Охотники за камнями

Глава 31

Деймон Холл

Чем больше я провожу времени с Амандой, тем лучше хочу узнать её. Понять.

Может это связано с нашим прошлым. Или с тем, чем мы заняты сейчас — такой эффект попутчиков, оказавшихся в экстремальной ситуации. А может меня подзуживает чувство, что когда-то я лишился гораздо большего, чем хорошей любовницы.

Я не испытываю вину за прошлое… хотя все больше склоняюсь к тому, что Митч оказался большим мудаком, чем я полагал. Но я, определенно, разочарован. В том, как поступил я, отказавшись от нее. В том, как поступила она, отказавшись от меня…

Все течет и ничто не остается на месте, и я никогда не стремился возвращать то, о чем забыл, но… откуда-то появдяется странное желание, чтобы наша поездка стала началом чего-то нового.

Нас.

Глупо? Не знаю. Мне сложно разобраться в своих чувствах. Пока только я понимаю, что восхищаюсь Амандой — даже больше, чем прежде. Хочу узнать, что скрывается за её периодическим напряжением и кошмарами — и не для того, чтобы разведать больные точки, а чтобы защитить от этого. Хочу вспомнить её вкус, запах, гладкость кожи.

Наш поцелуй… он что-то задел внутри меня. Как и наши совместные ночевки. Оставшись вдвоем, посреди огромного пространства, мы будто превратились в первых людей на планете. И я дышу этим ощущением. Наслаждаюсь ее хрупкостью и тем, как она засыпает в моих объятиях. Дурею от её движений, в которых столько сдержанной сексуальности, и редкого смеха.

Проходит еще два дня, прежде чем мы выезжаем к первому поселению, которое ожидаемо выглядит за гранью бедности. Такими же оказываются и прочие. В этой местности нет ни школ, ни больниц. Ребятишки тоже трудятся, а аптекарь или даже знахарь лечит одной травяной микстурой от всех болезней. В доколониальный период штат Гояс населяли немногочисленные полукочевые племена, занимавшиеся охотой, рыбной ловлей и собирательством. Сейчас — скотоводы, фермеры и старатели. Год за годом местные леса вырубаются для того, чтобы можно было расширить участки для выпаса скота и для выращивания сельскохозяйственных культур.

А еще здесь иногда находят камни.

Иногда мы ночуем в деревнях, иногда — уезжаем подальше до заката. Ведем себя сдержанно и спокойно, расспрашивая о местных шахтерах и жилах, но почти всегда натыкаемся на непонимание и настороженность. Впрочем, это не сравнить с нашей настороженностью.

Многие из гаримпейрос и скотоводов имеют большие семьи и слывут добропорядочными, но их реакция на кошелек в твоих руках может оказаться тем сильнее, чем больше их семья.

Мы сообщаем, что пока лишь на разведке — как представители крупной частной американской компании ищем постоянных поставщиков среди местных.

Нет, мы не готовы покупать.

Нет, у нас нет денег, но да, мы хотим посмотреть все, что они могут предложить.

Пару раз нам даже везет. Бразильцы видят в нас потенциал, а также понимание языка камней, что дает возможность на равных разговаривать со «старейшинами» и отсматривать лучшие камни, которые пока осели в поселке.

Но эти лучшие камни не могут быть тем, что мы ищем.

— Слишком они маленькие, слишком много хрома, — говорит Аманда, — цвета яркие, но решетка кристаллов так сильно искажена, что изумруды сплошь трещинами. Я не понимаю, почему Картавье говорил еще и про ванадий в этих местах? Пока что я не видела ни одного положительного примера…

— Тем не менее, мы будем искать.

— Конечно. Иначе зачем было забираться так далеко? — она улыбается.

Может затем, чтобы снова почувствовать себя теми, кем мы были когда-то? Охотниками и искателями, авантюристами от мира камней и… влюбленными не только в камни?

Но этого я, понятно, не говорю.

Сверяюсь по карте и принимаю решение двигаться на север. Не хочется оказаться слишком близко от природной сокровищницы Гояса — национального парка Шапада-дус-Веадейрус*. Нам ни к чему внимание местных егерей и правоохранителей, к тому же, я сомневаюсь, что изумрудная жила может оказаться столь близко от заповедника.

Нам оказалось удивительно комфортно вместе.

Мы можем молчать часами — и часами же разговаривать про камни.

Она делится забавными историями из своей жизни, и я с удивлением отмечаю, насколько ей идет мягкий юмор, а не язвительные уколы, которые для меня всегда были сродни пощечинам.

Я рассказываю про свое детство, а рыжая — про первое серьезное дело.

Иногда мы спорим до хрипоты — и по поводу месторождений, и по поводу политической и экономической ситуации. А иногда просто делимся впечатлением о прочитанной книге или фильме.

Я в жизни ни с кем не разговаривал так много и не проводил столько времени. Даже с Митчем. И слегка напуган тем, насколько сильно наслаждаюсь нашим общением. Что будет, когда оно закончится?

И… как сделать так, чтобы не заканчивалось?