Разогналась следственная машина так, что только поспевай за ней. С Георгием все понятно. Вроде нормальный мужик, а явно не везет с бабами. Жена бросила, а новые пассии также быстро исчезли, как и появились.
Что в первом, что во втором случае у него алиби, поэтому досидит свои сорок восемь часов и поедет домой. А нам надо за это время нарыть что-нибудь стоящее.
Проверка окружения ничего нового не дала. Вызвали на допрос тех, кто ежедневно тесно с ним общается. Все люди как люди. Единственный, кто привлек мое внимание — водитель. Вроде ничего особенного не говорил, даже наоборот, говорил все складно, безэмоционально. Как будто для него смерть двух девушек плевое, обыденное дело.
Начали пробивать информацию. Родился в Одинцово. Жил с отцом. Учился в школе-интернате, отец забирал только на выходные. А что с матерью? Ага, родители развелись, когда ему стукнуло тринадцать. Подростковый возраст, кризис…
Звоню в интернат. Не очень вежливая завуч сообщает мне, что директриса на больничном, а она не уполномочена по телефону не пойми кому раздавать информацию.
— Приезжайте, покажите документы, тогда и задавайте вопросы. — И положила трубку.
— Вот, коза, — шепчу я.
Делать нечего. Придется ехать. Беру одного из своих парней и в путь. Хорошо, что этот Захар Брык, почти местный, а не с Забайкальского края.
Дождь льет как из ведра. Дворники не успевают смахивать воду с лобового стекла. Едем со скоростью черепахи.
Тетенька завуч была вредной не только по телефону, но и по факту оказалась не сильно дружелюбной. Может общение с трудными детьми сделало ее озлобленной? Хотя, такими рождаются… Да и похожа она на питбуля. Такие же крысиные глазки и длинный горбатый нос.
— Давайте, задавайте свои вопросы, — дает она разрешение мне, — а то у меня скоро урок.
— Нас интересует один ваш бывший ученик, Захар Брык. Что вы можете о нем сказать?
— Так он уже лет семь как выпустился…
— Да, сейчас ему двадцать пять.
— Ничего хорошо.
— А вы помните всех своих учеников? Даже через много лет после их выпуска?
— У нас такие дети, что помнишь каждого… Хочешь ты этого, или нет. А у Захара я была классным руководителем. Тихушник, сам себе на уме, в глаза одно, а за глаза… Затрудняюсь даже предположить, что у него в голове за мусор был.
— А почему он жил с отцом? И вообще учился в интернате.
— Отец работал постоянно с утра и по двенадцать часов. Почему с ним, а не с матерью? Насколько я помню, то она их бросила, ради богатого ухажера. Красивая была, тут не отнять. Мда… Приходила пару раз с подарками, а Захар ни в какую. Один раз даже кинулся с кулаками… После этого больше ее не видела.
— Ясно. Дайте нам, пожалуйста, данные родителей, которые указаны в деле.
— Пойдемте в архив, вам там помогут.
Метнувшись еще по нескольким местам, возвращаемся в управление. За рулем моей машины сидит сослуживец. Попросил порулить. А мне, что, жалко… Я же сижу, и думаю.
Что нам удалось узнать? Отец Захара умер два года назад в своей однушке, а мать, проживавшая в более комфортных условиях в Москве, была найдена повешенной год назад. Да, его мать устроилась хорошо. Бросив мужа слесаря, выскочила замуж за мелкого криминального элемента. То, что он был мелкой сошкой, не влияло на его достаток. Деньги были. И вот, на очередном каком-то сходняке его пристрелили, а вдова получила достойное наследство. И это все со слов всезнающих соседок семейства Брык. О Захаре они были тоже не высокого мнения.
Что он делал с момента выпуска из интерната до трудоустройства водителем к Зарецкому, предстоит узнать.
Надо бы запросить дело мамаши Брык. Что там написали доблестные наши коллеги?
И тут моя рука потянулась к телефону. Решил посмотреть, звонила ли мне моя красотка? Ни фига… Ни сообщений, ни пропущенных. Вот… редиска. Сейчас проверим, где она и что делает. Открываю программу и смотрю ее местоположение. Красный значок горит четко над ее домом. Уже хорошо.
Я не знаю, почему палец нажимает не на кнопку звонка, а на значок прослушки и вот я слышу:
— За что ж ты их тогда убил?
— Быстро ты делаешь выводы, а на вид — дура-дурой.
— Если Калинина сама вступала с тобой в половой контакт, почему ты ее убил, изнасиловал. Она отказала?
— Да, сказала, что у нее далекоидущие планы. Радужное будущее с Георгием, но не со мной. Я для нее оказался слишком бедным…, а нищеты, как она сказала, может хлебануть и дома.
— Квартиру снимал ты?
— Я.
— Задушил ты ее во время полового акта.
Мозг понимает, что вопросы задает Кира и то, что ее собеседник никто иной, как Захар Брык. Я ожидал услышать все, что угодно, но не подобное. От этого, нападает какой-то ступор.
— Ты чего? — спрашивает напарник.
Ставлю телефон на громкую связь.
— Ты задаешь слишком точные вопросы, прямо как следак, который меня допрашивал…
Смотрим друг другу в глаза.
— Это че, спектакль какой-то, или радиопостановка?
— Ты что не врубаешься? Он у нее. Брык сейчас у Киры. И я думаю он пришел не показания давать! Останови машину, я сяду за руль. — Он паркует машину и выскакивает, а я пересаживаюсь на место водителя.
— Мой телефон не выключай, звони со своего нашим и опиши ситуацию. — Выжимаю из машины все, что могу. Еще и этот гребаный дождь!
Внутри меня трясет, руки ватные, сердце ушло в пятки и уже не стучит. Кровь отлила от всего, чего можно…, чувствую только страх за Киру. «Только тронь мое, урою», — угрожаю я недосягаемому противнику.
Я понимаю, что Кира не цветочек, но мало ли что он ей мог подсыпать или вколоть неожиданно. Да и обличительный разговор Захара, говорит о его четких намерениях. Что и подтверждает следующей фразой Кира.
— Ничего. Чего распинаться и что-то доказывать, если ты, по закону жанра, должен меня убить. Спала-не спала, дала-не дала, уже не суть… Так? Я просто свидетель, который знает правду.
— А ты умнее, чем я думал. Через пять минут подействует лекарство, так что разговоры уже лишние. Может сама ноги раздвинешь, пока в сознании? Так-то будет приятнее…
— Кому, приятнее? Одно радует, что некрофилией ты не страдаешь. Шизик, конечно… Ладно, пусть врачи разбираются, по жизни ты псих, или как…
И вот, не успевает Кира закончить фразу, как слышу вой Захара:
— Ах, ты сука, тварь…
А потом грохот, звук бьющейся посуды, топот и сдавленный писк Киры.
Все внутри опустилось. Я не знаю, как я не попал в аварию. Не помню, как влетел на ее этаж. Бью с разбега плечом в дверь, не поддается. Один удар ногой и замок не выдерживает.
Откуда-то из глубины квартиры доносятся маты и обещания Захара о скорой расправе над Кирой, а она, как ни в чем небывало, выходит из гостиной с веником и совком.
— Ну еее-моее, Кир, а дверь-то зачем выбил? Позвонить в звонок не судьба?
Поворачиваю голову туда, откуда летят маты Захара.
— Он, что, в туалете? — Туалетная дверь подперта стулом. Он упирается ножками в стену и просто не даст ей открыться.
— Ага, — подтверждает она.
Тут залетает мой напарник, а за ним еще несколько человек из нашего отдела.
Никто ничего не понимает, но всем очень интересно, что происходит…