Облик (ЛП)

Глава 9

– Разве это было не чудесно? – говорит Ава по дороге к метро. – Разреши мне позвонить домой.

– Ты же не расскажешь им, что мы сделали? – потрясенно спрашиваю я.

– Конечно, нет!

Серьёзным голосом она объясняет папе, что нас долго держали в больнице, но мы наконец-то на пути домой. Она лжет так блестяще и легко, что я трепещу перед её талантом. Потом она счастливо мне улыбается.

– Видишь? Легко! Ты понравилась Фрэнки!

– Это было ужасно!

– Ты была великолепной.

– Видела бы ты, как тот парень посмотрел на меня. Как будто я ничтожество.

– Не обращай на него внимания. Ты великолепна, это официально. Ох, я должна позвонить Джесси.

Она снова достает телефон, чтобы рассказать ему новости.

– Он совершенно поражен, – после она сообщает мне. – Он передает тебе поздравления.

– Я думала, ему не нравятся модели.

– Ему не нравится, чтобы его девушка была моделью. Сестры могут делать всё, что им нравится. Ой, посмотри, смайлик.

Она показывает мне телефон. Джесси прислал ей пучеглазое фото самого себя, растянув рот двумя пальцами так, что всё можно увидеть – зубы, десны и миндалины. Но он все ещё выглядел лучше, чем я на тех снимках. Я тихо вздыхаю.

– Ава, я не собираюсь делать пробную фотосессию. Ты понимаешь?

– Собираешься, – говорит она радостно.

Я даже не утруждаю себя спором. Существует миллион причин, почему я не могу этого сделать, начиная с того, что я не знаю что такое пробная фотосессия, и отсутствия «разрешения родителей» до ужаса при мысли о ней. Но Ава, кажется, такой счастливой, что я не могу огласить ей этот список прямо сейчас. Я сделаю это позже, когда её волнение уляжется.

Нам нетрудно хранить в секрете от мамы то, что произошло в Модел Сити.

Понедельник Ава называет “день-Х” – день, когда начинается химиотерапия. Мама прочла все брошюры, соблюдала все инструкции по подготовке, растратила весь бюджет на свежие, экологически чистые фрукты и овощи и приготовила всё, чтобы Ава чувствовала себя комфортно после всего, на случай, если после лекарств она почувствует себя плохо, как бабушка. Это было бы столь ужасно, что мама плачет каждый раз, когда думает об этом.

Мы проводим остаток выходного, рассредоточившись по квартире: мама рыдает в платок, Ава убеждает её прекратить, папа занят попытками починить коробку передач в мотоцикле (которая не подлежит ремонту), и я пытаюсь занимать как можно меньше места.

Если бы психолог спросил меня сейчас, я бы сказала, что снова чувствую себя виноватой. В том, что я здорова, а у моей сестры из груди торчат пластиковые трубки. Если бы я могла разделить с ней все это поровну или вместе перенести тяжелый приступ ветрянки, или сломать ногу, я бы сделала. Но меня никто не спросил. Я не являюсь частью этого уравнения. Поэтому я сохраняю спокойствие и стараюсь не играть ни у кого на нервах.

В воскресенье после полуночи мы долго лежим без сна. Я слышу дыхание Авы, а она слышит моё.

– Всё будет хорошо, Tи, – говорит она в темноту, чувствуя, что я не сплю. Я знаю, что должна утешить её, но в этом мире всё "шиворот-навыворот", и она утешает меня. – Люди болеют раком все время. Я просто должна пройти через химиотерапию, я могу поправиться к декабрю. Ты слышала, что доктор Христодулу сказал обо мне, я могу пройти через это. Он эксперт. Он имел дело с множеством людей, у которых всё было гораздо хуже, чем у меня. Нам просто нужно заботиться о маме и папе, потому что они плохо это понимают.

Я не шучу. Она, кажется, разочарованной в их реакции, но должна сказать, что я полностью понимаю, откуда это.

В понедельник мама разрешает мне остаться дома, пока она и папа отведут Аву на первый сеанс химиотерапии. Ава должна сидеть там несколько часов, пока препараты проходят через всё её тело, потом она может идти домой. Я тоже хотела пойти, но они все сказали "нет". Итак, у меня впереди несколько часов дневного ТВ. Не увлекательное зрелище, конечно, но, по крайней мере, я пропущу устный экзамен по французскому – всё равно я не смогу сосредоточиться сегодня.

Дейзи пишет мне после экзамена и рассказывает, как это было ужасно. Она сопровождает сообщение кучей знаков вопроса и восклицательных знаков. Я не уверена, относятся ли они к экзамену или к нашему вчерашнему телефонному разговору, когда я рассказала ей о Модел Сити. Дейзи думает, что я сумасшедшая, раз везде следую за сестрой, тем более в объятия модельного агентства. Мы обе согласились с тем, что модельный бизнес – это для людей с анорексией и без клеток мозга. Ну, Дейзи сказала это, и я согласилась. Крошечная часть меня надеялась, что она будет потрясена тем, что им всё-таки понравились мои полароидные снимки, но она совершенно не была потрясена. Она продолжала утверждать, что это сумасшествие.

Я погружена в программу о реинтродукции вяза в британскую сельскую местность, когда снова звонит мой телефон. Я думаю, что это мама, или Дэйзи перезванивает мне, всё больше беспокоясь о французском, однако этот номер я не узнаю.

– Привет, ангел, – говорит радостный голос. – Это Фрэнки. Насчёт пробной фотосессии. Мы кое с кем договорились на следующие выходные, и, может быть, ты могла бы присоединиться к нам. Ты же не ходишь в школу по субботам?

– Э-э, нет, но...

– Отлично. Это Сэб Кларк. Он очень милый и добрый. Я позвоню тебе позже с подробностями, я просто хотела, чтобы ты занесла фотопробы в свой календарь, договорились? Боже, извини, мне надо идти.

Я слышу звонок другого телефона на заднем плане, потом тишина. Если бы Фрэнки оставалась на линии, я смогла бы ей объяснить, что я не буду делать пробную фотосессию, но я не могу ей перезвонить. Я стараюсь что-то придумать, но мой мозг точно не работает сегодня. Он слишком занят тем, что происходит в больнице, а также – благодаря телепрограмме – что случилось с вязами. За последние сорок лет более двадцати миллионов вязов были убиты болезнями. Нам нужно посадить новые деревья так быстро, как только возможно. Вскоре я забыла про звонок, и не вспоминала о нём до тех пор, пока Ава не вернулась домой и не спросила, как прошел мой день.

Если вдуматься, мой день был неправильным. Он оказался программой по естественной истории, а её день был химиотерапией. Но есть что-то странное в Аве. Неважно, какие лекарства ей давали, я ожидала совершенно другого эффекта. В её глазах по-прежнему опасный блеск, она полна энергии, и можно подумать, что она только что была на дискотеке: так она выглядела, когда вернулась из Гластонбери[12].

– Как всё прошло? – спрашиваю я.

– Ну, по расписанию, – признается она, откусывая кусочек банана. – Но теперь я чувствую себя замечательно. Мама говорит, что это стероиды. Но меня это не волнует. Если также будет следующие две недели, то просто фантастика!

Они уверены, что у неё рак? Может, они ошиблись в диагнозе? Во всяком случае, пока мама занята нарезкой яблок, сельдерея, и практически всего, что зелёного цвета (за исключением двери на кухню), я спокойно расскажу Аве о пробной фотосессии.

– Потрясающе! – говорит она. – Прекрасно! Эй! Моя сестра почти стала моделью! Это так волнительно! Давайте оценим её!

Она танцует по всей комнате и одновременно поёт. И что они добавляют в эти стероиды?

– Я не собираюсь, помнишь? – акцентирую я.

– Почему?

Она останавливается и хмурится.

– Потому что я не хочу. Потому что это глупо. Потому что мне бы понадобилось разрешение.

– Ты хочешь. Это пробная фотосессия! Разве это не здорово? У Лили Коул была пробная фотосессия. Как и у Рози Хантингтон-Уайтли. Ты будешь как Хайди Клум.

Кто все эти люди? Откуда она так много знает о них, когда я знаю только Кейт Мосс и Клаудию как-то там, папину любимую? Почему я должна хотеть быть похожей на Рози Хантингтон-Уайтли? Хорошо, я могу себе представить, как люди хотят быть на них похожими. Привлекательные люди. Просто не такие, как я.

– Давай, Tи, – умоляет Ава. – Ты прекрасно выглядела на тех фотографиях. Это всего лишь одно утро. Тебе будет весело. Подумай об этом, как о рабочей практике.

– О чём?

– Я не знаю. Стилист? Парикмахер? Визажист? Дизайнер? Ты встретишь много новых людей. Это будет полезно для тебя.

– Только потому что ты хочешь быть инструктором по сёрфингу...

– Классная работа, да? Лучше, чем твоё лечение деревьев. Или строитель Боб[13]*,насколько я помню. Или дегустатор печенья.

– Необязательно. Я не могу сделать это в любом случае, – говорю я, доставая свой козырь. – потому что мама меня убьёт.

– Ага!– Ава восклицает, доставая свой козырь. – Но она не узнает, так ведь? Потому что она будет на работе в субботу, в этой сказочной зеленой униформе, а папа занят исследованиями в библиотеке. Так что квартира будет пустой, и они решат, что ты делаешь домашнее задание, или ты у Дэйзи. И если они зададут трудные вопросы, я прикрою тебя. Ты знаешь, как хорошо я умею врать.

Знаю. Она унаследовала все гены по умению лгать, в то время как у меня на лице написано всё, что я думаю.

– И послушай, Фрэнки пошла на это только ради тебя. Ты же не можешь подвести её теперь? – Она надувает губы. – Я позвоню им и притворюсь мамой, скажу, что всё улажено. Я помогу тебе подготовиться. Ты сможешь рассказать мне обо всём. И у меня только что была химиотерапия, Ти. Как ты можешь отказать мне? – Она надувает губы ещё больше.

Но на этот раз я готова. Я вытягиваюсь во весь мой рост (пять футов одиннадцать дюймов[14]) и смотрю ей прямо в глаза. – Ничего не выйдет. И через миллион лет. Это окончательно.

Она ничего не отвечает. Просто указывает на свою грудь, где находятся трубки, и улыбается страшной улыбкой.