Глава 18

Давно я не сидел так — за ужином, спокойно. Без охраны за стеной, без звонков, разрывающих тишину, без бесконечного графика, давившего на плечи. Я даже не помню, когда последний раз ел настоящую, домашнюю еду — простую, тёплую, сытную.

Передо мной стояла тарелка с горячей едой, аромат которой сводит с ума.. Напротив сидела Юля. Её лёгкая, едва уловимая улыбка была искренней. Глаза, несмотря на усталость, светились мягким, тихим светом. Теплее, чем раньше.

Я видел, как она сутулится, как пальцы теребят салфетку. Она явно устала, но впервые за долгое время её усталость не пугала меня. Наоборот, она делала её ближе, настоящей.

Наш разговор был нужен. Не для того, чтобы разбередить старые раны, а чтобы убедиться: мы всё ещё вместе. Мы не так уж и разные. Оба теряли, оба до сих пор не можем спать спокойно, оба стараемся сохранить то, что осталось.

Я беру бокал, и стекло дрожит в пальцах. Юля следит за мной и поднимает свой.

— За то, что мы не сломались, — говорю, не спеша, будто каждое слово нужно взвесить.

Она чуть улыбается, в её взгляде — усталость и согласие.

— И за то, что мы всё ещё живы, — отвечает она.

Звон бокалов раздаётся мягко, почти хрупко. И почему-то именно этот звук становится для меня новой отметкой, новым рубежом.

Тишина, что заполняет комнату, уже не тянет вниз, как раньше. Она не гнетёт, а держит. В ней есть тепло.

Я сижу и смотрю на неё. В этом есть что-то тревожное, что-то, что может всё изменить.

Хочу защищать её не только по зову природы, не только из-за инстинктов. Я хочу, чтобы она была рядом, просто была. Любовь ли это? Не знаю. Пока не хочу разбираться.Она маленькая, хрупкая, но с характером, который не раз обжигал сильнее пламени.

Моя омега. Мать моего ребёнка. И, возможно, нечто большее. Но это — потом.

Сейчас достаточно просто сидеть здесь и впервые за долгое время чувствовать, что я дома.

Я наклоняюсь к ней.

— Пойдём, уложим тебя спать, — говорю тихо, беря её за руку.

Пальцы у неё тонкие, но они крепко сжимают мои в ответ. Она не протестует. Молча идёт рядом. Мы поднимаемся на второй этаж. У двери в мою спальню я останавливаюсь и открываю её. Юля смотрит на кровать, потом на меня.

— Ты… побудешь со мной? — её голос едва слышен. Пауза. — Когда ты рядом… мне не снятся кошмары.

Смотрю в её глаза. И понимаю: в этих словах нет слабости. Есть только доверие. И я не могу его проигнорировать.

— Побуду, — отвечаю просто.

Веду её внутрь. Закрываю дверь. И остаюсь.

Она засыпает быстро. Буквально через пару минут дыхание становится ровным, спокойным. Лицо мягкое, расслабленное, будто тень тревог ушла.

Я остаюсь рядом. Сижу. Не двигаюсь. Смотрю на неё.

А потом осторожно поднимаюсь, выхожу вглубь квартиры и опускаюсь на диван. Свет оставляю приглушённым.

И впервые за долгие годы думаю не о стае, не о совете, не о безопасности. А о ней. И о том, чем порадовать её завтра.

Она держится. Делает вид, что всё в порядке, но я вижу, как ей не хватает простого — обычного, живого. Ей нужен глоток свободы, день без контроля и обязанностей. Ей нужна своя территория, своё время, где она может быть собой.

Что приносит ей радость?

Я заметил, как она относится к еде. Готовит с удовольствием, ест с аппетитом. Говорит мало, но это молчание уютное и спокойное.

Может, вывезти её за город? Прогулка, свежий воздух, только мы вдвоём. Или в книжный магазин? В кафе, где нет чужих глаз.

Я хочу, чтобы она была просто девушкой, а не той самой Юлией Волковой, которая вынашивает ребёнка альфы.

Хочу сделать ей хорошо: не ради долга или ребёнка, а потому что мне важно видеть её такой, как вчера вечером — с улыбкой и огнём в глазах.

Завтра придумаю что-то. Сегодня пусть отдыхает и спит спокойно. Ночь проходит тихо, без кошмаров. И это уже много значит.

На рассвете я просыпаюсь. Готовлю крепкий кофе без сахара.

Смотрю в окно. Город постепенно оживает: редкие машины ползут по дорогам, из труб поднимается дым, люди укутываются в шарфы и спешно направляются по своим делам.

На экране телефона мелькают отчёты. Стая под контролем, Стас следит за Оксаной. На бумаге всё спокойно, проблем не предвидится.

И всё же внутри гложет тревога.

Юле нужно не только восстановиться.

Она должна осознать: здесь она не пленница. Она — женщина. Омега.

Я принимаю решимость: сегодня всё будет иначе.

Прогулка. СПА. Магазины. Всё, что она захочет. Просто день для неё. День, когда она сможет снова почувствовать себя живой.

Тихо открываю дверь её спальни.

Комната наполнена мягким светом рассвета. Она ещё спит. Волосы рассыпаны по подушке, плечо выглядывает из-под одеяла. Дыхание ровное, глубокое.

Спокойная. Тёплая. Слишком настоящая.

Моя? Пока нет. Но в чём-то уже да. Хотя бы потому, что я не хочу, чтобы кто-то другой касался её.

Подхожу ближе, присаживаюсь на край постели. Осторожно касаюсь её плеча.

— Соня, — шепчу почти у уха. — Просыпайся. У нас сегодня необычный день.

Она морщится, что-то бормочет в подушку. Я не могу сдержать улыбку — и сам удивляюсь, как легко она возвращается.

— Не задавай вопросов, просто доверься мне.

Юля поднимается неохотно: глаза ещё сонные, волосы в беспорядке. Но уже через десять минут кухня наполнена ароматом масла, тостов и ванили. Она готовит панкейки, и это зрелище почему-то завораживает сильнее любого важного документа.

— Твоя единственная слабость, — замечаю, наблюдая, как она переворачивает тесто.

— Еда? — усмехается, не поднимая взгляда.

— Дом, — отвечаю тихо. — В нём ты настоящая.

Она улыбается в ответ. Улыбка мягкая, без тени напряжения.

После завтрака мы едем. Я за рулём, она рядом. Иногда прикрывает глаза, иногда ладонь ложится на живот — осторожно, почти неосознанно. Каждый раз я ловлю себя на том, что смотрю на неё. И не могу остановиться.

В торговом центре прохладно, пахнет кофе и дорогими духами. Веду её в СПА — тихое, подготовленное место. Персонал знает, кто она и что ей нужно.

— Три часа. Ровно, — предупреждаю.

— А если мне понравится? — она приподнимает бровь, и в голосе лёгкий вызов.

— Тогда четыре, — отвечаю не раздумывая.

Когда её уводят внутрь, остаюсь один. Иду в кофейню, сажусь у окна. В чашке крепкий эспрессо, на планшете рабочие задачи. На вид всё по плану.

Но нет. Мысли всё равно возвращаются к ней.

К её рукам, к голосу, к тому, как она стояла у плиты и просто смотрела. Без страха. Без маски.

Я думал, что больше не умею чувствовать вне «надо». Вне инстинкта. Но с ней всё иначе. Она живёт рядом — и этим разрушает мой порядок. И я, чёрт возьми, хочу, чтобы это продолжалось.

Три часа пролетают незаметно. И вот её выводят.

Юля идёт ко мне — и дыхание на секунду сбивается. Щёки румяные, волосы слегка влажные, взгляд сияет. Она свежая, живая. В этой скромности — больше магии, чем во всей витринной красоте центра.

Волк внутри рвётся вперёд, натягивая поводок.

Она подходит ближе. Я молча подаю руку.

Сокровище. И я знаю это слишком ясно.

— Проголодаешься? — указываю на рестораны.

Она улыбается мягко, уверенно. Мы шагаем вперёд.

Только переступаем порог фуд-корта, как Юля останавливается. Её пальцы стискивают мою руку — так сильно, что я чувствую боль в костях.

Я поворачиваюсь к ней.

— Что-то не так? — тихо спрашиваю, осматривая зал.

Она едва поднимает голову, голос почти неслышен:

— Он тут.

Её взгляд устремлён к окну. Там сидит мужчина. Волк. Чуждая энергия, прямой профиль, ровная спина, руки спокойно сложены. Он не смотрит на нас, но кажется, что он всё равно знает о нашем присутствии.

Я понимаю, кто этот Роман: тот, кого ей обещали и кто, возможно, всё ещё считает её своей. Внутри меня всё сжимается, и волк дышит глубже, готовый сорваться с места.

Загрузка...