Огонь на снегу

Глава 9

Алида слышала звук, похожий на шум беспрестанно бьющегося моря. Звук доносился из темноты, из длинного туннеля… Вдруг, как ножом, ее пронзила мысль: она на корабле! Ее возвращают в Англию! Она покидает Россию!

Девушка попыталась пошевелиться, но не смогла, лишь веки ее слабо дрогнули. Кто-то положил руку ей под голову, и она почувствовала на своих губах что-то прохладное. Она машинально сделала несколько глотков. Кто-то очень ласково сказал ей по-французски:

— Вы в безопасности! Спите спокойно, малышка!

Алида что-то хотела спросить, но ей не хватило сил. В глазах потемнело, и она снова потеряла сознание.

Позже — через несколько часов или несколько дней — она снова услышала тот же ласковый голос.

Открыв глаза, Алида увидела склонившееся к ней лицо женщины средних лет, в белом платке и монашеском покрывале. Ей снова поднесли питье, и, сделав нечеловеческое усилие, Алида спросила:

— Где я?

— В поезде, — ответила монахиня. — Вы в безопасности, мы о вас заботимся, и вы скоро поправитесь.

Алида хотела задать еще тысячу вопросов, но сил не было.

Она ощущала под головой мягкую подушку и ритмические удары, которые она приняла за шум моря. Теперь этот шум казался ей странной музыкой, в которой повторялся один и тот же мотив.

«Если я в поезде… то не может быть, чтобы меня везли в Англию, — думала она. — Но куда… куда же они везут меня?»

На нее нахлынули бессвязные воспоминания.

Граф Иван, с ненавистью глядящий на князя… движение его руки… пистолет, направленный, она это точно знала, в сердце князя… палец на курке… граф падает… падает в сани.

— Я убила его! — прошептала она.

Потрясенная этим, девушка попыталась сесть, но вскрикнула от боли.

Снова слова утешения и ласковые руки. Снова погружение во тьму. Алида так и не могла восстановить ход событий. Она то приходила в сознание, то снова погружалась в забытье.

Девушка была слишком слаба, чтобы задавать вопросы, слишком утомлена, чтобы интересоваться, куда ее везут. Она только понимала, что находится в поезде уже долгое время. Потом она очнулась опять в санях, которые двигались очень медленно, вероятно, чтобы избежать тряски…

Потом пароход… На этот раз она действительно слышала шум волн, звон колокола и звуки шагов по палубе у себя над головой.

И снова сани… пока наконец она окончательно не пришла в сознание и не увидела, что находится в большой солнечной комнате.

Возле нее сидели две монахини. Она слышала их голоса и ощущала мягкое прикосновение рук.

Старшую монахиню, которая ухаживала за ней, утешала, заставляла уснуть и называла, как ребенка, «малышкой», звали сестрой Мари-Клер. Алида чувствовала исходящую от нее уверенность и ощущение безопасности.

Вот и сейчас, с интересом оглядев комнату, залитую дневным солнцем, она увидела лицо сестры Мари-Клер.

Комната была очень большой, светлой, с изысканной мебелью. Постель, на которой лежала Алида, была задрапирована небесно-голубой тканью, и везде стояли цветы, источавшие необычный аромат.

— Где я?

К удивлению девушки, голос ее прозвучал довольно твердо. А ведь ранее она не могла произнести и слова, не говоря уже о связной речи.

— Вы в Грузии, — ответила сестра Мари-Клер, — во дворце князя Воронцова.

При упоминании о князе сердце Алиды встрепенулось.

— Это его дом?

— Его светлость прислал вас сюда выздоравливать.

— Я была больна?

Внезапно она вспомнила: граф Иван выстрелил, падая, сраженный ее пулей!

Попытавшись повернуться на бок, девушка увидела, что ее плечо перевязано.

— Вы были ранены, когда на вас напали волки, — тихо произнесла сестра Мари-Клер.

Алида замерла:

— Что с князем?

Она едва выговорила это, слова, казалось, застревали в горле.

— Его светлость не пострадал.

— А Мэри? — снова с трудом спросила она.

— Ваша кузина погибла, — очень тихо ответила сестра. — Упокой, Господи, ее душу! — Она перекрестилась и твердо заявила: — Вам надо заснуть. Когда вы достаточно поправитесь, вам захочется побольше узнать об этом прекрасном дворце, но теперь спите, малышка!

Не в состоянии спорить, Алида подчинилась. Но теперь ее сны были наполнены солнечным светом.

Она во дворце князя. Он отправил ее не в Англию, а в свой дом, в Грузию!

Позже, когда она достаточно окрепла, чтобы подойти к окну, ей открылся невероятно красивый вид: гряда высоких гор, огромное озеро, рощи, леса, реки и ручьи.

Она знала, что Грузия, расположенная на юге России между Черным и Каспийскими морями, граничащая с Арменией и Турцией, совершенно не похожа ни на одно другое место страны. Только теперь она обнаружила, что климат здесь напоминает климат средиземноморских стран.

Грузины присоединились к России, могущественной стране, чтобы защититься от набегов ревнивых и алчных соседей.

Монахини нежными голосами рассказали Алиде, какой долгий путь они проделали от Петербурга до Черного моря, где их встретила яхта князя, после короткого путешествия на которой им снова пришлось ехать в санях.

— Зимой это путешествие не из легких, — говорила сестра Мари-Клер, — но Богу было угодно, чтобы мы добрались благополучно.

Сейчас Грузия тоже была покрыта белой пеленой снега, но благодаря солнцу, зеленым лесам и веселым ручейкам он не выглядел столь угрожающим, как под серым небом Петербурга.

— Как здесь красиво! — восхищенно произнесла Алида.

— Дворец тоже прекрасен! — воскликнула вторая монахиня, сестра Екатерина. — Я не представляла себе, что в одном месте может быть столько красот!

— Сестре Екатерине придется возвращаться в больницу, — улыбнулась сестра Мари-Клер. — После такой роскоши больница покажется ей убогой и непривлекательной!

Алида все еще не решалась задавать вопросы, но день и ночь ее мучила мысль: где князь?

Наконец решившись, она задала вопрос и залилась краской: ведь ответ так много для нее значил!

— Его светлость не смог уехать из Петербурга, — объяснила Мари-Клер. — Вы, наверное, знаете, мадемуазель, он, как великий христианин, борется за освобождение крестьян от рабства, в котором они живут в течение стольких веков!

— Да, я знаю. Но неужели он сам устроил так, чтобы я оказалась здесь?

— Его светлость привез вас из леса в больницу: надо было извлечь пулю из вашего плеча. Он объяснил, что когда волки стаскивали графа Ивана с саней, пистолет в его руке случайно выстрелил.

— Да… конечно… так и было!

— Его светлость глубоко опечален, что его люди не смогли спасти вашу кузину: помощь запоздала. — Алида промолчала, и монахиня положила ладонь на руку девушки. — Дитя мое, постарайтесь не думать об этом! По воле Божьей вы остались целы, и его светлость позаботился, чтобы к вам вернулись здоровье и силы.

— Я останусь… калекой?

— Я все ждала этого вопроса, — улыбнулась монахиня. — Должна сказать честно: полностью вы поправитесь нескоро. У вас на плече останется шрам, но постепенно все пройдет!

Алида попыталась разглядеть шрам, но сестра остановила девушку:

— Это вас расстроит, малышка. Поначалу раны — отвратительное зрелище, но природа — великий лекарь. Благодарите милостивого Бога, что вы живы. Однако вам надо запастись терпением: лихорадка пройдет нескоро.

— Я все время благодарю Бога, — прошептала Алида.

— Когда вы достаточно поправитесь, — перебила ее сестра Екатерина, — уже наступит весна, а весной в Грузии очень красиво. Всюду зацветут цветы, такие же прекрасные, как во дворце у князя.

— Мне хочется посмотреть дворец! — воскликнула Алида.

— Как только вы достаточно окрепнете, — пообещала сестра Мари-Клер. — Молитвы помогут вам лучше любого доктора!

Под присмотром добрых монахинь Алида день ото дня набиралась сил. Помогало ей и радостное возбуждение, воцарившееся в ее душе. Каждый нерв напрягался в ожидании радостной встречи с будущим. Князь не отослал ее в Англию! Он пригласил монахинь, чтобы они ухаживали за ней! Она живет в его дворце! Да ведь это почти то же самое, что быть рядом с ним!

Миновало Рождество, и солнце с каждым днем грело все жарче.

— Скоро снег растает совсем, — объявила сестра Екатерина.

Лед на озере уже таял, а реки стали полноводнее.

Когда Алида наконец смогла покинуть свою спальню, две горничные повели ее в просторную гардеробную.

Вместо своих невзрачных серых платьев девушка увидела буйство красок: на вешалках теснились голубые, желтые, зеленые, ярко-розовые и белые платья.

— Это… все мне? — запинаясь спросила она.

Горничные, не понимавшие по-английски ни слова, выразительными жестами указывали ей на платья, и одна из них пояснила:

— Из Петербурга!

Алида узнала руку французской портнихи, знавшей ее размеры. Только она могла сшить ей платья их этих прекрасных, дорогих тканей.

«Он… подумал обо мне!» — пронеслось в голове у девушки.

Все во дворце живо напоминало о князе, и Алида постоянно чувствовала его присутствие.

Здесь не было ни величия Михайловского дворца, ни гигантских размеров и подавляющей роскоши Зимнего. Алиде казалось, что все, кто когда-нибудь жил здесь, были безмерно счастливы. Ей чудился смех в заполненных цветами комнатах, в коридорах, отнюдь не бесконечных, в домашних уютных гостиных, украшенных бесценными сокровищами, которые, казалось, органично вписывались в интерьеры.

В отличие от дворцов и домов в Петербурге, здесь было несколько открытых каминов, а огромные кафельные печи грели так жарко, что ночью Алида укрывалась лишь одним шерстяным одеялом.

Наконец настал день, когда Алиде было позволено совершить первую прогулку.

— Поезжайте медленно! — наказала кучеру сестра Мари-Клер.

Кучер был довольно пожилой, улыбчивый человек с блестящими, веселыми глазами. Именно такими представляла себе Алида грузин.

Проезжая по улице, девушка обратила внимание, что люди здесь сильно отличаются от жителей Петербурга.

Мужчины были стройными, смуглыми и очень красивыми. Их черты говорили о греческом или персидском происхождении. Женщины, такие же красивые, как в Петербурге, казалось, постоянно смеялись.

Проезжая по маленьким деревушкам, они неизменно слышали смех и мелодичное пение.

— Грузины приняли христианство еще в четвертом веке, — гордо сказала сестра Мари-Клер. — Они терпимы и великодушны.

— И любят спорт, музыку и балет! — добавила сестра Екатерина.

— Балет! — тихо повторила Алида, подумав о матери.

У нее создалось впечатление, что здесь никто не озирается от страха перед шпионами, как это делают русские на севере. Даже походка у грузин уверенная. Такая походка может быть только у свободных людей.

— Может быть, и в России будет так же, когда освободят крепостных, — произнесла Алида.

Встречающиеся дети махали им руками, а двое мужчин, тащившие бревно, весело приветствовали их кучера.

— Можно только молиться, чтобы это стало так, — ответила сестра Мари-Клер.

Однако Алида поняла, что сестра сомневается, избавится ли когда-нибудь Россия от власти аристократов, засилья тайной полиции и станет ли жизнь хоть немного легче.

Вскоре рука Алиды начала действовать, и с нее сняли повязку. На ее плече остался только красный шрам от пули графа, но самое главное — она поняла, что Грузия вылечила не только ее рану, но и душу.

Она больше не просыпалась от ужасных сновидений, в которых граф в который раз падал, сраженный пулей, а рычащие волки стаскивали их с Мэри с саней. Сначала, хотя она и старалась не думать о происшедшем, ужасная сцена не выходила у нее из головы. Алида думала, что никогда не забудет этого кошмара, но природа делала свое дело, и вскоре страшные воспоминания понемногу начали стираться из ее памяти.

Она поймала себя на том, что почти бесстрастно думает о своем поступке и может смотреть правде в глаза: не застрели она графа, князь замертво упал бы к ее ногам. Толкнув его, она спасла ему жизнь, пусть даже сама была ранена.

«Лучше бы я погибла, чем весь его труд пропал даром!» — говорила себе Алида.

Без князя граф более успешно препятствовал бы освобождению крестьян.

Думая об этом, девушка понимала, что с радостью отдала бы жизнь за князя. Он пользовался таким влиянием в обществе, был так необходим, что никакая жертва не шла в счет по сравнению с важностью той задачи, которую он сам возложил на себя.

Как сладкие звуки музыки, ее опьяняла мысль, что теперь она свободна!

«Я не должна так думать, — уговаривала она себя, — это нехорошо, это так самонадеянно… Разве я могу что-то для него значить? Как после смерти Мэри при таких трагических обстоятельствах он сможет обратить на меня внимание?»

Это приводило ее в отчаяние.

Вероятно, князь отослал ее в Грузию, потому что пожалел ее, потому что понимал, что она спасла его от пули, чувствовал себя перед ней в долгу.

И все-таки сердце девушки не верило доводам разума.

Она все еще слышала его голос, когда он назвал ее «дорогая», все еще испытывала восторг при воспоминании о его поцелуе и их танце в оружейной.

— Я люблю его! Я люблю его! — шептала Алида, обходя дворец и прикасаясь нежными пальчиками к вещам, до которых когда-то, она была уверена, дотрагивался он.

Когда никто не видел, она целовала его портреты или миниатюру, стоявшую на инкрустированном секретере, принадлежавшем, должно быть, его матери.

Однажды, возвращаясь с долгой прогулки, они несколько изменили маршрут. Внезапно в миле от огромного белого дворца, горделиво возвышавшегося над всей округой, их взорам предстало не очень большое здание, выдержанное в безупречных архитектурных пропорциях. Дом стоял на равнине, и окна его выходили на высокую гору, замыкающую длинный ряд огромных гор, защищающих Грузию от резких ветров России.

Здание с круглым серебристым куполом и двумя острыми мраморными башенками было настолько красиво, что Алида смотрела на него почти не дыша.

— Что это за дом? — спросила она монахинь. — Я никогда раньше его не видела.

— Этот дворец называется «Белый замок», — ответила сестра.

Она приказала кучеру остановиться, чтобы девушка могла рассмотреть маленький дворец.

— Кто здесь живет? — спросила Алида.

— Никто. Его светлость построил этот дворец в память своей матери, которую он обожал.

— А можно посмотреть его интерьеры?

Монахиня покачала головой:

— Туда никто не допускается. Его светлость построил его после смерти матери и собрал там все самое дорогое для себя. За дворцом следят ее бывшие слуги, а князь, когда бывает здесь, останавливается в нем на несколько дней. — Сестра Мари-Клер улыбнулась: — Разумеется, дворец возбуждает любопытство. Мне говорили, что цветы там еще красивее, чем в Петербурге!

— Князь, должно быть, очень любил свою мать, — заметила Алида.

— Насколько я слышала, она была необыкновенной женщиной. Ее любили все. Слуги во дворце говорят о ней с почтением, словно о святой.

Неделей позже Алида встала рано утром и решила надеть самое любимое платье. Когда горничные помогали ей, в спальню вошли обе монахини в плотных шерстяных накидках.

— Мы уже едем на прогулку? — осведомилась Алида.

— Нет, мы пришли попрощаться, мадемуазель, — ответила сестра Мари-Клер.

— Попрощаться? — удивленно воскликнула Алида.

— Сейчас нас довезут до Черного моря, где, как мы понимаем, нас будет ждать яхта его светлости.

— Но почему вы уезжаете? — в замешательстве спросила Алида.

— Потому что вы поправились, мадемуазель, и наша помощь вам больше не нужна!

— Но я не хочу, чтобы вы уезжали! — почти по-детски воскликнула Алида.

— Насколько я понимаю, одна вы не останетесь, — загадочно улыбнулась сестра Мари-Клер, — а у нас много работы в больнице. Как ни грустно, мы не можем оставаться здесь.

— Но это так неожиданно! — растерянно проговорила Алида.

— Мы тоже удивлены, хотя и знали, что рано или поздно это случится! Но мы уже готовы в путь и благодарим вас за доброту и снисходительность. С нами не часто обращаются так, как здесь! И на обратной дороге, наверное, о нас позаботятся.

— Вы сказали, я не останусь одна? — тихо спросила Алида.

— В этом можете быть уверены! — улыбнулась сестра Мари-Клер.

Она сделала реверанс и протянула руку, но Алида обняла монахиню и расцеловала ее в обе щеки.

— Вы были так добры ко мне! Я ничем не могу отблагодарить вас, но никогда вас не забуду!

— И мы никогда не забудем вас, малышка! Мы будем всегда молиться за вас и уверены, что вы найдете свое счастье!

Алида расцеловалась с сестрой Екатериной, и обе монахини вышли.

Одевшись, Алида спустилась вниз. Она обходила дворец с таким чувством, словно одна глава ее жизни закончилась и начинается новая. У нее захватывало дух от предчувствия каких-то удивительных событий.

После завтрака, поданного внимательными слугами князя в черных ливреях, она поднялась к себе отдохнуть: ведь сестра Мари-Клер всегда настаивала на этом.

Она думала, что не сможет заснуть, но, вероятно, сильное возбуждение сморило ее, и она погрузилась в дремоту.

Она проспала довольно долго, и, когда горничная принесла ей дневной чай (по-английски, на блюде!), девушка была еще в постели.

— Я должна встать! — заметила Алида,

Она уже достаточно выучила русский, чтобы объясняться с горничными. Недостаток слов обычно дополнялся жестами.

Старшая горничная Ольга покачала головой:

— Нет, ваша светлость, не стоит торопиться. Я приготовлю вам ванну и принесу для вечера особое платье!

Алида села на постели:

— Особое платье? По какому случаю? Кто его привез?

Она говорила так быстро, что горничная не разбирала ее слов. Ольга вышла из спальни и вернулась с фантастически красивым платьем. Такой красоты Алида еще никогда не видела. Это было белое платье, но совершенно не похожее на то, в котором она была на балу у великой княгини. Оно было сшито из белого газа и все расшито крошечными бриллиантовыми цветками с жемчужными сердцевинками. С первого взгляда Алида узнала в цветочках звездообразные орхидеи, на которые, по мнению князя, она была похожа.

На это платье, вероятно, ушли многие недели кропотливой работы. Оно было прелестно. Надев его наконец и посмотрев в зеркало, девушка решила, что она сошла с какой-то картинки. Причесав и завив Алиду, горничные принесли не орхидеи, как она ожидала, а бриллиантовую диадему.

Она смотрела на украшение, не в силах сказать ни слова. Диадема была выполнена в виде гирлянды цветов, которые покачивались и сверкали, как живые. Горничные осторожно надели диадему Алиде на голову и, к удивлению девушки, принесли тонкую, как паутинка, кружевную вуаль. Они не закрыли ее лицо, как это делают в Англии, а прикрепили вуаль так, чтобы она складками спадала по плечам. Вуаль до пола покрывала ее сверкающее платье и придавала ей вид нимфы, поднимающейся из речного тумана.

Полностью одетая, Алида в последний раз взглянула в зеркало. Ее огромные, бездонные глаза сияли от непонятного возбуждения. Девушка чувствовала, что дрожит.

Горничные проводили ее до лестницы; она спустилась, надеясь увидеть князя, но ее ждал только слуга с собольей шубой в руках.

Сначала она пришла в замешательство, потом поняла! У подъезда ее ждала закрытая карета, так что не было необходимости надевать меховую шапку и боты. В карете была установлена грелка для ног, поэтому она осталась в атласных туфельках. Слуга набросил ей на колени соболье покрывало.

Как только Алида устроилась, лошади тронулись в путь. Теперь она понимала, куда едет, и испытывала такое волнение, что могла только сложить руки и молиться, чтобы все происходящее не оказалось сном.

У подъезда «Белого замка» ее ждали слуги, препроводившие девушку в прихожую. Князя и там не было, но мажордом в расшитой золотом ливрее провел ее по коридору, украшенному живыми цветами. За дверью, к которой они подошли, Алида услышала тихие звуки органа[1] и поняла, куда ее ведут.

В часовне горели свечи в превосходных серебряных люстрах, традиционных для православных церквей, но Алида смотрела только на человека, который ждал ее стоя в дверях.

Увидев князя, Алида застыла на месте, и, казалось, оба они были не в состоянии пошевелиться. Затем князь взял ее руки и поднес к губам. Зазвучали приятные чистые голоса невидимого хора. Перед алтарем стояли три священник в великолепном облачении. Двое служек, в тяжелых стихарях, подали князю и Алиде длинные зажженные свечи.

Брачная церемония велась на латыни[2], но священник с длинной бородой и добрым лицом переводил Алиде, когда Она повторяла слова обета человеку, стоящему рядом с ней.

Их руки соединились, и князь надел на палец Алиды кольцо. Затем из алтаря вынесли два усыпанных драгоценными камнями венца Алида и князь почтительно поцеловали венцы, и, когда они произносили слова молитвы, служки держали венцы над их головами.

Священник покрыл их руки серебристой лентой своего одеяния. Когда он отвернулся от них и опустился на колени перед алтарем, князь тихо произнес:

— Теперь ты моя жена!

Он встал, помог подняться ей, поцеловал одну за другой ее руки и губами коснулся кольца, только что надетого ей на палец.

Из часовни князь повел ее по коридору к комнате, у дверей которой стоял лакей. Комната утопала в белых цветах, но Алида видела только князя. Она смотрела на него с замиранием сердца.

— Ты полностью поправилась? — спросил он взволнованным голосом, говорящем гораздо больше слов.

— Я здорова. Но почему ты не сказал мне, что мы поженимся?

Князь улыбнулся:

— По английскому поверью в день свадьбы жених и невеста могут встретиться только у алтаря! Я приехал сегодня утром, но не мог ждать до завтра, чтобы сделать тебя своей! — Алида затрепетала, и он продолжал: — Идем, праздник ждет нас, но на нем не будет ни гостей, ни зрителей! Все должно произойти тихо и тайно, дорогая! Думаю, тебе понятно, что после всего происшедшего я не должен жениться по крайней мере год.

Алида промолчала. Он дал ей руку, и они прошли в другую комнату, поразившую ее своим великолепием. Ей рассказывали о зимних садах, которые заводили в России прямо в домах, но ничего подобного Алида никогда не видела, Она и представить себе не могла, что такой сад может быть вообще. Это была целая роща цветущих апельсиновых деревьев, а под ногами росла настоящая зеленая трава, в которой белели фиалки. У Алиды было впечатление, что она попала на английскую лужайку.

Видя изумление молодой жены, князь тихо сказал:

— Запах фиалок напоминал мне о тебе. Это были любимые цветы моей матушки!

Волшебный сад был невероятно красив. Сквозь листву апельсиновых деревьев Алида наконец рассмотрела белые лилии и гиацинты.

С первого взгляда она поняла, что благодаря такому же непостижимому и искусному расположению ламп, как и в Зимнем дворце, сад казался залитым мягким и рассеянным солнечным светом, казавшимся Алиде таким же золотым, как и ее счастье.

Под апельсиновыми деревьями, ронявшими лепестки цветов на белое кружево, был накрыт стол.

Потом Алида так и не могла вспомнить, что она ела и пила. Она только знала, что еда была вкусна, как амброзия, а золотистое вино, которыми слуги наполняли ее бокал, казалось божественным нектаром.

Она могла думать только о князе. Он смотрел в ее глаза, был рядом с ней, говорил с ней, а она ведь так долго об этом мечтала!

— Если ты хочешь знать, моя любимая, почему я так долго не приезжал к тебе, — сказал он, словно угадав ее мысли, — то скажу, что это время показалось мне вечностью. Я не мог уехать из Петербурга, пока комитет не закончил работу.

— И вы закончили?

Князь улыбнулся:

— Все члены комитета разъехались по домам. Мы победили!

— Победили! — воскликнула Алида.

— Все члены комитета проголосовали за освобождение крепостных!

— О, как я рада! Очень, очень рада!

— Царь наконец поручил юристам подготовить манифест, который он подпишет в начале 1861 года.

— Ты, должно быть, так горд! Очень, очень горд!

— Я горд и счастлив, что, выполнив свой долг, наконец могу жить среди людей, которых люблю! — Посмотрев на нее, он нежно добавил: — И со своей женой! — Алида, застеснявшись, покраснела, а он продолжал: — Теперь я могу сказать, что полюбил тебя с первого взгляда!

— И тем не менее ты… женился бы на Мэри… — пролепетала Алида.

Она не могла удержать этих слов. Любовь к нему переполняла ее, но все же ей было больно, что, любя ее, он все-таки женился бы на ее кузине, потому что это было определено другими.

Князь взял ее за руку:

— Я чувствовал, что ты это думаешь! Посмотри на меня, Алида. Я кое-что хочу тебе сказать. — Она удивленно посмотрела на мужа, а он спросил: — А ты поверишь мне?

— Я всегда верила.

— Правда?

— Правда.

— О, моя любимая, мой цветочек, ты само совершенство!

Она затрепетала от его слов.

Князь твердо произнес:

— Ты должна мне поверить. Я бы никогда не женился на Мэри. Как только я увидел тебя, я понял, что ты и есть та единственная, которую я ждал всю жизнь и которую так хотел найти! Не только потому, что ты напомнила мне мою мать, которую я обожал, а потому что ты — это ты! Потому что меня влечет к тебе сила, которая сильнее и могущественнее нас с тобой!

— Я тоже это чувствовала, — прошептала Алида,

— Знаю, моя драгоценная, а теперь твое сердце — мое сердце, твоя душа — моя душа! Какие бы трудности нас ни ждали — мы вместе! — Крепко сжав ее пальцы, он продолжал: — Тебе известно, что, так как меня убедили жениться на девушке, которую мне описали как первую красавицу Англии, я был связан словом чести.

— Понимаю, — ответила Алида, вспомнив собственное отчаяние.

— Поняв, что я полюбил тебя и только ты сможешь стать моей женой, я поговорил с царем.

— Ты рассказал его величеству о нас?

— Да, я все рассказал ему, ведь в тебе вся моя жизнь. Император все понял. Я полагаю, тебе уже говорили, что он сам без памяти влюблен.

— Что же он сказал о… нас?

— Он сказал, что не должно быть никакого скандала и для меня немыслимо отказаться от брака с Мэри. — Князь помолчал. — Я знал, что ее сердце отдано другому, но она не могла выйти за графа Ивана, так как тот уже был женат.

— И что же ты мог сделать?

— Решение подсказал мне царь. Он сказал, что, несмотря на явную любовь к графу, Мэри все еще считается моей невестой, а потому, чтобы помочь мне, он намерен отправить меня в ссылку!

— Но это же означало бы… опалу? — воскликнула пораженная Алида.

— Разумеется! Но я уверен, что, как только я перестал бы быть при дворе persona grata, твоя кузина сама не захотела бы стать моей женой!

Алида знала, что это правда. Мэри потеряла бы всякий интерес к князю, если бы ей пришлось покинуть Петербург, если бы князь попал в опалу и потерял уважение общества.

— Но я был уверен, — очень нежно продолжал князь, — что, если бы я в подобных обстоятельствах попросил тебя поехать со мной в ссылку, ты бы не колебалась!

— Ты же знаешь, что так и есть! Я пошла бы за тобой куда угодно, Однажды я подумала, что с любимым могла бы быть счастлива и на чердаке!

— А со мной ты была бы счастлива? — настойчиво спросил князь.

— Безмерно счастлива! — прошептала она.

— Наконец мы вместе! Мне нужна твоя помощь, дорогая! Я пытаюсь многое сделать для своих людей, и ты должна понимать и вдохновлять меня. — Немного поколебавшись, он проговорил: — Мне трудно сказать, что значит для меня быть с тобой в этом дворце, который я построил в память о матери. Это единственное место на свете, достойное тебя и твоей неземной красоты!

— Ты пугаешь меня! — запротестовала Алида. — Я слышала, что все обожали твою матушку и что она была необыкновенной женщиной. Могу ли я даже пытаться быть похожей на нее?

— Она любила меня! — просто произнес князь. — И все, чего я прошу, — люби меня! Я хочу, чтобы ты позволила мне научить тебя любви. Думаю, за последние годы ты ее не видела!

Алида глубоко вздохнула. На мгновение перед нею пронеслась беспросветная жизнь в замке, грубость и жестокость, которые она терпела. Но все осталось в прошлом! Будущее было таким же золотым, как свет, проливающийся сквозь апельсиновые цветы, лепестки которых мягко падали на князя и Алиду.

— Я люблю тебя! — пылко произнес князь. — Господи, как я люблю тебя!

Алида. покраснев, опустила глаза.

— Я хочу кое-что показать тебе, дорогая! Но для этого надо переодеться. В комнате рядом ждут горничные.

Алида послушно встала. Князь проводил ее до двери, за которой оказалась маленькая прихожая, где ее уже ждали горничные.

Обе преклонили перед ней колени и поцеловали руку, затем быстро сняли с нее диадему и вуаль и расстегнули ее прекрасное расшитое платье.

К ее удивлению, на нее надели греческую тунику из белого шелка, напомнившую Алиде о происхождении князя. Увидев очень низкий вырез спереди, она несколько оробела. Горничные принесли ей пушистую шубу из белой лисы и набросили на плечи. Все еще удивляясь, но понимая, что вопросы задавать бессмысленно, Алида вышла из комнаты и увидела князя.

Он тоже переоделся, сняв свой парадный мундир с многочисленными наградами. Теперь на нем была простая белая вышитая рубаха с высоким воротом, какие носили многие мужчины в России. Окинув Алиду взглядом, князь чуть заметно улыбнулся и сказал:

— Ты моя снежная королева!

— Куда мы? — спросила Алида.

— Скоро увидишь! Это сюрприз!

Слуги принесли белый бархатный капор, отороченный мехом белой лисы, и князь сам надел его на голову жены, завязав ленточки под ее маленьким подбородком.

— Моя мечта осуществляется! — произнес он глубоким, низким голосом, и она затрепетала, увидев, какой страстью загорелись его глаза.

Он провел жену к выходу из зимнего сада, и она увидела, к своему изумлению, огромные сани. Это были самые странные сани, какие она видела: резные, позолоченные, украшенные непонятными гербами. Они напоминали сани из волшебной сказки. У них была высокая резная спинка, но не было ни козел для кучера, ни впряженных лошадей. Внутри сани были обиты белым шелком и устланы мягкими белыми подушками.

Усевшись в сани, Алида почувствовала, что можно вытянуть ноги, и ощутила мягкий подогрев снизу.

«Совсем, как в постели!» — подумала она и покраснела.

Слуги помогли князю надеть черную соболью шубу и такую же шапку, в которых он выглядел невероятно красивым и немного беспутным, чего раньше Алида за ним не замечала.

Он уселся рядом с женой, и слуги накрыли их сначала атласной накидкой, а сверху покрывалом из белой лисы и горностая. Засунув руки в белую пушистую муфту, Алида взглянула вперед и увидела раздвинутые атласные шторы, расшитые звездами, и широко распахнутые огромные окна.

Чьи-то невидимые руки вытолкнули сани в сад.

Стояла лунная ночь, и хотя было холодно, то был не жестокий, пронизывающий холод Петербурга, а скорее мягкий морозец, характерный для английской зимы.

Алида слышала, как за ними закрылись окна, и они остались одни под черным звездным небом со сверкающим полумесяцем. Князь повернулся к жене и обнял ее. Она почувствовала, как в муфту проскользнула его рука и сжала ее пальцы. Алида затрепетала от его прикосновения, от нежности, с которой он ласкал ее нежную кожу.

Вдруг Алида услышала музыку: играл целый струнный оркестр. Звучал тот самый вальс, под который они с князем танцевали в оружейной. Она взглянула в лицо мужа, низко склоненное к ней.

— Это очень красиво! — тихо прошептала Алида.

Из-за его близости и ласкового прикосновения рук она почти потеряла дар речи.

— Посмотри на горы, моя драгоценная!

Она подчинилась, не совсем понимая, что происходит, но бесконечно счастливая тем, что он рядом.

Взглянув на огромную гору, живописно очерченную на фоне звездного неба, высоко, почти на вершине, она увидела свет. Он был слабым, едва заметным, и она сначала подумала, что ошиблась. Но вот вспыхнуло еще несколько огоньков, которые по мере приближения увеличивались. В темноте блестели вспышки огней, сливающиеся почти в светящуюся реку.

Теперь Алида услышала, что музыка зазвучала громче, и нежный, мечтательный вальс сменился мелодией, которая всегда ассоциировалась у нее с Россией. Эта музыка бередила чувства и вызывала восторг и возбуждение.

Огни все приближались, и наконец Алида увидела среди деревьев пламя огромного костра. Огонь поднимался высоко к небу, а вокруг него весело танцевали мужчины и женщины в национальных костюмах.

Алиду настолько влекли звуки музыки, что ей казалось, будто она и сама танцует вокруг огня. Возбужденная, она схватила руку князя и впилась глазами в кружащиеся фигуры и мерцающие огни. Она чувствовала, что князь наблюдает за ней, за ее открытым от возбуждения ртом, за ее профилем, красиво очерченным на фоне белого меха капора.

— Огонь на снегу! Я всегда хотел показать его тебе, моя любимая!

— А я не поняла, что ты имел в виду, когда сказал это, глядя из окон дворца!

— Но теперь ты понимаешь, что это не сказка?

— Я думала, речь шла о каком-то символическом огне!

— Мне хочется пробудить этот огонь в тебе, моя любовь. Огонь нашей любви, который выжжет из нашей жизни все холодное, жестокое, безобразное и принесет нам радость обладания друг другом.

Языки пламени поднимались все выше к звездам, и танец становился все быстрее. Фигуры танцоров казались летящими по воздуху, и слышались торжествующие, жизнерадостные голоса.

Сердце Алиды билось в такт музыке, она вся трепетала от восторга. Это ощущение усилилось, когда она почувствовала прикосновение рук князя, вызвавших в ней доселе неизведанные чувства.

Сани тронулись в обратный путь, и вскоре они уже оказались снова во дворце, в зимнем саду, где благоухали фиалки и куда еще доносилась музыка.

Свет в саду стал серебристым, и в нем серебряными звездочками мерцали апельсиновые цветы.

Алида чувствовала на себе восхищенный взгляд мужа, когда тот нежно развязывал ленты ее капора. Меховые покрывала, шубы и шапки куда-то таинственно исчезли, и они остались лишь под белым атласным покрывалом. Князь медленно развязал пояс ее туники. Сердце Алиды забилось от волнения, ее грудь высоко вздымалась код мягким шелком.

Князь долго смотрел на нее, потом очень ласково сказал:

— Ты — мое сердце, моя душа, вся моя жизнь!

Он обнажил ее плечо и поцеловал шрам от пули князя Ивана.

— Нет… пожалуйста! — взмолилась Алида. — Я не хочу, чтобы ты смотрел на него! Он отвратителен!

— Он прекрасен! Это украшение любви, моя дорогая! К этому следу я всегда буду относиться с почтением: ведь он спас мне жизнь!

Он очень нежно поцеловал ее, и его губы опустились ниже по ее белой коже. Алида почувствовала дрожь от доселе неведомого волнения.

— Ты дрожишь? — спросил он.

— Да… ты же чувствуешь…

Князь поцеловал маленькую ложбинку на ее груди.

— Это мое — все мое! — шептал он.

Его рука ласкала ее грудь, а губы целовали нежную шею. Алида ощущала, как охвативший ее трепет превращается в огонь.

Словно угадав ее состояние, князь промолвил:

— Я научу тебя, моя прелесть, гореть от восторга любви, чтобы больше не было пугающего тебя холодного снега, а только тепло чудесного огня!

Его поцелуи пробудили в Алиде неудержимое желание, которое она по своей невинности не совсем понимала, но ей хотелось, чтобы он продолжал ласкать ее, крепче прижимал к себе и прильнул к ее губам.

— Научи меня! — шептала она. — Да, научи меня… стать для тебя всем… Делать все, что ты хочешь!

— Ты — моя осуществленная мечта! Я буду любить тебя вечно, пока звезды не посыплются с неба!

Он целовал ее глаза, лоб, щеки. Алида вся трепетала. Ей хотелось чего-то такого, что она не могла выразить словами, но чего, однако, жаждала всем своим существом.

Князь посмотрел на ее раскрытые губы, на полные пробуждающегося желания глаза и сказал:

— Скажи мне, любимая, те слова, которые я больше всего хочу услышать! Скажи то, чего никогда не говорила мне! Слова, которых я жду с таким нетерпением, которые необходимы мне сейчас и всегда!

Алида поняла его и, хотя в своем возбуждении она почти не могла говорить, все же прошептала по-русски:

— Я люблю тебя!

Князь еще крепче обнял ее.

— Я так ждал этих слов! Я люблю тебя, моя дорогая, мой цветок, мой мир, моя жена!

Их губы встретились, и Алиде показалось, что пламя охватывает их и растворяет в себе.

Его губы, страстные, требовательные, зовущие, пленили ее. Она принадлежала ему, и они соединились навечно!