— Первый лот.
Даже у всегда невозмутимой стервы Хендерсон на мгновение изумленно расширяются глаза.
Черт.
Почему я смотрю на нее, а не на кристалл?
Нужно сосредоточиться, тем более, что он действительно великолепен.
Изумруды находят от России до Пакистана, от Замбии до Бразилии, они привлекают внимание благодаря своей красоте и почти мистическим возможностям исцеления и защиты. И тот экземпляр что мы видим… я почти чувствую, как он формировался миллионы лет в условиях экстремальной жары и давления.
Мне не требуется обращаться к Митчу, чтобы убедиться — камень без изъянов. И нет смысла слушать разглагольствования тучного колумбийца, ведущего торги, чтобы понять — это редкая находка. Да еще с неизвестного месторождения… За интересную историю и уникальность места всегда готовы платить больше — ведь там, где находят камни, больше могут вообще ничего не найти.
Единственный минус у первого лота — его размер.
Даже сейчас видно, что самый профессиональный огранщик не вытянет больше пятнадцати карат. В другой бы раз я поборолся, но мне надо оставить всю наличность для действительно нужного кристалла.
А я уверен — он будет.
В первом круге торгуются только местные и два нервничающих американца, похоже первый раз принимающих участие в таком событии — это чувствуется по их постоянным вопросам и чуть напуганным взглядам в сторону нескольких неприятного вида охранников с оружием на поясе.
Более опытные — и богатые — игроки сразу отказываются от ставок. Картавье, что сидит напротив меня, почти не отслеживает первый лот, зато внимательно слушает рыжую, что едва ли не трется грудью о его плечо и мурлычет свои байки на ухо, будто они лучшие друзья. Азиат, которого я вижу первый раз, располагается чуть дальше и присматривается к присутствующим с абсолютно непроницаемым лицом. Его представили как мистера Чань, но я уверен на сто процентов — это оно вымышленное. Если американцы и европейцы стараются сделать себе имя и требуют, чтобы их обязательно упоминали в числе участников, то азиаты чаще всего действуют скрытно. Возможно потому, что не желают светиться ни как покупатели, ни как продавцы в дальнейшем — как не желают, чтобы кто-то отследил место и сумму, которую они заплатили.
Любовь к хитроумным махинациям у них в крови.
Первый лот забирает себе американец помоложе и обводит всех победным взглядом. Кажется, Хендерсон едва сдерживает себя, чтобы издевательски не поаплодировать ему.
Интересно, она всегда была такой сукой или же когда-то, в своих первых сделках, тоже боялась и фонтанировала эмоциями?
Я морщусь из-за того, что опять думаю о ней.
Выносят вторую бархатную коробочку.
Все подаются вперед. Возможно, это именно то, чего мы ждали, но и шанс ошибиться довольно велик. Мы не знаем, сколько всего будет лотов — никто не знает, потому как устроители не заинтересованы в том, чтобы все было просчитано заранее, апредпочитают, чтобы покупатели боролись за каждый камень как за последний. И если он и правду окажется последним, а я не приму участие в торгах, могу профукать возможно единственный шанс на выполнение заказа от Черного каймана.
А если кристаллы по размеру и качеству идут по нарастающей, то потрачу на второй большую часть денег и не смогу бороться за действительно стоящий камень.
Наши помощники сидят за спинами, но без вопроса никто не дергается. Не принятно. Вот только сейчас мне и правда нужна помощь. Которой не брезгуют и остальные — специалисты достают свои технические лупы и осматривают лот по очереди, прикидывая, за сколько можно его купить и за сколько продать. Нас интересует всё: происхождение, цвет, количество включений, потенциальный размер и варианты будущей огранки, и насколько именно совокупность этих качеств редко встречается. Сложно удивить красивым синим сапфиром в пятнадцать карат добытым на Мадагаскаре или в Шри-Ланке, но если родословная — Бирма, он уже переходит в разряд коллекционных. Так и здесь… к тому же, мы пока не понимаем, сможем ли получить по итогу нужную массу…
— Нижняя граница нормы, — шепчет мне Митч.
Если кто-то принесет заказчику камень чуть крупнее, я останусь не у дел. Продам, конечно, но…
Я краем глаза слежу за Амандой. Та о чем-то переговаривается со своей помощницей, а потом довольно улыбается и кивает. Вступает в игру? Мне не узнать, пока не начнется торг, поскольку свое согласие или отказ мы пишем на бумажках…
Первым порывом было тоже согласиться, но я, под недоуменными взглядами Гэвина и Митча, все таки вывожу прочерк.
Как выясняется, так же поступил Картавье и… сама Хендерсон. Остальное была ее игра на публику — и азиат клюнул. Сверкнул недовольно глазами в ее сторону, на что рыжая только недоуменно подняла бровь, вроде как не поняла, с чего тот разозлился…
И забрал себе второй лот за сто двадцать тысяч.
И каждого из нас теперь волнует вопрос — что будет следующим лотом, если он вообще будет… и хватит ли у него денег и дальше повышать ставки?
Организаторы не торопятся, накаляя атмосферу до предела…
Один из американцев пытается закурить, нервно стиснув пальцами сигарету, но закашливается под взглядами остальных.
А третью коробку все-таки выносят. И я даже не беру еще кристалл в руки, когда понимаю — оно. Уникальный размер, цвет и, похоже, изъянов в нем еще меньше, чем во внешности Аманды Хендерсон.
Даже стартовая цена соответствующая…
Сто пятьдесят. И шаг… десять тысяч долларов.
— Сто семьдесят, — Картавье ведет своим огромным носом, будто желает еще и втянуть запах изумруда.
Мы ставим вчетвером. Как и ожидалось — Чань, француз, рыжая и я. И ни один не намерен уступать… Похоже сейчас все будет зависеть от того, сколько у кого с собой кэша. И сколько каждый из нас готов будет выложить за камень, чтобы с уверенностью потом не только покрыть все расходы, но и сорвать банк.
Как всегда в таких случаях воздух можно резать ножом, а лица торгующихся становятся совершенно неподвижными. Мы следим друг за другом, пытаясь понять, когда у каждого наступит предел, за которым, повысив сумму всего на десятку, можно будет забрать себе лот.
Вот только организаторы ведут свою игру.
И объявляют последнюю ставку втемную…
А это значит, что каждый из нас напишет сумму на бумажке…Минимум она должна быть выше последней ставки, максимум определяется только собственной способностью мыслить разумно… и предугадывать количество денег у соперников.
Я почти не думаю… И ставлю триста десять… все что у меня осталось и на тридцать штук больше, чем было названо до этого.
Молча отдаю свернутую бумажку.
Дольше всех размышляет азиат. Лоб его покрыт испариной, он кривится… и размашисто пишет свою сумму.
Я чувствую, что у меня начинают подрагивать пальцы и усилием заставляю себя оставаться спокойным до объявления результата.
Колумбиец, пожевывая толстую губу разворачивает тугие комки — на его лице триумф. Черт. Похоже, ему предложили столько, сколько он и не ожидал получить… И это точно не моя сумма.
Он называет всего одно имя:
— Чань.
Но тот даже не выглядит счастливым… Похоже, ему придется выплачивать запредельную для этой сделки сумму, и постараться еще, чтобы сбыть камень… Если только у него не было особого заказа.
Я подавляю разочарованный вздох и резко встаю. Потерять столько времени и пятьдесят штук… И ни на шаг не приблизиться к исполнению заказа.
Но меня радует хотя бы то, что у Хендерсон такие же проблемы.
Вот только она не выглядит… расстроенной. Разве что задумчивой. А потом делает, чего я вообще от нее не ожидаю — обвивается вокруг руки Картавье, идет с ним на выход, что-то рассказывая… И, махнув рукой своей помощнице и охраннику, садится к нему в машину.
— Как думаешь, что ей нужно от него? — Митч напряженно смотрит им вслед.
— Да просто захотела проверить, так ли французишки хороши в постели после проигрыша. Говорят, что они выпрыгивают из своей лягушачьей кожи, только бы доказать, что проиграли случайно… — склабится Гэвин.
Я хмыкаю, типа мне смешно.
А сам с таким грохотом закрываю дверь машины, будто надеюсь, что она отвалится.
Да мне дела нет, с кем эта стерва собралась спать!
Но, почему-то, в голове настойчиво сверлит мысль, что пусть бы лучше она и правда затевает какую-то игру…