Он вёл двойную игру

4

Когда Серый вызвал такси, нас окружили какие-то девчонки. Весь фан клуб развратных девиц то и дело, что «охали» да «ахали». Кажется, они серьёзно переживали за него. Не став мешать им, я отошла в сторону, осматривая местность. Здесь совсем ничего не изменилось: также воняло и грустный пейзаж обшарпанной стены никуда не делся.

— Писец, завтра пригоню твоего коня. — Проговорил высокий мужчина, которому было около тридцати лет. Его руки были в шрамах, будто его резали когда-то. Смуглый, суровый букмекер напоминал черную пантеру, и выглядел весьма внушающе. Обычно, такие мужики мне симпатичны, но почему-то он возомнил, будто мы с ним враги.

— Ок, Серый. — Отозвался тот, расплывшись в улыбке, получая от каждой спутницы поцелуи. На его щеках оскорбительное количество следов от помады. Он сейчас здесь растечется, как мороженое, ей-богу.

Мужчина с отросшей бородой перевел взгляд карих глаз на меня, затем я дернулась.

— Чего? Я молчу же.

— Слышь, ты звиняй, что отношусь к тебе предвзято. Твой брат классный чувак. Его уважаю, значит, и ты ничего. Вон, как ты за него переживала. Давай, что-ли, дружить будем, — протянул большую руку мне.

— Нам же не обязательно обниматься при встрече? — пошутила я, он оценил это и хохотнул.

— Ты забавная. Так что, это да?

— Типа того, — пожала ему ладонь. — А ты не расскажешь мне про Самурая и Лютого? Эти типы задели моего брата.

— Тоня! — окликнул меня Стас. — Машина приехала.

— Давай в следующий раз тогда? Ты когда заглянешь к нам?

— Судя по всему, в следующую субботу, — вспомнила разговор с Лютым. — Точно, в субботу!

— Тогда я заеду за тобой, — как-то самоуверенно сообщил об этом мужчина. Я заметно среагировала, притом неадекватно.

— Погоди, я не собираюсь с тобой трахаться! — на меня посмотрели девицы Стаса и сам брат. Мой вид был напуганным. Вот ещё!

— Не придумывай, у меня есть женщина.

«Женщина» — звучит так, будто эта тетка из рыбного магазина, примерно сорока лет.

Что за выражения у этих гонщиков? Хотят казаться крутыми парнями?

Водитель белой иномарки вышел покурить, заодно зацепился с братом языком. А у Стаса рот никогда не закрывался. Пришлось, конечно же, ждать, когда они наговорятся и накурятся вдоволь.

Машина довезла нас до подъезда, от их болтовни по дороге у меня разболелась голова. Как только мы вышли из машины, я злобно покосилась на брата, его лицо стало мрачным.

— Ни слова не говори, за мной в дом, шагом марш! — как строгий родитель заявила, хмурясь.

— Только не начинай, — взвыл умоляюще тот.

Оказавшись в доме, я применила оружие против него, и тогда настольная лампа, стоявшая на тумбе возле выхода, полетела в брата, но к его счастью, он увернулся. Мои попытки покалечить братца не закончились, ваза присоединилась следом.

— Ты совсем поехала, что на тебя нашло? — смотрел он испуганными голубыми глазами. Смешно. Он чуть не сдох, а с крышей не дружила я?

— Это я поехала? — повысила голос, да так, что Муся жалобно мяукнула из кухни. — Скажи спасибо, что это был не топор! Ты тупица, русский язык не понимаешь? Хотя чего я спрашиваю-то? Видно же, что чурка, раз до сих пор участвуешь во всей этой сомнительной херни. Если с тобой что-то случится, я сама лично похороню тебя живьем, кретин! Полежишь в земле, подумаешь над своим поведением, правда, когда дойдет до тебя, мы кутью жрать будем. Господи, за что мне такой тупица достался.

— Тогда чего не пошлешь меня? — спросил совершенно спокойно. — А что, отец ведь так и сделал.

— В отличие от старика, я к сожалению люблю тебя, бестолочь ты эдакая!

Уткнувшись в грудь брата, я опустила голову. Как разревелась — сама не поняла. Стас вообще не думает о моих чувствах. Как до него не дойдет, что он смысл моей жизни?

В четыре утра, когда начинало только светать, мы стояли у порога, брат обхватывал мои хрупкие плечи и прижимал к своей груди. А я как маленькая девочка плакала. Прокручивая в сотый раз картину с падением Стаса.

— Прекращай плакать, Тоня, — успокаивал меня брат, гладя волосы. — Обещаю, что больше не буду гнать так.

— Дурак! Скажи, что вообще перестанешь гонять. Стас, прошу тебя! Стас… — проговаривала его имя с особой нежностью. Мне он чертовски дорог. Я не хочу его терять. — Устройся в «Пятерочку» или на пилораму. Только не гонки!

Он немного рассмеялся.

Почему ему так смешно?

— К твоему счастью, меня на месяц отстранили. Пока ты там ходила в уборную. Серый сообщил.

— Лучше бы насовсем, — прижалась к нему.

— Насчет шабашки ты права. Попробую подыскать, но от гонок не смогу отказаться — это часть моей жизни.

— Ты просто конченный! — фыркнула я, отстранившись, рукавами вытирая слёзы.

— Какой есть, — пожал плечами. — Кстати, шрамы украшают мужчину, — посмотрел в зеркало, которое было встроено в железную дверь.

— Мужчину может и украшают, но не тебя, — огрызнулась я, Стас молча закатил глаза.

— А тебе в школу не нужно завтра? — неожиданно вспомнил брат. Надо же. Чего это он вообще решил вспомнить. Как на гонки бабочкой полетел, о моей школе не думал.

— К третьему уроку подойду, — махнула рукой, отправляясь спать.

— Может чай? — крикнул мне вслед.

— А может, ты в задницу пойдешь! — злостно прорычала. Всего месяц и мои нервы снова пошатнутся. Нужно восстанавливаться.

Спать я завалилась без сил, а рядом моя пушистая подруга замурчала от радости. Как меня накрыл одеялом брат я не видела, но зато почувствовала, и уткнулась носом в приятно пахнущую ткань. Мама стирала таким же кондиционером. Я чувствовала себя в безопасности будучи у брата. Как будто бы и мама была с нами. Ещё бы, в этом доме мы выросли!

Как пропел будильник никто, конечно же, кроме Муси не слышал. Зато какими благими матами орала я, увидев время, после пробуждения чудесного сна. Давно я так не спала.

Стаса и танком не поднять, а на мои вопли и подавно не отреагировал.

Одна нога в колготках, затем другая, платье через голову, дурацкий фартучек и растрепанные волосы, расческу я забыла, а у брата не нашла. Перед зеркалом девочка из СССР. Только не комсомолка.

Налив перед выходом кошке молока, даже и не стала будить Стаса. Пускай набирается сил.

Автобус я, конечно же, прошляпила. Пришлось ждать следующий. И тот, не слава богу, ехал, как будто вот-вот заглох бы. И люди такие нервные. Как только в окне показалась знакомая остановка, я тут же схватила в руки рюкзак и выскочила из транспорта.

Во дворе было тихо, что не странно. Еще шли уроки, но незамеченной мне было быть не суждено. Всеми «обожаемая» физичка столкнулась со мной в коридоре. Ну или я с ней? С какой стороны глянуть.

— Волкова? — поправила на переносице очки, а в голосе её популярная «истеричность». — Вы что в такое время гуляете по коридору?

— Нет, Варвара Николаевна, я отпросилась в медпункт. Живот разболелся, — демонстративно схватилась за живот. Но её внимание привлек больше мой рюкзак, что свисал с плеча.

— Вас домой отпустили? — покосилась на мою сумку.

— По привычке его схватила, — улыбнулась ей, но физичке это не согрело душу.

— Если домой вас отпустят, не забудьте предупредить об этом вашего нового классного руководителя, — выдала женщина.

— Нового руководителя? — переспросила у самой нервной тётки в этом мире.

— Вы разве еще не в курсе? Ваш классный руководитель по собственному желанию написал заявление на увольнение. Довели бедную Екатерину Романовну, — покачала осуждающе головой. Но она в какой-то мере была права. Наш класс постоянно доводил пожилую женщину до слез. Интересно, кто сейчас вместо нее. — Сейчас вами будет руководить Никита Владимирович, — физичка как будто слышала мои мысли.

У меня от таких новостей, чуть очи на лоб не поползли. Надо же. Вот это новости!

Вчера этот тип меня чуть калекой не сделал, а сейчас будет препятствовать моему окончанию школы?

Надо же, какая ирония. К тому же, ещё и урок с ним сейчас будет.

— Что же, грустно, что Екатерина Романовна ушла. Будем по ней скучать…

— Скажу Вам, что Никита Владимирович мне не очень симпатичен.

Мне после вчерашнего вечера тоже. Хоть что-то общее будет между мной и этой грымзой.

— Ладно, идите к медсестре. Не задерживаю больше ни секунды, — вновь поправила очки и пошла, куда ей нужно. От таких новостей я, конечно, была не восторге. К тому же, как нам теперь быть после случившегося? Вот это действительно проблема.

Прождав под кабинетом окончания урока, я спряталась за дверью, из которой вышла математичка и зацокала каблучками. Мои одноклассники радостно выбежали в коридор, и я, собираясь зайти в класс, столкнулась с рыжим хулиганом. Синицын давил бесячую улыбку.

— О, Волкова пришла, — как даун проговорил.

— О, у тебя в зубах что-то застряло, — выпалила я, толкнув одноклассника плечом.

— И что это мы прогуливаем? На тебя это не похоже, — привязался ко мне Вадим.

— Не твое птичье дело!

— Фу, как грубо. В последнее время ты очень странная.

— А ты чересчур любопытным стал, — вытащив тетрадь и учебник, подперла рукой голову. Парень сел впереди меня, повернувшись.

— Колись давай, что такая загадочная.

— Из Страны Чудес вернулась. Не видишь что-ли, — огрызнулась ему. Как же он меня бесил. Вот прилипала!

— И вправду странная, месячные что-ли? — ехидно проговорил тот.

— Если не хочешь остаться без глаза, тогда отвернись и больше, прошу, меня не трогай!

— Неудивительно, что у тебя до сих пор нет парня, — развел руками Вадим, а в голосе прозвучала обида. Как будто я нуждалась в отношениях.

Звонок на урок прозвенел, а всезнайки на месте не было. Интересно, где носило нашего придворного историка и по совместительству классного руководителя. От новостей я, конечно, чуть не сдохла, однако сразу успокоилась. Ведь у меня была прекрасная возможность поиграть на нервах Зайцева. Самурай… А как же. С него воин, как с меня китайская фарфоровая кукла. Интересно, почему именно «Самурай». Сомневаюсь, что он махать катаной умеет, да и вряд-ли на японском шпарит.

Если у Лютого погоняло соответствует его езде, то как должен гонять Самурай?

Мои философские раздумья унесло грозовыми тучами при виде появления прекрасного и неповторимого Зайцева.

На его двуличной рожа мелькала улыбка.

— Доброе утро, класс. Как настроение?

— Яххо, воин! — вырвалось неожиданно с моих уст, ладонями закрыла рот. Я это сделала. На самом деле сделала. Вот же балда.

Брюнет замер у своего стола, когда услышал подобное, и перевел испуганный взгляд на меня. В эту минуту я почувствовала себя неловко. Надо же было вспомнить «яххо», с японского «привет». Это всё Вики со своими аниме, ненормальная даже волосы покрасила в розовый. И беременна, скорее всего, тоже от какого-то тупого самурая.

Конечно, от стыда я чуть знатно не двинула кони, но тут же исправилась.

— Вы с опозданием, Никита Владимирович, — вызывающе усмехнулась. Не нужно показывать неловкость. Сразу же сочтет за трусость.

— Волкова, вы решили показать познания иностранных языков? — будто бы не за ценил мою шутку. Гад ползучий! — С произношением у Вас беда.

Ого, какие мы знатоки японского. Не страшно, и не с такими боролись.

— А у Вас с дисциплиной, — выпалила я, заметив пристальные взгляды одноклассников. Да, не мне говорить о правилах. Да и ладно. Он же типа пример.

— Волкова, насколько мне известно, вы идете на золотую медаль? — поправил на переносице свои очки. Интересно, у него реальные проблемы со зрением?

Как же охота сказать, что он сейчас покатится к ебеням, но я, кажется, и так надерзила преподу. — Мне не нравится Ваш тон. И отношение ко мне. Как классный руководитель я желаю видеть вашу маму.

А вот здесь ему жирный минус. Многие из учителей знают, что у меня её нет. А этот «классный руководитель» даже не удосужился познакомиться со всей родословной своих учеников.

Только не заплакать. Нет. Не при всем классе. Эта свежая рана, она ещё не затянулась, и при каждом упоминании о маме, я не могу контролировать свои эмоции.

— Что, не такая смелая сейчас? Стыдно, должно быть, твоей матери, что такая девчонка несносная выросла у неё.

Нет, не стану терпеть!

Конченный.

Мой стул отодвигается, и я отправляюсь к выходу, а по щекам предательски катится слеза. Я же хотела быть осторожна с этим.

— Зря вы так, у неё мама умерла год назад, — пояснил рыжеволосый парень, вставая с места.

— О, Господи, я не знал, помню, видел на линейке её несколько раз, — замер на месте мужчина, на данный момент переживая тоже, что и Антонина. Ведь он сам потерял маму в восемнадцать лет.

— Извините, Никита Владимирович, я последую за Волковой.

Рыжий парнишка с кудрявой шевелюрой сорвался с места, как собака с цепи, и последовал за одноклассницей. Он знал о ней многое, ведь когда-то жил на одной лестничной площадке, ходил с ней в один сад и, как бы смешно ни звучало, с первого класса, дергая за косичку, проявлял свою нежность. Не мог он пройти мимо, когда Тоня чувствовала себя разбитой.

И как знал — сейчас она нервно курила сигарету. Её глаза от слёз быстро опухли.

Он осторожно подошел и присел рядом, а она молчала. Всё понимала прекрасно сама, ведь каждый раз, оставаясь с ним наедине, понимала, что между ними что-то происходило.

— Снова куришь? — спросил осторожно.

— Не видишь что-ли… — тихо протянула она.

— Не угостишь? — заглянул ей в глаза.

— Синицын, а мамка не убьет? — ей почему-то стало спокойно вдруг. — И с каких пор ты закурил?

— С этих самых. Жалко что-ли? — будто обиделся, а она хохотнула. Почему с ним не хочется грустить? Она не понимала, но была счастлива сейчас, находясь с ним.

Парень, на удивление, закурил сигарету, притом даже ни разу не закашлял.

— Ты просто чума, Синицын! Даже не скривился. Что на тебя нашло? — отвлеклась от своих глубочайших мыслей девушка.

— Просто покурить хотел.

— Ты конечно придурок, но пацан ровный, — толкнула его в плечо, в этот момент Вадим обхватил её плечи и прижал к груди. Его сердце колотилось, как будто он пробежал стометровку. — Что за сопли, Вадя?

Вадя. Только ей одной было позволено называть этой дурацкой кличкой. И больше никому. Как в детстве.

— Да ну тебя, — Синицын отстранился от одноклассницы, заметив, как ей стало лучше и цвет лица приобрел жизненные краски.

— Спасибо, ты всегда рядом, — слышать благодарность ранее Вадиму не доводилось, особенно от старой приятельницы. Но скрыть улыбку не смог.

— Идиотка, — отвесил ей шуточный щелбан. — В класс не вернешься?

— Не-а, потусуюсь здесь. И погодка в самый раз.

— Тогда я с тобой тоже поторчу, — достал из кармана свой мобильник.

— Как знаешь, — ответила ему равнодушно, последовав примеру одноклассника. Так они просидели до конца урока. — Что у нас сейчас?

— Непривычно слышать подобное от тебя, — улыбнулся Вадим. — Физкультура.

— Значит, можно домой свалить. — Настроение сейчас было невероятно паршивое. Ведь это она хотела превратить в ад жизнь учителя, а получилось наоборот. Надо же, вся школа знала что она потеряла самого близкого человека, а он — будущий классрук — был не «в танке».

— В последнее время ты и впрямь стала не такой…

Он понимал, что Тоня в корне изменилась после женитьбы отца. Но учить жизни не стал, ведь сам был не самым ярким примером. Прогуливал, тусил с сомнительными товарищами, иногда даже травку курил (редко, но факт остаётся фактом), ещё и с каким-то типом, старше на пять лет, не смог найти общий язык. Связываться с последним не желал, ведь по слухам, тот был самым сумасшедшим, когда он кого-либо встречал. По таким плачет тюряга.

— Вадим, сейчас время такое…

Её просто задели, словно соль на рану насыпали.

Девушка молча отправилась в сторону школьных ворот, нервно кусая обветренные губы. Всё равно ей на школу стало. До лампочки, что подумает отец. В этом мире её словно растоптали, разломали крылья, которыми она хотела подняться ввысь. Как же убого выглядит хрупкая девочка со взглядом испуганной лани. Волосы перед лицом путаются, она останавливается, чтобы заправить за ухо, когда кто-то касается её плеча. Словно дежавю. Она с изумленными глазами смотрит на человека, которому хотела плюнуть в рожу. Как он посмел к ней прикасаться?

— Антонина, я не знал… — запыхался тот. Как хорошо, что она ещё не ушла домой. Весь урок думал о своих словах.

Учитель отпустил её и замялся. Какая же тупая ситуация. Надо же было так выдать, при всех одноклассниках. Синицын замер у крыльца, с интересом наблюдая за картиной.

— Прости, я ничего не знал, — пытался извиниться перед ней. Выглядел он забавно для человека, которому за тридцатку лет. Как малолетка не мог взять себя в руки. Что за чёрт? — Я не хотел задеть тебя. — Так смешно. Он говорит это с таким серьёзным лицом, что ей хочется засмеяться на всю улицу. Какой с него воин? Он как целомудренная девчонка осторожничает. Не собирается ли он после всего этого вены вскрывать? Просто она не любит, когда не следят за языком. — В классе сказали, что… Честное слово, я не знал. Ты выглядишь сильной, не думал, что ты пережила такое…

Раскаивается же, гад. Видит это. Даже желание заехать ему в глаз у неё пропало.

— Да бог вам судья, Самурай-сан, — широко усмехнулась. Легкий ветерок развевал локоны, и историка словно околдовали. Такая красивая улыбка. Ей совсем не идет хмурится. Он поражен ею. — Или кто у вас там — Будда? — хохотнула та. — Противно смотреть на это. Меня от вас скоро стошнит, господин Заяц.

Его даже не задело то, что с ним она ведет себя не совсем корректно. Ему больше интересно, почему у обладательницы такой шикарной улыбки с такими милыми веснушками, правда еле заметными, присутствуют попытки скрывать их. Зачем?

— Уморили вы меня, Никита Владимирович, пойду домой, — поправив за плечами рюкзак, переступила школьные ворота. Он даже ничего не сказал по тому поводу, что она не осталась на последний урок.

В такое время старик пребывал на работе, вечно в каких-то делах. Совещания у него, конференции. Типа шишка в городе какая-никакая, депутатик недоделанный. Все в кресло мэра города метит. Знает Тоня, что ничего не светит ему. Таких сволочей насквозь видно.

Это не первый случай, когда она уходила на ночь к Стасу. Десятый или одиннадцатый по счету, сама сбилась со счёту.

Не кровная матушка в поте лица трудится в отделе образования пресс-секретарем. Бегала по школам, училищам, садам и освещает все значимые дни. Скукота смертная одним словом. Волковой такое не по душе, конечно она любила читать книги — в основном классику, иногда современные любовные романы — и писать даже пыталась. Даже что-то отправляла в «Эксмо», в общем, раскритиковали её от «до» и «после». Затем бросила эту дурацкую идею. «Баловство» — как выдал отец, мол, это не прибыльное дело, лучше бы Уголовные кодекс учила. Так спит и видит свою дочь будущим юристом. Типа будет, кому задницу его прикрывать. Хотя дочь явно давала понять, что это не интересует её несколько. Мама же не настаивала ни на чём, поддерживала её идею писать романы, ведь и сама при жизни читала рассказы дочери, как и в принципе сама была выдающейся писательницей. Кстати, любовные романы Тоне нравились — все те, что были написанные её мамой. Каждую книжицу берегла, как сокровище. С маминой подписью и приятным запахом корицы. Волкова Инна Анатольевна любила пить кофе с корицей и шоколадные конфеты.

Но спокойствие в доме не ждало — кто-то отчаянно хныкал и всхлипывал. В доме всё же кто-то был. И это кто-то та, что больше всего бесила.

Из приоткрытой двери спальной комнаты сводной сестрицы играла приглушенная музыка в исполнении HammAli Navai под название «Птичка». Тоня терпеть не могла слушать сопли из ряда Анны Асти и всего остального, что связано с любовью. Аж мурашки. Как можно было слушать такое дерьмо?

Всё-таки, любопытство взяло верх, и она заглянула в комнату. Девица с крашеными в ядовито-розовый цвет волосами, сидела на кровати, уткнувшись в подушку, в которую, как думала, бесшумно ныла, но у неё не вышло. Сегодня что, Всемирный день десяти литров слёз?

На стенах висели плакаты с группами BTS, эдакие мальчики-красавчики и с персонажами аниме, что-то там из псов или как там говорила Вики, Тоня уже и не помнила.

— Слушай, я зайду? — всё-таки спросила разрешения у сестры, и после её одобрительного кивка, вошла. — Что случилось, снова получила по матеше двойбан? — хотела было разрядить обстановку, но, увидев в руках фотографию с Викторией и неким парнем, которого намеренно обрезали голову на фото, напряглась. — Что случилось?

— Эта сволочь меня бросила! Сказал, что папаша у меня неадекватный, и трахнул какую-то дылду. Об этом вся его компания трещит уже! А мне Раф позвонила. Сказала, что видела его с какой-то бабой. Скотина!

— Ну… насчет папаши прав, а так-то не по человечески же поступил. Что думаешь делать?

— Аборт, что ещё, — пожала она плечами. — Ибо Борис Сергеевич убьет его. А он хороший!

— Мда уж, хороший… А как же. Что Гера говорит на этот счет? — присела рядом с ней.

— Она против аборта. Говорит, и сами справимся. А я не могу, понимаешь? Мне страшно. Боюсь, что всю жизнь ненавидеть буду ребенка, глядя на него — вспоминать его буду.

— Не горячись. Нужно поговорить вам, послушать, что он скажет.

— Он мне изменил, это факт. Тонь, а ведь он у меня первый парень. Понимаешь. о чем я?

Тоня скривилась. У неё никогда не было постельных сцен в жизни, но, судя по книгам и фильмам, — это не редкость. Её пока это не привлекало, однако, когда-нибудь, и сама мечтала обзавестись мужем, лет может через десять. Тоня считает, что ей нужно развиваться как личность. К семейному очагу успеет прикипеть.

— Конечно, я не гуру в отношениях между мальчиками и девочками, но советую всё же поговорить с тем парнем. Как его, кстати, зовут?

Виктория знакомила отца и Геру со своим бойфрендом, да только в этот день Антонина была у Стаса. Да и не знала ещё, что сестра с такой новостью завалится домой. И не питала интереса к тому, как выглядел парень сестры, знала лишь то, что он старше Вики, и был бойцом без правил. А как всем известно, у таких ребят отбитые головы.

— Да как? Сейчас он на работе. А единственная возможность с ним пересечься — клуб. У него после восьми вечера тренировки. Борис Сергеевич не отпустит меня.

— Я что-то придумаю. Сегодня навестим твоего дружочка-моржочка. Должна же я будущих родственников знать в лицо. Как его, кстати, звать?

— Майк, — вытерла опухшие глаза. Тушь растеклась по всему лицу.

— Умойся только, — вздохнула как-то обреченно девушка, поднимаясь на ноги. Сейчас Тоня была голодной. Кажется, съела бы и слона.

Пока будет есть, подумает о план побега.

И что за имя такое дурацкое — Майк?