Окровавленная красота

Сбегая по лестнице к Томасу, я во весь голос звала на помощь, зная, что никто больше не заходил на эту лестничную клетку, кроме домовладельца, которому принадлежало здание. Но кто-то должен был услышать выстрелы с улицы.

Майло выругался, согнулся и чуть не упал с лестницы. Он ухватился за перила, но его пистолет со звоном покатился по ступенькам.

Я опустила свой и заставила себя посмотреть на то, что никогда бы не хотела видеть. Этого зрелища было достаточно, чтобы мои дрожащие ноги подкосились, и я упала на жесткий бетон, сорвав с себя майку.

Я прижала ткань к ране внизу живота, и Томас застонал, изо всех сил стараясь не закрывать глаза.

— Том, посмотри на меня, — попросила я, затем снова закричала о помощи.

— Целую вечность, — прохрипел он, скривив губы.

— Прямо сейчас не нужно стараться быть милым.

— Твою мать, — услышала я чей-то голос, за которым последовал разговор по телефону. — Да, две жертвы и одна, ах, почти голая цыпочка.

Томас выругался, когда я сильнее надавила на рану, которая не переставала кровоточить, затем пробормотал:

— Голубка, думаю, что лучше умру, чем позволю незнакомцам увидеть тебя полуголой.

Я рассмеялась, рыдание застряло у меня в горле.

— Тогда очень жаль, что я тебе этого не позволю. Так что смирись с этим.

Он ухмыльнулся, затем прошептал слова, которые заставили мое сердце взлететь и упасть, потому что я знала, почему он сказал их именно сейчас. В этот самый момент.

— Я ждал тебя. — Он кашлянул. — И что бы ни случилось, я с радостью буду ждать тебя снова.

— Не надо, — предупредила я, сдерживая новый поток слез.

— Посмотри на меня, — потребовал он.

Я выполнила его просьбу, и все мое существование, казалось, зависело от того, чтобы увидеть эти голубые глаза.

— Я люблю тебя. Мы — те, кого ты ищешь на этих страницах, Голубка. Там… — Он замолчал и поморщился. — Нам нет конца.

Я шмыгнула носом, свирепо глядя на него, и слезы потекли по моим щекам.

Искренняя улыбка ударила меня прямо в сердце.

— Я бы все равно сказал это завтра, после того, как ты перестанешь… — Он снова закашлялся и сглотнул, и я знала, просто знала, что он проглотил собственную кровь, чтобы не пугать меня. — Расстраиваться из-за меня.

— Конечно, Монстр.

Я слышала, как незнакомец помогал Майло, и к тому времени, когда полиция и парамедики прибыли пять минут спустя, Томас был едва в сознании и настолько бледен, что я боялась, что скоро смогу видеть сквозь его кожу.

Только когда двери «Скорой помощи» закрылись, и меня затолкали на заднее сиденье полицейской машины, я поняла, что самое страшное было не в том, что я могла потерять его.

А в том, что могла потерять, так и не сказав, что я тоже люблю его.

С затуманенным зрением я простояла на тротуаре бессчетное количество минут после того, как полиция закончила снимать с меня показания в участке.

Как только прибыли парамедики и полиция, я помчалась наверх, чтобы взять рубашку, обувь и сумочку, затем помчалась обратно вниз, прежде чем мне сказали, что они берут меня под стражу.

Теперь, когда мой мозг прояснился настолько, что я могла передвигать ноги, я оглядела улицу и вспомнила, что у меня нет машины. Она так и стояла в сарае.

В отчаянии окликнула такси, выплюнула слово «больница», когда одно из них подъехало, и крепко вцепилась в ткань заднего сиденья.

Городские здания проносились мимо неузнаваемыми пятнами. Единственное, что искали мои глаза, могло навсегда остаться недосягаемым.

Нет.

Водитель остановился в зоне высадки, я бросила ему двадцатку и выскочила, прежде чем он успел побеспокоиться о сдаче.

— Оставьте себе, спасибо.

Он пожал плечами, когда я захлопнула дверь и помчалась к автоматическим дверям, чуть не налетев на пожилую пару.

Моя отчаянная суета была напрасной, учитывая, что медсестра с кислым лицом велела мне занять место в комнате ожидания. Если бы я была членом семьи, они бы мне обо всем рассказали.

Через полчаса, когда мне казалось, что мое сердцебиение вот-вот прорвется сквозь грудную клетку, я вернулась и постаралась не зарычать.

— У него нет семьи. Пожалуйста, услышьте меня.

Медсестра фыркнула, затем, посмотрев на меня целую вечность, опустила взгляд на свой компьютер.

— Еще раз, как его зовут?

— Томас Верроне.

Она пожевала губу, затем огляделась. Когда наши глаза встретились, она тихо сказала:

— Он сейчас в операционной. Приходите через час.

Кивнув, я постаралась сдержаться от шока. Значит, что он все еще здесь, так что я приму это.

Снова усевшись, я включила свой телефон и начала размышлять о том, как связаться с Мурри. Бо. Сейджем. С любым, с кем Томас не связан семейными узами, но вполне мог им быть в другом смысле. Но у меня не было ни одного из номеров.

Только Тома.

Как раз когда я собиралась направиться на сестринский пост за очередными новостями, зазвонил мой телефон, и, несмотря на незнакомый номер, я знала, что это Мурри.

— Мурри?

— Где он? — Его голос был спокоен, но в нем чувствовалось скрытое беспокойство.

— В больнице. Он, эм, — я сделала дрожащий вдох, — в него стреляли.

Прошла секунда.

— Насколько все плохо?

Я закрыла глаза, откидываясь на жесткий пластик кресла.

— Плохо, он в операционной.

Мурри выругался.

— Это сделал федерал?

— Да, он тоже здесь.

— Что ты имеешь в виду? С тобой?

Проигнорировав обвинение в его вопросе, я ответила:

— Нет, я выстрелила в него.

Тишина.

— Черт возьми, Джемма.

Крошечные иголочки вины кольнули меня, когда я вспомнила, что Майло, вероятно, был в плохой форме.

— Пуля попала в плечо, так что он выживет.

— И все же, — сказал он, — ты в порядке?

— Нет.

— Честность — это хорошо.

Я рассказала о случившемся столько, сколько смогла. Как будто снова разговаривала с копами, мой голос был лишён эмоций, а объяснения похожи на зачитывание лекции, мой мозг слишком боялся связываться с моим сердцем.

Он замолчал на несколько секунд.

— Позволь мне сделать несколько звонков, и я скоро пришлю к тебе кого-нибудь. Держись, хорошо? Том не собирается позволять какому-то подражателю героя боевика избавиться от него. — Мурри рассмеялся. Его смех оборвался.

Не в силах сдержать рыдания, поднимающиеся все выше к горлу, я повесила трубку и опустила голову на окровавленные руки.

Я почувствовала руку на своём плече и вздрогнула, подняв голову.

Мечтать о лучших временах в его постели, в его библиотеке, в парке, на автостоянке, в моей старой комнате, в классе, черт возьми, даже в его темнице было лучше, чем пялиться на потертый белый пол и слушать повторяющийся гул работы больницы.

Бесполезно.

Сидеть бесполезно. Все, что я могла сделать, было бы пустой тратой времени, и поэтому я сбежала единственным известным мне способом.

Затем Бо сел, его колено коснулось моего.

— Слышал, у тебя был напряженный день.

Я фыркнула.

— Можно и так сказать.

Он засунул руки в карманы толстовки, наблюдая, как ребенок гоняется за баскетбольным мячом по полу зала ожидания.

— Есть новости?

— Полчаса назад он все еще был в операционной.

Бо бросил взгляд на сестринский пост.

— Это та угрюмая медсестра тебе сказала?

— Наверное, она просто устала.

— Ты слишком милая, — сказал он. — А копы? Как с ними все прошло?

— Меня допрашивали, но у меня нет судимости, — я выдохнула. — Самооборона.

Он присвистнул, глядя на мои руки, и взял их в свои. Его кожа была мозолистой и теплой, и хотя это было не то прикосновение, в котором нуждалась, я все равно была благодарна за него.

— Посмотри на себя сейчас, Джемайма Джоли.

Фыркнув, я отдернула их и встала.

— Я пойду, вымою их.

— Нет, тебе идет. — Судя по его ухмылке и дикому взгляду, я решила, что он говорит серьезно.

Я наморщила нос.

— Сейчас вернусь.

В ванной я была потрясена видом своего отражения. На моей щеке небольшой след крови, как будто я потерла лицо, прежде чем она высохла на моих руках. Мои зрачки были расширены, белки глаз налиты кровью.

Бессонница, выстрел в человека и потенциальная потеря любви, которую ты никогда не предвидел, могли бы оставить за собой подобный след.

Красная вода заполняла белый фарфор, и я, как завороженная, стояла, наблюдая, как кровь Томаса стекает в канализацию

От мысли о том, чтобы смыть ее, я протянула руку, закрыв кран, и в смятении уставилась на свои почти чистые руки.

Я не собиралась подвергать сомнению свои способности к рациональному мышлению, поэтому вытерла их насухо, провела пальцами по спутанным волосам и убрала кровь со щеки.

Проходя мимо стола медсестры, я услышала:

— Тссс.

Я остановилась, отступая назад, когда медсестра, которую, как я узнала, звали Джеки, сказала:

— Операция завершена.

Я с трудом кивнула, затем заставила себя вернуться туда, где сидел Бо, его руки были сжаты вместе, пока он наблюдал за моим приближением.

Передав ему информацию, мы подождали, и, к счастью, Бо не стал задавать новые вопросы.

Он просто сидел, ожидая возвращения друга, в то время как я ждала возвращения своего сердца.

Был уже вечер, когда мы, наконец, смогли поговорить с лечащим врачом Томаса, и он разрешил нам навестить его, потому что Том, очевидно, спрашивал обо мне в короткие периоды бодрствования.

Бо сделал шаг вперед, бросаясь к лифту, ни на секунду не задумываясь

Затем остановился, повернулся ко мне, и, скривившись, сказал:

— Иди.

— Ты уверен?

Он усмехнулся, проведя рукой по своим взъерошенным светлым волосам.

— Ты думаешь, он хочет очнуться и увидеть моё лицо вместо твоего, когда спрашивал о тебе?

Я улыбнулась, затем сделала шаг вперед и обняла его, крепко прижимая и бормоча:

— Спасибо тебе.

Так мы простояли полминуты, его тело напряглось, а сердце бешено заколотилось под моей щекой, но он обнял меня в ответ.

— Добро пожаловать.

На третьем этаже я вышла из лифта и помчалась по коридору, едва не поскользнувшись, когда увидела номер палаты. Медсестра прижала палец к губам, хмуро глядя на меня.

Игнорируя ее, я заглянула в маленькое окошко на двери, прижавшись лбом к прохладному стеклу, и увидела все, что было нужно моему сердцу для собственного выживания. Фигура Томаса, спящего в кровати.

Он все еще был очень бледен, и мониторы освещали темноту вокруг него, но врач сказал, что дышит он самостоятельно. Им нужно было внимательно наблюдать за ним, дождаться результатов дополнительных анализов и дать ему отдохнуть.

Я открыла дверь, зашла в палату и закрыла ее с тихим щелчком, затем придвинула стул поближе к кровати, взяв его холодную руку в свою.

— Маленькая голубка. — Услышала хриплый шепот и почувствовала, как его пальцы дернулись в моих руках.

Солнечный свет струился по комнате, и я моргнула затуманенными глазами, осматриваясь вокруг.

Звуковой сигнал кардиомонитора и один взгляд на Томаса вернули воспоминания, и мне потребовались все силы, чтобы не броситься к нему и крепко обнять.

Я ограничилась тем, что сжала его руку и ухмыльнулась.

— Привет, Монстр.

— Стреляла в кого-нибудь в последнее время? — с любопытством спросил он.

Я покачала головой, поднося его руку к своим губам и проводя ими по его коже. Он убрал большой палец, поглаживая мои губы, пока я смотрела на него снизу вверх.

— Ты напугал меня.

— Сильнее, чем когда похитил тебя и запер в своем подвале?

Я рассмеялась.

— Да, гораздо сильнее.

Томас поднял брови вверх.

— Тогда ты уже не слишком сильно на меня обижена. — Он пошевелился, затем застонал. — Если я так сильно тебя напугал.

— Нет, — сказала я, жестом приказывая ему оставаться на месте.

Томас нахмурился.

— Ты была права.

— Мы не будем сейчас говорить об этом.

— Время, Голубка. Согласись, до боли очевидно, что оно не всегда на нашей стороне.

Он был прав, поэтому я кивнула.

Томас облизнул губы, а затем пробормотал:

— Я не очень силен в извинениях или признании своей неправоты, но я был неправ, потеряв веру в тебя, думая о худшем, говоря и делая плохие вещи. Чертовски неправильно и по-идиотски, и я сожалею.

— Ты любишь ее, и я тоже. Я поняла. Но то, что ты сделал, то, как легко…

— Я знаю, — сказал он, когда я замолчала. — Эмоции творят с людьми странные вещи, и я полагаю, что, несмотря на ощущение, что я отличаюсь от других, это не так. По крайней мере, не так выражено, как мне хотелось бы думать. — Он улыбнулся, и его улыбка осветила темные провалы, которые открылись в моем сердце. — Но ты понимаешь, что я люблю тебя? — Томас покачал головой. — Мне не нравится это слово. Слишком неадекватное. — Эмоции — сладкие, жестокие эмоции — пропитывали каждое слово и каждую идеальную черту его лица. — Ты — причина, по которой мое сердце разбилось, причина, по которой оно постоянно колеблется, едва взглянув на тебя, и причина, по которой мне чертовски больно, когда тебя нет рядом. Ты раскрасила весь мой мир, и если ты покинешь его — оставишь меня, — то снова оставишь меня жить в черно-белом свете.

Его слова окутали меня, как теплое одеяло холодной ночью, скрывая трещины и неровности, оставленные морозом. Слеза стекла по моей щеке, падая на подбородок при виде его собственных слез, собравшихся в уголках глаз.

— Тебе не нужно беспокоиться или угрожать мне, чтобы я полюбила тебя, Монстр.

Томас жестом велел мне подойти ближе, протянул руку и нежно заправил волосы мне за ухо, когда я осторожно наклонилась над ним. Его дыхание коснулось моих губ. Моего сердца.

— Я сделаю все возможное, чтобы ты была со мной, даже если меня снова подстрелят, Голубка.

— Нет, — прохрипела я, проводя пальцами по его скулам. Я прижалась носом к его носу. — Ты не можешь угрожать мне, потому что я уже люблю тебя.

— Даже зная, кто я… что я делаю? — У него перехватило дыхание, когда он искал мой взгляд, его же был пронизан отчаянием, полный надежды и страха.

Мой монстр был напуган, и, увидев это, мое сердце разбилось еще сильнее. Оно рассыпалось в его руках, полностью отдавшись ему.

Мои губы встретились с его губами, шепча:

— Каждый темный и светлый оттенок. Каждая деталь. Все твое.