Новое поколение

10

Итак, ворон на дереве было три.

Эвил поглядел на них, потом — на свои носочки и скорбно вздохнул. Стянул с головы чепчик и протянул эльфу.

— Подержи пока.

Примерился к птицам, подняв над головой руку, и вздохнул снова: пальцы дрожали. То ли все еще после вчерашнего, то ли уже от холода.

— Всех не накрою, — признался он. — Разве что вместе с деревом… и к демонам в бездну!

— Не, не надо в бездну, — затряс головой Ленир. — Мне феникс живой нужен. Очень нужен.

— А мне, думаешь, не нужен? С живым фениксом и я живее буду. Матери принесу, скажу, охотился всю ночь. Может, и поверит… Если в сторону дышать.

— Матери? — переспросил принц. — Мать тебя и без феникса простит. Ну, повоспитывает немного — переживешь. А мне грозились уши отрезать…

— Полностью? — уточнил Эвил.

— В смысле?

— Ну, если не полностью и аккуратненько так… Вот тут вот…

— Отстань! — Ленир отбил что-то вычерчивающий вокруг его уха палец. — Думай, как ворон ловить будем.

— А что тут думать? Никак. Могу наугад одну сбить, может, повезет.

— А если не повезет? Нет, так не пойдет. Нужно всех. Или определить как-то, которая из них — наша.

— Поближе бы их подманить, — предложил Эвил, прыгая с ноги на ногу. — Тогда я попробовал бы. А так — не вижу.

— Сбегать к Эйли, пусть зерна даст, сыпанем им?

— Пока будем туда-сюда бегать, они улетят. Вот, гляди, уже собираются. Сейчас надо. Может, ты попробуешь их как-то?..

— Как?

— Э-э… — огневик присмотрелся к принцу. — Эльфийская магия? Говорят, вас звери-птицы слушаются. У меня книга в детстве была, там юная эльфийская дева пела песню, и к ней сбегались все обитатели леса. Слышал эту историю? Мачеха хотела ее убить, и дева нашла убежище у гномов…

— Издеваешься? — подозрительно прищурился Ленир. — Я не маг — это раз. И не юная дева, если ты еще не заметил. У меня и гномов знакомых нет…

— Но петь-то ты умеешь?

Одна из ворон громко каркнула и захлопала крыльями.

— Это последний шанс, — без единого намека на шутку продолжил Эвил. — Спой, тебе жалко, что ли?

— Петь воронам?! Я, между прочим, пр-р… происхожу из знатного семейства и пою лишь на больших праздниках, перед высочайшими гостями…

— Ленир, — вздохнул маг, — они на дереве, в десяти гиарах от земли — куда выше? Давай, сидэ, это — единственный способ. Или идем назад. Я не феникс: простужусь, умру — уже не воскресну.

Эльф сам уже оценил «свежесть» зимнего утра и мог только представлять, каково Эвилу топтаться по снегу в одних носках. Да и не убудет с него, в конце концов. Дома послушать пение наследного принца приходили те еще птицы: качали клювами и каркали невпопад — терпел же.

Ленир откашлялся, вернул магу чепчик, взобрался на широкий пень у тропы, чтобы быть поближе к настороженно вертящим головами слушателям, и негромко начал:

— Хорошо, — похвалил Эвил. — Еще минут десять такой тоски, они уснут и попадают с дерева.

Принц сердито заскрежетал зубами.

Птицы на березе переглянулись и растопырили крылья.

— Повеселей у тебя ничего нет? Это же вороны, им не интересно слушать про несчастную любовь. Им бы что-нибудь более приземленное: солнышко светит, искрится снежок… Понял?

— Э-э… Солнышко светит, искрится снежок, — нерешительно пропел Ленир на мотив слышанной когда-то детской песенки.

Вороны заинтересованно прислушались.

— Молодец, не останавливайся.

— Солнышко светит, искрится снежок…

Я вам, вороны, принес пирожок!

Птицы радостно встрепенулись, и вдохновленный их вниманием певец продолжил:

— Наверное, нас боятся, — шепотом заметил Эвил. — Скажи, что мы — их друзья.

— Ты это серьезно?

Впрочем, вряд ли можно было бы сделать ситуацию еще более абсурдной.

— А я?

— Жареных кур! — невпопад закончил Эвил.

Но вороны и без того не спешили спускаться. Может, песня им не понравилась. Может, смущало отсутствие в поле зрения обещанного пирожка.

— А спали ты их, как и собирался, — махнул рукой принц, спрыгнув с пенька. — Хоть пожаров больше не будет. Ну и что, что никто не узнает, что это мы феникса нашли. Брат говорит, что истинные герои часто остаются в тени.

— И спалю! — хмуро пообещал огневик. — Твари носатые! Мы тут мерзнем, песни им поем, а они…

А они не стали дожидаться окончания гневной тирады, синхронно взмахнули крыльями и взмыли высоко в небо. Эвил проводил их взглядом и разразился такой бранью, что кристалл Ленира переводил эту речь через слово.

— Пошли, — вздохнул эльф. — Видно, не судьба.

Теперь, когда проклятые птицы были вне досягаемости, он понял, насколько замерз, и мечтал поскорее оказаться в тепле флигелька Эйли. А если хозяйка сжалится и напоит горячим чаем, будет и вовсе хорошо. И демоны с этим фениксом!

— Пошли, — согласился продрогший маг.

Но не успели они развернуться и сделать несколько шагов по направлению к хутору, как сзади захлопали крылья спикировавшей на освобожденный Лениром пень вороны.

— Пир-р-рожок! — требовательно выговорила птица, алчно поблескивая черными бусинами глаз.

— Чего? — растерялся принц.

— Пир-рожок! — повторила ворона.

Она нетерпеливо переминалась с лапки на лапку и выжидательно поглядывала на застывших на тропинке парней.

— Он… Он у меня не здесь, — сглотнув, соврал эльф. — Но если вы полетите с нами вон туда…

— Да что ты с ней разговариваешь, — Эвил оттолкнул Ленира в сторону, и выбросил вперед руку, запустив в ворону чем-то невидимым.

Промахнулся совсем немного: снег под пнем взбугрился. А оскорбленная в лучших чувствах просительница возмущенно замахала крыльями.

— Вр-руны! — заорала она, поднимаясь в воздух. — Пр-рохвосты! Пир-рожок укр-р-рали!

— Что?! — вскричал разозленный промахом огневик. — Это наш пирожок, гадина прожорливая! Чтоб тебе…

Он снова кинул чем-то в ворону и снова промахнулся.

— Кар-раул! Кр-р-ровопийца! — истошно завопил феникс (а кто бы еще это был?), улепетывая от разъяренного мага.

— Не уйдешь, говорилка пернатая! — помчался за птицей Эвил, высоко прыгая по глубокому снегу — только полосатые носки мелькали. — Сейчас я тебя!..

Попытки с десятой он все же попал, и ворона, издав последнее душераздирающее «Кар!», рухнула вниз и утонула в пушистом сугробе.

— Ты все-таки ее убил, — ужаснулся Ленир, откопав несчастную птицу.

— Она первая начала! — огрызнулся огневик.

Ворона лежала на спине, вывернув шею и растопырив крылья. Скрюченные лапки торчали вверх надломленными веточками. Эльф несколько раз ткнул бездыханную птаху пальцем, надеясь, что все же ошибся в выводах, но, увы, феникс, на которого возлагалось столько надежд, был мертв.

— Давай хоть труп заберем, — предложил Эвил. — Остаточные эманации еще чувствуются…

Он протянул к птице ладони, выставив так, словно хотел отогреть руки этими самыми остаточными эманациями, и в этот момент феникс вспыхнул ярким пламенем, заставив мага отпрянуть назад.

— Ты зачем это? — возмутился Ленир.

— Это не я, — пробормотал обескуражено огневик.

За секунду, не больше, от вороны осталась лишь кучка пепла. А спустя еще миг эта кучка зашевелилась.

— Феникс! — Эвил стукнул себя кулаком по лбу. — Это же феникс!

Действительно, как можно было забыть? Из-за этого ведь и начался шум: умирает, значит, птичка, а потом возрождается — все по канону.

Из пепла показалась аккуратненькая черная головка. Блестящие глазки испуганно заморгали, заметив растопырившего пальцы эльфа и нависшего над ним с заклинанием наготове мага.

— Пир-рожок? — каркнул вороненок с надеждой.

— Будет тебе пирожок, — пообещал Ленир.

Сцапав теплую, в самом деле очень теплую, птицу, он выдернул из косы ленту, скрутил пленнице лапки, обмотал обреченно сложенные крылья и завязал на шее феникса кокетливый бантик — хоть сейчас кому подарить.

— Кошмар-р-р! — не оценила заботы ворона.

— Ты бы ей лучше клюв завязал, — проворчал Эвил. — И пошли уже, пока я совсем не задубел.

Дядя Эйли, опираясь на палку, встречал их во дворе. Заметив его, Ленир пропустил вперед мага, и лишь когда тот спокойно поравнялся с человеком и заговорил, рискнул приблизиться.

— Странные вы какие-то, — справедливо заметил хозяин Уликов. — Вскочили, побежали.

— Так по утрам бегать для здоровья полезно, — клацая зубами и притопывая на месте, пояснил Эвил.

— И снегом обтираться, — зачем-то добавил эльф, греясь о прижатого к животу феникса.

Мужик поглядел на красные уши принца, оценил носки мага и предпочел промолчать и сделать вид, что даже не заметил ворону в подарочной упаковке.

Эйли на их появление во флигеле с фениксом тоже отреагировала странно. Сперва улыбнулась, хотела что-то сказать, но увидев в руках у Ленира связанную птицу, вдруг побледнела и попятилась назад. Наткнулась на табуретку и с ходу шлепнулась на нее, прижав руки к щекам, и жалобно пролепетала:

— Мальчики, миленькие, только не выдавайте!

Принц растерялся, а Эвил в прищур подозрительно поглядел на непонятно чего испугавшуюся девушку, затем — на спрыгнувшую с печи мантикошку и усмехнулся:

— Вон оно что, значит?

Он пододвинул стул и сел, вытянув к теплому припечку вымокшие и замерзшие ноги.

— Не бойся, не выдадим… Если чая сделаешь. И мы там этому, — он кивнул на феникса, — пирожок обещали.

Конечно, эти двое могли бы ему ничего не рассказывать, но демона лысого Ленир бы тогда от них отстал! Тем паче, сам уже начал кое о чем догадываться.

Но Эйли заварила душистый чай на травах, за неимением пирожков вручила связанной жар-птице кусок хлеба с топленым маслом, и пока парни прихлебывали горячий напиток, а на глазах подросший вороненок долбил клювом горбушку, начала свою историю. История была простая, в чем-то обыденная и, если бы не последствия, совершенно не заслуживала внимания. Ну, подумаешь, не справилась начинающая магичка с домашним заданием и попросила более сильную подругу о помощи? А та и помогла. Подманила ворону, напичкала бедолагу магией, и узы подчинения сплела, перебросив управление фамильяром на неумеху-подружку, чтобы наставники на зачете не заметили, что феникса создавал кто-то другой. Только продержались эти чары всего несколько часов.

— Потому Сатина его и не удержала, — вздохнула девушка. — И когда через нее искать пробовали, связи не нашли. Если бы я сразу сказала, что это я, его бы быстро поймали, и пожаров бы этих не было… Но тогда Тину отчислили бы наверное…

— И тебе от наставников влетело бы! — добавил Ленир, недоумевая, как он мог влюбиться в такую безответственную особу: по ее милости ворона-поджигательница почти месяц терроризировала окрестности.

— Да мне-то что? Отругали бы, и все. А Тине зачет не засчитали бы. А тех, кто не сдал, — сразу в список на отчисление. Скажи, Эвил. А ей домой возвращаться нельзя: у них семья небогатая, восемь детей, мать болеет, отец пьет. Сатина думала, как в городе устроится, сестричку младшую сюда заберет. Остальные-то — мальчишки, мальчишкам попроще…

Эльф вздохнул: все же умеет он девушек выбирать. Нет, в каком-то смысле, конечно, совсем не умеет, но с другой стороны — очень даже. Вот эта и добрая, и отзывчивая, не для себя ведь старалась — за подругу переживала.

— Когда сеновалы гореть начали, Тина уже признаться хотела. Я отговорила. Думала, сама его найду. Он ведь отсюда, потому и далеко не улетал. Даже видела его пару раз, только поймать не получалось. Не знаю, как вам удалось.

Парни переглянулись и, не сговариваясь, решили, что о «концерте» Эйли знать не обязательно.

— К матери его нести однозначно нельзя, — сказал вместо объяснений Эвил. — Враз узнает. Сами попробуем развоплотить. А если не выйдет, придумаем, как его… того…

Ворона насторожилась, даже про хлеб забыла.

И как показал следующий час, в течение которого Ленир едва не уснул, разомлев в тепле, а маги попеременно мучили бедную птицу, то водя над нею руками, то читая заковыристые наговоры, опасения феникса были не напрасны.

— Прибить его, и дело с концом! — выговорил в сердцах Эвил после очередной неудачи.

— Жалко, — всхлипнула Эйли.

— И теоретически — невозможно, — добавил эльф.

Он уже давно ушел бы, но, во-первых, хотелось дождаться развязки, а во-вторых, неловко было появляться в доме Буревестника после вчерашнего с пустыми руками. Вот феникс мог бы стать хорошей компенсацией за срезанные розы. Или хотя бы история о том, как он героически изловил жар-птицу, подтвержденная показаниями свидетеля. К тому же, при свидетеле, в кои он думал заполучить Эвила, его и на ленточки, как было обещано, нарезать повременят, а там, глядишь, и вовсе простят за заслуги перед обществом.

Но «сдавать» феникса, след от которого тянется к Эйли, он не стал бы, а отчитаться в истреблении поджигателя возможным не представлялось по причине заложенного в птичке бессмертия.

— Да уж… — вздохнул признавший правоту эльфа огневик. — Но можно попробовать.

— Если собираешься еще час развлекаться, испытывая на нем различные способы убийства, я лучше выйду, — предупредил эльмарец.

— Что я, извращенец какой-то? — оскорбился маг. — Вот если бы ночью с Гасом не… не поспорили, можно было бы его попросить. Он же боевик, у них арсенал заклинаний мощный, против нежити, против демонов — что-нибудь да сработало бы. Некромантию общую он тоже лучше знает, все-таки пятый курс уже…

— Вы с Гасом поспорили? — ужаснулась девушка. — Хорошо, хоть до драки не дошло.

— Кто тебе сказал? — усмехнулся Эвил. — Там, как оказалось, того Гаса — пфе — на ладонь положить, а второй прихлопнуть. Ему еще повезло, что выгулки впереди: отлежится, волосы отрастит. Да, сидэ? Расскажи прекрасной даме о наших подвигах в ее честь.

Эйли зарделась, но Ленир и не думал бахвалиться ночными «подвигами». Пусть Эвил сам потом рассказывает, если вспомнит, — его же дама… Как ни жаль. А насчет феникса появились идеи.

— Говоришь, некромант мог бы помочь? Есть у меня один на примете. Одна. И живет тут недалеко, в домике на берегу — минут десять ходу.

— Лара? Ты о Ларе?

— А ты ее знаешь? — удивился эльф. — До чего тесный мир.

— Конечно, знаю. Еще с детства. Наши матери дружат. Сейчас уже не так, конечно: тэсс Галла в Марони редко бывает, а раньше, помню, мы к ним часто в гости ходили. Только я не знал, что Лара некромантией занимается. Она же вроде наоборот — целительница. В школу к нам часто приходит, в лечебнице помогает. Наставники ее все учиться зовут, чтобы, значит, перстень получить, как положено, разрешение на работу. Только, кажется мне, ей это ни к чему, а если перстень потом понадобится, придет и возьмет. Мама говорит, это у них семейное — тэсс Галла тоже не училась почти.

— Везет же некоторым, — рыжеволосая магичка с тоской поглядела на кипу конспектов.

— Везет, — согласился Эвил. — Так что, может, сидэ и прав. Может, у нее и с некромантией проблем нет. Только вот просить… Неудобно как-то.

— Лара — дочь моего брата, — напомнил Ленир не без гордости. — Не откажет любимому дяде.

Конечно, он помнил об обещании любящей племянницы устроить ему превращение в одуванчик, но в сравнении с другим обещанием, с тем, где и без ушей, и на ленточки, и вообще хладным трупом, жизнь одуванчика не так уж плоха. Особенно в безветренную погоду.

Эйли идти с парнями в домик на берегу отказалась. Сослалась на то, что есть какая-то работа по дому, да и дорожки за ночь снегом присыпало, снова расчистить нужно: дяде-то тяжело с больной ногой. Пошли без нее. Феникса, за прошедшее с поимки время успевшего дорасти до взрослой вороны, пришлось высвободить из ставших тесными пут и связать по новой. Птица терпела и оскорблено молчала, лишь один раз обозвав мучителей врунами, так и не расщедрившимися на пирожок.

Дорогой Эвил как-то странно косился в сторону несшего завернутую в давешнюю занавеску жар-птицу эльфа, и тот, не выдержав, потребовал объяснений.

— Я это… думаю… — стушевался огневик.

— Похвально. А конкретнее?

— Думаю, сколько тебе, сидэ, лет. А то я тут с тобой запанибрата, а потом выяснится, что нужно было почтительно кланяться и зубодробительные титулы выговаривать.

Ленир мысленно перечел свои титулы и не нашел в них ничего зубодробительного. Только длинновато немного выходило, если полностью: в последний Келвай с орочьей стороны гости приезжали, так кое-кто из вождей за время представления вздремнуть успел.

— Так сколько? — не отставал не получивший ответа маг. — По вам же, эльфам, не поймешь. Я б навскидку пару веков дал, не больше. Ну, два с половиной…

— Девятнадцать.

Эвил так и стал, ошалело таращась вслед не сбавившему шага эльфу.

— Ско-олько? Девятнадцать веков?!

— Лет, — обернулся на секунду принц.

Маг и вовсе впал в ступор.

— Мне девятнадцать, — терпеливо повторил Ленир, остановившись. — Я знаю, что вы, люди, уверены, будто для эльфа — это детский возраст, как и следующие сто лет. Но сам погляди: я в Марони один, без нянек, хожу, куда хочу, делаю то, что хочу… А кто-то до сих пор живет с мамой и боится взбучки за то, что не ночевал дома. Будут еще вопросы о моем возрасте? Или, может быть, хочешь пошутить на этот счет?

Если у Эвила и были подобные мысли, теперь, после слов эльфа, он от них отказался. Дальше топал молча, и лишь сосредоточенное лицо выдавало, что маг чем-то не на шутку озадачен.

— Знаешь, что обидно? — сказал он, когда были уже у ворот Лариного домика. — Что я об эльфах теперь знаю больше, чем наставник, который у нас «Народы Тара» читает. Нормальные вы, в общем-то. Без всяких этих… — маг неопределенно повел рукой. — И выпить не дураки. Но на зачете все равно придется ту ерунду из учебника повторять. Потому что в правду, наверное, никто не поверит.

Подойдя к дому, Ленир постучал в окошко, а потом, взойдя на невысокое присыпанное снегом крылечко, еще и в дверь. Подождал с минуту — ответа не было. Имелся, конечно, верный способ увидеться с хозяйкой: вломиться опять к ней в комнату и, скажем, подергать куклу за льняные букли — но эльфу уже одного раза хватило. Можно было бы Эвила заслать (заодно и от соперника избавился бы), но подобный поступок недостоин наследника трона Элир… Да и жалко было человека. Неплохой ведь парень. Тоже «без всяких этих»…

— Можно сразу к Сэлу его отнести, — неуверенно предложил эльф. — Я попрошу, чтобы он ничего никому не рассказывал. Буревестник — друг моего брата…

— И моей матери, — угрюмо дополнил огневик. — А еще он — независимый консультант нашей школы по вопросам БМ и почетный член орденской комиссии.

— Я не знал. А БМ — это…

— Бесполезные мутанты, — Эвил с ухмылкой кивнул на притихшего феникса. — Шучу. Боевая магия, конечно. Так что не слишком я рассчитываю на его снисходительность.

Они уже собрались уходить, но тут вдруг открылась дверь, и на пороге появилась Лара.

— О, какие гости! Извините, в погребе возилась, не сразу услышала. Заходите.

Ленир первым шагнул в прихожую, но тут же застыл и с опаской переспросил:

— В погребе?

Девушка со скучающим видом пожала плечами.

Может быть, она там овощи перебирала? Но отчего-то эльфу в такое не верилось.

Витар спал, прижавшись щекою к плечу отца и по-прежнему не отпуская его руки. Голоса, долетавшие сквозь сон, не мешали мальчику: казалось, что вокруг шумит теплое море, — размеренным шорохом волн звучали негромкие разговоры, криками чаек отдавался чей-то смех… Но вдруг море умолкло, и внезапно наступившая тишина заставила ребенка открыть глаза.

В дверях стояла тэсс Галла, и все, кто был в гостиной, смотрели сейчас на нее.

— Всё, — сказала она и улыбнулась.

— М-мальчики? — спросил отец, волнуясь, и еще сильнее сжал ладошку Витара.

— Нет.

— Девочки! — обрадовалась бабушка.

Но чародейка вновь покачала головой.

— А кто?! — запаниковал Витар спросонья, и взрослые засмеялись.

— Вас ждут.

Услыхав это, бабушка ринулась к двери, и мальчику подумалось, что она просто собьет тэсс Галлу с ног: чародейка была худенькая и невысокая, а бабушка — на голову ее выше, в два раза шире и в своей решимости увидеть новорожденных внуков напоминала бронебойную машину. Но магичка мягко выставила вперед руку и посмотрела на папу и Витара.

— Пока — только вас двоих.

Наверное, бабушка обиделась. А мальчику показалось, что и черноволосый эльф — тоже. Но вслух никто ничего не сказал.

Уже на втором этаже Витар вспомнил, что в такой день положено делать подарки. У него было достаточно времени, чтобы подготовиться, но он растратил его на глупости, и теперь было очень стыдно. Он даже остановился у двери. Но отец все еще держал его за руку и не позволил остаться в коридоре, втянув за собой в комнату.

Тут было светло и тепло: в окна заглядывало солнце, и горели угли в камине. Молодая мать сидела на кровати, откинувшись на высокие подушки и сложив на животе руки. Выглядела она уставшей и измученной, но, увидев вошедших, улыбнулась и попыталась пригладить растрепавшиеся волосы. А рядом с ней на постели лежали два сверточка. Витар даже не думал, что дети могут быть такими крохотными. Осторожно приблизившись, он взглянул на выглядывающие из пеленок маленькие личики, и губы сами собой растянулись в улыбке.

Спеленали малышей одинаково и про ленты, голубые и розовые, купленные загодя для этого случая, забыли, но Витар отчего-то точно знал, что вот этот, серьезно наморщивший лобик и сжавший губки, — мальчик. А девочка кривила ротик, словно вот-вот расплачется, но когда отец бережно взял ее на руки, успокоилась и уснула.

— Не бойся, — сказала Витару женщина, ласково погладив оставшийся рядом сверток. — Можешь подержать его.

Мальчик протянул дрожащие от волнения руки, но не рискнул поднять братишку, только обнял ладошками и почувствовал идущее от крохи тепло.

— Это — Най, — представила малыша мать. — А это, — указала взглядом на дочку, — Кая.

— Они такие… чудесные, — пробормотал Витар и покраснел.

— Я знал, что ты будешь рад, — произнес отец, присаживаясь рядом с женой.

— Конечно, рад…

А еще он подумал, что теперь дед должен будет ему и кера, и арбалет.

Вспомнив о подарках, снял с шеи медальон и смущенно протянул его женщине.

— Это — тебе. То есть, твое.

Она посмотрела на мальчика, потом — на мужа. Несмело взяла подарок, если только так можно назвать вещь, и так принадлежавшую ей когда-то…

— Спасибо.

Витар ждал, что она заглянет внутрь, но она отложила медальон в сторону. Потянулась к кружевному воротничку рубашки и вытащила за цепочку точь-в-точь такой же, с изящной чеканкой на крышке — орнамент-листочки и загадочные руны.

— Тогда это — твое.

Только оказавшись у себя в комнате, он с замиранием сердца открыл крышку и счастливо выдохнул. Этот медальон был намного лучше прежнего. В нем было сразу два портрета: папа и мама смотрели на Витара и улыбались.