Глава 13

Граф потянулся, осторожно повел плечом, поморщился и, тихо выругавшись, вложил левую руку в перевязь.

— Пройдет не меньше недели, милорд, прежде чем силы восстановятся.

— Не стоит непрерывно твердить об одном и том же, Скарджилл, — проворчал Энтони, но, к его недовольству, лакей только ухмыльнулся и стал невозмутимо складывать сброшенный хозяином халат.

— Можно узнать причину такого веселья? — процедил граф, садясь в ожидании, пока Скарджилл натянет ему сапоги. Его раздражала не столько боль, сколько полная беспомощность. Чертовски неприятно от кого-то зависеть. Особенно графа злило то, что Скарджиллу пришлось помогать ему мыться. При этом камердинер хлопотал, словно наседка над цыпленком, непрерывно напоминая графу, чтобы тот не намочил бинты, и обращаясь с хозяином, как с напроказившим школяром.

— Разумеется, милорд, — отозвался наконец лакей, успевший надеть сверкающий черный сапог. — Я просто подумал, что если бы в вас стрелял мужчина, вы бы вышибли ему мозги. Господи, чего только мы не прощаем женщинам!

Граф мрачно свел черные брови. Перед глазами снова всплыло напряженное побелевшее лицо Кассандры, потрясенной содеянным.

— И все же вы высекли ее за проступок, никому не принесший зла.

— Но потом она спасла мне жизнь, и за это можно простить что угодно! И ее сообразительность при встрече с Хар эль-Дином должна произвести надлежащее впечатление даже на сурового, угрюмого шотландца. Вспомни, Скарджилл, она стреляла в меня только потому, что пыталась сбежать. Нельзя же осуждать ее за это! Кстати, надеюсь, вчера ты с нее глаз не спускал?

— Ни на секунду. Она почти все время провела в саду, бродила среди цветов или разглядывала эти непристойные голые статуи, которые вы велели повсюду расставить. По-моему, она подозревает, что за ней следят.

Граф кивнул и поднялся.

— Послезавтра на виллу приедет Жозеф. Кассандра питает к нему некоторую симпатию. В мое отсутствие ему будет поручено наблюдать за ней. Она, конечно, все поймет, но по крайней мере обрушит ярость не на него, а на меня.

— Но, надеюсь, вы отдохнете хотя бы дня два, милорд?

— Да. Если дела и пострадали за те пять месяцев, что я был в отлучке, еще несколько дней ничего не значат. Я подумываю также о том, чтобы дать ужин.., скажем, через неделю. Я разрешу все деловые вопросы с гостями, а Кассандра познакомится со сливками генуэзского общества.

— Но как вы представите девочку — синьорой или синьориной?

— Думаю, Кассандра Броум останется Кассандрой Броум. И если мне удается изредка добиваться ее повиновения, вряд ли я могу представить ее приглашенным с кляпом во рту.

— Но среди них найдется немало таких, кто обдаст ее презрением, милорд. Вы уже видели, как эта ханжа Марина поджимает губы. Будьте уверены, я рассказал ей, в чем дело, но она мне не поверила и лишь презрительно фыркнула. Вы ведь знаете, женщина всегда страдает, несмотря на обстоятельства, и остается виноватой во всем. И я никак не могу понять, почему вы так хотите, чтобы мадонна появлялась на людях. Не боитесь, что она разоблачит вас перед гостями?

— Ты, кажется, принимаешь меня за дурака, Скарджилл? — очаровательно улыбнулся граф. — Говоря по правде, я много думал над этим и уверен, что к тому времени у нее не останется желания жаловаться на мои злодейские поступки.

Скарджиллу очень хотелось поинтересоваться, на чем основана такая уверенность, но, сознавая, что подобные расспросы покажутся по меньшей мере нескромными, он прикусил язык.

— Надеюсь, что вы окажетесь правы, милорд, — только и сказал он.

— Доверься мне, друг мой, — мягко произнес граф. — Ну а теперь, если ты попросишь Марину принести завтрак, я разбужу Кассандру.

Стараясь ступать бесшумно, граф подошел к кровати. Касси лежала на боку, так близко к краю, что при любом резком движении могла оказаться на полу. Густые волосы разметались по подушке. Она свернулась калачиком, подтянув колени к груди.

Лицо графа мгновенно смягчилось. Он уже хотел разбудить девушку, когда та тихо застонала и перевернулась на спину, закинув руки за голову. Энтони улыбнулся, осторожно спустил с ее плеч одеяло и долго зачарованно смотрел на прекрасные, совершенной формы груди, увенчанные розовыми ягодками сосков. Касси показалась ему даже чересчур стройной, а талию можно было обхватить пальцами обеих рук.

Граф стянул одеяло чуть пониже. Бедра Касси были слегка раздвинуты, но маленькое родимое пятнышко, над которым он вчера подшучивал, было по-прежнему скрыто от его взора. Энтони осторожно положил руку на плоский живот, такой маленький, что растопыренные пальцы полностью его накрыли.

Девушка вздрогнула и подняла колени, зажав бедрами его руку. Пальцы Энтони медленно скользнули вниз и легли на золотистый холмик, чуть касаясь влажных лепестков. Послышался тихий стон, немедленно сменившийся возмущенным воплем:

— Да как вы смеете?!

Она с силой оттолкнула его, откатилась на середину постели и завернулась в одеяло. Но граф нежно улыбнулся и сел рядом.

— Я просто ответил любезностью на любезность, дорогая. Ты наслаждалась моими прикосновениями до того, как решила, что это не подобает леди.

Остатки сна тотчас же улетучились. Касси уселась, натягивая на себя одеяло:

— Не правда, милорд! Я попросила бы вас не слишком доверяться своим измышлениям!

— Хорошо еще, что ты не назвала меня хвастливым ослом!

— Я спала!

— Знаю, — утешил граф, — и этот стон был, несомненно, навеян сладострастными грезами.

Язык Касси прилип к гортани. Вечно он искажает и оборачивает в свою пользу значение ее слов и поступков!

— Но вы на меня смотрели! — выпалила она.

— Верно, и зрелища прекраснее я еще не видел, сага! Ну а теперь, как мне ни жаль, привезут завтрак, и, боюсь, Марина будет потрясена до самой глубины своей ханжеской души, увидев тебя растрепанной и обнаженной в моей постели. Держи!

Он лениво поднялся и швырнул ей халат, а сам направился в конец комнаты и уселся за маленький столик. И вовремя: не успела Касси одеться, как в дверь постучали.

— Войдите! — отозвался граф. В комнату медленно вплыла Марина с нагруженным блюдами подносом. Губы экономки были неодобрительно сжаты, взгляд против воли устремился к кровати. Молодая дама — впрочем, какая она дама! — уже накинула халат. Вряд ли хозяин с ней так дурно обращается, как описывал Скарджилл! При появлении Марины она немного покраснела, что, по мнению экономки, было вполне справедливо. Может, у девчонки осталось хоть немного стыда!

— Добрый день, синьор, — сухо процедила она, вынуждая себя поднять глаза на хозяина. — Я принесла завтрак.

— Тысяча благодарностей, Марина. Я проголодался.

Синьор сказал что-то девушке по-английски, и та нерешительно подошла к столу. Граф еще раз поблагодарил Марину и жестом отпустил. Та сдержанно присела и удалилась.

Потянувшись за теплым тостом, граф объявил:

— Следующие два дня я в полном твоем распоряжении, Кассандра. И могу показать тебе много интересного. Поверь, здесь есть чем восхищаться. Ты должна привыкнуть к итальянской природе, людям и здешней жизни, прежде чем войдешь в генуэзское общество.

Касси, все еще взволнованная утренним приключением и откровенно-пренебрежительным обращением служанки, холодно бросила:

— Значит, через два дня я буду избавлена от вашего присутствия?

— О нет, ни за что, дорогая! — жизнерадостно объявил граф. — Неужели я кажусь тебе настолько невежливым! К сожалению, мне придется проводить много времени в Генуе, хотя я по большей части предпочитаю вести дела отсюда. — Он несколько секунд помедлил и многозначительно прибавил:

— Скоро прибудет Жозеф. Он будет присматривать за тобой в мое отсутствие.

— Бедняга станет моим тюремщиком?!

— Возможно, если ты хочешь рассматривать его присутствие с этой точки зрения. Надеюсь, тебе не захочется пристрелить его? — сухо осведомился граф и уже мягче добавил:

— Твоя жизнь навеки связана с моей, Кассандра, и чем скорее ты к этому привыкнешь, тем лучше.

— Сомневаюсь, милорд, — мягко откликнулась Касси, вставая из-за стола. — Прошу прощения, но мне нужно умыться и одеться.

— Как хочешь, любовь моя, — весело кивнул граф и дернул за шнур сонетки. — Сейчас прикажу Паоло принести воды для ванны.

* * *

День для Касси прошел довольно приятно, хотя она не призналась в этом графу. Она полюбовалась окружавшими сад пальмами, с мохнатыми стволами и широкими раскидистыми, похожими на перья листьями, и серыми оливковыми деревьями, растущими на самых бесплодных почвах и аккуратными рядами взбиравшимися на холм. На всех мраморных статуях были высечены названия, и каждая имела свою занимательную историю. Граф показал ей гигантского Юпитера, стоявшего на нижней террасе в увитой розами мраморной беседке, и пояснил:

— Каждый раз при виде старого Юпитера я думаю о другой статуе этого верховного божества, воздвигнутой над могилой собаки, подаренной Карлом V Андреа Дориа, одному из моих прославленных предков. Летопись гласит, что он добился главенствующего положения в Мелфи только для того, чтобы иметь возможность похоронить там своего пса. Желая поблагодарить императора, Андреа дал роскошный пир, на который пригласил короля и сотню придворных. Пораженные гости стали свидетелями, как три серебряных сервиза были после ужина брошены в море. Но на самом деле Андреа Дориа, сделав столь великолепный жест, не стал ни на сольдо беднее, — он просто велел рыбакам расставить сети под террасой, где проходил ужин, и все блюда и тарелки были благополучно выужены из воды.

Касси весело рассмеялась и забросала графа бесчисленными вопросами. Неужто она и впрямь забыла, какой он остроумный и занимательный собеседник? Девушка раздраженно нахмурилась.

— Ты чем-то расстроена, любимая?

— А вам обязательно знать мои мысли? — фыркнула она, садясь на мраморную скамейку, стоявшую подле фонтана.

— Но, дорогая, разве я не говорил, что отныне мы во всем будем едины? — Девушка, не отвечая, уставилась в пространство, и граф мягко добавил:

— Благодарю за то, что догадалась сесть. Как ты уже заметила, в мои преклонные годы нужно чаще отдыхать.

— Снова рана разболелась? — спросила она, не сознавая, что глаза у нее встревоженно блестят.

— Немного, но, думаю, ничего страшного. После обеда, любимая, я познакомлю тебя со священным и нерушимым итальянским обычаем.

— Каким именно, позвольте спросить? — настороженно осведомилась она.

— В Англии он называется послеобеденным отдыхом, а здесь — сиестой. Пока солнце в зените, итальянцы запираются в домах, закрывают ставни и ложатся спать. Конечно, это замечательная возможность предаться другим, столь же прекрасным занятиям.

Он взял ее руку и нежно погладил пальцы.

— Когда вы поверите, милорд, что я не собираюсь претендовать на ваши милости!

Касси попыталась отдернуть руку, но граф крепко сжал ее.

— Я поверю этому, сага, когда ты перестанешь стонать от наслаждения в моих объятиях. — Энтони поднялся, увлекая ее за собой. — Пойдем обедать, малышка.

Как ни странно, самолюбие Касси было уязвлено, когда Энтони не попытался овладеть ею, лишь только они оказались в спальне. Однако она выяснила, что обычай отдыхать после обеда вовсе не так уж плох. Оставшись в одной сорочке, она легла в комнате со спущенными гардинами, не пропускавшими жарких солнечных лучей, и мгновенно заснула.

Пробудило ее легкое прикосновение чьей-то руки. Готовая наброситься на дерзкого, она открыла глаза и, к собственному удивлению, уставилась в свежее круглое лицо молоденькой девушки, с любопытством взиравшей на иностранку.

— Прошу прощения, синьора, — прошептала незнакомка по-итальянски мягким, музыкальным голоском.

Касси заставила себя перейти на итальянский.

— Кто ты? — спросила она, приподнимаясь на локте. Девушка улыбнулась забавному произношению англичанки.

— Розина, племянница Марины. Ваша горничная. Синьор велел мне помочь вам одеться. Он хочет видеть вас в библиотеке.

— Хорошо, — согласилась Касси, садясь. Розина, как и все слуги, была одета в черное. Блестящие темные волосы были забраны в такой же строгий узел, как у Марины. Она была совсем молодой, лет шестнадцати. Касси неожиданно сообразила, что служанка упорно не сводит с нее глаз.

— Что тебе? — резко бросила она, боясь, что девушка отнесется к ней с таким же презрением, как ее тетка.

— Ваши волосы, синьорина. Они словно золотые нити и ужасно густые. Я как-то видела волосы такого же цвета, но им до ваших далеко. Все говорят, что у меня неплохо получаются прически. Вы окажете мне большую честь, синьорина, если позволите вас причесать.

Касси немедленно раскаялась в своей грубости и приветливо сказала:

— Спасибо за комплимент, Розина. Я буду рада принять твою помощь.

Розина кивнула и улыбнулась. На пухлых щечках появились две глубокие ямочки.

— Я принесу вам платье, синьорина.

Касси поднялась и отправилась в гардеробную, чтобы ополоснуться прохладной водой. Вернувшись в спальню, она несколько минут постояла, наблюдая за новой горничной. Девушка показалась ей добродушным, бесхитростным созданием. Неужели это милое личико когда-нибудь исказит пренебрежительная гримаса?

— Ты очень молода, Розина, — заметила Касси, пока горничная помогала ей облачиться в светло-голубое муслиновое платье.

— Да, синьорина, — весело откликнулась девушка, усаживая Касси перед туалетным столиком. — Монахини сказали моей матери, что я слишком хорошая служанка и не должна растрачивать жизнь, выйдя замуж слишком рано. — И, философски пожав плечами, добавила:

— Возможно, в семнадцать лет и я захочу мужа и детей. Но пока.., это большая честь, синьорина, служить на вилле Парезе. Синьора все очень уважают и почитают, несмотря на то…

Она осеклась и покраснела.

— ..несмотря на то что он наполовину англичанин, — весело докончила Касси.

— Да, синьорина, хотя об этом вспоминают, только когда он возвращается из Англии.

За болтовней Розина не забывала о деле и ловко заплетала длинные волосы. Касси, не любившая косы, нахмурилась, но придержала язык, решив дождаться результата, и уже через несколько минут смотрела в зеркало, довольная и несколько ошеломленная собственным видом. Горничная сделала ей прическу в римском стиле: на голове красовалась корона из кос, а остальные золотистые пряди свободно вились по спине.

— Чудесно, Розина, — похвалила Касси. — Самой бы мне нипочем так не сделать.

Темные глаза девушки радостно сверкнули, и Касси лукаво улыбнулась:

— Я должна поблагодарить твою тетю за то, что она привела тебя сюда.

* * *

Говоря по правде, Марина была последним человеком на земле, которого Касси хотелось видеть. Но экономка уже маячила у подножия лестницы с тряпкой в руках — по-видимому, была занята уборкой.

— Что хочет синьорина? — бесцеремонно осведомилась она, и Касси невольно стиснула зубы. Подумать только, что за тон? Нет, пришло время поставить на место эту грубиянку.

Намеренно остановившись на верхней ступеньке, чтобы казаться выше экономки, девушка сухо приказала:

— Я попрошу вас принести мне стакан лимонада, Марина. Холодного и не слишком сладкого. Я буду с синьором в библиотеке.

У Марины оказались очень мелкие налезающие друг на друга передние зубы, совсем не страшные с виду — зря она так угрожающе их ощерила.

— Мне очень хочется пить, Марина. Поторопитесь, пожалуйста, — продолжала девушка и, пройдя мимо застывшей от негодования экономки, добавила:

— Тысяча благодарностей. — Она уже отошла довольно далеко, но какой-то дьяволенок словно подначивал ее еще немного подразнить служанку. — Кстати, Марина, прошу прощения, вы синьора или синьорина?

— Синьора, — рявкнула экономка и, повернувшись, исчезла в дальнем конце вестибюля.

Все еще улыбаясь своей маленькой победе, Касси добралась до библиотеки и взялась было за ручку в виде грифона, но насторожилась и прислушалась. Либо граф разговаривает сам с собой, либо у него гости. Девушка постояла несколько минут, уговаривая себя не разыгрывать застенчивую дурочку. Кто бы ни был собеседник графа, хуже, чем Марина, он все равно не поведет себя.

Девушка гордо вскинула голову и распахнула дверь. Сегодня утром она мельком осмотрела библиотеку, спеша поскорее добраться до сада, но сразу же невзлюбила комнату, отделанную темными панелями. Тяжелые кожаные кресла и громадный стол красного дерева казались слишком суровой и чисто мужской обстановкой.

Граф стоял у стола, одетый, как всегда, — черные брюки, сапоги и свободная белая сорочка. Он поднял глаза и приветливо улыбнулся Касси. Взгляд девушки остановился на молодом джентльмене, небрежно облокотившемся на каминную полку. Он стоял, сунув руки в карманы фрака, и спокойно рассматривал Касси. Черные волосы были напудрены и схвачены на затылке темно-синей бархатной лентой. Невысокого роста, чуть повыше Касси, изящный, худощавый, но хорошо сложенный, он показался девушке необычайно красивым. На оливковом лице резко выделялись густые изогнутые брови. Глаза почему-то показались ей знакомыми. Гость выглядел настоящим итальянцем из хорошей семьи. Он медленно раздвинул полные губы в улыбке и вежливо поклонился.

Касси подумала, что он к тому же очень грациозен, и улыбнулась в ответ.

— Кассандра, дорогая, — приветствовал ее граф, — у меня для тебя сюрприз. Это мой сводный брат, Чезаре Беллини.

Чезаре унаследовал такие же высокие скулы и прямой римский нос, как у Энтони. Касси заметила, что молодой человек, весело поблескивая глазами, тем не менее внимательно к ней присматривается. Наконец он произнес, растягивая слова, словно боясь, что она его не поймет:

— Польщен знакомством, синьорина. Вилла Парезе никогда еще не бывала пристанищем столь прекрасной дамы.

«Пристанище, — подумала девушка, — будто я какая-то вещь!»

Однако она учтиво кивнула и слегка присела перед гостем:

— Я совсем недавно узнала, что графу посчастливилось иметь брата, синьор.

— Вам лучше спросить его, считает ли он меня таким уж благословением, синьорина. Брат сообщил мне, что вы англичанка.

Оставалось лишь гадать, что еще рассказал граф Чезаре.

— Да, синьор. — Она бросила на Энтони вызывающий взгляд и добавила:

— И хотя я нахожу вашу страну чудесной, все же должна признаться, что очень скучаю по родине.

Касси хотела сказать что-то еще, но в эту минуту появилась Марина с серебряным подносом в руках и, не глядя на девушку, подошла к графу:

— Лимонад для синьорины, синьор. “Так, значит, ты вступила в поединок с экономкой, дорогая”, — подумал Энтони, но вслух произнес:

— Вы очень добры, Марина. Синьорина так любит лимонад!

Экономка низко присела и удалилась с таким видом, словно хлебнула уксуса. После ее ухода граф весело произнес:

— Как видишь, братец, Марина еще не свыклась с мыслью о том, что у нее теперь есть хозяйка.

— Не совсем так, синьор, — мило пояснила Касси. — Будь я графиней, а не любовницей, уверяю вас, что Марина не знала бы, как мне угодить.

— Назови день, дорогая, — мягко возразил граф, глаза которого так и искрились смехом.

Касси открыла было рот, но тут же захлопнула его, видя, что Чезаре с искренним недоумением взирает на них. Она отвернулась и села в глубокое, мягкое кресло, забыв о лимонаде.

— Граф очень мало рассказывал мне о вас, синьор. Чезаре широко развел руки:

— Поверьте, синьорина, ему совсем невыгодно рассказывать обо мне. Такой неуклюжий гигант и к тому же с перевязанной рукой! Настолько нескладный, что ухитрился где-то получить рану в плечо!

Касси, до сих пор с улыбкой слушавшая, как добродушно он подтрунивает над братом, вмиг стала серьезной.

— Это не он оказался неловкие, синьор, — выпалила она.

Граф усмехнулся:

— Скажем лучше, что я просто был очень беспечен, Чезаре.

— Кажется, я столкнулся с тайной, — весело объявил Чезаре, переводя взгляд с раскрасневшегося лица Касси на улыбавшегося брата, и, словно поняв, что дальнейшие расспросы приведут девушку в смущение, резко сменил тему:

— Генуэзскому обществу так не хватало твоего блестящего присутствия, Антонио, но дела, как всегда, процветают. Кстати, ты не поверишь, но старый Монтальто день и ночь добивается благосклонности очаровательной Джованны.

Граф, казалось, не слишком заинтересовался, но Касси вся обратилась в слух, ожидая его ответа.

— Боюсь, Джованна сведет беднягу Монтальто прежде времени в могилу, — с сожалением улыбнулся Энтони, покачивая головой.

— Для столь проницательного и неглупого человека он ведет себя, как зеленый юнец! Странно, что Монтальто не смог устоять перед чарами женщины, вдвое его моложе.

— Что же тут удивительного, милорд, — вмешалась Касси, перейдя на английский. — В конце концов вы почти вдвое старше меня.

— Touchc [14], саrа. Продолжай свои расчеты, и ты, конечно, выяснишь, что, когда мне исполнится восемьдесят, тебе будет значительно больше сорока.

— Какая несправедливость! — притворно-негодующе запротестовал Чезаре, взмахнув руками, — жестом, ставшим за последние недели таким знакомым Касси. — Ты ведь знаешь, Антонио, я не говорю на твоем невыносимо-грубом английском.

Неужели ты не должен быть хоть немного вежливее со своим бедным братом?

— Простите нас, синьор, — умоляюще улыбнулась Касси. — К сожалению, я не могу воздать вашему брату по заслугам, когда говорю по-итальянски.

— А мне кажется, ты прекрасно выражаешь свои мысли на обоих языках, дорогая. Чезаре, надеюсь, ты выпьешь с нами вина? Мы можем поднять бокалы за успех Монтальто у прелестной Джованны.

Касси разочарованно вздохнула, когда Чезаре, пусть и нехотя, но все же откланялся. На прощание он галантно поднес к губам ее руку и слегка поцеловал ладонь.

— Вы должны настоять, чтобы Антонио приглашал меня почаще на виллу Парезе, синьорина.

— Тебе и без того прекрасно известно, что ты всегда желанный гость, щеголь несчастный, — засмеялся граф, похлопав брата по плечу. Лицо Чезаре озарилось лукавой усмешкой:

— Но, Антонио, в прошлом мне приходилось довольствоваться лишь твоим обществом, отнюдь не столь занимательным. Сейчас все по-другому.

— Буду рада увидеть вас снова, синьор! — искренне воскликнула Касси.

— Надеюсь, между нами всегда будет царить подобное согласие, синьорина.

Чезаре отвесил брату шутливый поклон и, кивнув на прощание Касси, вышел.

Вечером, когда они ужинали на маленькой закрытой веранде, выходящей в сад, Касси отложила вилку и вкрадчиво осведомилась:

— Я все время гадаю, милорд, что сделал бы ваш добрый брат, узнай он от меня о вашем постыдном поступке.

Прежде чем ответить, граф вздернул брови и пригубил вино.

— Говоря по правде, сага, я был доволен, когда ты придержала язычок, в противном случае, боюсь, тебе пришлось бы испытать немало унижений. Хотя Чезаре очень любит разыгрывать рыцаря перед красивыми женщинами, его преданность мне безгранична.

Касси, взбешенная насмешкой, отвела глаза:

— Значит, вы ничего ему не сказали? Граф откинулся на спинку стула и вытянул длинные ноги.

— Только, что ты англичанка и моя почетная гостья.

— Почетная гостья! Вы прекрасно понимаете, что он считает меня вашей любовницей!

— Ты, конечно, права, Кассандра, но давай не будем спорить. Если желаешь броситься к ногам моего бедняги брата и молить о покровительстве… — Граф многозначительно пожал плечами. — Он скорее всего восхитится моей дерзостью.

Плечи девушки устало опустились. Выражение темных глаз Энтони чуть смягчилось:

— Я разве не говорил, что Чезаре — мой единственный родственник? Я унаследовал от матери виллу Парезе — это ее приданое.

Завороженная нежностью его голоса, Касси подняла голову.

— Парезе.., это ее девичье имя?

— Да. Древнее уважаемое семейство, вошедшее в историю Генуи и ведущее род от Андреа Дориа. Тогда Генуя была владычицей морей.

— Андреа Дориа… — тот, который бросал в море серебряные сервизы?

Граф не сразу ответил, поглощенный своим занятием. Длинные пальцы ловко снимали кожуру с апельсина.

— Да, именно тот, — наконец кивнул он, очаровательно улыбаясь. — Неотразимый красавец, блестящий адмирал, спасший Геную в начале XVI века от французов, а потом от испанских и миланских наемников. Именно он дал Генуе олигархическую конституцию и вновь установил мир на Ривьере.

Наклонившись вперед, Энтони вручил Касси сочную дольку:

— Очень сладко. Надеюсь, тебе понравится. Касси с удовольствием надкусила апельсин, и оранжевый сок потек по подбородку.

— К несчастью, — продолжал задумчиво граф, вновь возвращаясь к давно минувшим дням, — со времен Андреа Дориа Генуе отчаянно не хватает героев. Но мы выжили и даже приобрели репутацию банкиров всех европейских стран. Именно это занятие, Кассандра, и требует моего внимания в промежутках между путешествиями и поездками в Англию.

. — Вы , банкир? — ошеломленно пробормотала девушка. — Но английские графы считают ниже своего достоинства занятия ремеслом или торговлей!

— Ты забываешь, что я наполовину генуэзец! Граф вытянул ноги, и взгляд Касси мгновенно оказался прикованным к его мускулистым бедрам, обтянутым темными штанами.

— Это старая традиция, — пояснил он, протягивая Касси очередную дольку, — восходящая к началу XV века, когда во время одной из самых мрачных страниц в истории Генуи несколько местных торговцев объединили свои средства и усилия и основали банк Святого Георгия. Эти люди, принадлежащие к самым благородным семействам, годами совершенствовали свое искусство. Если Филипп II, испанский король, нуждался в деньгах для очередной войны, он взывал к помощи генуэзских банкиров. Но, конечно, времена меняются. Генуя не может защитить себя от иностранных захватчиков. Уже в этом веке нас жестоко порабощали французы, а потом австрийцы в союзе с Испанией. Всего восемь лет назад мы были вынуждены продать Франции проклятый остров Корсику, — вздохнул Энтони и осторожно вытер подбородок и рот Касси салфеткой. — Сок довольно липкий, но, я надеюсь, тебе понравилось.

— Очень, милорд. Никогда не ела таких сладких апельсинов.

— Впрочем, довольно итальянской истории, сага, — решил граф и, бросив на стол салфетку, задумчиво навил на палец золотистый, ниспадавший на плечо локон девушки.

— Кажется, я еще не говорил, как мне нравится твоя новая прическа. Весьма элегантно.

— Перестаньте быть таким.., милым, — сухо бросила девушка, отнимая руку. Розовые губки слегка приоткрылись, обнажив ровные белые зубы. Граф совсем по-мальчишески улыбнулся и в этот миг показался Касси таким неотразимо-обаятельным, что она невольно улыбнулась в ответ.

— Но, сага, я ничуть не притворяюсь! Поверь, я не так уж плох, если ты дашь мне шанс это доказать. И единственное мое желание — угождать тебе.

Его взор устремился на вырез светло-желтого шелкового платья, не скрывающий белоснежных вздымающихся полушарий. Касси поспешно прикрыла ладонями грудь, сознавая, что по телу прошел восхитительный озноб предвкушения. Отодвинув стул, она резко поднялась.

— Я.., я замерзла, милорд.

— О, у меня есть превосходное лекарство от холода.

Он неторопливо встал и шагнул к ней. Темные, хищно сверкавшие глаза, казалось, пожирали ее. Касси нервно облизнула губы, но не отстранилась. Несколько мгновений он не дотрагивался до нее, просто стоял рядом, и когда наконец протянул руки, Касси, сама не зная как, очутилась в его объятиях, припала к груди и безмолвно подняла голову. Энтони начал настойчиво обводить языком ее губы, пока не проник внутрь. Полные груди девушки тяжело вздымались, и Энтони прижал ее к себе еще крепче.

— Я не могу нести тебя, сага, — прошептал он, почти не отнимая рта. Касси почему-то решила, что его поцелуи именит вкус апельсина. — Ты станешь сегодня моей, Кассандра?

— Да, — хрипло пробормотала она. Все тело нестерпимо ныло, внизу живота осел свинцовый ком. Больше они не произнесли ни слова. Граф лишь криво усмехнулся, когда Касси, добравшись до спальни, немедленно поспешила в гардеробную переодеться. Но ему почему-то не хотелось подтрунивать над ней по поводу столь неуместной скромности. Энтони стал торопливо раздеваться, бросая на пол одежду. Оставшись обнаженным, он лег в постель. Долго ждать не пришлось. Вскоре появилась Касси, одетая в прозрачную сорочку. Ее волосы густой волной ниспадали на плечи. Энтони нежно улыбнулся и призывно откинул одеяла.

— Прелестная сорочка, Кассандра, но я предпочел бы видеть ее рядом с моей одеждой, на полу.

Касси долго колебалась, прежде чем спустить бретельки с плеч. Щеки у нее слегка порозовели от смущения.

— Мне.., мне не следовало так хотеть…

— Что именно, любовь моя?

Девушка нерешительно тряхнула головой, выскользнула из сорочки и поскорее пробралась в постель, где свернулась клубочком подальше от графа.

Несколько секунд он лежал спокойно, прислушиваясь к ее дыханию.

— Сага, чего тебе не следует хотеть? Энтони протянул руку. Пальцы коснулись гладкой кожи, и он, затаив дыхание, погладил Касси по спине, немного задержался на пояснице, сжал округлые ягодицы. Очень медленно, под дразнящими ласками, напряженные мышцы стали расслабляться.

— Я не должна так сильно хотеть вас, — прошептала она прерывающимся голосом и, быстро придвинувшись к нему, прижалась трепещущим телом. Маленькие ладошки обхватили щеки Энтони, и Касси припала к его губам. От ее невинной ласки Энтони потерял голову. Он тихо застонал и, почувствовав, как ее язык сплелся с его языком, быстро вынул руку из перевязи, стиснул бедра Касси и положил ее на себя. Она не отрывала от него широко раскрытых потрясенных глаз.

— Помоги мне войти в тебя, сага, — прошептал он, снова приподнимая ее. Теплая рука девушки сомкнулась на его напряженном отростке. Выгнувшись ему навстречу, Касси захватила его в плен, и, погрузившись в тесные глубины ее тела, Энтони едва не лишился рассудка от непередаваемо-острого блаженства. Он вторгался в нее все сильнее и глубже, и Касси, гладя завитки жестких волос у него на груди, ощущала неукротимую мощь его плоти. Неожиданно он снова охнул, впиваясь пальцами в ее бедра, и ее нарастающая страсть оказалась бесплодной — Энтони сильно вздрогнул, напрягся и на миг застыл. Мышцы живота затрепетали под ее пальцами. Касси ничего не понимала: их вдруг словно разлучила некая неведомая сила.

— Энтони, — смущенно пробормотала она. Но в ответ раздался прерывистый стон, и он излил в нее влагу естества. Лишь спустя несколько долгих минут граф, почувствовав прикосновение руки Касси, медленно открыл глаза.

— Что ты делаешь, дорогая?

Касси испуганно отстранилась:

— Слушала, как бьется сердце. Теперь уже медленнее.

— Надеюсь, иначе мне просто не выжить, — пошутил Энтони, не отрывая взгляда от ее волос, полузакрывших плечи и налитую грудь.

С трудом подняв руку, он погладил маленький розовый сосок. Касси затрепетала. Ее глаза в мягком сиянии свечи сейчас казались почти черными.

— Моя бедная любовь, — еле слышно пробормотал граф, укладывая ее на спину.

— Я ничего не… — начала она, но Энтони не дал ей договорить, зная, что ее пламенная, неутоленная страсть требует высвобождения. И когда он принялся теребить губами упруго-податливую плоть, где сосредоточились все ее желания, Касси негромко охнула. Энтони наслаждался, слушая тихие вскрики, эту музыку любви, вырывавшуюся у нее из горла, и, на мгновение оцепенев, почувствовал нарастающий экстаз. — Пожалуйста, Энтони, — простонала она, прижимаясь бедрами к его рту, — войди в меня сейчас.

Энтони с сожалением усмехнулся, поцеловал еще раз ее вздрагивающую плоть и, приподнявшись, лег рядом с девушкой.

— Мое сердце все еще стучит, ужасно быстро и громко. Ты не…

Он заглушил ее слова поцелуем.

— Прости, любимая, но пока, боюсь, я не способен на подвиги. Видишь, вот поэтому мужчина должен сначала дать наслаждение женщине.

— Понимаю, — выдохнула она, продолжая гладить его плечи. — Ты хочешь сказать, что не должен был.., покидать меня.

— Совершенно верно. Но ты довела меня едва ли не до безумия, сага, — откликнулся Энтони, нежно лаская ее груди. — Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой, Кассандра. Ни одна женщина…

Он мгновенно осекся, заметив слегка сдвинутые брови Касси.

— Ты хочешь сказать… — произнесла она странно-глухим, невыразительным голосом, — ..что ..как это говорится, у тебя было немало любовниц?

Энтони растянулся поудобнее и прижал к себе ее податливое тело. Прямота и чистосердечие Касси забавляли его. Неужели она настолько наивна, что считает, будто он провел все эти годы в целомудрии?

Энтони откинул у нее со лба облако волос и усмехнулся.

— Сейчас это уже не важно, — покачал он головой, и, к его удивлению, Касси прекратила допрос и, вздохнув, прижалась к его плечу.

Ее пальцы легонько пробежали по его груди и животу. Губы коснулись плеча, а язык ласкающе скользнул по коже. Энтони, счастливый оттого, что она хочет его и не стесняется показать это, ощутил, как наливается и восстает его плоть.

— Ты чародейка, Кассандра, — прошептал он, вонзаясь во влажные, готовые к его вторжению глубины. Глаза девушки медленно темнели, подергивались пеленой, и Энтони сдерживал себя, пока она наконец не застонала и не заколотила его по спине кулачками.

Потом они долго лежали молча, прижавшись друг к другу так близко, что слышали, как бьются их сердца. Энтони бережно поцеловал ее сомкнутые веки.

— Ты мне нужна, сага, — тихо признался он. — Я безмерно люблю тебя и хочу. Знаю, тебе трудно довериться мне и отдаться до конца. Но я не собирался причинять тебе боль.., просто не мог оставить другому.., должен был увезти, дать время и возможность полюбить меня, так же сильно, как люблю тебя я. Прошу, не думай обо мне как о жестоком, безжалостном негодяе. Я мечтаю сделать тебя счастливой, дорогая, и прошу стать моей женой, возлюбленной и партнером.

От его былой надменности сейчас не осталось и следа. Он говорил так мягко, почти умоляюще, что Касси была глубоко тронута, впервые почувствовав, насколько он бывает уязвим. Ей на кратчайший миг захотелось ответить на его признание, но внутренняя борьба пересилила. Она сама себя не понимала. Неужели ее страсть превратилась в такую могучую силу, что она готова простить ему все?

Девушка медленно, с сожалением покачала головой.

— Если вы действительно хотите моего счастья, милорд, прошу, исполните мою единственную просьбу.

Его темные глаза сузились, но голос по-прежнему оставался мягким:

— Да, любовь моя?

— Позвольте мне написать Эллиоту и Бекки.

— И Эдварду Линдхерсту? — неожиданно резко спросил граф, но от Касси не укрылась скрытая за небрежным тоном боль.

— Да.

— Нет, Кассандра. Девушка быстро отстранилась:

— Почему, милорд? Вы боитесь, что Эдвард приедет сюда и увезет меня?

— Ему будет довольно сложно незаметно появиться в Генуе, — спокойно бросил он. Но в голосе уже не слышалось прежней мягкости.

— По крайней мере позвольте мне написать им, что я жива! И если вы настаиваете на этом, я не сообщу, где нахожусь.

— Нет, Кассандра, — вздохнул граф. — Ты напишешь брату только после того, как станешь моей женой и графиней Клер. Я не желаю, чтобы Эдвард Линдхерст скитался по Европе в поисках потерянной навеки любви. Я считаю это бессмысленной жестокостью.

— Жестокостью? По-вашему, меньшая жестокость то, что он считает меня погибшей?

— Да, потому что он должен тебя забыть. И когда Эдвард узнает, что ты замужем за мной, результат будет таким же. Ты больше никогда не станешь частью его жизни.

Касси села, прижимая одеяло к груди.

— Но как вы можете клясться в любви ко мне, когда держите меня в плену? Если вы желаете моего счастья, дайте мне возможность выбирать! Отпустите меня! Я не могу и не хочу стать вашей! — Она яростно погрозила ему кулаком и добавила:

— Неужели вы искренне считаете, что Господь дал вам право обладать мной, превратить в одну из своих дорогих вещей, как экипажи, лошади и драгоценности? Знайте, милорд, я принадлежу только себе, и никому больше, и никогда, слышите, никогда не позволю сделать себя предметом торга!

— Но я и не думал относиться к тебе как к вещи, Кассандра, — гневно взорвался граф, забыв о хладнокровии.

— В таком случае отпустите меня! Для окружающих я всего-навсего ваша последняя любовница, недостойная уважения в глазах порядочных людей! Ваш драгоценный братец, вне всякого сомнения, считает меня распутницей, шлюхой, грязной тварью. Возможно, итальянки падают ниц перед вашей самоуверенной надменностью и позволяют соблазнять их медовыми речами. Но я не из таких!

— Ты затеваешь бессмысленный спор и зря себя расстраиваешь. Я не хочу владеть тобой. Мое единственное желание — любить и лелеять тебя.

— Ха!

— Ты сама не знаешь, что говоришь, Кассандра. Касси задохнулась от бешенства, готовая наброситься на него с кулаками, но сумела сдержать гнев и холодно, издевательски бросила:

— Вы убеждали меня, милорд, что я не обладаю повадками потаскухи. Следовательно, можно предположить, что всему причиной ваши таланты умелого любовника. Поэтому впредь, если я захочу ублажить себя вашим телом, заранее сообщу!

— Вот как? — ответил он зловеще-вкрадчиво, моментально обезоружив ее. — Наверное, стоит написать Эдварду Линдхерсту и поздравить его с редкой удачей. Подумать только, ему не придется связать жизнь со сварливой ведьмой, от которой он, возможно, снова был бы рад вернуться к армейской службе, если, конечно, ты позволила бы ему носить штаны, иначе вряд ли бедняге удастся сбежать.

— А вы.., вы просто отвратительны! — задохнулась Касси.

— Я могу быть всяким, — уже спокойнее, снова став хозяином положения, возразил граф. — Но, кроме тебя, никто не старается подчеркнуть наиболее гадкие черты моего характера.

— Не смейте называть меня сага!

— Но я не подчиняюсь твоим приказам, ведьмочка. И, кроме того, ты повторяешься, Кассандра, а разговор в таком тоне крайне меня утомляет.

Он отвернулся от Касси, задул свечу и натянул одеяло. Засыпая, Энтони думал, что, видимо, такова его участь, по крайней мере пока — наслаждаться розой по ночам и страдать от уколов острых шипов днем.

Загрузка...