О чем плачет дождь

– Дориан, вам удается хотя бы чуть-чуть отдохнуть? – спросила укоризненно.

– Удается, Линнея, – улыбнулся он. – Я привык.

– Звучит пугающе.

– Не переживайте. Это первые месяцы Морбрана. Когда все войдет в свою колею, станет гораздо проще.

– Надеюсь.

– Не буду надоедать вам. – Он шагнул к выходу. – Вы вполне можете поспать еще пару часов. У вас ведь тоже была непростая ночь.

– Я-то это точно переживу, – усмехнулась я.

– И все равно. Отдыхайте, Линнея.

Он ушел, но я в кровать возвращаться не стала. Сон сбежал, и было бесполезно пытаться вернуть его на какой-то жалкий час. Вместо этого я решила заняться тем, что давно планировала. Надела брюки, в которых ходила в лес, нашла лопатку и отправилась на улицу.

У меня под окном темнел прямоугольник голой земли, явно оставшейся после стройки. Трава и сорняки еще не успели превратить его в свои владения, и мне захотелось устроить там клумбу. Для рассады оказалось уже поздновато, но я купила в городе семена барвинка, астр и водосбора, которые вполне можно было высадить летом. Полью их специальным зельем, они быстро прорастут и, может, даже успеют зацвести.

Возня с землей успокаивала. Почва была мягкой и влажной, в самый раз для посадок. Я раскапывала грунт, избавляясь от ненужных тут веток и камней, делала углубления и засыпала в них семена. Как у многих ведьм, у меня была легкая рука, а зелье поможет даже самым слабым всходам. Главное, чтобы в ближайшие пару дней не случился град или птицы не расклевали. Кстати о птицах…

Засыпав последнюю лунку, я выпрямилась и посмотрела направо. На дорожке, ведущей к крыльцу, сидела ворона. Черная, какая-то растрепанная, она смотрела на меня своими глазами-бусинами и насмешливо щурилась. Я нахмурилась. Она что, ждет, когда я уйду, чтобы разорить грядки?

– Нельзя, – строго сказала я.

– Краа-а-а, – выдала ворона, раскрыв клюв.

– Лети отсюда.

Ворона не послушалась. Я вздохнула и вдруг заметила за ступенькой рыжее ухо. Пока птица таращилась на меня, ее невнимательностью воспользовался хищник. Пушистая молния метнулась вперед, как выпущенный из пращи снаряд. Я дернулась от неожиданности. В красивом прыжке кот набросился на ворону. Та успела увернуться только чудом. Взлетела, хрипло каркая, и рваным зигзагом бросилась прочь. На дорожке осталась пара хвостовых перьев и полосатый кот. Он протяжно мяукнул, ткнув лапой перо, и сел умываться.

– Хороший кот, – пробормотала я, поднимаясь с колен.

Отряхнула брюки и шагнула к коту. Тот снова мяукнул, будто пожаловался на наглую птицу. Выгнул спину, напрашиваясь на ласку, и я охотно почесала его по мягкой шубке. Потом подняла перья, чтобы выбросить, и увидела рядом обрывок тонкого черного шнурка. Раньше его тут не было. Неужели остался от вороны? Кажется, рыжий охотник лишил ее не только части хвоста, но и трофея, который птица тянула в гнездо.

– Молодец, котик, – оценила я.

Нет, я совсем ничего не имела против птиц, вот только отдавать им на растерзание свой цветник не собиралась.

– Мя-я-я… – произнес кот.

Он отступил назад, показывая то, что пряталось под лапой. Я присела и подняла клочок бумаги. Тот оказался исписан какими-то непонятными цифрами.

– Надеюсь, птица всего лишь разорила мусорную кучу, а не что-нибудь важное, – я неодобрительно покачала головой.

– Мя!

Сунув бумагу в карман, я встала.

– Ладно, рыжий. Уже почти восемь. Не пора ли нам позавтракать?

– Мяу! – Естественно, кот не имел ничего против.

Следующие два дня прошли спокойно. Я занималась тем, чем и должна была – лазаретом. Странных падений больше не случалось, зато в цепкие руки Джун Крафтон, а заодно и в списки наших пациентов попали один аппендицит, одна почечная колика и целых четыре пищевых отравления. Матросы ходили в увольнительную и купили в Морангене копченую колбасу, которую запрятали в тумбочку. Естественно, та успела подпортиться, и четверо бедолаг оказались у нас в лазарете с кишечными неприятностями. Джун ругалась, на чем свет стоит, и грозилась устроить по казармам санитарную инспекцию. Ведь кормят у нас хорошо, а запрет на еду в тумбочках придуман не просто так.

С Дорианом Ладлоу я не виделась. Но к концу второго дня, к своему ужасу, поняла, что скучаю по статному капитану. Скучаю по его голосу, по улыбке, по спокойной уверенности, которая чувствовалась рядом с ним. И осознание этого факта было похоже на ведро ледяной воды, которое выплеснули на голову. Мне нельзя было влюбляться. Что бы ни говорила Цейра Айрис, я не была готова к новым отношениям. Да и сам капитан вряд ли проявлял к мне симпатию. Он просто вел себя так, как и положено лорду и офицеру. Вежливо, предупредительно, галантно. Такие мужчины одинаково обаятельно улыбаются и подают руку и молоденькой красавице, и степенной матроне, и дряхлой старушке. Просто потому, что воспитаны именно так. Пытаться углядеть в этом особое отношение глупо.

Я изо всех сил старалась убедить себя в том, что нельзя поддаваться эмоциям, что мы всего лишь сослуживцы, но получалось откровенно плохо. Симпатия цвела пышным цветом. Это удручало. После предательства жениха безответная любовь – последнее, что мне нужно. А если учесть, что сбежать из Морбрана будет совсем не так просто, как из Айкера, с чувствами нужно было разбираться. Вот только как?

Мысли о капитане не давали спать всю ночь. Но наутро случилось то, что заставило отодвинуть собственные проблемы на второй план.

После завтрака я обошла наших болезных, выдав положенные лекарства. Записала назначения в карточки. А потом заглянула в смотровую и увидела там неподвижно сидящего на кушетке молодого мужчину, в котором узнала адъютанта командира Барлента.

– Доброе утро, – поздоровалась я, закрывая дверь. – Вы Оливер Уэлч, верно?

– Верно, – кивнул мужчина и поднялся. – Доброе утро, ведьма Ормонд.

Худощавый брюнет в очках, он не производил впечатление нездорового человека. Но я протерла спиртовой салфеткой руки и шагнула к нему.

– Что у вас случилось?

– Я… не знаю, – признался Уэлч. – Вы можете просто осмотреть меня? Чувствую себя как-то странно…

– Давайте осмотрим, – немного растерянно согласилась я.