Опрометчивость королевы

Королевский раздел

Принц не скрывал облегчения. Он объявил своему другу и домоправителю лорду Чолмондели:

– Я был в ужасе, что может случиться непоправимое. Не могу вам даже сказать, что значило для меня рождение этого ребенка. Если бы вы только знали, сколько мне пришлось пережить.

Глаза его наполнились слезами при мысли о собственных страданиях, потом он содрогнулся, вспомнив о жене. Она казалась ему огромной и вульгарной, а поскольку она так отличалась от всех женщин, которые ему нравились, он сразу вспомнил о самой совершенной из них, его дорогой Марии.

О, снова пребывать с Марией в покое и счастье, вернуться к ней, слегка хмельным от любви, как в добрые старые дни, чувствовать ее заботу, слушать ее мягкие упреки. О Мария, богиня, а не женщина, почему он позволил женить себя на этой особе!

Он снова повернулся к Чолмондели:

– Если бы вы могли понять…

Чолмондели заверил хозяина, что он понял, осознал, рождение ребенка и впрямь освободило принца от проклятого бремени.

– Я буду признателен моей дочери до конца дней, – говорил принц. – Слава Богу, мне не придется больше прикоснуться к этой женщине.

– Необходимости не будет, Ваше Высочество, ребенок здоровый.

– Пусть так и будет. У меня нет намерения следовать примеру отца и производить на свет пятнадцать чад. Пятнадцать! Это шутка. Как жаль, что мои родители не были более умеренными. Им выпало бы гораздо меньше забот.

Чолмондели не мог вмешиваться в такие дела, не будучи обвиненным в оскорблении Их Величеств, поэтому он помалкивал. Но принц и не требовал ответа. Он был в сентиментальном настроении, полон жалости к себе, а стало быть, скоро должен заговорить о Марии Фитцгерберт. Чолмондели верил, что леди Джерси очень умная женщина, возможно, даже колдунья, раз она удерживала за собой свое положение, зная об одержимости принца Марией Фитцгерберт.

Однако принц выглядел нездоровым. Его обычно румяное лицо имело пурпурный оттенок. Плохой признак. Чолмондели замечал это и раньше. Следы волнений, может, пора сделать ему кровопускание?

– Ваше Высочество утомлены. Такое трудное время. Вы не хотите немного отдохнуть?

– Да, я чувствую усталость, – признался принц, – принесите мне немного бренди.

Чолмондели пошел выполнять приказание принца, а когда вернулся, то застал его, обмякшим в кресле. С ним, очевидно, случился один из приступов, которыми он страдал. Чолмондели послал за доктором.

Принц, подтвердил тот, в самом деле болен, необходимо отворить ему кровь, что помогало ему обычно.

Итак, принц лежал в постели, бледный после кровопускания, редко он выглядел таким слабым и беспомощным.

Новость мгновенно облетела двор.

Принц серьезно болен, шептались вокруг.

Он и впрямь чувствовал слабость. У него не осталось больше сил. Он никогда в жизни не был так болен.

Принц попросил зеркало, и когда его принесли, то увидел свое отражение, такое белое и отрешенное, под стать подушкам, так не похожее на его обычное румяное лицо. Он даже решил, что умирает.

– Оставьте меня одного, – велел он. – Я хочу подумать.

Когда все ушли, он лежал и думал о прошлом – думал о Марии Фитцгерберт. О той первой встрече на берегу реки, когда понял, что она единственная женщина, важная и необходимая ему в жизни. Он всегда знал это. Почему он дал сбить себя с толку?

Мария отказывала ему много раз. Добрая, религиозная Мария, которая верила в таинство брака и могла быть с ним только после женитьбы. Как права она была! И наконец, эта церемония на Парк-стрит… и последующие счастливые годы.

Ему надо было остаться с Марией. Он не должен был дать соблазнить себя. Счастье возможно только с Марией. А он разбил ей сердце.

Нет, весь мир должен знать, как он относится к ней. Он умирает, и перед смертью он оповестит мир о своей любви.

Он потребовал принести бумагу.

– Я собираюсь написать завещание, – сказал он Чолмондели и, видя выражение на лице друга, продолжал: – Нет смысла скрывать правду. У меня, может быть, осталось мало времени. Делайте, что я говорю.

Бумагу принесли.

«Это моя последняя воля и мое завещание, – написал он. Затем поставил дату: – Десятый день января тысяча семьсот девяносто шестого года от рождества Господа нашего».

Он писал, что оставляет все свое состояние «моей Марии Фитцгерберт, моей жене, жене сердца и души моей», которая хотя и не могла называться его женой, но была ею в его глазах и перед лицом Господа. Она была его настоящей женой, дороже даже, чем ускользавшая от него жизнь.

Все… все Марии. Мисс Пигот тоже не была забыта. Он уже платил ей пятьсот фунтов в год – ее пенсион, а в завещании ей полагался пост управительницы одного из дворцов, гарантированный королевской семьей.

Он хотел, чтобы его похоронили тихо, без помпезности, просил положить ему на грудь портрет Марии, а когда она умрет, похоронить ее рядом, как были похоронены Георг II и королева Каролина.

Заканчивалось завещание любящим «прощай» его Марии, его жене, его душе.

Потом он почувствовал себя лучше. Но по-прежнему ему хотелось, чтобы она знала, как искренне он заботится о ней. Их расставание – это грех, который они не должны были совершать. Его жизнь не могла быть счастлива без нее. Он хотел, чтобы она это знала, и она узнает, когда прочитает его завещание, после его смерти.

Но он не умер.

Через несколько дней он оправился от кровопускания, и румянец снова заиграл на его щеках.

Каролина теперь была счастлива. У нее славная малышка, и больше она ни о чем не думала. Но неизменно страх преследовал ее: а вдруг они отберут у нее ребенка? Принц не интересовался младенцем, ему было важно лишь одно, что больше не нужно жить с его матерью.

– Зачем он мне? – сказала Каролина. – Если у меня останется ребенок, мне никто не нужен.

Леди Джерси намекала, что ребенка могут у нее забрать.

– Пусть только попробуют отобрать его у меня! – кричала Каролина, прижимая ребенка к груди. На это леди Джерси лишь улыбалась своей высокомерной улыбкой, а Каролина ненавидела ее так же сильно, как любила ребенка.

Крестили ребенка в Сент-Джеймсе, а крестными были король, королева и герцогиня Брунсвикская, ее представляла принцесса-наследница. Архиепископ нарек девочку Шарлоттой Августой.

– Шарлотта, – улыбалась Каролина миссис Харкорт. – В честь ее бабушки, королевы Англии, а Августа – в честь моей матери. Я надеюсь, что ни на одну из них она не будет похожа.

Миссис Харкорт пожимала плечами, ее долгом было сообщить об этом леди Джерси, которая расскажет Ее Величеству, а Каролина еще больше впадет в немилость королевы.

Однако, размышляла миссис Харкорт, положение леди Джерси при принце шаткое. Правда, он очарован ею, но она слышала, и не раз, как он неоднократно выражал свою любовь к госпоже Фитцгерберт. А теперь, когда друзья убедили ее снять дом в городе и появляться в обществе, кто знает, как все может обернуться? Начинали поговаривать, что, если кто-то хочет угодить принцу, следует пригласить в дом Марию Фитцгерберт. Это старый и проверенный способ, от чего леди Джерси делается не по себе, хотя она и не подает виду и кажется уверенной в своем влиянии на принца.

Принцесса Шарлотта могла однажды стать королевой, поэтому ее рождение сопровождалось торжественными обрядами, но принц, страдая оттого, что парламент заставил его выплачивать долги, отказался от пышной церемонии, предложенной лондонским Сити.

– Я слишком беден, – объявил принц, – чтобы принимать верноподданнические приветствия в соответствии с моим положением. Поэтому я прошу речи написать и передать мне.

Олдермены Сити были оскорблены. Принц решил блюсти свое достоинство, но у них достоинства не меньше. Они не могут отойти от старинных обычаев ради нуждающегося принца. Поэтому церемонии вообще не будет.

Сити был оскорблен всерьез. Эту историю обсуждали на улицах и в кофейнях.

– Ему не по карману! Знаете, что это значит? Он знает, что она будет принимать поздравления вместе с ним, а он не вынесет пребывания рядом с ней. Она перенесет все, а он – нет. Он ее ненавидит. А почему? Потому, что он знает, что она ненастоящая жена, вот почему. Он женат на Марии Фитцгерберт, а этот брак не признают.

Почему не любить эту принцессу? Она такая приветливая. Правда, она немка, но, если на то пошло, он и сам наполовину немец.

Принц Уэльский сделался для лондонского Сити притчей во языцех, никогда раньше еще так не злословили на его счет. Он страдал от этого. Его обижало молчание, которым встречали его карету на улицах, и он с ностальгией думал о годах юности, когда был очаровательным принцем и все, что он ни делал, казалось правильным. Тогда они любили его и ненавидели его отца. Но после болезни отца все изменилось. Король не стал популярнее. Королей не любили в этом переменчивом мире. Мрачный пример тому за Ла-Маншем, и забывать о нем не следует. Только в прошлом году были волнения в Бирмингеме. Мука поднялась в цене, тогда толпа осадила вербовочные пункты, побила окна в доме Пита на Даунинг-стрит. Вот так же начались волнения во Франции. В октябре, когда король ехал в парламент, толпы окружили его карету, крича, что хотят хлеба. В короля кидали камнями и, к его неописуемому ужасу, выстрелили.

Сомнения не было. Монархия сделалась непопулярна, к сожалению, французы подали всему миру пример, как от нее избавиться.

Принц поежился, но он был полностью погружен в собственные дела, он страдал по Марии Фитцгерберт, ему было не до раздумий по поводу будущего монархии.

Король собирался навестить Каролину в Карлтон-хаузе, чтобы увидеть внучку. Поездку эту не одобряла королева, но Его Величество очень беспокоился из-за разлада в отношениях принца Уэльского и его жены.

– Он с ней плохо обращается. Так не обращаются с женой, правда? Что?

Шарлотта отвечала, что это не удивительно. Каролина, конечно, странное создание, такое вульгарное. Не могли же они ожидать, что Георг, такой элегантный, придирчивый Георг, будет счастлив жизни с подобной женщиной. Было большой ошибкой привезти ее в страну, особенно когда они знали, что есть очаровательная, эрудированная принцесса Луиза, на которой он мог жениться…

Глаза короля наполнились слезами.

– Приятная женщина, – сказал он. – Не вижу, что в ней такого плохого. Прекрасные волосы, хорошая фигура… да? Что?

Он намеревался показать Каролине, что хотя бы один член королевской семьи относится к ней хорошо.

Каролина приняла его ласково, тепло ответила на поцелуй, что ему очень понравилось. Ему нравилось, когда его целовали красивые женщины. Ему казалось, что Каролина была красива.

Он послал за девочкой. Какое крикливое маленькое создание!

– Напоминает своего папу, когда он был маленьким. Тогда можно было подумать, что нет ребенка на свете лучше него. М-да. Весьма здоровенькая малютка, да? Что?

Каролина держала крошку на руках, король смотрел на нее, и у него были слезы на глазах. Он знал, что она испытывает сейчас. Он вспоминал свои собственные чувства. Дети такие очаровательные, пока они маленькие, потом они меняются. Амелия не изменилась. Она по-прежнему его дорогая малютка. Никогда не расстраивает… вот разве что кашляет. Он не хотел думать о кашле Амелии и все свое внимание уделил маленькой Шарлотте.

– Похожа на отца, – повторил он ворчливо. – А он вас навещает?

– Меня нет. Я его не видела со дня рождения дочери. Но он приходит посмотреть на ребенка.

Король покачал головой.

– Плохо, – сказал он. – Люди не одобряют.

– Ну, – воскликнула Каролина с резким смехом, – он не любит меня… а это, кажется, еще хуже!

– Остановитесь, знаете ли. Живите вместе. Родите других детей. У мадам Шарлотты должны быть братья и сестры, да? Что?

Каролина покачала головой.

– Он не захочет, вы знаете. Он игнорирует меня. Я для него не существую.

– Я должен буду положить этому конец. Он должен выполнять свой долг.

Каролина состроила гримасу.

– Я не очень хотела бы стать этим долгом, Ваше Величество.

– Ха, – усмехнулся король. – Должны выполнять ваш долг, знаете ли. Мы все должны, да? Что?

– Ваше Величество, скажите это ему… не мне. Я готова жить с ним. Он сам решился на раздел.

– Вы будете рады его возвращению?

– Ну, не скажу, что рада… если он не изменит свои привычки. Он должен относиться ко мне, как к своей жене. Он должен признать меня принцессой Уэльской. Я не хочу, чтобы леди Джерси занимала мое место, а со мной обращались, точно с ее служанкой, как теперь. О, нет, этого я не могу допустить.

– Вы и не должны, – сказал король. – И не допускайте. Предоставьте это мне. Так не может продолжаться. Это неестественно, да? Что?

Каролина согласилась, что неестественно. Но быть с ребенком такая радость, что она готова забыть про все остальное.

Принц вызвал своего управляющего, и лорд Чолмондели видел, что тот в ярости.

– Что вы думаете, Чолмондели, меня только что призвал король и потребовал, чтобы я безотлагательно начал выполнять свой супружеский долг по отношению к принцессе Каролине.

Чолмондели вздохнул.

– Ну, – неистовствовал принц, – что вы скажете? Что вы думаете? Разве я обязан всю свою жизнь провести с этой вульгарной особой? Э, что вы думаете, Чолмондели?

– Я думаю, – сказал Чолмондели, – что вы относитесь к этому без удовольствия.

– Вот тут вы правы, Чолмондели, я и думать об этом не буду, я не намерен жить с ней. Во-первых, она мне отвратительна, она самое отталкивающее создание, какое я когда-либо видел, во-вторых, я не считаю ее своей женой.

– Принцесса Шарлотта…

– О, наследница уже есть. Я выполнил свой долг… по отношению к этому существу. Теперь же собираюсь дать ей понять и всем остальным, что пришло время все изменить. Я хочу, чтобы вы пошли к ней и без промедления сообщили ей о моих чувствах.

– Если Ваше Высочество скажет мне точно, что вы желаете, я буду счастлив исполнить вашу волю.

– Пойдите к принцессе Каролине и скажите ей, что я желаю официального раздела. Каждый из нас будет жить своей жизнью, и мы не станем вмешиваться в дела друг друга.

Лорд Чолмондели был в затруднении, но принц повелительно приказал:

– Идите. Ступайте сей же час. Я не хочу отлагательств.

Каролина находилась в детской. Она почти не уходила оттуда. Точно жена купца со своим первым отпрыском, говорила леди Джерси. Никто не верил, что она будущая королева Англии.

Когда она услышала, что Чолмондели пришел с посланием от принца, то сильно испугалась, что у нее заберут ребенка. Она представляла это себе тысячу раз. Визит важного сановника при дворе принца, возможно, означал приказ перевести Шарлотту в другую резиденцию и поручить заботам гувернеров, отобрав у матери.

Ее румяные щеки побледнели, когда она вышла из детской и направилась в покои, где ее ожидал Чолмондели.

Он поклонился, а она вскрикнула:

– Да, да, что произошло?

– У меня послание от Его Высочества принца Уэльского.

– Ну, это что-то новенькое. Он не часто оказывает мне честь своими посланиями. – Страх сидел глубоко в ней, и она не могла скрыть этого, хотя и храбрилась.

– Его Высочество поручили мне сказать, что желают раздела. Вы и он будете поступать согласно вашим желаниям и не нести ответственности друг за друга.

Каролина вздохнула с облегчением.

– Это справедливо, – сказала она. – Скажу вам, милорд, я буду так же рада этому, как и он. Единственное, что я хочу сказать, это то, что я никогда больше не буду его женой, как бы меня ни принуждали. Я хочу сказать: я соглашаюсь на раздел, если мне это пообещают. Даже если я потеряю мою дочь, – тут она содрогнулась от одной этой мысли, – я никогда не возобновлю брачных отношений с принцем Уэльским. Если мне это обещают, я согласна на его предложение.

– Я чувствую, что именно это, определенно, вам пообещают, Ваше Высочество.

– Я, естественно, желаю иметь письменное согласие, как вы понимаете.

– Не сомневаюсь, что Его Высочество будут рады предоставить его, – ответил лорд Чолмондели.

В Виндзорском замке принц Уэльский писал письмо жене.

30 апреля 1796 года

Мадам!

Как сообщил мне лорд Чолмондели, вы хотите, чтобы я в письменной форме определил условия, согласно которым мы будем жить дальше, и я попытаюсь сделать это так ясно и уместно, как это позволяет существо вопроса. Наши склонности не в нашей власти, ни один из нас не может отвечать за другого, потому что природа создала нас неподходящими друг для друга. Спокойное и вежливое отношение друг к другу в обществе в наших силах, пусть наши отношения будут ограничены этим, и я определенно соглашаюсь на условие, согласно которому, в случае несчастья с нашей дочерью, чего, я надеюсь, не допустит провидение, я не нарушу данного ограничения, предлагая, на любой период, отношения более интимного характера. Этим я прекращаю с вами нежелательную переписку, веря, что, окончательно объяснившись друг с другом, мы проведем остаток наших дней, не нарушая при этом покоя друг друга.

Я, мадам, подтверждаю верность изложенного.

Искренне Ваш Георг II

Он улыбался, перечитывая письмо. Вот. Это конец, и вполне дружеский.

Он вздохнул.

Никогда больше не быть ему с нею рядом, никогда не дотрагиваться до нее.

Он почувствовал радость жизни.

Каролина была почти так же рада, когда получила это письмо.

Она была принцессой Уэльской, однако была свободна. Нет больше ограничений. Она больше не подвластна своему мужу.

У нее остался ребенок. У нее будет собственная жизнь, и она будет рада, что приехала в Англию. Она ответила принцу на французском, приняла его условия и написала, что никогда не перестанет молиться за его счастье.

Она отослала копию письма королю, который приехал к ней сразу, как только получил ее.

– Вы думаете, что не сможете жить вместе?

– Ваше Величество знает, что думает принц по этому поводу.

– Неслыханно, – сказал король. – Наследники трона не обязательно должны любить своих жен, достаточно, чтобы у них родились дети.

– Иногда это совпадает, – лукаво сказала Каролина и рассмеялась громким смехом.

Королю это понравилось, но он пробурчал про себя:

– Ох, уж эта молодежь… нынешняя. Когда я был принцем… – Потом он опечалился и сказал: – Вы будете жить под одной крышей, а? Что? Это выглядит пристойней. Люди ожидают этого.

– Люди знают правду, а мне не хочется жить в одном доме с моим мужем.

– Гм, надо подумать. Вам потребуется содержание. Жена принца, мать наследницы, да? Что?

«Двадцать тысяч фунтов в год, – думал он. – Надо посоветоваться с Питом. Почему его семья никогда не могла жить в мире? И где она будет жить? В Карлтон-хаузе пока, по крайней мере».

Дети! Одни заботы! Лучше и не заводить детей, если возможно. Но, конечно, мы и женимся-то из-за Детей. С тех пор, как принц Уэльский вырос, это стоило королю с десяток бессонных ночей. И до сих пор это продолжается.

Бесполезно их мирить, если они решили расстаться.

Удивительно, как быстро новости при дворе попадали в колонки сплетен в газетах. Из-за писем, написанных Каролиной домой, разразился скандал. Они были перехвачены и доставлены королеве, а похитителем была леди Джерси.

Ее имя мелькало в каждой газете, там были непристойные стишки, их рисовали вместе с принцем, но главное, в чем ее упрекали, было не то, что она любовница принца и занимала место принцессы, а то, что она шпионила для королевы, задерживая корреспонденцию принцессы, передавая ее в руки врагов.

Каролина добилась публичных похвал. Ее приветливая улыбка и жизнелюбие нравились людям, восхищали всех. Кроме того, ходили рассказы о том, как ее приняли, в ней видели обиженную женщину. А из-за чего? Из-за того, что этот сластолюбец, их принц Уэльский, чьи долги и любовные похождения вечно завершались очередным скандалом, «женился» на хорошей, добродетельной Марии Фитцгерберт, а потом оставил ее, не мог с ней жить, как полагается.

Но еще менее популярна была леди Джерси. Комментарии в прессе были таковы, что она больше не могла их игнорировать. Что-то надо предпринять, говорила она покладистому и страдающему лорду Джерси, чтобы защитить честь его жены. Его воспитание позволяло ему только улыбаться на это. Он был повсюду принят из-за своих хороших манер. Интересно, что его супруга желала, чтобы он предпринял? Ей следовало только сказать, намекнуть.

Она написала доктору Рэндольфу, прося объяснить, что случилось с пакетом писем, который принцесса Уэльская вверила ему, ответа она не получила. Лорд Джерси должен теперь сам написать Рэндольфу и настоять на получении объяснения.

Это обязательный лорд Джерси и сделал, да в таких словах, что Рэндольф не осмелился отмолчаться. Он в деталях объяснил, как выехал в Германию, как вернулся из-за болезни жены, а вверенный принцессой Уэльской пакет писем отослал ей назад через леди Джерси.

Леди Джерси написала, что она пакета не получала и очень сожалеет. О том, что пакет не вернули, временно забыли, потому что принцесса о нем не спрашивала. Однако она вынуждена опубликовать переписку, чтобы положить конец грубой клевете на нее.

Каролина читала газеты и вспоминала, что могло быть в тех письмах. Комментарии о ее новой семье, конечно. В одном она была твердо уверена, лестных оценок в них не было.

Она смеялась над этим делом. Ей было ясно, что случилось. Леди Джерси украла письма и послала их королеве.

Потом она разозлилась. Почему она должна терпеть эту женщину среди своих приближенных? Почему она разрешает ей шпионить за собой? Она больше этого терпеть не намерена.

Когда ее пришел навестить король, она сказала, что хочет просить его милости.

– Я думаю, – сказала она, – что теперь, когда мы с принцем пришли к взаимопониманию, от меня трудно ожидать, что я оставлю леди Джерси среди своих приближенных.

– Конечно, не оставляйте, – заявил король. – Это уж слишком, да? Что? Нет, эту женщину надо убрать из ваших покоев. Предоставьте это мне, моя дорогая.

Каролина бросилась ему на шею и расцеловала.

«Черт меня возьми, – подумал король, – эта женщина не имеет представления об этикете. Но как приятно, когда тебя целует красивая женщина, да? Что?»

Король послал за принцем Уэльским. Он печально качал головой, размышляя о супружеских делах сына.

– Людям не нравится, – сказал он. – Они в плохом настроении. Вы должны быть осторожнее.

– Я женился на этой женщине, Боже мой, что еще нужно? – кричал принц Уэльский.

– Они ждут, что вы будете выполнять свой долг. У вас должны быть сыновья.

– У меня есть дочь. Ничто не может помешать ей стать королевой Англии.

– Сыном все были бы очень довольны.

– Я постарался, чтобы люди были довольны, теперь я хочу собственных удовольствий.

– Принц никогда не может сделать всех довольными.

– Да, кажется, так. Но я никогда к ней не вернусь. Это решено. Ваше Величество видели переписку?

– Да, да. Кажется, в этом деле вы достигли согласия. Но есть еще одно, которое я хочу обсудить с вами. Она просит удалить из числа ее придворных дам леди Джерси. Помня о ваших злосчастных отношениях с этой леди, я вынужден просить вас удовлетворить ее просьбу.

– А если я откажусь?

– Тогда я сделаю это сам. Вы понимаете, да? Что? Лицо принца покраснело более, чем обычно.

– Итак, Ваше Величество занимается домашними делами моей жены?

– Леди, которую вы отвергли, хочу вам напомнить. Кто-то должен защитить ее. Я решил это сделать.

Принц сощурил глаза. Он не собирался бороться за Франсес. Зачем? Он устал от нее. Может быть, если он не будет ее защищать, она поймет, что он хочет наконец от нее освободиться.

– Я должен понимать, что это воля Вашего Величества? – спросил он.

– Можете понимать так.

Принц поклонился и отбыл восвояси.

– Итак, – сказал он Франсес, – у меня не было выбора.

– Вы больше не можете выбирать своих приближенных?

– Вы служите в доме принцессы.

– Однако вы принц Уэльский, вы могли настоять…

– Мадам, – холодно сказал принц, – я не король, а по его повелению вы должны удалиться.

Она была слишком зла и не заметила, что глаза его сверкали, предупреждая ее.

Она не забудет это оскорбление, заявила она. Она заставит эту особу еще пожалеть. Это она рассказывала королю небылицы о леди Джерси, и вот результат.

Она и в самом деле злилась. Теперь она бесполезна королеве, а королева быстро лишит ее всех милостей, как всякого, кто не служит ей. Это отразится на власти, которую имела леди Джерси, а власть – это деньги, которые она так любит. Она, конечно, получает их от принца, но леди, которая дружна не только с принцем, но и с королевой, имеет много больше благ. Особенно если король слабоумен и королева вправе награждать.

Да, леди Джерси была очень зла.

Она ушла от принца, не скрывая своего плохого настроения, ей было все равно. Она верила, что у нее достаточно власти, чтобы заставить его повиноваться, но злоба ее была направлена против Каролины. Это неуклюжее, смешное создание. Леди Джерси рассмеялась, вспоминая, как комично она выглядела в белом сатиновом платье, которое она сшила специально для ее первой встречи с принцем. Глупое существо, что ж, она думает справиться с леди Джерси?

Она села в свою карету и поехала по Сент-Джеймсу, ее узнавали прохожие. Один даже ее обозвал. Люди становились наглыми. Им надо преподать урок. Она откинулась на подушки, чтобы не видеть смеющихся лиц, глазевших на нее.

В окно полетела грязь, потом кто-то бросил камень.

Плохи дела. Она расстроилась вконец.

В тишине своего дома она села писать письмо принцессе Уэльской, сообщая, что сегодня она получила разрешение принца Уэльского оставить пост леди опочивальни. Она считает, что с ней поступили несправедливо и жестоко. Но она знает, что ее молчание и терпение на службе Ее Величеству были доказательством ее преданности Его Величеству и королевской семье. Что касается ее благодарности и привязанности к принцу Уэльскому, то они умрут только вместе с ней. Она остается со всем возможным уважением слугой Ее Величества.

Каролина зашлась от смеха, когда прочитала это письмо.

– Наконец я от нее избавилась, – шумела она. – Сначала я избавилась от него, а теперь и от нее. Это триумф. Теперь я буду жить в мире и покое, пока со мной остается моя Шарлотта.

Впервые со времени приезда в Англию Каролина была такой счастливой. Она освободилась от принца и хитроумной леди Джерси, у нее был ребенок, и король был ее другом.

Но Шарлотта было принцессой и наследницей престола, так к ней и следовало относиться. Она не была просто ребенком, которого воспитывает обычная мать. Каролину пускали к ребенку, и она проводила с ним большую часть дня. У Шарлотты были и свои придворные дамы: леди Эглин, царившая в детской, и мисс Хейман. Каролине нравилась мисс Хейман, очень разумная молодая женщина, любившая музыку. Она прекрасно играла на пианино, была жизнерадостна, и хотя у нее не было таких изысканных манер, как у леди Эглин, Каролина предпочитала ее.

Они были счастливы все вместе в Карлтон-хаузе, пока принц был в Брайтоне и редко навещал свою дочь, зато часто заезжал король, показать, как он любит невестку.

– Что касается королевы, – говорила Каролина мадам Хейман, – очень хорошо, что она у нас не бывает и ее старые девы дочери тоже. Я была рада от них избавиться. Его Величество – мой друг, и сказать вам правду, моя дорогая любовь, он меня немножко любит. Все было бы иначе, если бы я приехала сюда невестой отца, а не сына. Моя благословенная Шарлотта уже была бы сестрой моего следующего ребенка. Ха! Ха! Но этому не бывать.

Мисс Хейман смеялась, но удивлялась несдержанным и легкомысленным речам принцессы Уэльской.

Принц переживал. Подумать только, эта непредсказуемая женщина жила в Карлтон-хаузе, его Карлтон-хаузе, храме его талантов и тонкого вкуса, который он воссоздал из руин. Их ему подарил отец, когда уже больше не мог тянуть с предоставлением сыну резиденции.

Каролина в Карлтон-хаузе, с Марией он разлучен. Жестокая Мария, она ведь знала, как неудачен его брак с принцессой Брунсвикской, знала, что он не любил леди Джерси. Это было временное затмение, сумасшествие, которое нашло на него, заклятие, которое наложила на него хитрая Франсес. В сердце своем он никогда не изменял Марии. Она должна знать об этом.

Она не замечала его скрытых намеков, редко бывала в городе. Она отказалась от аренды Марбл-хилла, дорогого Марбл-хилла, где он впервые познакомился с ней, ричмондской возлюбленной! И теперь она уехала в Касл-хилл в Илинге, где проводила все свое время – а его, к сожалению, было много – с преданной мисс Пигот.

Нет, так не может продолжаться. Он не позволит.

Его первым шагом станет выдворение Каролины из Карлтон-хауза.

Он дал ей знать, что хочет отремонтировать покои. Это означало, что она должна освободить их на время работ, которые там начнутся.

В Чарльтоне был прекрасный дом, недалеко от Блэкхита. Место показалось принцессе чудесным. Дом немедленно привели в порядок, как только Каролина согласилась жить там во время ремонта.

«А как же Шарлотта?» – хотелось ей знать.

Очевидно, принцесса должна оставаться в королевской детской. Она останется под присмотром нянек и придворных дам. Впоследствии она снова будет вместе с матерью.

Это показалось Каролине разумным. Она готовилась переехать в Чарльтон.

Она не знала, что принц поклялся, что его ненавистная жена никогда больше не вернется в Карлтон-хауз, он также ясно давал понять, что не желает, чтобы его дочь воспитывала такая вульгарная особа, как ее мать.