Окровавленная красота

Я осмотрела окно, дерево, стены комнаты, покрытые красивой лепниной в виде короны, и мебель.

Мальчик в лесу.

Дворец.

Мои разум и сердце не желали успокаиваться.

— Сколько тебе лет? — спросила я, нуждаясь в еще большем подтверждении, хотя в нем вообще не было необходимости.

— Двадцать девять.

Томас терпеливо наблюдал, как я пыталась сопоставить факты.

— Мне почти двадцать четыре…

— Я не лгу тебе, малышка.

Мой мозг перестал что-либо вычислять, и я приоткрыла рот, когда вспомнила. Я вспомнила, как он называл меня малышкой.

Возвращайся, малышка.

— Значит, ты собирался убить меня и мою… мою семью.

— Да, я планировал это сделать, хотя, возможно, не все стали бы моей местью. — Слова были сказаны без намека на раскаяние. — А потом я встретил тебя, и, очевидно, ты разрушила мои планы.

— Но в смерти твоих родителей не было нашей вины, — прошептала я.

— Нет. — Он дернул плечом. — Но ты часть твоей матери.

— И твоего отца, — выпалила я в ответ.

Когда он моргнул, я покачнулась.

— Зная твое хрупкое состояние, я не собирался говорить тебе об этом прямо сейчас, но это убивает меня. Мне откровенно противно, что тебя кормили ложью с ложечки.

— М-мой папа… — Мои слова оборвались, и я закрыла глаза, а когда снова открыла их, то увидела Томаса, стоящего передо мной на коленях.

— Он знал, — мягко сказал он. — В то время он был женат на своей работе, и, желая сохранить семью, желая сохранить твою мать, он закрывал на это глаза.

Воспоминания о моей матери до того, как она умерла, просочились в меня, но…

— Она ни разу не показалась мне несчастной, — сказала я вслух.

Томас потянулся к моей руке, и, слишком потрясенная, я позволила ему взять ее, большими пальцами он скользил по моей коже. Его прикосновение было успокаивающим и теплым, и я хотела, чтобы Томас обнял меня, прогнав холод, циркулирующий в моей крови.

Я отбросила это желание, собираясь повторить его жест, когда он заговорил:

— Вероятно, она была очень счастлива. И как ты могла подумать противоположное, если это было так?

Он был прав, но слезы все еще собирались на моих ресницах, готовые вот-вот пролиться. Протянув руку, он провел большим пальцем по одному из них и слизнул с него влагу.

— Ты прекрасна, даже когда плачешь, но мне все равно это не нравится.

— Я… — Прерывистый вдох сотряс мою грудь. — Почему? Я не понимаю… почему…

Сдвинув брови, Томас пристально долго смотрел на меня, пока мой подбородок и губы дрожали, затем я оказалась в его объятиях, а он — на заднице на полу. Сильные, нежные руки скользили вверх и вниз по моей спине, в то время как мое тело содрогалось от силы всего, что я больше не могла сдерживать.

— Тише, Голубка. — Мне могло показаться, но я могла поклясться, что каждый раз, когда он повторял эти слова, его губы касались моих волос. — Тише, успокойся.

В тот момент мне было все равно, что он был монстром, или что я чувствовала себя еще более потерянной, чем после того, как мне сказали, что моя мать никогда не вернется домой.

Все, что имело значение, — это то, что его аромат корицы и мяты затуманил трещины в моем сердце, его прикосновения выровняли мое дыхание, а его слова заставили меня почувствовать себя в безопасности. Как будто он удержал бы меня от раскола, если бы я только позволила ему.

У меня больше никого и ничего не было, поэтому я это сделала.

В море стеганых одеял и шелковых покрывал я мечтала весь следующий день напролет с широко открытыми глазами, моргая и глядя в стену.

Впервые с тех пор, как я прибыла в этот… замок, я крепко спала. Томас был со мной, пока мои глаза не решили, что им надоело оставаться открытыми, затем он подоткнул мне одеяло и сидел на краю кровати, молчаливый и неподвижный, пока я не заснула.

Когда проснулась, его уже не было рядом, что неудивительно. Для меня стала неожиданностью мысль о том, что я не испытывала отвращения, когда позволила Томасу прикоснуться к себе. Когда позволила ему утешить меня. То, что я чувствовала, было благодарностью и тем знакомым теплом, шевелящимся под запутанными веревками страха, которые теперь ослабли и больше не были связаны узлами.

Не зная, как соотнести мои чувства со знанием происходящего и с информацией о наших родителях, предоставленной Томасом, я решила дать время всему этому утихнуть.

В детстве моя мама обычно говорила: «Надо обдумать», всякий раз, когда мы чего-то не понимали или не могли решить, что делать.

Забавно, она никогда не знала, что ее действия однажды приведут нас всех сюда.

Обдумывала ли она?

Думаю, да, поймала себя на мысль, когда солнечные лучи за окном сменили цвет с золотисто-бронзового на темно-оранжевый. Но все же мама приняла решение. Я не желала верить, что однажды она покинет нас. Я была не в состоянии сопоставить такой бессердечный поступок с женщиной, которую я знала. С женщиной, запах которой ассоциировался с мылом с ароматом роз и тестом для печенья, которая широко улыбалась и носила шляпки для садоводства.

Возможно, она планировала уйти от своего мужа, а может, в конце концов, и не ушла бы, кто знает, но никогда бы нас не бросила. Это все, в чем я была действительно уверена.

И мой отец…

Солнце скрылось за деревьями, прежде чем я решила, что, когда увижу его снова, а я обязательно его увижу, я не скажу ему ни слова. Не было никакого смысла снова бередить старые раны. Папа любил ее. Он игнорировал маму, ставя на первое место работу и другие обязательства, но все равно любил и потерял ее. Он и так уже достаточно настрадался.

Его негодование по отношению к мужчинам, которые, по его мнению, даже в малейшей степени подводили своих женщин, теперь имело немного больше смысла.

Я планировала все рассказать Хоуп, зная, что она никогда не простит меня, если утаю от нее всю правду.

Присев, я размяла затекшие конечности и решила, что мне пора уходить, а это означало найти Томаса.

Приняв душ и переодевшись в чистые джинсы и розовую футболку, провела щеткой по влажным прядям своих волос. В компании тикающих часов за моей спиной я прошлепала по тихому коридору, найдя несколько игрушек, брошенных около арков и ниш. В основном Барби и мягкие игрушки.

Любопытство взяло надо мной вверх, когда маленькая девочка внутри меня подняла голову, умоляя исследовать это место. Открыв несколько дверей наверху, я обнаружила гостиную, залитую последними лучами дневного света, со старым шезлонгом, креслами в тон и тяжелыми портьерами.

Следующая комната была заперта, и я знала, что она принадлежала Томасу, только по тому, что находилась на верхнем этаже.

Прежде чем я успела открыть следующую дверь, голос Лу-Лу донесся до меня:

— Мисс Клейтон, идите посмотрите, что я сделала!

Такому изобилию можно было почти позавидовать, и я изобразила улыбку, чувствуя прохладу ступенек под моими босыми ногами, когда спускалась по ним.

— Ты не навестила меня сегодня.

Лу-Лу выставила ногу назад, облокотившись о перила.

— Папа сказал, что ты очень устала и хочешь спать. — Она сузила глаза. — Разве это не скучно? Все время спать и валяться без дела?

Взяв ее за руку, я нежно сжала ее.

— Так и есть. Давай, покажи мне, что ты сделала.

Она потащила меня в маленькую комнату, утопавшую в теплых розовых и фиолетово-пурпурных тонах. Игрушки были аккуратно разложены в плетеных корзинках, а длинный детский стол застелен листами чистой бумаги для рисования. Оранжевые жестяные банки заполнены кисточками для рисования, мелками, карандашами и фломастерами. Сама комната не была вычурной, но при этом в ней любой ребенок был бы рад провести за игрой несколько часов.

Томас заботился о ней, это было очевидно с самого начала, но только в тот момент, когда он объяснил, как она оказалась здесь, в логове, наполненном потенциальными ужасами, я увидела его искреннюю любовь к ней.

Лу-Лу пристально посмотрела на меня, указывая пальцем на фигуры, нарисованные на белой бумаге маркером. Ее глаза излучали невинность и предвкушение, пока она ждала, когда я взгляну на ее творение и оценю.

— Кто это? — спросила я, разглядывая трех человек: высокого мужчину, женщину в треугольном платье, а посередине маленькую девочку.

Несмотря на то, что я уже знала ответ, все равно ждала ее объяснений:

— Это ты, я и папа. В тот день мы играли на детской площадке. — Ее голос понизился до громкого шепота, пока Лу-Лу янтарным взглядом осмотрела комнату.

Не в силах сдержать улыбку, даже если бы этого захотела, я провела ладонью по ее косе.

— Мне нравится. Кто сделал тебе прическу?

— Мурри, — сказала она с явным раздражением. — Обычно меня заплетает папа, но сегодня утром он был занят.

— Тебе не нравится, когда Мурри причесывает тебя?

Лу-Лу снова осмотрела комнату.

— Не совсем, — прошептала она. — Он всегда туго затягивает волосы.

Я представила себе, как один из мужчин делает ей прическу, и поняла, что появившийся образ в голове был очень красочным и четким.

Тихий смешок вырвался из меня.

— Почему бы тебе просто не попросить его не заплетать так туго?

Девочка опустила плечи.

— Я бы сказала ему, но Мурри, его лицо… — Она прикусила губу, и через мгновение я кивнула ей, чтобы она продолжила. — Он попал в очень серьезную автомобильную аварию, и я не хочу ранить его чувства.

Было логично, что они сфабриковали эту историю, но мне было интересно, как все обернется, когда она вырастет и узнает правду о своем отце.

Наклонившись к Лу-Лу, я прошептала:

— Ты не ранишь его чувств. Нет, если ты скажешь ему причину и вежливо попросишь.

Она повернулась ко мне, трогая своими маленькими ручками мои волосы.

— Твои волосы становятся длиннее.

В первый год преподавания я ходила с каре, теперь же мои волосы отросли ниже лопаток.

— Верно.

Лу-Лу провела по ним пальцами.

— Мне нравится. Ты все еще выглядишь как Белоснежка, но красивее.

Волна чистой привязанности затопила мое сердце.

— Белоснежка — твой любимый персонаж?

— Раньше была Белль, но теперь мне больше нравится Белоснежка.

Я ухмыльнулась.

— Белль — моя любимица. Нас объединяет любовь к книгам. — «И зверям», прошептало что-то внутри меня.

Услышав, как кто-то прочистил горло позади меня, я вздрогнула, а Лу-Лу хихикнула.

— Это просто Мурри.

Выпрямившись, я натянула улыбку и, обернувшись, увидела в дверях Мурри, вытирающего руки полотенцем.

Он не смотрел на меня, и я догадалась, что он все еще не оправился из-за разбитой мной одной из его любимых тарелок.

— Вам пора принимать ванну, мисс Лу.

— Где папа? — спросила она.

— Занят в библиотеке. — Мурри жестом руки показал Лу-Лу поторопиться, отчего она застонала.

— Может ли мисс Клейтон помочь мне вместо него?

— Э-э, — я начала колебаться, когда Мурри поднял свои брови вверх. — Я не знаю…

Тогда Мурри ухмыльнулся, и я постаралась не вздрогнуть, вообще никак не реагировать на то, каким жутким при улыбке становилось его лицо от шрамов.

— Если она захочет, конечно. Я даже позволю тебе показать ей, где что находится.

Даже не оглянувшись, он зашагал прочь, а я от неуверенности открыла и закрыла свой рот, словно рыба, брошенная на берег.

— Готова? — Лу-Лу засунула цветные карандаши обратно в баночку.

— Ах, да.

Взявшись за руки, мы вышли из комнаты и пошли по коридору, и Лу-Лу, видимо из-за приподнятого настроения, начала размахивать нашими сцепленными ладонями. Затем стала принюхиваться и в безудержном восторге сказала:

— Лазанья. Я люблю лазанью!

Вдыхая аппетитный аромат, я поняла, почему она была вне себя от радости.

Я последовала за ней обратно наверх, и мы продолжили путь по противоположной стороне коридора, в то место, где находилась небольшая ванная комната. Зеркальная версия той, что находилась в боковой части дома, и которой я пользовалась, но отличающаяся размером и наличием игрушек и косметики для девочек.

Лу-Лу самостоятельно умылась, но под моим строгим контролем, а затем я помогла ей вылезти из ванны и завернула в фиолетовое полотенце. Пока она натягивала ночную рубашку, которую, должно быть, приготовил Мурри, я вытащила все игрушки из ванны и слила воду. Спустившись вниз, мы пошли на запах лазаньи на кухню, где Мурри раскладывал ее по тарелкам на островке.

Лу-Лу забралась на табурет, притянув к себе тарелку, затем посмотрела на меня. Она похлопала по табурету рядом с собой, но, глядя на спину Мурри, который что-то мыл в раковине, я проигнорировала свой голод.

Я должна вернуться домой, и не было никакого смысла налаживать нормальные отношения с семьей, которая была совсем не такой.

— Ты ешь. Мне нужно кое-что уладить.

Лу-Лу нахмурилась, надув розовые губки.

— Что уладить? Ты не голодна?

— Я поем позже. — Махнув рукой, я начала пятиться назад.

— Ты поможешь мне с одеялом сегодня вечером?

Черт.

Я не медлила с ответом, понимая, что Лу-Лу, как бы многого она ни знала, все равно отличалась проницательностью. Она бы не поняла, что мои колебания не имели к ней никакого отношения — это из-за ее отца.

— Зайдешь за мной, когда почистишь зубы.

Лу-Лу пришла ко мне в восемь часов, прервав игру в гляделки, которую я вела с лесом за окном.

Словно зловещая тень, Томас появился в дверном проеме позади нее.

Он снял пиджак и закатал рукава белой рубашки на загорелых гладких руках. Его вены вздувались при каждом движении рук.

Он прочистил горло, и я вспыхнула из-за того, что была поймана за подглядыванием. Подняв на Томаса взгляд, я наткнулась на его удивленный.

— Лу хочет пожелать спокойной ночи.

— Не-а, — сказала Лу-Лу, уперев руки в бока и возмущенно поджав губы. — Мисс Клейтон сказала, что поправит на мне одеяло.

В одну секунду Томас, казалось, облизал зубы, и вздохнул.

— Пожелай спокойной ночи, Лу, или сказку на ночь ты не получишь.

Лу-Лу выглядела так, словно вот-вот заплачет, и я, наконец, смогла отлепить язык от нёба, где он находился с тех пор, как меня поймали за разглядыванием рук Томаса.

— Все в порядке. — Я встала со своего места. — Я обещала ей.

Томас нахмурил брови.

— Тебе не обязательно выполнять каждый ее каприз. Может, я и богат, но она способна время от времени поступать не так, как ей хочется.

От его сухих слов мне захотелось рассмеяться. Я подавила это желание, пройдя по покрытому ковром полу, и взяла Лу-Лу за руку.

— Я хочу. — Встретилась с ним взглядом. — И я не нарушаю обещаний.

Томас сузил глаза, внимательно глядя на меня, и в его взгляде я уловила нечто, что боялась признавать, затем он кивнул. Я коснулась его руки, когда он не сдвинулся с дверного проема, загораживая нам проход, и почувствовала его горячий взгляд на своей спине, пока мы не вошли в комнату Лу-Лу в другом конце коридора.

Она находилась через две двери от комнаты, которая, как я догадалась, принадлежала Томасу, и была со вкусом оформлена в розовых и пурпурных тонах. Стены были в бело-розовую полоску, ковер — в желтый подсолнух, а художественные работы наклеены на каждую поверхность, как будто ни у кого не хватило духу выбросить что-либо, созданное Лу-Лу за эти годы.

Большое место занимала двуспальная кровать, окруженная шелковыми фиолетовыми занавесками, которые были привязаны к белым столбикам, стоящие у стены. Я помогла ей убрать лишние подушки и собрать игрушки, которые Лу-Лу должна была взять с собой во время сна, пока она перечисляла причину для каждой.

— Мистеру Ходжу-Поджу становится одиноко, а я люблю хорошо выспаться. — Она раздраженно сморщила нос, ткнула игрушку и устроилась поудобнее под пуховым одеялом. — Мне надоело слушать его нытье.

Я фыркнула от смеха, не в силах сдерживаться, а она подняла голову и долго смотрела на меня.

— Как долго вы здесь пробудете, мисс Клейтон?

Этот вопрос одновременно освободил и загнал меня в ловушку. Потому что он напомнил мне, что я могу уйти. Очевидно, я не была заключенной, подвергавшейся пыткам или приговоренная смертью. Именно это осознание поймало меня в сети, потому что, глядя на Лу-Лу — признавая, как сильно кольнуло мое сердце при мысли о возвращении к тому, что осталось от моей жизни за стенами замка, — я поняла, что не готова к реальности.

Меняя тему, я провела руками по обложке книги, которую она выбрала, «Белоснежка», и спросила:

— Ты знаешь мое имя?

— Нет, — зевая, ответила девочка.

Я открыла книгу на первой странице, заметив надпись, и остановилась.

Для моего собственного маленького гнома. Желаю тебе вырасти такой принцессой, которая всегда сможет сама себя спасти.

У меня защипало в глазах, и я провела пальцем по идеально написанным словам.

Конечно, у него красивый почерк, подумала я, прежде чем Лу-Лу оторвала меня от созерцания.

— Как тебя зовут?

Пришло время признать, насколько все изменилось. Включая мою работу. Не было особого смысла придерживаться субординации, когда я, возможно, не вернусь в Лилиглейд.

И когда часть моего сердца принадлежала крошечным ручкам Лу-Лу.

— Джемайма, — сказала я, затем прочистила горло. — Ты можешь называть меня Джем. Или Джемма. Или просто Джемайма.

Лу-Лу улыбнулась, показав отсутствующий передний зуб, который не так давно занимал свое место.

— Мне нравится Джемма.

— Тогда называй меня именно так. — Я открыла первую страницу книги. — Когда у тебя выпал зуб?

Она выглядела настолько сонной, что могла заснуть в любую секунду.

— О, после ужина, когда я съела яблоко.

Я постаралась не съежиться.

— Было больно?

Она покачала головой.

— Ни капельки. — Слегка перевернувшись, она приподняла подушку, демонстрируя крошечный золотой мешочек. — Он здесь, — прошептала она. — Готов для Зубной феи.

От образа Мурри, играющего роль Зубной феи, я улыбнулась, пока более рассудительная часть меня не прогнала эту мысль прочь, потому что я знала, кто на самом деле ей является.

Наполовину монстр. Наполовину фея.

Моя улыбка не сходила с лица, пока я читала, и Лу-Лу заснула еще до того, как наступила кульминация. Я все равно продолжила читать, находя утешение в знакомой истории. Возможно, если бы я не была готова уйти, во всяком случае, не сегодня вечером, то поискала бы себе что-нибудь интересное чтиво, чтобы можно было затеряться.

Я тихо закрыла красивую книгу в твердом переплете и вернула ее на место. Выключив лампу, подошла к двери, но не была уверена оставить ее открытой или закрыть. Поэтому решила приоткрыть.

Лу-Лу пошевелилась от тихого скрипа петель, ее сонный голос ворвался в мои уши и проник в мое сердце, когда она пробормотала:

— Ты можешь называть меня Лу. — Затем она несколько раз причмокнула губами и закрыла свои глаза. — Как папа и Мурри.

Я прошептала, пытаясь скрыть эмоции, сжимающие мое горло:

— Хорошо. Спокойной ночи, Лу.

Понаблюдав немного за тем, как она спит, я отправилась на поиски мужчины и библиотеки.