Час спустя я плыву на пароме вокруг острова Либерти, ощущая морские брызги в волосах и взгляды туристов, переключающихся с моего зелено-золотого лица на статую Свободы и обратно на меня. Это Нью-Йорк. Всё в порядке.
Я вытаскиваю свой новый модный айфон и набираю Авин номер. Но она не берет трубку, так что я звоню домой.
– Алло? – я слышу папин голос и готова расплакаться от облегчения.
– Привет, – произношу я максимально жизнерадостно.
– Тед? Это ты? Как у тебя дела?
– Отлично, – уверенно вру я. Мне не хочется обсуждать это прямо сейчас. – А где Ава?
– Вышла куда-то, – отвечает папа. – Давным-давно. Она выглядит очень... Не беспокойся об этом. Хорошо проведи время, солнышко.
О, боже, Аве настолько плохо, что он не хочет грузить меня этим.
– Обязательно. Передай ей... Передай ей море любви от меня и скажи, что мы увидимся как можно скорее. И, пап? Ей бы не помешало сейчас карамельное мороженое. Проверь, чтобы у нас в морозилке был его запас, ладно?
– Разумеется. Карамельное. Пока, милая, – озадаченно отвечает папа. Ему не нравятся звонки на дальние расстояния. Думаю, часть его всё ещё живет во времена гражданской войны. Сложные технологии нервируют его. Вдобавок, зачем я звоню ему из Нью-Йорка, чтобы сообщить о мороженом? Бедный папа. Я не могу объяснить ему всё прямо сейчас. Аве нужно куда больше, чем вкусное мороженое, но это лучшее, что я могу сделать, находясь так далеко.
Я засовываю телефон назад в сумочку от Малберри, которую я не заслужила, и снова плюхаюсь на своё место на пароме. Я больше не Зена. Я растратила всю её энергию, и она покинула меня. Я начинаю прокручивать в голове последний час, когда состоялся самый кошмарный разговор в моей жизни.
Я отыскавшая Рудольфа, и крайне вежливо объясняющая, что я могу быть Королевой Воинов, но у меня не выйдет изображать секси вулкан, потому что я понятия не имею, как это, и что я не осознавала, в чём согласилась принять участие, и что мне действительно необходимо вернуться домой, потому что мои близкие нуждаются во мне.
Рудольф, снова убегающий в ярости и орущий Эрику, кому-нибудь, да кому угодно, чтобы они разобрались со мной уже.
Диана, в полном отчаянии напоминающая мне о моём контракте и пытающаяся дозвониться в Модел Сити. Затем она, с отвращением объясняющая, какая куча денег вложена в эти съёмки и во сколько им обойдётся моё "глупое, эгоистичное, инфантильное и непрофессиональное отношение".
Эрик, убедительно рассказывающий мне, что тысячи девушек сквозь огонь и воду бы прошли ради возможности принять участие в этих съёмках, и уверяющий, что это "настоящее искусство", иначе он не втянул бы меня в это дело. Я, соглашающаяся с каждым словом. Обидно, что видение Рудольфом "искусства" совпадает с моим представлением о "тошнотворном". В худшем смысле.
Рудольф, разъярённой фурией влетающий обратно, увидев меня всё ещё в халате, угрожающий подать в суд на Модел Сити и меня в частности, орущий, что он проследит, чтобы я больше никогда не смогла получить работу в этой области. Ведь я всего лишь модель. Я должна делать, что велено. Без фотографа модель – ничто. Он не позволит разрушить весь его рабочий график только из-за того, что тупая девчонка не слушала, когда ей объясняли концепцию съёмок.
Диана, пытающаяся по телефону договориться с агентством о модели на замену в кратчайшие сроки.
Миранда, говорящая: «Пойдем со мной».
Она проводила меня назад в примерочную и отыскала мои вещи. Ещё предложила помочь снять макияж, но я отчаянно хотела поскорее выбраться оттуда и не желала задерживаться. Пока я натягивала свитер и джинсы, Миранда успокаивающе бормотала, что я бы справилась, а Рудольф так кричит только потому, что он темпераментный, как все гении. Затем она крепко, очень по-матерински, стиснула меня в объятиях и чмокнула в макушку.
Если я когда-нибудь снова буду работать в Нью-Йорке – а этого никогда не произойдёт – именно Миранда будет тем визажистом, которого я попрошу. Из всей толпы людей только она рассказала мне о пароме, сунула несколько долларов на дорогу и предложила выйти на свежий воздух через заднюю дверь. Она была права. Мне в тот момент совсем не нужны были все эти носящиеся вокруг люди, напоминающие, в какие неприятности я вляпалась.
Поездка на пароме была как раз тем, в чём я нуждалась, чтобы наконец начать дышать полной грудью после всего произошедшего в студии. Морские брызги освежают лицо. Тарахтящий гул парома действует успокаивающе. И Леди Свобода напоминает мне, что женщина может выглядеть смелой, храброй и вдохновляющей, не вынуждая себя пламенеть или носить стринги. В любом случае, я бы нелепо смотрелась в бикини – три треугольничка ткани на плоской доске. О чем Саймон думал, когда увидел меня?
Когда паром причаливает к пристани, мне всё ещё не хватает свежего воздуха. Я решаю прогуляться по Манхэттену, направляясь прямиком к квартире моделей. Покупаю горячий шоколад, чтобы согреться, и после четверти часа пути я натыкаюсь на крошечный участок газона и деревьев, где можно присесть и допить.
На единственной лавочке уже сидит женщина с огромной пластиковой сумкой. Она и сама огромна. У неё спутанные немытые волосы, её лицо не загорелое, как мне показалось на первый взгляд, а покрыто застарелой грязью. От неё исходит "интересный" аромат и я полагаю, что это не "Гадюка". Женщина усиленно стережет свою сумку, вероятно потому, что в этой самой сумке содержится всё её имущество.
Я спрашиваю, можно ли мне присесть, и женщина кивает. Мы признаем друг друга: два странных человека в странном городе, сделавшие свой собственный выбор – возможно, и неправильный – и не ожидающие ничьего сострадания. Она даже улыбается.
– Милая прическа, – произносит женщина, прерывая паузу.
Я предлагаю ей остатки моего горячего шоколада.
– Забавные носки, – говорю в ответ.
Носки длинные, с разноцветными полосками. Помимо них на женщине надеты красные шорты до колен и синие сабо. В такую прохладную погоду ей бы в пальто облачиться, но вместо этого на женщине надеты толстовки в несколько слоев и намотаны шарфы. Я не знаю, где она их достала, но одежда по цвету сочетается с полосками на носках, более того, – когда я пристальнее приглядываюсь, – в правильном порядке. В волосах женщины гнездится маленькая шляпка с цветком. Со стороны она выглядит как стильный клоун.
– Да и в целом милый наряд, – признаю я.
Она пристально смотрит на меня.
– Ты немка?
– Нет.
– Француженка?
– Нет.
– Итальянка?
– Неа. Англичанка.
– Угу.
Она все ещё пялится на меня. Поверить не могу, что мой акцент звучит как французский или итальянский, но кто знает, кто знает. Как бы то ни было, она такого не ожидала.
– Глазам приятно, – добавляет она.
– А?
Но женщина не отвечает. Она это произнесла как предупреждение. Это значило, что я привлекаю внимание и это проблема или что у меня что-то с глазами? Я внезапно вспоминаю, что на мне все ещё сияющий змеиный макияж. Наверное, мой вид больше подходит сейчас для тусовок, чем для прогулок в парке.
Женщина допивает горячий шоколад, придвигается ближе к своей сумке и решительно смотрит вперёд. Есть в ней что-то величественное. Непобедимое.
– Эм, не хочу показаться грубой, – говорю я, – Но, если вы не возражаете... можно мне вас сфотографировать?
Я вытаскиваю свой айфон от Модел Сити. У него есть все новейшие функции и превосходная камера.
– Как пожелаешь, – отвечает женщина с низким рокочущим смехом. – Люди постоянно это делают.
Я приседаю на некотором расстоянии от неё и делаю несколько снимков женщины с сумкой на лавочке, но в основном стараюсь запечатлеть удивительную игру с цветами в одежде.
– Рада встрече с вами, – добавляю я. У Саймона и Тины очень узкий кругозор. Если бы я выбирала, кого сегодня фотографировать, это определенно была бы данная леди, а не я.
– И хочу сказать, я думаю, что вы выглядите... удивительно.
– В точку, сестра, – говорит она, улыбаясь.
Я засовываю телефон назад в сумку и, к своему удивлению, обнаруживаю, что я усмехаюсь. Мне только сейчас приходит в голову, что я провела большую часть дня с неправильной стороны камеры. Но, по крайней мере, под конец мне удалось освободиться.