Новенькая для дикого. Закрытая школа.

6

— Простите. Про-о-остите!

— Милочка, чего орёшь? Слышу я. Слышу, - сухонькая бабуля возраст которой, находился в диапазоне от семидесяти до ста пятидесяти, обойдя, одарила меня осуждением, сотого уровня.

И стало стыдно. Но почему - не пойму.

Я прежде чем крикнуть, вежливо кашляла, тихо звала. И минут пять терпеливо ждала, осматривая библиотеку.

В принципе, она была супер красивой: светлой, просторной. Грех жаловаться - время пролетело незаметно.

Уверенна, залипла бы и на подольше. Тем более у книг. Они - моя тайная одержимость. Но я героически перебарывала себя и стояла неподвижно. Пусть и облизываясь на красочные корешки.

Глаза то и дело убегали к стеллажам, независимо от того включена сила воли, или нет.

Но я не сдавалась и с завидным упрямством, напоминала себе, что надо держаться. Не время читать.

В десять тридцать нужно быть в корпусе «а».

Вроде «а».

Не забыть бы свериться с памяткой в папке.

Делаю себе мысленную зарубку, надеясь, что поможет.

— Чаво тебе, милочка? - протерев тряпочкой очки, водружает женщина их себе на нос.

Выжидающее барабанит пальцами по столешнице.

— Я к вам за учебниками.

— Свои выбросила чёль?

— Были кто выбрасывал?

— Были, - ядовито подтверждает библиотекарша.

— Я не выбрасывала. Мне нечего. Я новенькая, - с какой-то стати оправдываюсь.

— Ах, новенькая. Да-да. Припоминаю. Директор про тебя говорил, - порывшись в своём столе, бабушка достаёт журнал.

Бухает его на стол - закашливаюсь от пыли.

— Уж прости. Твой класс книжки не читает, тетрадь столько нетронутая лежит, что запылилась. Но к ним тебя надо же записать. По-другому никак.

— Я поняла, - натянуто улыбаюсь.

— Во-о-от, - ведёт женщина пальцем вниз.

Приглядевшись, едва не улетаю на пол.

Последняя запись...последняя запись!

— На. Пиши внизу свои данные. Роспись. Я пошла за учебниками, - поворачивая журнал, велит Валентина Георгиевна.

На бейджике прочитала.

Даёт ручку и уходит.

Подтянув журнал, вывожу в конце листа - Варвара Сергеевна Кренделева.

Дату рождения. Номер телефона. И расписываюсь.

Стараюсь не смотреть на другую строчку, но нет-нет упрутся в неё глаза.

Артём Викторович Дикой.

Двадцать девятое октября. 2002 год рождения. На одиннадцати цифрах глаза зажмуриваю.

Трясу головой.

Не стану номер его глупый читать.

Запомню и мучиться буду. Не дай провидение, ночью буду звонить, чтобы угрожать.

— Не отстанешь я тебе ТАКОЕ сделаю...

— Какое, новенькая? Удиви же меня, - слышу, как наяву его голос.

— Пересчитывай, - появляется внушительная стопка передо мной, разрушая фантазию.

Удивительно как бабуля тяжесть эту донести смогла.

Раз. Два. Три. Четыре. Пять…вспоминаю про себя счёт.

— Двадцать, - заканчиваю. — Верно?

— Верно, верно, - отпивая из стакана, подтвеждат библиотекарша.

— Распишись... - кладёт передо мной листок. —...и можешь идти.

Оставив «автограф», кладу ручку поверх него. Но библиотекарша уже потеряла интерес и ко мне, и уж тем более к нему. Ушла вглубь библиотеки, напоследок убрав бланк и журнал.

Грустно обвожу глазами двадцать учебников.

Бог ты мой.

Влипла по самую маковку и делать нечего.

Э-э-эх.

Сила в решимости, а не в мускулах. В решимости, Варя. Убеждаю себя.

Разделяю стопку на две, забираю их обе и едва не разломавшись пополам, как хрустящая палочка, топаю к выходу.

Бабуля - скрытый бодибилдер, ёбэнэ.

— Придержите, пожалуйста, дверь, - громко прошу, боковым зрением видя, что она открывается.

— Думаешь, она? - шепот сбоку.

— Она. Она, - подтверждают тихо слева.

Но дверь удерживается и я могу пройти, что и делаю, не приняв серьёзно продолжающиеся шёпотки.

У библиотеки скамейка стояла, вспоминаю. Положу книжки на неё и в два захода, донесу до комнаты.

Но плану не суждено сбыться.

В коридоре на ровном месте спотыкаюсь обо что-то.

— Ой-й-ё-ё, - начинаю шататься, но удивительно не падаю. Лишь вниз приседаю, но даже свою ношу не роняю

Всего одна книжка отлетела на метр - два, но лучше она чем я.

Чёрные джинсы - первое, что попадает в поле зрение. «Они» поднимают учебник, отряхивают его и протягивают мне.

— Помочь? - озаряет улыбкой дикий.

Весело ему.

Зло выхватываю учебник.

— Отцепись, собака бешеная, - нападаю на него больше напоминая собаку сама.

Нормально же предложил? Чего я затявкала?

— Могу, конечно, - встаёт мажор. — Но не надорвёшься нести?

— Не надорвусь, - оборачиваюсь.

Были «голоса», но теперь кроме меня и парня, успевшего напялить белую футболку, никого.

Показалось?

— Иди тогда, - шутливо встав боком, показывает дикий направление.

— Иду, - пыхчу, разгибаясь вместе с книжками.

Прохожу рядом с парнем и неугомонная, заговорённая книга опять скатывается.

Дикий во второй раз поднимает её, кладёт сверху на горку. Чрезмерно сильно кладёт.

Руки устав функционировать на честном слове, ослабевают.

И я точно разломилась бы надвое, если бы не пришедший на помощь Артём. Он с нечеловеческой прытью очутившись рядом, не позвол тяжёлым томам отбить мои ноги.

— Не нужна помощь, да? - изгибает бровь, легко удерживая и мои руки, и книги.

— Не нужна, - упрямо поджимаю губы и диагностирую у себя двадцатую степень слабоумия.

Дура дурой.

С безнадёгой смотрю за тем как кивнув, парень отходит.

Перебори себя.

Что мешает попросить у него о помощи, Варя?

Ему труда никакого не составит дотащить их до моей комнаты.

Вон насколько легко удерживал книжки. Казалось, что ноль усилий прилагал.

Из-за твоей же гордыни, будешь потом со спиной мучиться.

Она уже сейчас взмолилась о пощаде, а что будет, когда донесу тяжёлые тома до сто пятой?!

Отвалится.

Точно отвалится.

***

— Порожик. Не упади.

Засунув руки в карманы джинс, Артём вальяжно шёл рядом и помогал, изо всех силушек.

По нему видно. Очень старается. Переступив порог, почти спокойно цежу: «спасибо».

— Я тебе предлагал вариант. Скажи «пожалуйста» и…

— И что произойдёт?

— Не заметишь, как самое сокровенное желание исполнится, - ухмыляется дикий непонятно.

Кладу книжки на скамейку и вытираю пот со лба.

— Хорошо, - смиряюсь.

Не развалюсь, но «знания» меня добить могут.

— Артём, - скривившись, выдавливаю.

Поднятая ладонь останавливает.

Парень достаёт телефон. Что-то в нём делает.

— Всё. Теперь говори, - выжидающее смотрит.

— Что говорить? - строю из себя недалёкую.

Нечистое творится.

Зачем ему понадобился телефон?

То есть не одно эго потешить хотел? Заодно и кого-то другого?