, если честно, мне тоже надо поговорить с тобой. — Он сильно сжал ее ладонь, потом поднес к губам и прижался к ней долгим волнующим поцелуем.

Некоторое время Хэтти смотрела «сквозь» Оливера, все еще размышляя о своем, потом почувствовала, как по телу пробежали мурашки. Она поняла, что сейчас сойдет с ума. Для этого есть веские причины.

— Хэтти, я люблю тебя. Вот… в чем дело.

— Что?

— Я тебя люблю, — прошептал Оливер ей на ушко и зарылся носом в распущенные волосы. — Только не прогоняй меня.

На них радостно смотрели двое малышей и о чем-то шептались, показывая пальчиками.

Так просто? Ей показалось, что мир куда-то поплыл, зажигаясь, окутываясь пламенем, плещущим безумными красками. Все стало вокруг бирюзово-золотистым, жгло губы, кололо глаза и начисто лишало координации движений. Это Оливер ее целовал. На глазах у детишек и всех остальных.

— Я — нет. Я не прогоню, — глупо пробормотала она, потом встала, взяла его за руку и потянула за собой. Сколько они пробежали — неизвестно, может — метр, а может — весь парк, перед глазами все было бирюзовое. Это цвет любви. Хэтти прижала любимого мужчину к толстому стволу дерева и прошептала: — На самом деле это я тебя люблю!

— Нет, это я! — подхватил Оливер.

— Нет, я!

Его поцелуи были юные и влажные, а глаза — голубые и искренние. И они оба знали, что не лгут друг другу. По крайней мере, в этот момент.

— Да, Хэтти. Вот теперь нам пора.

— Куда?

— Ко мне домой. Ты же думаешь об этом все утро?

— Ах ты! — Она притворно нахмурилась и замахнулась на него. — Конечно об этом!

— Ну вот! — Он хохотал, обнимая ее и прижимая к дереву. — И я тоже.

— Так почему ты раньше не позвал!

— Мне кажется, тебе было приятно сначала узнать… что я тебя люблю.

— Оливер, это прекрасно. И это взаимно. Хотя и неправдоподобно быстро.

— Почему неправдоподобно?

Она замотала головой, отступая назад по лужайке.

— Не знаю, не слушай меня! Наверно, во мне говорят старые комплексы. Не слушай меня! Я тебя люблю, а остальное не имеет значения.

— Хэтти…

— И я тоже ничего не хочу слышать! — кричала она словно в хмельном бреду. — Пойдем на такси!

— Хэтти, но у меня тоже есть к тебе серьезный разговор.

— Это хорошо. Но сейчас… — она подошла и провела рукой по его бедрам, — ты разве не все сказал?

Оливер изменился в лице:

— Все! Все остальное — потом! Бегом на такси!

Она захохотала и побежала за ним к выходу из парка.

Но у них не было времени до вечера, потом — до утра, а потом — снова до вечера, как мечтала Хэтти. Едва они забылись коротким сном на широкой измятой постели, чтобы потом снова насладиться объятиями друг друга, у Оливера зазвонил мобильный телефон. Этот предмет за три дня почти ни разу не беспокоил их, а тут вдруг ревниво взорвался трелью, и Хэтти ясно почувствовала — сейчас их разлучат.

Какая-то девушка аккуратно спросила, не собирается ли он возвращаться (слышимость была превосходной, напрасно Оливер отворачивался и отодвигался на край кровати). Он ответил, что не собирается. Тогда она сказала, чтобы он позвонил маме и все узнал сам. Странно, подумала Хэтти, пока он молча разглядывал стену.

— Это твоя девушка?

— Нет, с чего ты взяла?

— Ну, просто показалось. Должна же быть у тебя девушка в Англии?

— Должна, но… Это звонила сестра. У них что-то случилось. — Он быстро набирал другой номер. — Да, мама, что… Что?! Когда? Как он? Конечно. Я скоро буду.

Оливер нажал отбой и тяжко вздохнул. Потом погладил Хэтти и поцеловал в плечо.

— Прости меня. Мне нужно возвращаться домой. У отца опять приступ. Он может стать последним… Мне надо ехать.

— Да? А что с папой?

— Он… Мы все его очень любим, он творческий человек, он, можно сказать, кормит всю семью… До сих пор… У него больное сердце.

— Творческий человек?

Оливер немного замялся:

— Я расскажу тебе потом. Все расскажу. Честно-честно.

— Конечно.

Хэтти сосредоточенно натягивала на себя простыню и кивала головой. Оливер вдруг устроился рядом и обнял ее:

— Послушай, девочка моя. — В этот момент он был намного старше ее. Настоящий взрослый мужчина. А она — юная и глупая. — Я хочу тебе сказать нечто важное.

— Д-да.

— Все, что произошло сейчас и так неожиданно оборвалось, — он поцеловал ее в губы, — для меня очень важно и дорого.

— Угу.

— Хэтти, как бы ни сложились дальнейшие обстоятельства, верь — я люблю тебя. Это сумасшествие, но это так. Мне надо ехать, но мы обязательно увидимся в ближайшее время. И серьезно поговорим.

— Да?

— Я позвоню тебе завтра, как только появится ясность, я прилечу, до конца марта еще много времени.

— Да. До конца марта?

— Видишь ли, я сейчас относительно свободен, потому что пишу диплом. — Он странно запнулся, но потом продолжил: — В апреле начнутся занятия и продлятся месяц, а потом нас снова распустят до экзаменов. — Оливер торопливо одевался и собирал дорожную сумку. И вдруг улыбнулся.

— Но до моего дня рождения мы с тобой обязательно увидимся.

— А когда у тебя день рождения? — спросила Хэтти, заматываясь в простыню, но теперь уже стоя.

— Шестого апреля.

— Какого?!

— Почему ты так удивляешься?

— Шестого апреля?

— Да. Шестого. А что случилось?

Хэтти стояла, онемев и уже не в силах вынести третьего совпадения, ибо вымышленный Фрэнк был рожден в тот же день, только старше на два года.

— Хэтти, девочка моя любимая. — Он подошел к ней и обнял. — Я убегаю в аэропорт. Там рейсы на Европу каждые полчаса. Вот ключи. Как только соберешься, закроешь дверь.

— А как же…

— Когда мы с тобой встретимся, я их заберу.

— А… а брат?

— Его еще долго не будет в городе. И у него есть свои. Можешь здесь пожить, если хочешь. — Он улыбнулся, вспомнив что-то. — Но я бы на твоем месте не уходил от такой прекрасной бабушки и ее вкусных пирожков. Пока! Мы скоро увидимся!

С этими словами он растворился в весеннем вечере, а на Хэтти напала странная тревога, которая царапала душу, не давая успокоиться. Глядя в потолок и пытаясь осознать случившееся, Хэтти еще долго лежала на кровати. Все свалилось так неожиданно.

Но одно было точно известно: до шестого апреля они обязательно увидятся, потому что Хэтти сама приедет в Англию!