Одинокий орел по имени Бернардо

Глава пятая

После бессонной ночи состояние Энджи лучше не стало. Рано утром в Резиденцию приехал Бернардо. Что-то в его лице сказало ей, что дела еще ухудшились. Он смотрел на нее с таким холодным и горьким недружелюбием, какого она еще не видела.

— Интересно, когда ты собиралась сообщить мне? — спокойно спросил он.

— Что именно? — Ей стало страшно.

— Почему ты даже не упомянула о миллионе, который отец дал тебе?

Милостивый Боже! Только не это, пожалуйста, не это, мелькнуло у нее в голове.

— Потому что не могла, — в отчаянии проговорила она. — Тебя так возмутило, что у него есть деньги, что я не решилась подлить масла в огонь. Я бы сказала тебе. Позже. Когда мы все расставили бы по местам и ты был бы готов услышать. Как ты узнал?

— Из Интернета. Имя твоего отца довольно часто мелькает в Сети. Так я и нашел это. — Он разгладил на столе несколько смятых страниц. — Я распечатал их.

С тревогой она узнала статью, которая появилась несколько месяцев назад. Отец с наивной гордостью показывал свой новый дом, а журналист использовал его в качестве гида в экскурсии по роскошным интерьерам.

В статье нашлось место и для нее. Ее описывали как «днем одержимого работой доктора, а по вечерам девушку, умеющую развлечься». На фотографии она, возбужденная, в открытом платье, танцевала румбу. Окружающая обстановка позволяла определить, что это ночной клуб, где веселятся богатые.

Другие снимки. Она за рулем автомобиля — предмета ее гордости, источника наслаждения. Врач, живущий на зарплату, не мог бы позволить себе такую машину. Как и дом в самой дорогой части Лондона.

— Ты никогда не говорила мне об этом, — мрачно продолжал он.

— Я не обманывала тебя. Просто мне не приходило в голову, что это важно.

— Но вчера ты меня обманула. Не сказала о деньгах, которые отец дал тебе. Интересно, ты долго еще собиралась утаивать правду?

— Ты так говоришь, будто я стыдилась признаться тебе, — сердито фыркнула она. — Но я не совершила преступления, оказавшись богатой.

— Нет, но ты должна была быть честной со мной. Не позволять мне дурачиться, мечтать о женитьбе на тебе, о нашей совместной жизни.

— Когда я должна была все сказать тебе? — в негодовании воскликнула она. — В день приезда? По-твоему, когда мы встретились в аэропорту, мне следовало сказать: «Держитесь от меня на расстоянии. Я слишком богатая для вас»? Откуда я могла знать, что это будет иметь значение? Ты и сам не очень-то беден.

— Богата семья Мартелли, а не я. Я пользуюсь только минимумом, на который, думаю, имею право. И я не живу как богатый человек. Ты же знаешь, почему. Это все равно, что порвать и выбросить мою душу.

— Я понимаю это, но…

— Не можешь ты это понимать. — Бернардо побледнел и добавил: — Я и сам не до конца понимаю. Я только знаю, что должен жить так. Я хотел просить тебя выйти за меня замуж. Это тяжелое для тебя решение. Монтедоро — нелегкое место для жизни. Но я думал, что ты такая же, как я. Что ты привыкла к тяжелой жизни. И, когда есть любовь, что-то может получиться.

— Может, — с жаром подтвердила она. — Думаешь, я не знаю о тяжелой жизни? Я доктор.

— Но в конце дня ты приезжаешь домой в свои апартаменты в Мэйфере со всей их роскошью. Ты не сможешь жить на вершине горы. Сейчас ты думаешь, что сможешь. Но потом, когда будет уже поздно, ты обнаружишь, что жить там нельзя. И что тогда? Ты захочешь уехать и жить в Палермо. Или даже в Англии.

— Хорошее же у тебя обо мне мнение, — сердито проворчала она. — Будто я слабое существо, которое не умеет ни любить, ни давать.

— Нет, я так не думаю. Но я знаю жизнь здесь, а ты не знаешь. Ты видишь Монтедоро сейчас: лето, солнце, туристы. Но зимой туристы разъедутся по домам, и город погрузится в морозный туман, который проникает до костей. И ветра дуют неделями и уносят и подавляют твой дух.

— Но разве так плохо жить в Палермо? Это ведь тоже Сицилия и… — Увидев его лицо, она остановилась на середине фразы. — Впрочем, мне не стоило это говорить.

— Я рад, что ты сказала. И ты права. Почему бы тебе не жить в комфорте, к которому ты привыкла? Но я этого сделать не могу. Во мне что-то сидит, и я не могу себя преодолеть. Я должен к этому «что-то» прислушиваться.

— Ладно, я получила деньги. Так давай воспользуемся ими. Сделаем твой дом по-настоящему комфортабельным. И если зимы будут такими суровыми, мы можем на несколько недель спуститься в Палермо…

— Ты имеешь в виду, жить на твои деньги? — Он опять побелел словно полотно.

— Но если они мои, то они и твои.

— Никогда! — Слово прозвучало точно удар хлыста. — Взять у тебя деньги? Ты и в самом деле думаешь, что я способен на это?

— А почему бы и не взять? В наши дни…

Это были роковые слова. Бернардо не был современным мужчиной с современным отношением к женщине. Его душа пребывала в постоянных мучениях, с тех пор как его поглотило богатое семейство. И он будет сопротивляться словно дьявол, чтобы это больше не повторилось.

Энджи столкнулась с неизбежным конфликтом. Но еще не была готова признать свое поражение. Ее любовь стоила борьбы.

— Мы найдем способ, как с этим справиться. — Она постаралась, чтобы голос звучал уверенно. — Придумаем что-нибудь. Не можем же мы все бросить.

— Если мы поженимся, это кончится несчастьем, — удрученно произнес он. — Я не могу брать у тебя деньги, а ты не можешь прожить без них. Однажды ты поедешь в Англию навестить семью и не вернешься. И я… — Он пожал плечами.

— Что будешь делать ты? — прошептала она.

Он долго молчал.

— Думаю, последую за тобой.

— Ну тогда, если ты… — Она неправильно поняла его.

— Ты не понимаешь, — яростно прошипел он. — Это говорит только о том, как сильно я тебя люблю. Я готов перестать быть мужчиной и превратиться в побитого пса, который ползет за тобой и умоляет позволить ему остаться на любых условиях. Ради тебя я способен повернуться спиной к тем, кто нуждается во мне, и попытаться вести твой образ жизни. И за это с каждым днем я все больше буду ненавидеть и презирать себя.

— Ты в самом деле думаешь, что я позволю этому случиться? — Она побледнела. — Ты думаешь, будто я хочу, чтобы ты, в соответствии со своими понятиями, перестал быть мужчиной? Я собиралась бросить все, чтобы быть здесь рядом с тобой. Я хотела гордиться любовью к мужчине, который стоил такой жертвы. Но ты…

— Хватит! — в ярости закричал он. — Не говори больше ничего.

— Я и не собиралась. Что еще можно сказать?

Она повернулась и выбежала из дома. Целый час гуляла по улицам и думала: что же случилось? Нет, нет, просто ей приснился дурной сон. Она вернется, и он с улыбкой встретит ее. Она бросится ему в объятия, и они вместе будут планировать свою будущую жизнь.

Но, вернувшись в Резиденцию, она заметила, что он с тревогой наблюдает за ней. И с ноющим сердцем поняла, что ничего не изменилось. Он совершает поступок, который разрывает его на части. Но он доведет его до конца. Потому что он такой, какой есть. И ничего поделать с этим не может.

Она бросилась в его объятия.

— Прости за то, что я наговорила, — прошептала она.

— Скажи, что ты любишь меня, — хрипло попросил он. — Попытайся не ненавидеть меня. Пойми, у меня нет выбора.

Ей незачем было дольше оставаться на Сицилии. По настоянию Баптисты Хедер откладывала свой отъезд, а Энджи заказала билет на самолет Палермо — Лондон. Бернардо отвез ее в аэропорт. В печальном молчании они ждали, когда объявят ее рейс. Словно на похоронах.

Наконец наступил момент, когда ей пора было идти к самолету. Он оставался за барьером для провожающих.

— Прости меня, — хрипло проговорил он. — Я бы сломал все барьеры, если бы мог. Но они сильнее меня. Я по-прежнему люблю тебя. Я никогда не полюблю другую женщину. Но у меня нет сил идти против внутренних запретов.

Она не ответила. Лишь молча гладила его щеку и смотрела нежными, ласкающими глазами. Он коснулся губами ее ладони. Сейчас он казался больным и подавленным своей болью. Будто все силы вытекли из него. С другим мужчиной она могла бы надеяться, что в последний момент он уступит. Но ждать уступок от Бернардо… Каким бы сокрушенным он ни казался, он оставался крепким как сталь. И упрямым.

— Бернардо… — прошептала она.

— Уходи, — попросил он. — Уходи, прежде чем разорвется мое сердце.

Энджи откладывала до возвращения в Англию выбор места работы. Но через час после приземления согласилась практиковать в клинике отца. Главная причина ее решения — немедленно приняться за дело, чтобы не оставалось времени на размышления.

Она приняла правильное решение. Работа в клинике Уэндхема требовала отдачи всех сил. Отец не принадлежал к числу тех врачей, что ищут только знаменитых пациентов и назначают самые высокие цены. Харвей Уэндхем был блестящим хирургом. Он заслужил репутацию лучшего в своей области и хотел тренировать дочь, как своего ассистента. Его требования заполнили ее жизнь.

Но оставались вечера… Постепенно работа в клинике перестала быть волшебством, спасающим от несчастья. Шаг за шагом она овладевала мастерством, с ростом требований возрастало ее искусство. Отец был в восторге. Братья поздравляли ее. А она, пожиная успех, чувствовала себя потерянной в ужасной пустыне.

Как всегда, она не испытывала недостатка в поклонниках. Кому-то разрешала угостить ее обедом, кому-то — пригласить на танец. Раньше светски воспитанные молодые люди очаровывали ее, пусть на короткое время. Теперь же она сравнивала их с мужчиной, который не умел себя вести в компании и говорил то, что думал, даже если это обижало людей. Сравнение было не в их пользу. После первого свидания она никогда больше не встречалась с очередным поклонником.

Что бы она ни делала, все казалось ей бессмысленным. Иногда даже работа. Она выполняла ее так хорошо, как могла, потому что это было в ее характере. Но не испытывала удовлетворения, которое помогло бы ей пережить тоску, стереть мучительный образ Бернардо.

Сначала она надеялась, что Хедер скоро появится в Лондоне. Но по телефону узнала невероятную историю, разыгравшуюся на Сицилии. К всеобщему удивлению, Баптиста отказалась от собственного решения не вмешиваться в дела молодых и задумала свадьбу…

— Ренато? — в ужасе повторила Энджи. — Это дурная шутка. Ты же его не выносишь.

— Я ей так и сказала, — подтвердила Хедер. — Я ей сказала, что мое единственное желание — пинать его до тех пор, пока он не исчезнет с глаз. Она ответила, когда выйдешь замуж, можешь делать это каждый день.

Энджи невольно рассмеялась.

— Ты очаровала Баптисту. Никакая другая женщина ей теперь не понравится.

— Она смотрит на дело так: ее семья оскорбила меня и должна исправить положение.

— Но это же средневековье.

— Они сицилийцы, Энджи. Они не похожи на нас. По сути, они не похожи ни на кого в мире. В них есть что-то средневековое. Какие-то их принципы — незыблемы. В некотором смысле за это ими можно восхищаться. Даже если что-то, что они считают правильным, для нас непостижимо.

— О да, — согласилась Энджи. — Это я знаю.

Чтобы убежать от сватовства, которым всерьез занялась Баптиста, Хедер удрала на виллу Белла Розариа. Энджи представила ее живущей там в одиночестве. Будто таинственная леди в башне. А соискатели ее руки рыщут вокруг в поисках входа. Но это не будет продолжаться долго. Рано или поздно Хедер вернется в Англию. И в нестерпимой пустоте лондонской жизни у Энджи появится хотя бы дружеская компания.

Но получилось все не так. Однажды вечером зазвонил телефон, и Хедер сообщила невероятные новости. Она согласилась выйти замуж.

— И я хотела бы, чтобы ты стала подружкой невесты. Ты можешь приехать?

— Да, уверена, что могу. — Энджи едва хватило сил задать следующий вопрос: — Хедер, а Бернардо…

— Он не знает, что я прошу тебя приехать. И я не собираюсь сообщать ему.

— Но он…

— Он очень несчастен. Возможно, будет правильно, если ты вернешься.

Повесив трубку, Энджи бросилась на софу, закрыла руками лицо и погрузилась в мечтания. Снова увидеть Бернардо, услышать его голос. И даже, быть может, почувствовать его объятия. Наверно, не очень-то мудро свалиться ему как снег на голову. Но она не в силах отказать себе в таком удовольствии. Какая глупость, она плакала. Она почувствовала себя почти счастливой. Но это было горько-сладкое счастье, в котором таилось обещание еще большей тоски. Перестань думать о глупостях, строго приказала она себе. Только тот, кто рискует, может победить! И она рискнет!

Когда она попросила отца отпустить ее на несколько дней, он взглянул на ее бледное лицо и согласился. Энджи прилетела в аэропорт Палермо вечером накануне свадьбы. Там ее ждала Хедер.

— Бернардо все еще в Монтедоро, — сообщила подруга. — Он не спустится вниз до завтрашнего утра. Мы поедим в городе, а спать будем в доме. Войдем туда через боковую дверь, так что никто из слуг не увидит тебя.

За ужином в маленьком ресторанчике Хедер пыталась объяснить, почему она выходит замуж за человека, которого вроде бы никогда не любила.

— Все устроила Баптиста, — говорила она. — Эта женщина твердо решила оставить меня в семье. Она даже отдала мне свое поместье Белла Розариа в качестве приданого, когда мы с Лоренцо собирались пожениться. А когда у нас ничего не получилось, не стала брать его назад. Я должна выйти замуж, чтобы вернуть собственность в семью.

— А что думает Ренато?

— Он получит назад Белла Розариа, чего очень хочет.

— И?.. — Энджи скептически смотрела на подругу.

— И… и я создана для Сицилии. Я полюбила остров с того дня, как мы сюда прилетели, а замужество — лучший способ остаться здесь.

— Глупости! — воскликнула Энджи. — Вы с Ренато любите друг друга!

— Любить Ренато невозможно, — убежденно проговорила Хедер. — Брак просто создаст приемлемые рамки для борьбы с ним.

— Хорошо. У тебя будет штормовой брак.

— Легко сказать! — мрачно проворчала Хедер, но потом засмеялась.

— Но это будет счастливый брак. Потому что вы любите друг друга. Потому вы с самого начала и вцеплялись друг другу в горло.

— Может быть.

— А как Лоренцо? Он не чувствует неловкость ситуации?

— Этот молодой человек не ведает неловкости, — улыбнулась Хедер. — Из нашего брака ничего бы не вышло. Мы оба это знаем. И теперь мы с ним добрые друзья.

Они подъехали к Резиденции и ухитрились войти в дом незамеченными. Потом беззвучно заспешили вверх по лестнице в их старую комнату.

— Бернардо правда ничего не подозревает? — спросила Энджи, готовясь ко сну.

— Ничего. Он узнает, когда завтра увидит тебя идущей со мной к алтарю. Он укрылся в своем орлином гнезде и безвылазно сидит там. Когда Ренато надо поговорить с ним о делах, он звонит по телефону или сам поднимается туда. Когда я жила в Белла Розариа, Бернардо иногда заезжал ко мне — для того, мол, чтобы посмотреть, не надо ли мне в чем-то помочь. Но на самом деле он всегда ухитрялся так перевести разговор, чтобы узнать о тебе. Я рассказывала ему о твоей лондонской жизни, — и он просто упивался этим.

— Ты сказала ему, что я работаю в клинике отца?

— Да. Не надо было говорить?

— Это не государственный секрет. Догадываюсь, что он держит это в тайне.

— Ему сейчас плохо. Он худой и несчастный. Как ты.

— Я много работала, — поспешно объяснила Энджи.

— Он тоже. Но это не решает проблему ни для него, ни для тебя, — назидательно добавила Хедер.

Они пошли спать, но Энджи не могла заснуть. Наконец она встала, завернулась в халат и вышла на террасу. У нее заныло сердце, когда она вспомнила, как стояла здесь в первый вечер. Она смотрела вверх, чтобы увидеть Бернардо. А он смотрел вниз на нее. Теперь там, наверху, пусто…

Она перевела взгляд на горы. Где там Монтедоро и мужчина, которого она любит? Он проводит время в мертвящей тишине и в мыслях о ней, Энджи это знала. Она испытывала горькую радость при мысли, что снова находится недалеко от него. О неудаче она не думала, потому что вообразить такое было невозможно.

На следующее утро она не выходила из комнаты, пока не пришло время ехать с Хедер в кафедральный собор. Бернардо, как и раньше, был шафером жениха.

Машина остановилась. Энджи расправила платье невесты, и они вышли из лимузина. Сердце у нее рвалось из груди: она снова встретится с ним! Какое лицо у него будет, когда он увидит ее?

Высоко над головами нежно пел хор, дорога до алтаря казалась ей бесконечной. Все ближе, ближе. И там стоял он. Еще более напряженный и худой, чем когда они прощались. Неужели это сделала разлука?

И, наконец, он увидел ее. В первый момент он просто оцепенел. Затем словно маска опустилась на его лицо. Он повернулся к жениху, сосредоточив на нем все внимание. Энджи едва дышала. Что означала мгновенная вспышка на его лице? Он так рад ее появлению, что не в силах совладать с собой? Или же он сердится и отвергает ее? Служба тянулась целую вечность. Может быть, она совершила непоправимую ошибку, приехав сюда?

Ренато надел на палец Хедер кольцо, и она стала его женой. Самый невероятный в истории брак, подумала Энджи. Два человека, не сказавшие друг другу ни единого доброго слова, влюблены. А она и Бернардо, созданные для взаимной любви, устроили себе сплошные мучения.

Служба закончилась. Над головой гремел орган. Жених и невеста обходили алтарь. С высоко поднятой головой Энджи заняла место позади них. Бернардо шел рядом с ней. Моментами как бы забывая о ней, но на самом деле постоянно осознавая ее присутствие. Так же, как и она его.

По дороге домой они ехали в машине одни. Наконец-то им представилась возможность поговорить.

— Ты ждал меня? — спросила Энджи.

— По-моему, я был… в пути. — Он нежно взял ее руки в свои. — Я размышлял, пригласит ли тебя Хедер.

— Ты мог спросить у нее.

Он покачал головой. Энджи поняла, он никогда бы не спросил. Ведь это приоткрыло бы что-то личное, тайное. А для такого человека, как Бернардо, даже небольшая «утечка информации» о себе была просто немыслима.

Взяв себя в руки, он даже ухитрился изобразить некое вежливое безразличие.

— Приятно видеть тебя. Я все гадал, как ты там живешь, все ли хорошо у тебя.

— И ты думаешь, что у меня все хорошо? — прошептала она.

— Я еще никогда не видел тебя такой красивой.

Это была правда. Бледно-желтое шелковое платье простого покроя мягкими фалдами спускалось вниз. Корона из цветов украшала волосы, и жемчужные серьги — единственная драгоценность — сверкали в ушах. На мгновение его взгляд застыл на ней.

Но только на мгновение. Затем он быстро улыбнулся, и ставни закрылись. Но она увидела, что стража иногда все же отступает. И не сразу возвращается. В ней начала расти надежда.

На приеме они сидели рядом, будто на витрине. Он тихо спросил:

— Ты пошла работать в отцовскую клинику на Харлей-стрит?

— Да, — с вызовом подтвердила она. — Отец — блестящий хирург. Я многому у него научилась.

— Это хорошо, — вежливо заметил он. — Я рад, что у тебя хорошо идут дела.

— Что за покровительственный тон! — вдруг взорвалась она.

— Я только…

— Я понимаю, что ты имел в виду. Мол, это легкая работа для «толстых котов». И только для нее я гожусь.

— Почему мы ссоримся? У нас так мало времени.

— У нас может быть столько времени, сколько мы захотим…

Она не стала продолжать. Начались тосты и речи. Затем танцы. Хедер и Ренато вышли на середину. Гости восхищенно загудели.

— Энджи, как замечательно снова видеть тебя. Пойдем потанцуем.

Она увидела смеющееся лицо Лоренцо. Как и говорила Хедер, его нисколько не волновала ситуация. Улыбаясь, она взяла его руку. Но в этот момент другая рука резко разъединила их.

— Нет, — спокойно проговорил Бернардо. — Прости, Лоренцо.

Брат улыбнулся и пошел искать другую партнершу. Бернардо крепче сжал ее руку. Взгляд проникал ей в самое сердце. Он вывел ее на танцевальный паркет и прижал к себе. Энджи не сопротивлялась. Она чувствовала, как он дрожит. Теперь она знала правду, которую он пытался скрыть. Если она еще сомневалась в том, любит ли он ее, то теперь никаких сомнений не осталось. Он выглядел так, будто у него вырвали сердце.

Энджи молчала. Просто наслаждалась тем, что она рядом с ним, в его объятиях.

— Тебе не следовало приезжать, — пробормотал он, кружась по паркету. — Но я так мечтал о тебе.

— Тогда почему мне не следовало приезжать?

— Потому что я мечтал о тебе, — со вздохом повторил он. — Когда я вижу тебя, я слабею. А я не должен слабеть.

— Почему ты говоришь такие вещи? Разве любовь — это слабость?

— Любовь может стать слабостью, если ей уступишь, — мрачно проговорил он. — Amor mia, не можешь понять? Ты райская птичка. А Монтедоро годится только для орлов.

— Но ты так мало знаешь обо мне. Почему бы мне тоже не стать орлом?

— Ох, нет… Пожалуйста, нет… Ты не знаешь, что говоришь.

Он разрывался на части. Словами отвергал ее и при этом все крепче прижимал к себе. У нее закружилась голова. Горестное выражение его лица обижало ее. Но кроме горести в нем таилось и упрямство. А с ним она должна бороться. Вдруг Энджи перестала танцевать, взяла его за руку и повела подальше от танцевального зала. Она не остановилась, пока не вывела его из дома под звезды.

— Энджи…

— Замолчи и поцелуй меня, — приказала она, заключив его в объятия.

Хотя его трясло как в лихорадке, Энджи предвидела, что он будет сопротивляться. И тогда, поверив в собственную отвагу, Энджи стала сама целовать его так, как он любил. Своими ласками она возвращала их короткое счастье.

— Ты не сможешь снова попрощаться со мной, — пробормотала она.

— Энджи, не делай этого… не разрушай меня…

— Я пытаюсь остановить тебя, ведь ты разрушаешь нас обоих. Ты хочешь меня?

— Ты знаешь, что хочу.

— Так хочешь, что готов взять меня за руку и вместе прыгнуть в неизвестное? Это все, что нужно, любовь моя, — всего немного отваги.

Возбуждение и восторг мучили его, счастье, до которого невозможно дотянуться, доводило до безумия. Энджи чувствовала себя триумфатором: он не может устоять против нее. Его руки ласкали ее волосы и распускали красивое воздушное сооружение, какое удалось создать парикмахеру. Волосы падали на плечи, и он провожал их губами, оставляя огненные следы на ее коже.

— Не искушай меня, — шептал он. — Колдунья… Я буду бороться с тобой.

— Я буду искушать тебя до тех пор, пока в тебе не проснется смелость и ты не рискнешь вместе со мной. Если ты не можешь жить в моем мире, а я в твоем, мы создадим наш собственный мир.

— Нет, — хрипло возразил он.

— Да, любовь моя. Воспользуйся шансом и прыгни с самой высокой горы Монтедоро. Мы вместе полетим, словно орлы.

— Это безумие… сумасшествие…

— Не думай об этом. Разве ты не хочешь, чтобы я так целовала тебя?

— Больше всего на свете, но это ничего не меняет…

— Это все меняет. — Она прижала губы к его рту. — Ты мой. Ты принадлежишь мне, а я тебе. Я не позволю тебе уйти. Меня не беспокоят трудности. — Желание добавляло ей злости. Она схватила его за плечи и потрясла. Ее горевшие почти безумным пламенем глаза уставились в его глаза. — Мы любим друг друга. Разве это ничего не стоит?

— Возможно, это стоит меньше, чем ты думаешь, — через силу сказал он. — Разве любовь — это все в жизни?

— Если она достаточно сильная, то да! — в ярости крикнула она.

— Думаешь, я не люблю тебя? Думаешь, не лежу без сна ночь за ночью… не вижу тебя будто наяву, не мечтаю о тебе… Я все время твердил себе: пусть все летит в тартарары, лишь бы мне хоть раз предаться с тобою любви!

— Тогда давай займемся этим… сейчас… Моя комната рядом… И никаких больше вопросов или решений…

— Но с рассветом ко мне вернется разум. Легко сказать «пусть все летит в тартарары». Нам придется жить с последствиями того, что мы натворили. Допустим, мы попытаемся жить вместе. И как по-твоему: скоро ли начнем ненавидеть друг друга? Ты не можешь жить моей жизнью, а я не могу жить твоей. Мы погубим друг друга. Почему ты этого не видишь?

— Потому что ты для меня все! — в страстном гневе воскликнула она. — Может быть, любовь сделала меня тупой. Такой тупой, что я верю: мы сумеем построить совместную жизнь, если у нас хватит любви. Но лучше быть тупой, чем согласиться с тобой.

Вдруг Энджи поняла, что со всем своим искусством, страстью и решительностью она ничего не достигла. Мучительное ощущение, будто собственное сердце разорвалось на кусочки, заставило ее резко отступить. Она оттолкнула его жестом, похожим на удар.

— Если для тебя любовь так мало значит, тогда, наверно, и бороться не стоит! — выкрикнула она. — Пусть я привязана к своей прежней жизни. Но только потому, что ты за меня принял решение. Ты не позволил мне самой сделать выбор, даже очень трудный. Наверно, мы бы и вправду погубили друг друга. Но не по той причине, о какой думаешь ты. Я бы не смогла жить с мужчиной, у которого всегда готов приговор, который убежден, что моими поступками надо руководить. Прощай, Бернардо. Я думала, что сделала ошибку, приехав сюда. Но сейчас я рада. Это спасло меня от бессмысленных сожалений.

Полночь. В доме тишина. Далеко внизу в спокойном море отражается луна. Энджи пытается запечатлеть в памяти картину, зная, что она приехала сюда в последний раз.

— Так, значит, он был таким же тупым дураком, как всегда, — раздался из темноты ироничный голос Баптисты.

— Да, — с горечью согласилась Энджи. — Я думала, если он скучал по мне так же, как я скучала по нему, то это что-то изменит. Но ничего не изменилось.

— Нет, в Бернардо ничего не изменилось. И никогда не изменится. Он будет любить тебя всю жизнь. И будет так ужасно страдать, что мне больно даже думать об этом.

— А мои страдания? — сухо спросила Энджи.

— Моя дорогая, я знаю, что тебе больно, но ты выживешь. И снова полюбишь. Вероятно, не так, как любишь его. Ты теплая и с открытым сердцем. Ты умеешь жить. Но Бернардо… — Баптиста вздохнула. — Ни одного из этих качеств у него нет. Он тяжелый человек. Даже грубый, потому что не знает, что такое компромисс. Он скрытный. Таится от людей и даже от самого себя. Одна-единственная женщина сумела соблазнить его и вывести на солнечный свет. Если он потеряет ее, представляю, как холодно и одиноко ему будет. Какая искореженная жизнь его ждет.

— Знаю, — хрипло прошептала Энджи. — Когда я думаю, какими счастливыми мы могли бы быть… — Она сжала губы, но не смогла остановить слезы, заливавшие лицо. — Он считает меня райской птичкой, — всхлипнула она. — Но я-то хотела быть орлом!

— Ну так и будь орлом, — отрезала Баптиста.

— Как я могу, если он мне не позволяет?

— Не позволяет? — Баптиста повысила голос. — Ты из такого сорта женщин? Ждешь позволения мужчины? Вот уж не ожидала… Если ты во что-то веришь, не жди от него разрешения. Сильная делает так, чтобы это случилось.

— Вы думаете, я не мечтаю сделать так, чтобы это случилось? — сказала Энджи. — Но я не знаю, как это сделать.

— А я знаю, — сказала Баптиста. — И собираюсь тебе показать.