Деймон Холл
Неказистые на вид камни содержат настоящие сокровища.
Иногда я думаю — мир скрывает что-то от нас исключительно ради того, чтобы мы оценили его ценность.
Были бы так привлекательны бриллианты, если бы они лежали россыпями у нас под ногами? Гордился ли альпинист достижением вершины Эвереста, если бы туда провели лифт? Рождалось бы в душе ощущения счастья от встречи со своим человеком, если бы каждый встречный тебе подходил?
Мы довольно быстро достигаем шахтерского лагеря. И ничуть не удивляемся, что там довольно много народу. Черные от солнца и по рождению лица не вызывают страха, пусть в руках бразильцев — внушительные ружья. Сложно понять, насколько нас рады видеть. Во всяком случае никто не пытается прогнать — а значит все уже неплохо.
Это нормально — охранять то, что будет кормить твои семьи долгие годы.
Я не имею представления, сколько же они продержатся независимыми старателями — или их в ближайшее время подгребет под себя какая-то международная компания. И сейчас меня интересует только, есть ли у них то, за чем мы охотимся уже почти месяц.
К нам подбегает юркий подросток, что здесь, скорее всего, на позиции "принеси-подай", и, улыбаясь чуть щербатым ртом, жестами показывает, что нужно спускаться вниз. Камни там.
Кто бы сомневался.
Я смотрю на шахту и вздыхаю. Ни страховок, ни нормально укрепленных сводов. Старые веревки вместо тросов и побитые ведра, в которых наверх вытягивают руду.
Колеблюсь несколько мгновений. С одной стороны, мне следует спуститься первым, чтобы убедиться, что там реально дышать и ничего не рухнет мне на голову. Если веревки не оборвутся, и я не застряну — Аманде будет легко. С другой, оставлять её наедине с этими мужиками…
— Пойду я, — бурчу чуть недовольно, передаю ей небольшой рюкзак, где лежит второй пистолет, и обвязываюсь веревкой.
В конце концов, это всего лишь люди… Хендерсон всегда умела ими управлять. А несчастные случаи в таких почти семейных шахтах, где нет ни техники, ни защиты, составляют двадцать процентов.
Смертельных.
Веревки впиваются в тело, в шахте мрачно и воздух ощущается спертым, но у меня вдруг появляется хорошее предчувствие.
Внизу почти что можно развернуться в полный рост, что само по себе неплохо. Вот только и здесь никого. Я верчу голово, увеличивая мощность фонарика на лбу, и нахожу очередную дыру с торчащей из нее деревянной лестницей.
Заглядываю туда.
В яме, в которую едва может протиснуться мужчина отнюдь не крупного сложения, лестница нижним концом опирается на едва заметный выступ. А дальше все теряется во мраке.
Я слышу, что начали спускать Аманду и возвращаюсь к вертикали шахты. И ловлю её, на мгновение прижимая к себе.
Черт.
Мне постоянно её не хватает. Несмотря на то, что сейчас она… почти в моих руках.
— Эй, есть кто-нибудь? Мы хотим посмотреть камни!
Не будет такого, что гаримпейрос не отозовутся на подобное приглашение. Единственное, они могут не знать английского…Что ж, язык денег и жестов наиболее универсален.
К нам и правда вскоре вылазят двое, притащив с собой еще и допотопный фонарь, и тряпицу, в которой, надеюсь, есть что-то подходящее. Бразилец постарше, весь испещренный морщинами, в которые навечно забилась пыль, цепко осматривает нас и довольно щурится. Будто наяву вижу, как он, дрожащими от возбуждения руками, расковыривал свой первый занорыш, ощетинившийся кристаллами. Как год за годом перебирал руду. Всю жизнь искал эту жилу и не намерен упускать ни цента.
Он планирует сорвать куш — а я не против.
Более молодой смотрит с подозрением, но он здесь точно будет на вторых ролях.
— Присядем, — скрипит старший во всех смыслах шахтер. С диким акцентом, но, хотя бы, на английском.
Мы все размещаемся в ставшей тесной норе и при неярком свете фонарей я беру в руки первые камни.
Мы не ошиблись.
Я вижу нужный цвет. И большие возможности.
Перебираю кристалл за кристаллом, прикидывая в уме, сколько карат можно из них получить и изучая количество включений, а затем передаю Аманде, которая отсматривает изумруды не менее пристально и жадно.
— Они прекрасны, — киваю мужчинам, — вот только… эти несколько, я уверен, сколоты с гораздо большего кристалла.
Замирают и переглядываются. Рыжая так и вовсе не дышит. Уверен, она заметила то же, но мы изначально договорились, что эту партию поведу я. Просто потому что местные не слишком-то ценят в женщинах деловую жилку.
— Нет ничего больше, — с нахальной улыбкой заявляейт старый пройдоха.
— А если посмотреть внимательно? Мы платим живыми деньгами…
Молчание затягивается, и я напрягаюсь… но тут гаримпейрос расплывается в улыбке и кивает своему помощнику. Тот уходит и возвращается с новой тряпицей.
Надеюсь у меня не дрожат руки, когда я осторожно разворачиваю не самую чистую ткань и по очереди подношу к глазам три самоцвета.
Крупных, на самом деле крупных…
Мы переглядываемся с Амандой. Похоже, это они… и остается только выбрать наиболее подходящий.
— Сколько? — я краток
— По сто пятьдесят за каждый, — он тоже.
Более чем подходящая цена… Но есть одно «но». Нам просто необходимо посмотреть их при дневном свете.
Вот только и стоимость от этого может существенно увеличиться — я знаю неписаные правила.
Смотрю на рыжую.
Кивает.
— Нам нужно наверх.
Улыбка шахтера становится шире. Кажется, у него счастливый день. Но только когда мы выбираемся на улицу, становится понятно, насколько счастливый.
Я не успеваю взять кристаллы в руки, как раздается шум, и в лагере появляется еще несколько человек. По виду — бразильцы, но не чета охранникам и шахтерам. Много-много богаче.
Они пришли за камнями.
И, похоже, нам предстоит борьба.