Отблеск миражей в твоих глазах

Annotation

Соглашаясь на слепой договорной брак, я ожидаю встретить в день сватовства очередную безликую скромницу. Будущая невеста не подводит — оказывается именно такой, забавляя меня наглухо скроенным платьем в пол и старомодной девичьей косой.

Пока не поднимает свои глаза. С которыми я уже знаком.

Со вчерашней ночи…

#интрига

#противостояние_характеров

#неидеальные_герои

#тайны_прошлого

#молодые_и_горячие

#эмоционально_остро

#горсть_дробленого_стекла

Наличие обсценной лексики и откровенных сцен.

Эксклюзив. Однотомник. ХЭ.

Отблеск миражей в твоих глазах

Часть I. «Миражи»

1. Барс

2. Барс

3. Барс

4. Барс

5. Барс

6. Барс

7. Барс

8. Барс

9. Барс

10. Барс

11. Лус

12. Лус

13. Лус

14. Барс

15. Барс

16. Барс

17. Лус

18. Лус

19. Лус

20. Барс

21. Лус

22. Лус

23. Лус

24. Барс

25. Барс

26. Барс

27. Барс

28. Барс

29. Барс

Часть II. «Компликации»

30. Лус

31. Лус

32. Лус

33. Лус

34. Лус

35. Лус

36. Барс

37. Барс

38. Лус

39. Лус

40. Барс

41. Барс

42. Лус

43. Лус

44. Барс

45. Лус

46. Лус

Часть III. «Пассаты»

47. Лус

48. Лус

49. Лус

50. Барс

51. Барс

52. Лус

53. Лус

54. Барс

55. Лус

56. Лус

57. Барс

58. Лус

59. Лус

60. Барс

61. Барс

62. Барс & Лус

Отблеск миражей в твоих глазах

De Ojos Verdes

Часть I. «Миражи»

1. Барс

В двадцать первом веке говорить о слепых договорных браках даже смешно.

И тем не менее я нахожусь в гостиной своей будущей невесты, которую ни разу не видел, дабы совершить традиционный обряд прошения руки.

Ключевое слово: традиционный.

От меня требуется сидеть молча и изображать серьезного строгого юношу, пока семья в лице дедушки, бабушки и двоюродного дяди расписывает мои достоинства родственникам невестушки. Я вхожу в образ и время от времени сдвигаю брови на переносице, дескать, сама суровость, и это вовсе не меня пробирает на смех от разворачивающегося спектакля.

Мой дед увлеченно общается с её дедом — причем, общается так, словно видит впервые в жизни, а не приятельствует пару десятков лет. Басят, в основном, они. Остальные — либо слушают, либо вставляют очень важные комментарии. По их собственному мнению.

Довольно быстро теряя интерес к льющимся обсуждениям, скашиваю глаза вбок и незаметно изучаю собравшихся персонажей принимающей стороны.

Бабка — божий одуванчик, малюсенькая, сухонькая, улыбчивая, вообще не разговаривает. И каждые пять минут отработанным жестом поправляет правой рукой косынку, проходясь кривоватыми пальцами по голове.

Косынку, мать твою.

Да, еще в прошлом веке на определенных территориях женщины моего народа покрывали голову, но в двадцать втором году третьего тысячелетия!.. Дичь.

Дед — монументальный мужик, сидит в костюме и галстуке в июньскую жару и пьет липовый чай. По квадратному подбородку и тяжелому взгляду считывается непростой характер. Сурен Степанович властный, взвешенный и обладает поставленной речью, как и положено руководителю. У него производство по изготовлению полиэтиленовой пленки. Весьма прибыльное, надо сказать.

А вот моя потенциальная тёща — та ещё моль. Бледная, осунувшаяся, с печатью усталости. Ей, насколько знаю, нет и сорока, но выглядит она значительно старше.

Следуя известной поговорке, размышляю, если мать такая, то чего ждать от внешности дочери?..

Зря я всё-таки не глянул на фотки невесты. Вдруг там крокодил?

Мысленно посмеиваюсь, цинично злорадствуя: конечно, крокодил. Какая нормальная девушка согласится в восемнадцать выйти замуж, не зная жениха? Тут даже подвохов искать не надо, всё и так ясно. Физиономия её матери — лишнее подтверждение.

— Ну что ж, перейдем к сути, — мой дедушка шумно вздыхает, и я понимаю, что экшен начинается. — С Божьего благословения мы пришли взять из вашего дома горсть золы, чтобы смешать её с золой нашего очага…

Фейспалм.

Не знаю, чего во мне больше: еле сдерживаемого хохота или раздражения.

Чистой воды фарс. Будто эти двое не планировали сегодняшнее мероприятие заранее. Неужели нельзя обойтись без архаики и по-человечески провести сватовство? Что за херня? Обязательно всё это «У вас товар, у нас купец» и прочее бла-бла?

Камон, ребят, двадцать первый век!

Отвлекаюсь на сообщения в мессенджере. Парни угорают в общем чате, остро стебутся надо мной — один круче другого кидают аллюзии на тему моего нынешнего положения. И предлагают организовать бедолажному жениху побег, чтобы продолжить вчерашнюю тусовку.

Скрываю улыбку. Кровь бурлит в предвкушении.

Лето — это особенный кайф. Я приезжаю в родные пенаты и предаюсь наиприятнейшим из смертных грехов в обществе друзей детства. Отрываюсь так отвязно, что воспоминаний хватает до следующего приезда. И живу по такому сценарию лет пять, как стал столичным студентом.

— …пусть Лусинэ принесёт воды, — доносится до меня обрывок беседы.

Спешно откладываю телефон. Пропускать эту сцену — преступление. Ещё одна соблюденная традиция: невеста по просьбе сватов приносит стакан воды, ей задают вопрос, можно ли выпить, она кивает и ждёт, пока его опустошат, чтобы унести. Коварность заключается в следующем: пьющий медленно запрокидывает голову и имеет возможность из-под опущенных ресниц рассмотреть «товар» на предмет изъянов. В этом кроется вполне понятный смысл, ведь в старину мужчины не имели права открыто глазеть на девушек. А если встреча с невестой происходит впервые, то тем более.

Уверен, что мой дед видел её множество раз, но старик ни за что не станет пренебрегать адатами.

А я-то не видел! И поэтому жду с особым азартом. Не сомневаюсь, что девчонка оправдает худшие из моих прогнозов.

— И потом сразу подаст кофе, — Сурен Степанович переводит взгляд на меня, мол, тебе надо объяснять, что это значит?

Я бы закатил глаза, но не комильфо.

Естественно, я в курсе, что подразумевает кофепитие.

Как адекватный будущий стоматолог я не пью кофе, но меня предупредили, что отказываться категорически нельзя. Поэтому я коротко киваю и включаю режим ожидания.

Ух, моя Царевна-Лебедь вплывает в комнату, заставляя меня беззвучно ухмыльнуться себе под нос.

Не подвела родимая.

Абсолютно заурядная внешность и крайне безвкусный образ. Её скучное платье похоже на балахон и полностью скрывает фигуру. Наверняка там есть что скрывать. Волосы убраны в косу. Лицо чистое, без грамма косметики. Пальцы — тоже, на ногтях отсутствует лак. Плетется размеренно, очи долу, ресницы трепещут на щеках.

Пять звезд за выход!

Шаблонная скромница — безликая, но обязательно с богатым внутренним миром, компенсирующим непривлекательные черты.

— Спасибо, дочка, — дедушка принимает воду и пьет неспешными глотками, якобы беспалевно разглядывая девицу под общий приглушенный хохоток.

Невестушка забирает пустой стакан и в том же темпе паваны покидает гостиную. А через три минуты возвращается с подносом в руках и расставляет кофе на журнальном столике среди фруктов и сладостей, что были принесены ранее.

Открыто на неё не пялюсь, но боковым зрением веду наблюдение.

Тонкие длинные пальцы слегка подрагивают, когда опускает последнюю чашку передо мной. Я тут же тянусь за ней, стремясь поскорее закончить трагикомедию. И уже свалить из этого музея консервативности.

Делаю глоток и смачно давлюсь, громко откашливаясь.

— Переборщила с солью, — шепчутся присутствующие, посмеиваясь.

Ещё один традиционный финт: невеста может подсыпать в кофе жениха соль, а он должен выпить не поморщившись, чтобы подкрепить свое желание жениться и продемонстрировать готовность к семейным передрягам в будущем. Эта условность не всегда соблюдается, но я сегодня сорвал джекпот.

Правда, поперхнулся я не от пуда соли в крошечной чашке.

А от прямого секундного взгляда, брошенного в меня невестой перед самым уходом.

Ведь я моментально узнаю′ эти необычные глаза редкого цвета.

С которыми знаком с минувшей ночи…

2. Барс

— Барс, да кого ты пасёшь весь вечер?

Я резко оборачиваюсь на заданный в возмущении вопрос и оглядываю компанию из четырех переростков, которые глумливо улыбаются.

— Расскажи, подсобим в поисках, — продолжает издеваться Олег, — ты чё, как неродной?

— Вот думаю записаться к окулисту, вы мне заливали про толпу отменных самок, а я их не вижу, — пренебрежительно пожимаю плечами. — Или эти соевые тёлки вас вставляют?

— У-у-у!

Крупнорогатые заливаются смехом и пихают друг друга в бок, переглядываясь:

— Как мы заговорили в статусе жениха! Чё, после невестушки на других не встает?! Покажи хоть, оценим…

Моих друзей крайне забавляет ситуация, в которой я оказался. Никто из нас не относится к ней серьезно, ну какая женитьба в двадцать два? Прихоть деда рассматривается как азартный квест. Никто не знает, что стоит за требованием старика.

Кроме меня.

На эту тему я не распространяюсь.

— На помолвке оцените, — отмахиваюсь и допиваю «Маргариту».

— Всё так плохо? — Марк с наигранным участием хлопает по моему плечу.

— Более чем.

И снова они ржут, не улавливая той самой доли правды в шутке.

Помолвку назначили на конец августа перед началом учебного года. Я особо и не помню, о чем говорили старшие после распития кофе. Загрузился глазами девчонки и выпал в осадок после её ухода.

Делаю знак парням, мол, иду в туалет. Дохожу до поворота в тамбур и, удостоверившись, что не смотрят, стремительно меняю направление. Ближе к ВИП-зоне нахожу менеджера и отвожу в сторону:

— Девочку ищу, брат. Рыженькая, позавчера ночью работала.

— У нас много рыженьких, — на отвали отвечает бородач, хотя по глазам вижу, сразу понял, о ком речь. — Штат большой. В смену выходит по пятнадцать официантов.

— Понял, — коротко киваю.

Он ничего мне не скажет, ему не понравился вопрос о работниках. По сути, верная позиция, мало ли, развелось маньяков.

Прорываюсь через толпу к бару, где после недолгого ожидания ловлю за руку девушку, которая обслуживает сегодня наш стол. Она так многозначительно мне улыбалась с первых минут, что выбить из неё информацию не составит большого труда.

— Не устала? — включаю обаяние на полную, поглаживая её запястье, и сразу улавливаю открытый интерес, загорающийся в голубых глазах.

— Мы закрываемся около трех, — вот так в лоб без жеманности, молодец. Прямой взгляд, дерзко приподнятая бровь.

Люблю таких. Не выебывающихся.

Жаль, не тот настрой.

— Не в тонусе, приболел, — нагло лгу с максимально печальным голосом и читаю имя на бейджике. — Оль, мне девочка одна нужна… позавчера работала. Рыженькая, глаза такие необычные, почти желтые…

— Глаза необычные?.. — хмыкает и вырывает руку. — Тогда быстро найдешь.

Чего, блядь?

Она уходит так внезапно, что не успеваю отреагировать.

Вот тебе и «не составит труда».

Немного растерянно оглядываюсь в поисках нового источника информации. Под вой нетрезвой мадам, распевающей «А я сяду в кабриолет…», думается тяжело. Я, в принципе, не любитель караоке, но этот караоке-бар действительно премиум-класса и всего за полгода стал самым популярным в городе, поэтому пацаны сейчас зависают здесь. Масштабы и оборот впечатляют.

Подхожу и усаживаюсь за единственный свободный стул у барной стойки, через несколько секунд материализуется бармен.

— Виски, — выдаю неожиданно сам для себя и уточняю марку и порцию.

Смешивать алкоголь в мои планы не входило. Виски после «Маргариты» — не лучшая идея.

Стакан появляется передо мной.

Усмехаюсь.

Цвет, мать его. Цвет.

Подсознание тот ещё тролль.

Янтарный, бьющий в желтый. Четкая ассоциация.

— Сука, — сокрушаюсь разочарованно. Я же не упокоюсь, пока не выясню.

Не пью, но кручу в руках, разглядывая блики.

— Дружище, — снова подзываю бармена. — Девочка у вас работает, глаза желтые, рыженькая…

— Вика, что ли?

Вика, значит. Так и знал, что глупо искать её по настоящему имени.

Киваю в надежде, что на этот раз мне повезет с мужской солидарностью.

— До конца следующей недели в отпуске.

— Спасибо, бро.

Не весть что, не факт даже, что говорим об одном и том же человеке, но интуитивно чувствую — на верном пути. Хоть какая-то зацепка.

Настроение взлетает. Возвращаюсь к своему стаду и уже на максималках продолжаю ночь. Оленька в мою сторону больше не смотрит, когда приносит заказы. Да уж, не рассчитал, что блондинка окажется обидчивой.

Утром кое-как отлепляю себя от постели, чтобы попасть на завтрак.

Бабушка хлопочет, обрадованная, что я снизошел до семейной трапезы, и бойко расставляет угощения на столе. Она так старается, аж неловко признаваться, что меня сейчас воротит от запаха еды. И я здесь по другой причине.

— Ты ведь давно знаком с Шахназарянами? — обращаюсь к дедушке и откидываюсь на спинку стула подальше от блюд.

— С тех пор, как они переехали сюда.

— Дед Сурен показался мне строгим мужиком, — выдвигаю осторожно и зеваю. — Женщины у них забитые, что ли. Он им и работать не разрешает?

— Что за глупости, — отрезает сурово. — Дочь у него в цеху главбух, внучка тоже на бухгалтера учится, чтобы помогать потом матери. Плёнка хорошо идет, они расширяют производство.

Да понял я уже, что с финансами у них порядок. Вот и не стыкуется, зачем скромняжка Лусинэ-Вика устроилась в караоке-бар официанткой?

— Понравилась тебе девочка, да? — бабушка наконец-то присаживается сама и с загадочной улыбкой отпивает свой чай.

Охуенный вопрос.

— Да куда он денется, — ворчит дед, но в его тоне пробиваются какие-то нотки довольства.

Эти двое, к счастью, и понятия не имеют, что мой интерес подпитан азартом. Видели бы они «девочку» там, где видел я, вряд ли бы так радовались.

Есть к ней кое-какие предложения. Но действовать надо с умом, чтоб не спугнуть и поймать с поличным. Это будет отличный рычаг, которым я обязательно воспользуюсь в своих целях. И, пока дедушка думает, что я у него в кармане и у меня нет выбора, обыграю его.

Давненько я так не зажигался.

— Угу, — приподнимаю уголки губ. — Позвонишь им? Предупреди, что хочу заехать за Лусинэ, погуляем в городе, пообщаемся…

Старики переглядываются. Бабушка не скрывает восторга в отличие от сдержанного деда, который продолжает мерно жевать.

Я знаю, что за индийское кино сейчас разворачивается в голове каждого из них. Там я уже влюблен в моль-младшую, счастливо женат и завел целую футбольную команду детишек.

— Позвоню, — даёт добро глава семейства. — Вам надо получше узнать друг друга, пока ты здесь.

Да-да. Я почти о том же.

Вечером, предвкушая скрытый стёб над невестушкой, подъезжаю к их дому с внушительной коробкой из кондитерской.

Дверь мне открывают практически сразу.

Так и прирастаю к месту, чуть не роняя торт, когда вижу перед собой это чудо в перьях.

— Вау, — вылетает нервный смешок.

И я подавляю желание перекреститься.

3. Барс

Выкручиваю руль дедовского раритетного «Мерса W124 230» и уговариваю себя не коситься на пассажиров через зеркало заднего обзора. Мы доезжаем до Национального парка нашего курортного городка, но паркуюсь я чуть ниже, заприметив самое невзрачное и непопулярное кафе.

Вести Лусинэ-Вику в людное место я не рискую, а в парке сейчас туча народу. Если кто-нибудь из знакомых меня с ней увидит, я этого не переживу. Еще и сестру её троюродную приставили к нам дуэньей, как будто реально опасаются, что, оставшись наедине, я совращу этого Миньона. Господи, да после неё у меня ещё неделю не встанет. Как минимум.

Я всю дорогу думаю о том, какая стадия маразма началась у дедушки, раз он решил женить меня на такой… чучундре.

— Никогда здесь не была, — Лиана, кстати, симпатичнее своей сестры в разы, оглядывает заведение, пока нам несут меню. — Ты все места в городе знаешь?

— Нет. Я пятый год живу в Москве. За это время многое изменилось в родном городишке, не успеваю уследить.

— Долго тебе ещё учиться? Нам говорили, ты будущий стоматолог. Хорошая профессия, прибыльная, — улыбается мечтательно, а я будто вижу, как у неё в глазах отражается долларовый значок.

— Ещё два года ординатуры.

Девушка засыпает меня скучными шаблонными вопросами, на которые отвечаю с неохотой. Я не рассчитывал на третьего лишнего, когда просил организовать нам с невестушкой свидание. Мне нужно было увидеть её тет-а-тет, чтобы как-нибудь ненавязчиво подстебнуть и проследить за реакцией. Рассчитывал позабавиться, а на деле — забавляю малолетку, которой едва исполнилось пятнадцать. А Лусинэ всё это время молчит и смотрит то на свои колени, то на солонку в углу стола.

Когда поглядываю на неё, внутренне содрогаюсь, вспоминая первые секунды, как увидел сегодня. Ещё одно платье-антисекс, похожее на мешок, на чучундре Люси я бы выдержал без проблем. Но макияж и прическа — сразили наповал. Старалась, моя хорошая, готовилась к встрече. Цвет лица праздничный — желтый, причем на шее четко прослеживается стык между её натуральным цветом и тем ужасом, которым она нашпаклевалась. Глаза — подвела так жирно, что умудрилась испортить всю их прелесть. Губы — с ними вообще беда, границы безвозвратно потеряны и стремятся к носу. На голове — средневековый начес, где поместится целое семейство пернатых. Кстати, в миру она шатенка, а не рыжая. Значит, для конспирации на ней тогда был парик.

Никогда в своей жизни я не видел такой неестественности на девушках. До тошнотворного привкуса на языке, когда смотрю на воротничок платья, весь измазанный в тональном креме. И почему-то смущает это только меня.

Ну как такую выводить на публику? Только если вручить ей банан и одеть в синий комбез, чтобы завершить образ Миньона.

— У вас с Лус много общего, — вдруг выдает Лиана, нарушая блаженное молчание, которым я наслаждался целых четырнадцать секунд. — У тебя нет родителей, и у неё папы. Тебя назвали в честь дедушки Барсега, и её — в честь бабушки Лусинэ.

Кисло улыбаюсь. Да уж, фееричные точки соприкосновения. Любознательная девочка в ударе, проведен сложный анализ.

Нам приносят напитки и десерт. Спасительные — в моём случае. У Лианы отменный аппетит. А вот мой Миньон не притрагивается к пирожному. Только пьет свой латте.

Прихлебывая.

Музыка для ушей.

В какой-то момент она берет в руки телефон, и я боковым зрением слежу, как открывает заметки, быстро строча там что-то. Как ни стараюсь — ничего не видно.

Её странности и моё очередное фиаско повышают градус раздражения до опасной метки. Я расплачиваюсь и просто отвожу их обратно домой. Мы отсутствуем всего два часа, но по всем параметрам — это подвиг. В такой-то компании.

Провожаю девушек до двери, а сам возвращаюсь к машине. Но не спешу садиться. Прислоняюсь спиной к теплому железу и задумчиво смотрю на закрытые ворота перед собой.

Да, версия о том, что девчонка издевается, была самой первой. Но проблема в том, что я не помню, как она выглядела в караоке. Там в полутьме я попросту мог не заметить её боевого раскраса. Помню только вспышку света, когда она приносила заказ, и мы случайно встретились глазами. Впечатлился на секунду цветом, а потом меня отвлекли, и я забыл об официантке. Позже пару раз она попадала в поле моего зрения, но я не придавал этому значения.

Так играет или реально неряшливая? И если играет — с какой целью? Она не может догадываться, что я узнал её, ведь ничем себя не выдал.

Настроение ни к черту.

Появилось ещё больше вопросов и дикая неудовлетворенность.

Одно точно — второй раз я на подобный перфоманс не пойду. Толку — ноль, умноженный на массу, а послевкусие до оскомины на языке.

Бармен сказал, Вика в отпуске до конца следующей недели. Лучше дождусь и уже на месте прижму к стенке. Там ей некуда будет деваться и можно будет сразу перейти к сути, выдвигая свои условия.

Я уверен, что дело в шляпе.

Но вновь обламываюсь.

Следующая встреча с Миньоном приводит к неожиданным для меня последствиям…

4. Барс

Уже час наблюдаю за ней злющий, как чертяга.

В караоке ажиотаж, еле выбил себе место, уверенный, что официантка Вика меня обслужит, и получится с ней поболтать о жизни.

А эта псевдорыжая актриса, оказывается, закреплена за другой зоной, и никак не может взять мой столик. Я бы перебрался в нужный периметр, но, блядь, никто не спешит домой в десятом часу вечера.

Примчал навеселе, зная, что сегодня поймаю её с поличным, решу все вопросы и спокойно заживу себе дальше. И почти сразу словил противоположный градус настроения, понимая, что ни хера не идёт по плану. А чучундра Люси даже не смотрит в мою сторону, будто не замечает пристальной слежки. И подловить её не удается, она то тут, то там. Фигаро, мать её.

Пока Лусинэ носится туда-сюда, нахожусь в роли обозревателя. На всех официантах однообразная стильная форма черного цвета: мальчики одеты в классические брюки, белые футболки и накинутые сверху жилетки, а у девочек — шорты-бермуды с защипами, тоже белые футболки и вместо жилетки фишка в виде карликового галстука-аксессуара, прикрепленного к вырезу. И вот благодаря более-менее открытому наряду, я неожиданно обнаруживаю на невестушке парочку интересных деталей.

Кто бы мог подумать.

Одна татуировка на ноге чуть выше щиколотки, а вторая вьется на внешнем ребре предплечья, начинаясь почти у запястья. Они схожи между собой — что-то среднее между витиеватыми узорами и причудливыми цветочками.

Сначала удивляюсь. А потом одергиваю себя, вспоминая, в чем она ходит в обычной жизни. Домочадцы вполне могут и не знать, что Миньон у них хулиганкой растет, нарушая запреты.

Когда вижу, как она направляется к тамбуру, чтобы попасть в туалет, срываюсь с места и занимаю пост в коридорчике. Я, сука, полтора часа жду подходящего момента! Не кидаться же на неё на людях.

— Лус, пойдем, поговорим, — без церемоний хватаю девушку за руку, как только та выходит ко мне, и тяну за декорированную перегородку, откуда нас никому не видно.

Здесь освещение получше, чем в зале, поэтому недоуменное выражение её лица я лицезрю во всей красе. Глаза расширяются, рот приоткрывается, а брови хмурятся, пока обглядывает меня с немым подозрением.

Затем пытается выдернуть ладонь, но я не даю, отчего она фырчит и упреждающе-учтиво выдает:

— Дружок, с пьяными у нас «Пойдем, поговорим» только охрана практикует. Позвать?

За естественную игру — твердая пятерка. Даже Станиславскому не к чему придраться. Расплываюсь в снисходительной улыбке, мол, девочка, ну ты серьезно?

— Я похож на пьяного? Прекращай, Лус.

— Прекращай, Диего, — копирует фразу и снова дергается в поисках свободы.

— Диего?

— Лус? — повторяет интонацию и следом закатывает глаза. — Тебе меня можно чужими именами называть, а мне — нет?

— Слушай, у меня нет цели тебя обидеть, я просто хочу договориться.

— У тебя и возможности нет меня обидеть. Я тоже хочу договориться. Либо ты меня отпускаешь, и мы забываем инцидент — ну, с кем не бывает, обознался человек, либо я делаю тебе больно и задеваю твоё мужское эго. Хотя, прости, до «мужского» тебе ещё дорасти, ты слишком мал.

Пиздец, язык без костей. Впечатлен.

— Понятно, — вздыхает театрально в процессе моего секундного замешательства и совершает резкий выпад.

Я не понимаю, как в следующее мгновение оказываюсь на полу, падая на колени и сжимаясь от рези в животе.

Глубокое потрясение заставляет затаить дыхание и прокрутить в голове предыдущую сцену. Эта сучка наступила мне на ногу со всей дури, а потом четким хуком сложила пополам.

Охуеть. Родимая моя.

Я так дезориентирован и дискредитирован, что не шевелюсь еще целую минуту, не в состоянии поверить в происходящее. Меня только что сделала девчонка. И если опустить эффект неожиданности, сделала-то она меня мастерски.

Медленно разгибаюсь и встаю, отряхиваясь.

Ей бы немного поработать над силой удара, и можно будет спокойно вырубать обидчиков. Прекрасная новость — за безопасность благоверной и переживать нечего.

Возвращаюсь в зал в легком раздрае и сразу же оплачиваю счет. Иду к бару и устраиваюсь, ловя в фокус драчунью Люси. Она так старательно кокетничает с клиентами-парнями, изображая плюшевую милашку, и этим разительно отличаясь от своей настоящей сущности, что я по щелчку наполняюсь темным раздражением. Которое плавно перетекает в гнев, а дальше — в ярость, когда мозг окончательно принимает случившееся: как и обещала, стерва подрывает моё недомужское, по её мнению, эго. И оно требует мести. Но я не настолько низок, чтобы опускаться до физической расправы над девушкой. Пусть тонкая шея так и напрашивается на профилактический массаж.

В очередной раз, когда Вика-Лусинэ приближается к стойке за заказом, я опоясываю её талию и тяну на себя, сгребая в плен.

И больше ничего не успеваю сделать.

Она неосторожно машет рукой, задевая стоящие рядом бокалы с выпивкой, которые градом сыплются на нас. А я спрыгиваю со стула, пытаясь увернуться от летящей в меня жидкости, уже смочившей часть одежды. И во время этой дуэтной инсталляции резко цепляю девчонку за парик.

Мы падаем.

На макушку тут же приземляется шот, я чувствую крепкий удар толстого дна, от которого череп болезненно вибрирует. Но самое ужасное — это звон в ушах от крика Лус, прижимающей ладонь к своему затылку. В творящемся хаосе сам поднимаю руку, чтобы помочь обоим встать, и вдруг… вижу копну рыжих волос, зажатых между пальцами.

Натуральных, чтобы я сдох, волос.

Следом меня скручивает амбал из охраны, и я в ахуе припечатываюсь лбом к полу…

***

Меланхолично провожаю очередную фигуру в полутьме парковки, с досадой принимая действительность. Девчонка ушла окольными путями, зная, что я буду ждать её на улице. Логично, что свалила через черный выход, но туда бы сегодня я уже не попал.

После того как заплатил за расплесканный алкоголь и разбитую посуду, меня почти вежливо попросили покинуть здание. Лусинэ я больше не видел, хотя то и дело оглядывался, пока шел к дверям.

За то время, что поджидаю её в машине, прокручиваю сегодняшний вечер и впервые за три недели задаюсь вопросом, мог ли я так крупно облажаться, действительно перепутав двух человек? И могут ли люди быть настолько похожими, отличаясь лишь «упаковкой»? Сегодняшняя Вика-Лусинэ, разумеется, в разы ярче и привлекательнее себя обычной. На ней адекватный макияж, одежда, а волосы красивыми волнами лежат на спине, чем-то стянутые так, чтобы не пружинить вперед и ненароком не попасть в еду. Как и положено в общепите.

Вот волосы и сбивают меня с толку. Она же не рыжая. Но я точно выдрал настоящие волосы. Рыжие.

Перекрасилась за десять дней, что не виделись?

Противоречия запутывают меня сильнее. Плюс: вспоминаю, как натурально брыкалась у туалета, ничем себя не выдавая. Разве так безупречно возможно сыграть?

Мать твою, что за квест свалился на мою голову? Мне теперь принципиально не отмахнуться. Я её дожму. Я чувствую, что это она. Не бывает таких совпадений, у неё слишком редкий цвет глаз, чтобы с кем-то спутать! Мелкая сучка водит меня за нос, и кровь от этой мысли вскипает адово.

В чем её цель?

Расшибусь, но выясню.

Даю себе клятвенное обещание и наконец-то завожу мотор, двигая домой.

Не подозревая, насколько сильно меня вскоре сведет с ума загадка Лусинэ-Вики…

5. Барс

— О! — дверь открывает моя благоверная, удивленно замирая.

— Привет, — оскаливаюсь я как можно шире, чувствуя зуд в пальцах от нестерпимого желания придушить её, и без приглашения вхожу внутрь.

Обувь снимаю абы как и иду дальше, а когда оборачиваюсь, вижу, как Лусинэ поправляет эспадрильи, выставляя их ровненьким рядом.

Дрессировка восьмидесятого уровня. Зачёт.

Очередной принесенный мною торт кладу на журнальный столик и присаживаюсь на диван. Оглядываю обстановку, на которую в день сватовства не обратил внимания. Ничего вычурного, но и ничего необычного. Среднестатистический нейтральный ремонт, мебель.

— Ты одна, что ли? — обращаюсь к невестушке, когда заходит спустя несколько секунд, и откровенно глумлюсь:

— Неужели я тебя скомпрометировал?

Наблюдаю, как в приступе смущения слегка розовеет и опускает глаза.

Ну что за прелесть?

Вчера засадила по-мужски, сегодня скромничает по-девичьи.

Талантливое моё сокровище.

С раздвоением личности.

— Нет, бабушка на заднем дворе, возится с кроликами. Чай или кофе?

— Воды, — чтобы смыть, блядь, горечь с языка. Париетальные клетки моего желудка дали мощный выброс кислоты при виде Миньона.

Исходные данные и так, прости, Господи, не шик, их бы как-то корректировать, дорисовывать то, что не дала природа, скрывать то, чем не к радости наградила, как делают все нормальные девушки… Но моя чучундра идет против системы и пытается хакнуть эту реальность подчеркиванием своей исключительной непривлекательности: снова желтый тон лица, стык которого маячит на кадыке, жирно подведенные глаза, накрашенные губы с непонятной индо-пакистанской границей. Ну и, конечно же, один из фирменных балахонов в пол.

— А ты куда так нарядилась? — интересуюсь, осушив поданный стакан. — Я не вовремя?

Пришел без предупреждения, чтобы застать врасплох и попытаться подловить на мелких деталях, раз уж на крупных прогорел. Пока плохо получается. Цвет волос — родной черный, вид — привычно стрёмный.

Чувствовала, может, что приду? И подготовилась, зараза?

— Никуда, — присаживается на краешек кресла и утыкается взглядом в колени. — Я всегда так хожу.

Смотрю на неё в упор в безмолвном неверии.

Типа… на сватовство она временно убила в себе Миньона и явилась без боевого раскраса в честь праздника?

Моя ты хорошая, пи… врёшь как дышишь.

— Ой, Барсег, здравствуй, — нарушает молчание вошедшая бабушка и как-то странно хмурится при виде внучки.

Встаю, выражая уважение, и подхожу, позволяя поцеловать себя в щеку, для чего приходится нехило так нагибаться со своим ростом. Дальше меня традиционно уговаривают поесть, отнекиваюсь, досадуя, что нам с Люси помешали. Так хорошо сидели, прямо душа ликовала.

На чай соглашаюсь, чтобы от меня уже отстали. Мы плавно перекочевываем в кухню, где Лусинэ накрывает на стол, а бабушка — тоже Лусинэ, в честь которой и назвали — возится с чаем. Женщина добродушная и милая, задает вопросы об учебе и Москве, слушает с живым интересом.

В какой-то момент я подлавливаю себя на том, что мне слишком приятен этот её интерес. И переключаюсь на звезду тусовки:

— А ты всегда хотела продолжать дело деда?

— Нет. Просто больше некому, вот и приходится.

Ах да, она же у нас невеста с приданным, единственная наследница. Я припоминаю, что моя бабушка что-то говорила о давней трагедии, родной дядя Лусинэ рано скончался при несчастном случае. Из детей у Шахназарянов осталась мать девушки, а у той — только Лус.

Беда в семье у нас с ними схожая. Мои бабушка с дедушкой тоже рано потеряли сына, так я и остался сиротой в восемь лет.

Видимо, реплика Миньона подкосила бабулю, которая тут же приложила салфетку к уголкам глаз. Затем женщина без лишних слов удалилась, чтобы не выплескивать эмоции в нашем присутствии.

Мы с Лусинэ немного помолчали.

И я вновь пустился в атаку:

— А чем хотела заниматься, если уж не бухгалтерией деда?

Девушка мнётся и нехотя протягивает:

— Посвятить жизнь Богу. Уйти в монастырь.

Я бы охуел, если бы не был уверен, что она блефует. И поддержал бы эту идею спрятать её в какой-нибудь монастырь в Сибири. Подальше от себя.

— И в какой же?

— Свято-георгиевский. Женский.

Какое своевременное уточнение.

Что не в мужской.

— Так он же православный, — стебусь, сдерживая улыбку. — Разве тебе можно? С нашим Армянским Апостольским ответвлением?

В Армении до начала этого века действовал запрет на женское монашество, что имеет исторические корни. Я точно помню, потому что меня немало удивил когда-то этот факт.

— Я не углублялась… — ты не неё посмотри, призвание — служить Боженьке, а углубиться в то, что её могли не пустить на «чужую» территорию, не сообразила.

Миньон старательно хмурит брови, задумываясь, и я в ужасе зависаю на том, как над одной из бровей в комок собирается щедро нанесенная шпаклевка. Это зрелище заставляет меня коротко содрогнуться в омерзении.

Отпиваю глоток остывшего чая. Снова повышается кислотность желудка.

— А что теперь, — прокашливаюсь. — Раз мечта накрылась?

Лусинэ впервые за все наши встречи в обыденной жизни, где она играет якобы саму себя, поднимает глаза на меня, одаривая прямым взглядом.

— Хочу большую семью, — мечтательно и тихо. — Пять-шесть детей.

Вот это она круто перестроилась: от невинной девы в монастыре до многодетной матери в миру.

Я скептически оглядываю её с головы до ног.

Продолжаем прикидываться серьезными.

— Посмотрим, как получится с таким запросом, — протягиваю ровно.

И вновь мы замолкаем.

Нам попросту не о чем говорить. Два незнакомца, которых почти месяц назад связали якобы общим будущим. И которые ведут двойную игру. У каждого свои причины притворяться.

И мне жуть как хочется вытряхнуть из Лусинэ её мотивы. Пойти напролом. Как вчера. Но раз уж напролом не прокатывает, действовать приходится осторожнее.

Миньон после длительного молчания начинает убирать со стола. Я иду следом за ней к раковине, неся в руках недопитую чашку чая. И случайно обливаю её левую руку.

Очень случайно. Именно ту руку с татуировкой.

Спохватываясь, извиняюсь и начинаю отряхивать рукав недоплатья, ненавязчиво оттягивая его наверх. Мысленно ухмыляюсь, представляя реакцию невестушки на то, что сейчас в другой обстановке увижу тату. И предвкушаю очередную ложь, которой станет оправдываться. Метаморфозы с волосами ещё как-то могу объяснить, но перманентный рисунок за ночь не сведешь…

— Всё нормально, — останавливает меня Миньон, уже изрядно смущенная оттого, что я оголил ей руку по самый локоть.

Оголил и не нашел тату.

Чистая кожа.

Бля-я-я… Я свихнусь с этой девчонкой.

Тру ребро предплечья, будто заботливо ощупывая, а сам пытаюсь понять, может ли татуировка быть замазанной?

Но нет. Её тупо нет.

Словно читая мои мысли, Лусинэ закатывает и второй рукав, приступая к мытью посуды. А я не верю своим глазам.

У этого должно быть логическое объяснение.

Я снова остаюсь ни с чем.

Злясь и сходя с ума от собственной беспомощности. Не бить же её, в конце концов, чтобы призналась, как проворачивает это всё!

Затаиваюсь и несколько дней не контактирую с благоверной.

А потом додумываюсь выпросить номер телефона. Еще пару дней пишу ей односложные сообщения, пуская пыль в глаза своей мнимой занятостью и невозможностью с ней видеться. А в конце недели наведываюсь в караоке-бар, соблюдая конспирацию: неприметная темная одежда, выбор дальней зоны, которую Вика-Лусинэ не обслуживает.

Наблюдаю за ней часа полтора, не предпринимая никаких действий.

Татуировки на своем месте, волосы рыжие.

Активно работает, обаятельно улыбаясь клиентам.

Дожидаюсь подходящего момента, когда официантка Вика ждет у бара большой заказ, который бармен постепенно выполняет, выставляя на поднос бокал за бокалом.

И набираю ей.

Гудки идут.

Она вытаскивает телефон из кармана. Немного хмурится и слегка прикусывает нижнюю губу.

Я расплываюсь в гадкой улыбочке, наверняка похожей на улыбку Гринча. Удовлетворен до невозможности впервые за столько недель.

Лусинэ медленно убирает смартфон обратно, что закономерно, я и не рассчитываю на ответ.

И одновременно с этим у меня в ухе раздается тихое:

— Алло.

6. Барс

— Лус, а ты на нашу помолвку придешь черненькой или рыженькой? Тебе идет рыжий, — протягиваю, нагло ухмыляясь. — Мне нравится. Так твои черты не выглядят резкими.

Вика-Лусинэ с подносом в руках замирает у столика и очень натурально не втыкает, что от неё хотят.

— А макияж? Рабочий или домашний? Кстати, ты же в курсе, что похожа на Миньона с домашним макияжем? Перегибаешь.

Девушка начинает расставлять передо мной заказ, предпочитая не отвечать и не смотреть в мою сторону. Дескать, сумасшедший, что взять с него.

— Слушай, самый главный вопрос, который меня мучает: как ты объясняешь свое ночное отсутствие семье? Особенно деду.

Официантка выпрямляется, склоняя голову набок и мило интересуется:

— Диего, ты мне просто скажи, у тебя красный диплом местной Краевой психиатрической больницы? Чтобы я знала, как с тобой правильно общаться. Смеяться над больными нельзя, грубить — себе дороже. Буду молча приносить тебе напитки, раз уж ты прописался в нашем караоке.

Улыбаюсь во все тридцать два.

Злорадствую, воплощая свой план.

Это и есть моя новая цель — доводить её напрямую. Беспощадно. Каждую смену.

Весь вечер подзываю, раздражая мелочами: вилку поменять, салфетки принести, соль, стол протереть. Открываю меню на рандомном блюде и прошу рассказать, как его готовят. Поэтапно.

Большую часть рабочего времени Лусинэ проводит у моего стола. Персонал поглядывает на неё с сочувствием, думая, что я лишь левый мудак при деньгах, которому нравится издеваться. А посылать клиента — табу. Пользуюсь её беспомощностью, удовлетворенно скалясь, пока девчонка злится, скрежеща зубами.

Примерно за час до закрытия заведения я расплачиваюсь и ухожу. Не оставляя и рубля чаевых.

Подленько измываюсь, как и она надо мной.

Посмотрим, кто кого.

Сегодня я взял развалюху на прокат и затаился чуть выше самого караоке, чтобы беспалевно проследить, как эта стерва попадает домой.

Работники гурьбой высыпаются на улицу и постепенно уезжают на прибывающих друг за другом такси. Кто-то даже вместе. А моя ненаглядная садится в машину в гордом одиночестве. Завожу мотор и на расстоянии преследую её. Почти сразу охреневая оттого, что едем в противоположном от их коттеджного сектора направлении.

Такси заезжает в один из старейших районов нашего городка и тормозит у неприметной хрущевки. Я проезжаю мимо, сворачивая во двор, и тушу зажигание, замирая. Через десяток секунд появляется Лус, сосредоточенно шагающая к подъезду посередине.

Я бы побился об заклад, что она догадалась о моей слежке и так водит за нос, доигрывая партию, если бы через минуту не уловил её силуэт в окне четвертого этажа.

Обескураженный, даже после того, как свет погас, еще долго сижу неподвижно, переваривая ситуацию.

У этого ведь тоже должно быть логическое объяснение.

Никто не убедит меня в том, что Вика — другой человек.

Я, блядь, не чеканутый.

Поспать мне не удается. Всю ночь лежу и перебираю факты, уверенный, что сознание подкинет хотя бы крохотную лазейку. Где-то же эта чучундра должна была облажаться. Я уже полтора месяца мудохаюсь.

Утром за завтраком очень некстати дед решает поинтересоваться моей жизнью.

— Как у вас с Лусинэ? Находите общий язык?

Фантазия подкидывает картинку нашего воображаемого поцелуя. Меня передергивает. Воспаленный мозг словосочетание «общий язык» идентифицирует только в этом контексте.

— Угу, — лаконично и мрачно.

— Это хорошо, — его выцветшие карие глаза наполняются радостью, индийское кино продолжается. — До помолвки месяц. Скоро решим дату свадьбы.

— Куда торопиться? Мы оба еще учимся.

Бесит стремление дедушки поскорее женить меня. Средневековье.

— Мы же с тобой договаривались, Барсег.

Он не давит. Но беспрекословность тона, которым произносит последнюю фразу, выбивает моё спокойствие.

Я откладываю вилку и приподнимаюсь, раздраженно бросая:

— Помню. Ты же не дашь забыть. Всё должно происходить только на твоих условиях.

На выходе из кухни слышу горестное цоканье бабушки.

А в комнате колочу грушу, выпуская пар.

С дедом всегда так. Оспорить что-либо попросту невозможно. Я с десяти лет учусь вымещать зло через бокс, стараясь напоминать себе, что у меня кроме них больше никого нет. Но как бы ни любил, внутренний протест часто захлестывает с головой, и в такие моменты я, наверное, искренне ненавижу его с этими доисторическими замашками.

Днем наведываюсь к невестушке. Вновь без предупреждения.

Дожму её психику. Обязательно.

Но пока что… на лопатки меня кладет она.

Стебется, сучка. Напялила широкий зимний джинсовый комбез в эту жару с желтой майкой в придачу. Я в упор смотрю ей в изуродованное косметикой лицо и транслирую всё, что о ней думаю. Вслух не произношу, опасаясь шокировать снующую туда-сюда бабулю.

Мстит мне за вчерашнее воплощением законченного образа Миньона. Какое совпадение. Стоило только её так назвать — и вуаля.

— Мне вот интересно, а если обозвать тебя куклой Барби, это подействует так же? — спрашиваю в коридоре, обуваясь.

Я выдерживаю в обществе благоверной всего час. Говорить нам не о чем, а на те редкие вопросы, что я ей задаю, она отвечает такой несусветный бред своим покорным голоском, что у меня проявляется изжога. Душит рефлюкс.

— Что? — пищит, недоуменно хлопая ресницами.

Боже, как мне хочется схватить её и окунуть в бочку с водой, чтобы смыть эту феерию желтого цвета с лица. И спесь заодно.

— Ничего. Говорю, надо было в театральный поступать, я бы на спектаклях тебе хлопал громче всех. Больно талантливая.

Развеяться и отвлечься получается только с друзьями, которые с каждым разом всё настойчивее и настойчивее выпрашивают, когда я познакомлю их с невестой. Ржу над шутками и повторяю, что только на помолвке. Выводить её в свет я исключительно не настроен. Жениться — тем более. У меня другие планы. И если бы эта стерва была посговорчивее, мы бы оба имели выгоду. Но раз выбрала воевать, идем до конца.

В смену Вики вновь еду в караоке. Добиваюсь, чтобы меня обслуживала она. Довожу нелепыми просьбами, на которые моя практически персональная официантка реагирует недружелюбной искусственной улыбкой. Но исправно всё исполняет.

Когда пропадает на минут десять-пятнадцать, от скуки кидаюсь на её поиски. Сначала проверяю тамбур. Понимаю, что в туалете Лус нет. Немного зависаю в зале под песнопения «одаренных» гостей, сканирую толпу глазами, но среди девушек в фирменной форме нужную мне не нахожу. Отправляюсь к коридорчику за баром, откуда выносят еду и почти сразу вижу, как моя беглянка выходит из кухни и юркает за дверь с надписью «Staff only».

Без раздумий захожу внутрь.

И попадаю в смежную комнату, в которой еще две двери. Одна из них приоткрыта и, судя по всему, ведет на задний двор. Туда-то и направляюсь. Натыкаюсь на ряд мусорных баков напротив. А рядом с выходом — небольшая скамья с наполненной окурками железной банкой на краю.

И тишина. Никого.

Только собираюсь вернуться и проверить вторую дверь, как раздается отчетливый писк. Прислушиваюсь, пытаясь понять, откуда он идет.

Слышится какая-то возня, монотонный шепот.

От нехорошего предчувствия в груди жжет. Напрягаюсь и сжимаю кулаки.

Бесшумно шагаю за угол, где в полутьме различаю силуэты. Скудное освещение большего не позволяет, но картинка вмиг складывается, когда мужской голос похабно тянет:

— Чш-ш-ш, тебе понравится. Всем блядям в итоге нравится…

Жесткий шлепок, словно от удара по щеке. Лязганье бляхи ремня, отчаянное женское завывание.

Хватаю телефон, включая фонарик, и бросаюсь вперед.

Глуша инстинкт самосохранения.

7. Барс

— С-с-с…

— Прости, без этого никак, — сочувственно протягивает девчонка в ответ на моё шипение, продолжая водить ватным диском по разбомбленной скуле.

Я в это время прижимаю наслоенные друг на друга бумажные платки к расхераченному носу и держу голову запрокинутой, чтобы окончательно остановить кровотечение.

— Лучше тебе здесь не появляться. Хотя бы какое-то время, — выдает Вика-Лус серьезным строгим тоном. — Этот урод наверняка тебя запомнил. Он вернется, чтобы взять реванш. Но вернется не один…

— Очень удобная для тебя отмазка, да? — гундося, пытаюсь усмехнуться, но простреливающая боль разом сбивает настрой.

— Ты дурак? — останавливается на секунду, укоризненно цокая. — Я же говорю, он сын одного из самых влиятельных прокуроров. Ему ничего не сделают, даже если… они с дружками убьют тебя.

— Ой, ли? Боишься за меня? Уже влюбилась, Миньон?

Смеется.

У неё, мать твою, охуенная улыбка. Выбивает страйк. Нежная, красивая. Я же ни разу не видел её до сегодняшнего дня.

— Влюбилась? Хорошенько же тебя приложили, Диего, — перебирается к рассеченной брови, продолжая посмеиваться надо мной. — Ты, конечно, мальчик смазливый, но не в моем вкусе. Мне нравятся побрутальнее и помясистее. К тому же… у меня парень есть.

Знатно заливает. Хмыкаю скептически.

Но грудак всё равно неконтролируемо царапает.

— Можно? — оба поворачиваемся на робкий голос, раздающийся с порога.

Девушка, которую я успел спасти от изнасилования, по роковой случайности оказалась той самой официанткой, у которой я пытался узнать информацию о Вике несколько недель назад.

Она подходит ближе, и я цепляю бейджик глазами. Ольга. Точно.

— Я хотела поблагодарить… — у неё затравленный испуганный взгляд. А при виде моей бесподобной физиономии к этой смеси примешивается еще и вина. — Спасибо большое. Если бы не ты…

Дальше всё происходит стремительно. Лус успевает отойти, а Оля рывком кидается мне в объятия и обнимает в диком отчаянии. Всхлипывает жалостливо:

— Спасибо, что не оставил. Ты меня спас…

— Всё в порядке, — слегка морщусь, но обнимаю в ответ, выказывая поддержку.

Сложно представить, что она пережила.

Меня самого люто накрыло, когда я увидел ту сцену: полураздетую девочку с зажатым ртом и гондона, который уже доставал член из штанов. Согласием второй стороны и не пахло.

Насилие с детства для меня какой-то особенный триггер. Тормоза отключаются, если в моем присутствии ущемляют слабых.

Я кинулся на отморозка, отточенным ударом отлепляя от блондинки. И пока помогал ей одеться, тот напал на меня из темноты, оглушив куском найденной у стены арматуры. Дальше красная пелена. Помню только, как оттаскивали от него. Несколько парней разом, а я всё бил и бил ублюдка, превращая лицо в месиво.

— Я теперь твоя должница, — шепчет Оля проникновенно и отстраняется, преданно заглядывая в глаза.

О-о-о… я уже видел этот однозначный посыл.

— Давай ты договоришься с ним потом, как и когда будешь отдавать долги. Мне надо обработать раны до конца, — хлестко напоминает о своём присутствии Лус.

— Ты мой герой, — блондинка целует меня в здоровую щеку и, напоследок укусив Вику недоброжелательностью во взгляде, медленно покидает раздевалку.

— Я не врач, поэтому на мои усилия не особо рассчитывай, у тебя запросто может быть заражение, учитывая, что удар наносился ржавым металлом. Лучше поезжай в больницу… герой.

То, каким недовольным едким тоном она копирует коллегу, заставляет меня расхохотаться, забыв об искалеченном лице.

— Не ревнуй, ну, — фыркает на мою шпильку и вновь берется за обеззараживание кожи.

— Ты герой, безусловно. Но точно не местный. Иначе хотя бы немного был бы наслышан об этом психе. Оля далеко не первая девочка на его счету… и не последняя. После избиения он пару-тройку недель будет восстанавливаться, еле дышал, когда скорая увозила. Но потом… не приходи, правда. Я уже попросила администратора, чтобы с камер наблюдения стерли эпизоды, где ты выходишь на задний двор. Иначе съемку используют и найдут тебя. Ребята здесь хорошие, но они тоже бессильны перед возможностями прокурора.

— Пока он восстановится, меня здесь уже не будет. Я вернусь в Москву.

— Тем лучше для тебя.

Ага, а то ты не в курсе, что я «не местный» и к сентябрю должен уехать.

— Зачем ты здесь работаешь? — сиплю, стоит нашему молчанию затянуться. — Вам же даже не обеспечивают должной безопасности.

— Странный вопрос. Зачем люди работают? Ради денег. А безопасность нигде не обеспечивают. Но ты же помнишь, что я умею за себя постоять.

Стерва, не упускает случая подколоть.

— Не смешно. Я вообще-то за тобой туда шел, и когда услышал плач, думал, это ты. Блядь, Лус, зачем тебе это всё? Пьяные выродки, обдолбанные и неадекватные. Неужели оно того стоит? В чём твоя цель?

Она устало вздыхает и закатывает глаза. Мол, опять паранойя вошла в чат. Упорно отрицает свою личность.

— Спасибо, что беспокоился. Твоя смелость действительно спасла Олю. Но, знаешь, в ситуации есть и её вина. Сама же пошла с этим парнем, зная, какие слухи о нем ходят. Со мной бы вряд ли такое произошло, поверь. Поэтому, давай ты обойдешься без нотаций. Они не по адресу.

Лусинэ откладывает использованный ватный диск и наклоняется чуть ближе, проверяя раны. Хмурит брови и медленно скользит глазами, щурясь в сосредоточенности.

Я же, видимо, контуженный, вдруг висну на её длинных черных ресницах, в свете помещения отбрасывающих тени на щеки. Они залипательно трепещут.

А потом, почувствовав моё пристальное внимание, девчонка тоже замирает.

И степенно скашивает взгляд в сторону. Встречаясь с моими глазами.

Сука, ну до чего же шикарные у неё глаза. Редчайший желтый оттенок. Ярче любого драгоценного камня. Вкупе с чернющими бровями и ресницами — навылет. Красотой Боженька не наградил, но беспроигрышной изюминкой миловал.

Благодаря этим глазам я и запомнил её в тот первый вечер.

Лус приподнимается, делая шаг назад, а я внезапно хватаю её за запястье и толкаю на себя.

Пиздец. Зачем? Кто б знал.

Контуженный. Как есть.

Девчонка дергается и быстро ловит равновесие, тормозя в сантиметрах от меня. Грозно насупливается:

— Вижу, тебе полегче. Теперь я спокойна, самостоятельно домой доберешься.

— А ты меня навестишь? — глумлюсь, не выпуская.

— Разве что в кошмарных снах.

— Это твоя благодарность?..

— Моя? Ты путаешь, герой. Твоя благодарность ждёт впереди. От спасенной девушки.

— Чучундра…

— Сам ты крыса.

Теплое приятное дыхание щекочет мои губы. Дразнит воспаленные нервные окончания и служит причиной выброса адреналина в кровь.

В груди что-то толкается. Едва осознаю это, моментально очухиваюсь и гашу все очаги.

Возможно, благодарность Оли будет очень кстати. Быстрый перепих без обязательств, кажется, мне реально необходим.

Отпускаю Лусинэ, которая тут же отстраняется и принимается собирать аптечку.

— Завтра заеду к вам, — бросаю, осторожно вставая и выкидывая окровавленные платки. — Нацепишь еще раз тот стремный комбез? Тебе идет. Может, выгуляю вас с Лианой.

— Идиот, — летит мне вслед, когда подхожу к порогу, но, впрочем, беззлобно. — Выспись, вдруг биполярка ослабнет.

— Ага. Как и твоё раздвоение личности…

Голова кружится адски, с каждой секундой сил всё меньше и меньше.

По ходу, заработал сотряс.

Вопреки здравому смыслу, такси вызываю домой, а не в больницу.

Вырубаюсь, коснувшись подушки.

И снятся мне вовсе не кошмары, а цветные сны.

Много-много ярких… желтых снов.

8. Барс

Утром выгляжу, как штрих[1] после ночной заварушки.

Мое появление в кухне вызывает фурор. Бабушка хватается за сердце, дедушка не стесняется в выражениях. И оба подлетают ко мне, причитая: что это и как произошло. Вещаю легенду о том, что в темноте не сориентировался и грохнулся на арматуру у Марка на даче, где идет ремонт. Вроде бы с пацанами там вчера зависали. С учетом типовых ран в это легко поверить, тем более что отделана у меня только одна сторона лица.

В темпе вальса отправляемся на диагностику — тут уже не отказать, сам знаю, что есть нужда обследоваться, чувствую себя хреново.

К счастью, кости целы, сотряса нет. Ушибы и раны тщательно обрабатывают, а потом всё же накладывают швы на скулу.

С рекомендациями и списком медикаментов выходим из клиники и сразу затариваемся в аптеке.

— Дед, давай я подброшу вас на работу, а сам поеду к Шахназарянам. Тебе же машина до вечера не нужна?

— Куда ты в таком виде? — скептически оглядывает моё живописное табло, грозно щурясь. — Только людей пугать.

— А как же теперь на помолвку? — спохватывается бабушка. — Три недели всего осталось!

Цепляю пальцами пакет из аптеки и машу перед ней:

— Вот это решит вопрос намного раньше. Новое поколение средств имеет быстрозаживляющий эффект. Всё в норме. Давайте без трагедий.

— Без трагедий, — ворчит дедушка. — А с тобой так получается?

Не отвечаю. Не хочу лишних философских лекций.

Завозим бабушку домой, а главу семейства — на работу. В старинный частный санаторий, которым владеет уже лет сорок. Место очень популярное и постоянно расширяющееся. Благодаря целебным источникам минеральных вод.

— Не стоит тебе там сегодня показываться, — настаивает Барсег-старший, сурово сдвигая брови, когда я сажусь за руль. — Подумают, что ты хулиган какой-то, подрался и не смог себя защитить. И зачем Лусинэ такой муж?

Секунду перевариваю полет фантазии деда и улыбаюсь, насколько это физически возможно. Представляю, как благоверная рыдает, напевая «Mama I'm in love with a criminal…», и меня пробивает на ржач. С трудом сдерживаюсь и молча уезжаю.

На этот раз дверь мне открывает бабуля, которая до смешного аналогично повторяет жест моей собственной бабушки. Чтобы не свалилась в обморок, повторяю легенду и ей, заверяя, что всё отлично. Передаю сладости из кондитерской, а сам прохожу в гостиную, швыряя пакет с лекарствами рядом с собой на диван.

Через минуту появляется бабушка Лусинэ, привычно поправляя косынку. Она такая мультяшная, что вызывает сплошное умиление. Если ей рассказать о второй тайной жизни внучки, — а я не сомневаюсь, что эта жизнь тайная, — её точно хватит удар.

Женщина расставляет угощения и садится в кресло напротив.

— Лусинэ сейчас кофе принесет.

Который я не пью.

Но да ладно.

Бабуля успевает задать мне пару-тройку вопросов перед тем, как сбоку раздается грохот бьющейся посуды. И мы оба резко поворачиваемся на шум.

Невестушка в ужасе таращится на меня, приросши к месту. Не моргает даже. А у её ног покоятся останки чашек и расплываются кофейные лужи. Чуть далее этого великолепия — перевернутый металлический поднос, от которого и происходила основная часть дребезжания.

Стоит и молчит. Немая будто.

И смотрит. Неотрывно.

— Ой, испугалась девочка, — цокает бабушка и проворно подлетает к ней. — Сама уберу. Иди сядь, воды выпей.

Испугалась? Типа, моего вида, что ли? Как будто вчера не она мне раны обрабатывала.

Моя впечатлительная чучундра.

Но это просто пиздец, как натурально сыграно. Я даже на секунду допускаю мысль, что Вика — это другой человек. На секунду.

Лус отмирает и медленными шажками приближается, опускаясь на краешек дивана. «Миньон на минималках» выглядит очень участливо, жалостливо обсматривая мою разбитую рожу. Почти слезу пускает в эмоциональном порыве, но, видимо, вовремя вспоминает о желтой шпаклевке, и обходится лишь эффектом влажного взгляда.

Бля-я-я… если бы не знал её, уже бросился бы утешать, чтобы не расстраивалась так. Ну просто божий одуванчик. Печальные глазки, бровки домиком, сложенные на коленях ладошки. Хрупкая и нежная, как цветочек.

Который херакнул мне по ребрам и почти вырубил всего месяц назад.

— Поможешь? — указываю на медикаменты. — Надо намазать. Там внутри антисептик есть, можешь для начала руки обработать.

Настороженно хмурится. Но не возражает. Воспитание такое. Как бы.

Покорно плетется ко мне, и я вручаю ей несколько тюбиков. Дезинфицирует ладони и тянется за лекарствами.

Останавливаю её веселым:

— Хей, привет. У меня всё отлично, ты как?

— Нормально. Ты подрался?

— Не, упал. Очнулся. Красивый.

— Красивый… — повторяет механически и вновь с диким ужасом пялится на поврежденную сторону лица.

Наслаждаюсь актерской игрой, позволяя девчонке после прочтения инструкций с боязливостью наносить мне гель и мазь. Лус соблюдает дистанцию ровно в вытянутую руку, не пытается нагнуться, чтобы быть ближе. Еле дышит, поджимая натужно губы, пока подрагивающие пальцы скользят по моей коже.

— Позвонишь Лиане, чтобы подготовилась? Поедем погуляем.

— Так? — сомневается, стреляя в меня скепсисом.

А что? Стремно? Я тоже не в восторге от твоей компании, но, как говорится, селяви.

По-моему, именно с цветной физиономией я буду выглядеть идеально для неё. Такую гармоничную пару и не стыдно явить миру.

Меня всё равно никто не узнает.

Отдаю дань условностям, просиживая еще двадцать минут в обществе бабули.

Светский этикет, драть твою.

Выдвигаемся с Лусинэ к ее троюродной сестре, которая уже поджидает нас на улице. Как только садится, с долей детской непосредственности заявляет:

— Вот это тебя разукрасили!

— Обижаешь. Я сам постарался: упал и очнулся красивым, — повторяю с ухмылкой и через зеркало заднего обзора считываю реакцию благоверной. Монументально тихая и хмурая.

Гуляем в парке, сегодня я просто в ударе. Разговорчив и горазд на шутки. Лиана заливается смехом и смотрит почти влюбленными глазами. Девочка, что с нее взять. Обаяние — убийственно действенная вещь.

Лусинэ себе не изменяет, глубоко в роли скромницы — так ярко не отзывается на мою болтовню. Шагает рядом в задумчивости и иногда удостаивает меня слегка приподнятых уголков рта.

В какой-то момент я четко понимаю, что именно делаю. Я, черт возьми, изо всех сил пытаюсь вновь увидеть улыбку Лус, которой она вчера меня удивила. Это происходит на подсознательном уровне. И не дает плодов, потому что за все два часа эта чучундра так и не улыбается мне.

Напоследок садимся в кафешке и заказываем десерты.

— Эй, Луноликая, почему ты такая загруженная? — вопросительно приподнимаю бровь, глядя на невесту.

Она так и зависает с вилкой в руках от моего обращения.

— Как романтично ты ее называешь, — мечтательно встревает Лиана.

— Не то имею в виду, — игриво дергаю нервы Лусинэ. — Намекаю на способность твоей сестры перевоплощаться в полную луну.

— Как оборотень? — кривится девочка и красноречиво обглядывает ее.

Я расплываюсь в глумливом оскале и с вызовом смотрю невесте в глаза.

Она, естественно, делает вид, что ничего не понимает. Но, блядь, прежде чем опускает ресницы, я замечаю вспыхнувший в глубине взгляда огонь негодования, который моментально гасит, прерывая зрительный контакт.

— Тогда это обидно, — продолжает рассуждать Лиана. — Люська у нас не самая красивая девушка, но не надо так называть ее, пожалуйста.

Эх, ребенок, твое высказывание в разы обиднее, но ты пока этого не понимаешь.

Перевожу тему, сводя к шутке. И чуть позже развожу их по домам.

Миньона провожаю до двери и в последний момент хватаю за запястье, припечатывая раздраженным взглядом:

— И сколько еще мы будем играть в твою игру?

Крупно вздрагивает. Искусно имитируя страх.

Снова непонимание в глазах, нахмуренные брови, затравленность в чертах.

Продолжаю сверлить ее своим нетерпением. Хочу дожать, выбить уже эти признания.

Но… Лус вырывает руку и резко стартует, забегая внутрь.

Ожидаемо.

Фыркаю и качаю головой. Непризнанная актриса века…

***

— Ты вчера не ответила на мой последний вопрос.

— Опять ты со своей биполяркой, Диего?

— Рано или поздно ты допустишь прокол. Это неизбежно. А я хочу договориться.

— Ты меня утомил. Кто эта девочка, которую ты во мне упорно преследуешь?

Вика-Лусинэ держит поднос перед собой, укрываясь, будто щитом. Гремящая музыка заставляет нас почти кричать, чтобы услышать друг друга. Определенно, нам обоим нравятся эти словесные дуэли, но это же не может продолжаться вечно.

— Эта девочка… моя Луноликая, — дразню, вспоминая ее вчерашнюю реакцию. — С раздвоением личности. Как оборотень. В обычной жизни скромный Миньон, а в ночной — рыжая ведьма.

— Как оригинально! — театрально закатывает глаза и отворачивается, собираясь уходить. — Спорить бесполезно. Осталось терпеть тебя несколько недель, раз ты уезжаешь. А это я уж точно переживу. Будем считать, ты послан мне Высшими силами, чтобы очистить карму через испытания.

Ну-ну.

По-хорошему с тобой никак.

Мои ночные слежки от караоке и дневные визиты к сватам проходят в том же графике. Я чувствую, что осталось чуть-чуть, чтобы поймать ее за хвост.

И спустя две недели ликую, когда очередное такси везет мою официантку не в привычный старый район, а в сторону коттеджных домов, где живут Шахназаряны…

[1] Штрих — опасный парень, связанный с криминальным миром (на совр. слэнге).

9. Барс

В выхи штурмуем с дедом ювелирки, перебирая кольца для помолвки. Он так ответственно подходит к этой миссии, что я аж подвисаю, когда в очередном салоне задаёт кучу вопросов и показывает в телефоне несколько фоток, которые до этого озаботился найти. Проживаю открытие: старик научился пользоваться интернетом. Чувствую крохотный укол совести, осознавая, что не я этому его учил, что далеко был, что всегда отшучивался, когда они с бабушкой просили подтянуть скиллы по смартфонам.

В самом неприметном магазине вдруг обнаруживаем то, что дедушка ищет. Он щедро изводит консультанта вопросами, но в конечном итоге выбираем из предложенных вариантов едва ли не самое дорогое кольцо. Я, признаться, в пространном шоке. А Барсег-старший добивает менталку, на прощание объясняя продавцам с улыбкой:

— Для невесты внука, она у нас золото.

Ага, потерянное сокровище графа Монте-Кристо.

Конечно, у нашей золотой чучундры должно быть всё-всё самое лучшее. Это компенсация со стороны вселенной за неудачно скроенную внешку.

А вечером всем благочестивым семейством заезжаем к сватам, чтобы дожать мелкие нюансы по мероприятию. Четыре дня остается до дня «хэ». Пока старики перетирают, я незаметно сливаюсь и бесшумно бреду по направлению к кухне, где золотая невестушка привычно готовит напиток богов для гостей. И пока кофе варится, Лусинэ нарезает фрукты, дизайнерски расставляя их по тарелке.

Миньон сегодня взял заслуженный выходной. Моя актриса чиста аки слеза младенца, на ней нет ни грамма косметики. Как в день сватовства. В тот единственный раз, когда увидел её без грима в ипостаси Лус.

Меня так смешит ситуация, что бесконтрольно улыбаюсь. Очевидно же, что это еще один док: она «не всегда так ходит», а специально заряжает передо мной, имея какую-то цель.

— Бу, — шепчу ей в ухо, беззвучно подкравшись.

Бедная моя впечатлительная девочка от неожиданности заходится зигзагом, а в следующую секунду вижу заалевший палец, с которого кровь стекает на дольку яблока на доске.

В то же время кофе в джезве шипением напоминает о себе, я механически тянусь к ручке и отставляю её на соседнюю конфорку.

— Извини, — выдыхаю растерянно.

— Ничего, — силится улыбнуться, держа пострадавший палец под холодной водой.

Неловко переминаюсь пару секунд, затем возвращаюсь в гостиную.

Часа полтора торчим здесь же. Отчужденно прислушиваюсь к разговорам, бабушка атакует Лус вопросами обо всяких мелочах и много хвалит выбранное платье. Сам я никак не участвую и не вмешиваюсь. Больше в телефоне висну, с пацанами мутим прощальную вечеринку в пятницу перед моим отъездом. Обговариваем детали и сходимся на том, кого приглашать.

Ближе к девяти покидаем жилище святого семейства, традиционно всей толпой еще минут десять тусуясь у ворот. Скучающий взгляд бесцельно бродит по пространству, когда внезапно обнаруживает добротную лестницу, приставленную к стене аккурат рядом с окном на втором этаже.

— Это чья спальня? Твоя? — шуршу шепотом, наклоняясь к Лусинэ.

— Моя, — подтверждает, прослеживая взгляд. И как-то очень органично смущается, как положено скромнице лишь при одном намеке на что-то запретное.

Сразу отстраняюсь, но не лишаю себя удовольствия нагло ухмыльнуться, глядя ей в глаза.

Потому что, сука, пазл в башке сразу складывается.

В тот день, когда такси направилось в сторону коттеджных домов, я был уверен, что вот-вот поймаю её за руку. Грудак распирало от праздного предвкушения. Ехал за ними и улыбался. Мне почему-то всегда было важно именно застать с поличным в какой-то значимый момент перехода этой актрисы из одной роли в другую. На стыке. Чтобы глаза видеть. Как проигрывает. Зная, это будет феерично.

Но когда машина остановилась у очередной многоэтажки, это осадило немного пыл. Затаился чуть выше и с досадой ждал. Мозг взрывало, сколько же локаций у этой ведьмы, как и для чего перемещается туда-сюда?

Она вошла в один-единственный подъезд, а такси двинулось дальше. Я почему-то думал, что и здесь скоро загорится свет в каком-нибудь из окон. Но прошло десять минут без изменений, а я вдруг выскочил из машины и твердо направился к дому.

И как только вошел, начал ржать над собственной тупостью.

А многоэтажка-то сквозная, то есть, у неё вход с обеих сторон. Элементарно. Даже где-то гениально.

Пялился еще десяток секунд на второй вход, анализируя. Естественно, Лусинэ не могла просто подъехать к собственному дому в четвертом часу ночи. Умная девочка выходила заблаговременно, через чужие дворы попадая в свой сектор.

Сорвался и заколесил к Шахназарянам. Ожидаемо, что девчонка уже была на месте, пешком в два раза быстрее, чем в объезд, как добирался я. В окне свет не горел, но я, блядь, чувствовал, что она там, не спит, вошла совсем недавно. Только как?

Как попала внутрь незамеченной? Как конспирируется от родных? Почему сегодня не в той квартире?

Любопытство не на шутку шманало сознание.

На адреналине до рассвета катался по городу, словно этот движ вокруг способен как-то облегчить состояние, помочь найти ответы на терзающие меня уже два месяца вопросы.

Тогда я не заметил лестницу. Или её не было, или сам не сфокусировался.

А сейчас скрупулезно изучал, визуально представляя, как чучундра взбирается через окно.

— Сетка расшаталась, несколько дней уже отлетает, — просекая моё пристальное внимание, вещает дед Сурен. — Вызвал мастера, только через неделю сможет прийти. Пока с лестницей справляемся.

Киваю, якобы серьезно, а сам через секунду, когда старик переключается на разговор, забывая обо мне, ехидно всматриваюсь в лицо Лус. Она тут же отводит взгляд.

В ответ на что кровь у меня начинает пузыриться бешено.

Шаг. Один гребаный шаг.

И ты уже никак не отвертишься, родимая…

***

— Как пальчик?

— Какой еще пальчик? — Вика-Лус настороженно стреляет в меня глазами и отходит, ускользая.

Срабатываю на опережение, хватая её за руку и фиксируя в ладони фалангу указательного пальца левой руки, который она при мне позавчера порезала.

Победоносно провожу по поврежденной коже, пристально следя за мимикой визави.

И он, блядь, ни хуя не поврежденный, а совершенно гладкий, здоровый.

Мне аж приходится зажмуриться, усмиряя вертолеты в котелке.

Как так?! Как? Чуть больше суток прошло. Как всё зажило, я же видел, что порез глубокий!

Так загружаюсь, что официантка успевает испариться.

Злость взвивает, за секунду заражая нутро.

Подзываю её через пару минуту, чтобы расплатиться.

— Сегодня пораньше покидаю тебя, ведьма. Дыши свободно.

— Я буду печалиться всю смену, — хмыкает, наигранно громко вздыхая следом. — Так привыкла к тебе, не поверишь. Не представляю работу без твоего присутствия. Адьос, Диего.

Сучка же.

Ну веселись. Недолго осталось.

Уезжаю и несколько часов зависаю с пацанами. А с двух ночи возобновляю засаду в очередной взятой напрокат тачке.

Через час персонал вываливается.

Вика, как всегда, едет одна.

И снова в сторону коттеджей.

Выходит у того же дома.

А я топлю педаль газа в пол, чтобы успеть перехватить актрису у калитки.

Но, сука, не успеваю.

Бью по панели в ярости. И резко выдыхаю.

Надоело, блядь.

Сегодня пан или пропал.

Тихо выхожу из машины и подбираюсь к забору, прикидывая, как перескочить через него бесшумно. Напрочь слетают здравомыслие, терпение, какой-никакой страх перед семейством, если вдруг спалюсь сейчас.

Перемахиваю, найдя удобную лазейку. Крадусь к стене и беззвучно перекладываю лестницу к окну. Адреналин шпарит на максималках, пока взбираюсь. На подходе замечаю мягкое свечение настольной лампы, и когда заглядываю внутрь, разведывая обстановку, обнаруживаю комнату пустой. Но приоткрытая дверь дает понять, что стерва здесь, иначе бессмысленно так светиться.

Оттягиваю сетку.

Сердце бабахает нереально громко. Злость гасит все остальные чувства. По сути, совершаю незаконное проникновение в жилище. Соображал бы, сам с себя прихуел бы. Но это потом.

Благо, успеваю залезть и освоиться до возвращения моей персональной беглянки. Сажусь в рабочее кресло и вырубаю лампу. Буду штурмовать эффектом неожиданности из темноты.

Широко расставляю ноги, откидываясь на спинку. Немного расслабляюсь, но колотун предвкушения не стихает. То ли улыбаюсь, то ли нервно подергиваюсь в ожидании.

Проходит минимум минут десять. Закономерно. Ей же душ принять, все дела. После смены девочка.

Мне кажется, даже дышать перестаю, когда в проеме появляются очертания Лус. Дверь мягко закрывается. Едва различимо щелкает замок.

И одновременно с этим я активирую лампу.

Секунда — Лусинэ вскидывает потрясенный взгляд на меня.

Оба замираем.

Девчонка следом в испуге роняет стакан с водой, пушистый ковер заглушает падение, но слабый звук будто взрывом звучит.

По крайней мере… в моей башке точно динамит башляет.

Детали.

Детали подмечаю мгновенно.

Черные волосы, собранные в косу. Татухи на руке нет. Стремная ночнуха в пол, которые, думал, уже давно не шьют. С века так… девятнадцатого. И глаза.

Сонные. Опухшие. Глаза.

Натурально сонные, потерянные, а такое не сыграешь.

За десять-пятнадцать минут не реально перевоплотиться в человека, спавшего до такой припухлости.

Лусинэ в ужасе подносит ладони ко рту. Взгляд мечется, расширяется, сигналит аварийно.

Поднимаю руки перед собой в неосознанном жесте, транслируя, что не обижу.

И сам цепенею на мгновение.

Я, блядь, дробно принимаю эту действительность вместе с возобновившимся рваным дыханием.

Принимаю…

…что ни хрена, сука, не существует никакой Лусинэ-Вики.

Это просто… чучундра Люси.

А там… просто официантка Вика.

Два разных человека.

С чудовищно похожими глазами.

Баста.

10. Барс

— Мы можем поговорить? — эта тихая просьба в разгар обручения от собственной невесты немало удивляет меня.

Киваю, предполагая, что Лусинэ имеет в виду разговор тет-а-тет, для которого нам предстоит найти укромный уголок.

Подзываю официанта и интересуюсь, есть ли в ресторане возможность уединиться, на что получаю утвердительный ответ, и нас провожают в «комнату невесты» — некое подобие удобной гардеробной для невест и всех, кому нужно переодеться, привести себя в порядок, попудрить носик во время свадебных торжеств.

Наша помолвка пока не свадьба, но масштабы практически совпадают. В ресторане минимум двести гостей.

Тот самый близкий круг.

Как только дверь за работником закрывается, изнутри щелкаю замком, чтобы нам никто не помешал.

Моя чучундра заламывает руки, я ненароком мажу по кольцу, которое час назад надел ей на безымянный палец, официально укрепляя её статус невесты. Странно, но дед каким-то невообразимым образом подобрал самое гармоничное украшение для тонких пальчиков Лусинэ. Даже мне нравится чертово кольцо на ней. Хотя никакого особо значения этот факт не имеет.

— Я тебя внимательно слушаю, — сажусь на диван, давая ей преимущество в росте, может, прием чуть урезонит адский тремор девчонки.

— Это ошибка! — пищит и замолкает.

Пока не совсем втыкаю. Но уже интересно.

— Я тебе не нравлюсь, — выдыхает через секунд десять и заливается краской.

Вот теперь я заинтригован по самые жабры.

— В общем, нам не стоит жениться.

Ты себе даже не представляешь, насколько права.

А кто сказал, что мы женимся?

Вслух не произношу, рано еще для этого перфоманса, я пока не получил лавэ.

— Обоснуй, — мой голос ровный и добродушный, хотя ржать охота от ситуации. — Почему сейчас? Почему не озвучивала раньше?

— Позавчера ночью, когда ты…

— Я же объяснил, это тупая шутка. И извинился.

Да уж, чего мне стоило успокоить её в ту ночь… Несколько минут как мантру твердил, что я дурак, решивший пошутить, пока благоверную перестала бить дрожь испуга. Договорились, что никто об этом не узнает, и я мирно съебался. Разочарованный и потухший.

— Дело не в этом, — судорожный выдох, новый виток румянца. — Барсег, ты так смотрел на меня… И всегда так смотришь… Свысока. Снисходительно. Даже с брезгливостью. С презрением. Но той ночью — особенно. Ты совсем не уважаешь меня. Не говоря о большем. И брак с подобными исходными не имеет будущего.

Пиздец.

— Я так не хочу, — разводит руки широко в стороны и переходит на отчаянный шепот.

Точно пиздец.

— Давай скажем, что не хотим этой свадьбы. Одна я не осмелюсь, а если оба…

Лусинэ резко обрывает себя и сникает.

Меня только сейчас догоняет истинный градус подлости, совершаемый мной против неё. Я ни разу не задумался о том, как себя веду, как она это воспринимает, как относится… Преследовал иную цель, шел за каким-то угаром. Вообще никак не парился о Лус.

Паскудная моя сущность, такие дела.

Встаю и издаю свистящий вздох. Медленно приближаюсь. Впервые, быть может, иду на нормальный тактильный контакт, когда беру её за руку и легонько сжимаю.

— Всё будет хорошо, ничего такого нет, тебе показалось. Давай не рубить, дату свадьбы окончательно не решили. Перекинем на следующий год. Притереться время есть. Я не отношусь к тебе презрительно.

По сути, нагло чешу. Но как ей сказать, что от одного взгляда на её нелепо измазанное лицо меня перманентно тошнило.

В желтых глазах гаснет та малая смелость, с которой девчонка сюда шла. Словно огонь потух. Вижу, что не верит. Чувствует фальшь.

Такой вот я конченый мудак, сказать правду о том, что и так не собираюсь жениться, не могу. Ей явно было бы в этом случае спокойнее. Но доверять этой девушке и кому-либо свои планы — не стану.

Пусть всё идет, как есть. А она — лишь важный винтик в этой истории. Но историю начал писать не я.

Мне хочется обнять Лусинэ. Дикий несвойственный порыв.

И стоит сделать маленькое колебание корпусом, она отшатывается, вырывая свою ладонь.

Понимаю.

— Пойдем?..

Открываю дверь и пропускаю невестушку.

Не глядя на меня, с опущенной головой бредет мимо.

Шагаю следом.

Размышляю о том, сколько стойкости этой хрупкой зашоренной девочке пришлось призвать в себе, чтобы набраться духу высказать мне свои страхи в лицо и попросить о разрыве, учитывая, как стесняется и еле дышит в моем присутствии.

В фойе замечаю за стеклянными дверьми курящего на крыльце Марка. Резко меняю направление.

— Запрещено же, — деланно цокаю, обглядывая других курящих.

— Да и похуй, — прагматичный ответ. — Пока администрация закрывает глаза на нарушение запрета, все будут дымить.

Друг провожает взглядом заходящую в наш зал Лусинэ.

— Необычная она у тебя.

— Ага. Харизматичная замухрышка.

— Не красавица, да, но, блядь… будто что-то мощное в ней есть.

— Забирай, — толкаю великодушно и улыбаюсь во все тридцать два.

Марк стреляет в меня осуждением, зная всё с самого начала, и скрипит вместе с выпускаемым дымом:

— Ну ты и уёбыш, Барс.

— Гены не пропьешь, дружище.

По его лицу проходит тень, замирает на секунду, затем ведет плечами, будто скидывая неприятные мысли.

— Не нагнетай, по-братски. Задрал со своей поганой кровью.

Фыркаю на его реплику. Не развиваю. Я об этом и не говорю никогда. Так, иногда самоирония хлещет из меня мелкими подколами. Марк просто самый близкий из корешей, всегда сечет тему.

Заходим в зал, где веселье набирает обороты.

Усаживаемся каждый на свои места. У нас с Лусинэ и парочкой молодежи из родственников открывающий цепочку столик. Звезды вечера. Кстати, сторона невесты неплохо организовала торжество. Помолвка, согласно негласным правилам, их прерогатива. Справились на ура.

Семья жениха, как и положено, с подарками сначала заехала к ним домой, а затем всем скопом переместились в ресторан, чтобы отметить с размахом.

Правда, я и невеста не особо участвуем в танцах. Кое-как потоптались под заунывную песню после того, как надел ей кольцо. Думал, Лус удар хватит, так тряслась. И руки холодными были, как у мертвеца. Так себе удовольствие.

Сегодня она немного другая. Светло-розовое платье со свободной юбкой и рукавами-фонариками почти делает её принцессой. Не первых ролей, естественно. Волосы собрали в низкий пучок, открывая лицо, на котором тоже сотворили метаморфозы. Незначительные, но всё же. Лусинэ идет этот образ. Не сравнить с Миньоном.

Я смотрю на неё и будто впервые вижу, какая нежная, зашуганная, мягкая эта девчонка. Даже поздравления принимает с краской стыда на щеках. Не умеет быть в центре внимания. Только с бугаями, троюродными братьями, с которыми росла, ведет себя немного раскрепощеннее. То есть, улыбается их шуткам, общается без стеснения.

Я из-за этой улыбки в какой-то момент вновь впадаю в жесткие сомнения, подрывает нутро ебаными миражами. Вроде сконнектился с мозгом, принял, что Вика — другой человек, а скребет всё равно. Ну улыбнулась мне официантка один раз, я тогда был с отбитым котелком и вообще не соображал на кураже.

Отметаю этот бред.

Они слишком разные. В том числе — по энергетике.

Нет, не похожи, а глаза — чертово совпадение. У них даже голоса разные. Тембр, интонации, динамика. И рост, Вика выше. Сейчас четко могу это отметить.

Вторые сутки злюсь на свою тупость. Самоуверенный кретин. Великодушно позволял играть две роли, стремясь поймать в какой-то значимый момент, и сам заигрался до неприличия, шастая по чужим комнатам. С надменной снисходительностью потешался, не имея ни одного прямого доказательства. Блядь, два с половиной месяца сам себя заебывал, но ничего существенного не сделал. Потому что и не мог, сука, не мог. Ничтожный процент сомнений давал о себе знать. Ну, что, я бы пошел за Викой в ту квартиру? К незнакомцам? Установил бы за ней круглосуточную слежку? А Лусинэ? Где ее подлавливать, если чучундра никуда не выходит?..

Сворачиваю гомон никчемных мыслей, глядя на развлекающуюся толпу. Прохожусь поверхностным взглядом по лицам, которые вижу впервые. И, скорее всего, больше не увижу.

Это просто не моя история.

— Можно позвонить с твоего телефона? — подаюсь к невесте с просьбой. — Мой сдох, надо найти зарядное.

Кивает и пододвигает свой смартфон ко мне.

Звонок занимает не более пяти минут, которые я отсутствую в зале. Возвращаюсь и сразу же сталкиваюсь с глазами Лус, будто караулящей вход. Она моментально их отводит и больше не смотрит. Даже когда с вежливой благодарностью отдаю ей гаджет.

Мы совершенно не контактируем.

Никто друг другу.

Наш праздник. Но чужое решение. Старые устои. Не предназначенные под современную динамичную жизнь.

Как всегда, прощальная ночь с пацанами вписывается в феерию, так круто мы её проводим. Беспредельщики, сука.

А утром дед отвозит меня в аэропорт и, довольный собой, вручает наличку, как и договаривались перед началом этого гребаного «происшествия» моей жизни.

Не подозревая, что выполнять его волю я не собираюсь.

11. Лус

— Какие, мать вашу, пары? — возмущается рядом одногруппник. — Первое сентября же! Встретились, замутили перекличку, рассосались в разные стороны! Все нормальные вузы по этой схеме чилят!

— Самые активные получат допзадание написать работу «Как я провел лето», — отзывается декан на нестихающие шушуканья, не отрывая взгляда от своих записей. — В виде реферата, разумеется.

Группа хихикает на детский подкол из уст одного из самых строгих преподавателей, который в этом году ведет у нас аж два профильных предмета. И оба по закону подлости стоят в расписании сегодня. Поэтому никто не рискует пропускать их, в том числе и злостные прогульщики.

— Староста? — поднимает глаза Анатолий Валентинович.

Нехотя тяну руку вверх.

— Я.

— Номер телефона мне и почту. Скину вечером материалы. А также возможные изменения в графике.

Обожаю таких динозавров. Игнорирующих блага цивилизации. Типа дозвона. Смс-ок.

Приходится писать ему данные на листке, вырванном из тетради.

Следующие три часа с десятиминутным перерывом на законную перемену мы сидим в полной тишине, слушая лекции.

— У меня голова опухла от потока информации, — жалуется Кети, хватаясь за виски. — Я уже никуда не хочу идти, только домой. И спать, блин. Этот мамонт точно энергетический вампир. Высосал весь запал.

— Давай я всосу его обратно? — прилетает от того же одногруппника, вылетающего в коридор за нами.

— Боже, Полищук, а давай ты проявишь побочки своего спермотоксикоза где-нибудь в другом месте?

Они продолжают препираться, а я смеюсь, привыкшая к пошлятским шуткам наших мальчиков. Им по восемнадцать-девятнадцать, и ясное дело, никто за лето не стал осознаннее. Вряд ли что-то изменится и до конца второго курса.

Всей толпой спешим на улицу, где продолжаем вести бурные переговоры, в каком заведении посидеть. Соскучились друг по другу, душа требует праздника.

— Лус, он идет сюда, — шепчет в какой-то момент Кети.

Я выжидаю несколько секунд, после чего медленно оборачиваюсь, будто невзначай окидывая скучающим взглядом заполненный студентами двор универа. И, разумеется, натыкаюсь на подходящего к нам брюнета, как подруга и предупреждала.

— Привет, Шахерезада, — бросает мне с залихватской улыбкой и небрежно кивает остальным.

— Привет, — отражаю ровно и выгибаю бровь, напоминая, что не люблю, когда он меня так называет.

Марат лишь улыбается шире и зеркалит моё движение, пуская в полёт густую бровь. Мол, ничего ты мне всё равно не сделаешь.

— Не передумала насчет вечера? Пришли бы с подружкой.

— Ей парень не разрешает.

— А тебе?

— Врожденное чувство самосохранения.

Усмехается и качает головой, транслируя: ты неисправима.

С Адамовым у нас уже второй год длится пикировка повышенного уровня. С первой встречи в коридоре, когда я еще была абитуриенткой, посещающей подготовительные курсы, бросаем друг в друга провокационные взгляды и не упускаем случая схлестнуться в остроумии. В общем-то, с этого и началось наше знакомство — с обмена далеко не любезными колкостями из-за тупого подката его друга.

Ну, как это бывает, тривиальная история симпатии. Он крутой красивый мальчик, представитель элиты города, привыкший к женскому вниманию, но почему-то засматривающийся на меня. А я — не Золушка, конечно, но из семьи попроще и не с самой яркой внешностью, при этом страдающая частым дефектом «простушек»: гипертрофированной гордостью, мешающей мне пасть ниц перед принцем.

Мы переписываемся в соцсетях, бомбя личку подколами, но напрямую не признаём, что нравимся друг другу. Марат не оставляет попыток вовлечь меня в свою компанию, приглашая на различные тусовки, а я железобетонно отсеиваю эти приглашения.

— Дай знать, если передумаешь, — приспускает авиаторы и подмигивает, гад.

Я знаю, какими взглядами его провожают другие девочки. Мысленно разрисовывая меня ругательствами за то, что «выделываюсь».

Вечером, возвращаясь домой после посиделок, чуть не забываю про треклятое кольцо. Прямо перед дверью достаю из внешнего кармана сумки и надеваю, борясь с внутренним протестом.

— Ты поздно, дочь, — мама встречает в коридоре, зевая.

— «Спокойной ночи, малыши» еще даже не началось, — ворчу для проформы и целую её в щеку.

Стандартная процедура — в двух словах рассказываю о первом учебном дне и поднимаюсь в комнату. Я безумно люблю маму, но мы с ней не подружки, я привыкла в сухом казарменном режиме докладывать о существенном и ретироваться.

Бабушка с дедушкой уже легли, поэтому, не боясь быть пойманной, прямо на лестнице стягиваю кольцо, жгущее палец. Кладу на видное место на столе, чтобы утром перед завтраком напялить. Дед строг к таким мелочам. И я уже четыре дня пытаюсь ужиться с ненавистным атрибутом новоиспеченной невесты.

Приобретенный статус так бесит, что рычать готова.

Но стискиваю зубы и молчу.

Ведь у меня нет выбора.

Пока…

***

Выхожу со склада, перебирая документы, и по пути улыбаюсь водителям наших постоянных заказчиков. Они ждут своей отгрузки, соблюдая очередь. Чуть ли не с младенчества знаю многих из них, я сюда часто приходила с мамой, потому что бабушке было сложно справляться с моей гиперактивностью в одиночку. Но и здесь я умудрялась наводить суету, пару раз организовывая настоящие ЧП. Коллектив перекрещивался, когда я появлялась на производстве, и работники передавали меня друг другу, словно эстафету, лишь бы не оставлять без присмотра.

— Мне пора, я ухожу, — извещаю представителей своего семейства, входя в административный блок.

— К Кети? — делает шаг ко мне дедушка.

— Да, четверг же, английский у нас.

Каждый раз одно и то же. Лучше меня знает мой график, но всё равно считает своим долгом задавать этот вопрос. Это не старческое. Это — черта характера, приверженность к тотальному контролю.

— Внимательно и осторожно! — высекает чопорно, а я мысленно одновременно с ним повторяю извечное финальное напутствие.

— Всегда! — клюю главного мужчину моей жизни в щеку, после чего передаю бумаги маме, дублируя поцелуй и с ней, и убегаю.

Кети открывает дверь и сразу же принимает из моих рук тяжелый рюкзак.

— Есть будешь, Лу?

— Не, я только в душ и переодеться. Там перекушу, а то опоздаю.

Любимая рыжая бесовка, пока я освежаюсь, достает мою экипировку, раскладывая на своей кровати. Вылетаю из ванной и сразу начинаю одеваться. Макияж занимает значительную часть моих сборов, в процессе которого успеваем почесать языками.

Первые часа полтора в караоке более-менее тихо. Но к девяти народ валит пачками. Сейчас хуже, чем летом. Студенты вернулись с каникул, смешиваясь с толпами туристов. За две недели сентября кое-как мы приноровились к этому режиму. Несомненным плюсом которого служит процент от выручки и возросшие чаевые.

Но именно сегодня я почему-то крайне взвинчена, отчего меня бросает то в жар, то в холод. Чувствую себя странно, словно что-то давит извне. Чей-то взгляд, присутствие… Одна шумная компания парней нервирует своим поведением, но это стол Оли, я лишь проскакиваю мимо к своей зоне.

И в какой-то момент, пробираясь обратно, вижу, как она столбенеет за несколько шагов до него. Стреляю глазами в сторону шайки и сама напрягаюсь, видя привалившего прокурорского сынка.

Я сумасшедшая, давно познала дзен в этом состоянии, поэтому даже не берусь объяснять, зачем делаю это:

— Я возьмусь, — шепчу Оле на ухо и вытягиваю из её рук планшет.

Подхожу к гостям, параллельно открывая в программе ячейку их стола, чтобы дополнить заказ. Холодным вежливым тоном выслушиваю пожелания, быстро печатая. В глаза никому особо не смотрю, не провоцирую прямым взглядом, вызовов не бросаю. Психология ублюдков мне знакома, веду себя крайне нейтрально.

— На, отмечай на баре, я отнесу, как будет готово, — возвращаю блондинке гаджет и направляюсь к своим столикам, не давая ей возможности заговорить.

Мне кажется, этот урод даже не помнит нас обеих, потому что никаких видимых признаков узнавания не проявляет. Наверное, был слишком пьян в ту ночь. Вот и прекрасно.

Однако мерзкий озноб продолжает бежать по моей спине лишь от мысли о нем.

— Вик, — всё-таки ловит меня в промежутке Оля, хватая за руку и заставляя остановиться. — Спасибо тебе. Правда, больше спасибо.

— Не стоит.

— Я перенесу деньги за заказ тебе…

— Не вздумай, — отсекаю жестко и после короткого кивка оставляю коллегу.

К черту благодарности, я не для того прикрываю её задницу.

За полночь начинают вибрировать ноги, уставшее тело, но хуже всего — именно гудящей голове.

Улучив минутку, юркаю в раздевалку, убеждаясь, что ни в помещении, ни на подходе к нему никого нет. Прислоняюсь к своему шкафчику и становлюсь так, чтобы видеть дверь.

А потом ныряю пальцами под парик и остервенело чешу зудящую кожу, отчего дурацкое изделие ходит ходуном. Не удержавшись, блаженно постанываю и на ничтожные мгновения опускаю веки.

Пожалуй, это самая ужасная часть маскировки. Я даже убрала длину рыжих волос, чтобы хоть немного облегчить ношу, а ощущение собственной взопревшей плоти ближе к концу рабочего дня так и не отпускает.

Ничтожные мгновения! Каких-то несколько секунд!

Но я впервые теряю бдительность настолько, что не слышу, как кто-то оказывается рядом. Понимаю это лишь по истончившемуся свету, что бывает, когда его заслоняет человек повыше, находясь буквально перед тобой и нависая тенью.

Перемещаю пальцы к вискам, упорно делая вид, что массировала их. Не совершаю никаких уличающих себя резких движений. Уверена, что этот некто сейчас уйдет, даже не заметив моей оплошности. Наверное, один из официантов, за каким-то чертом передвигающийся как ниндзя.

— Дай помогу, — бьет меня в лицо поток горячего дыхания, параллельно с которым мужские пальцы ловко просачиваются к моей голове, слегка оттягивая парик.

Проживаю шок и молниеносно распахиваю глаза.

— Ну, привет, родная… — торжествующим шепотом прямо по распахнутым в потрясении губам.

12. Лус

Ставлю все свои внутренние органы, он с ней спал.

Смотрю украдкой на Барса с Олей, переговаривающихся у бара, и взрываюсь от бессильного раздражения. Человеческая тупость не знает границ. В нескольких метрах, пусть и вне видимости, сидит отморозок, который сам по себе ходячая угроза жизни. Если прокурорский сынок узнает Барса, это конец. Девушку, быть может, не тронет, потому что она ему больше неинтересна, про этого упыря разные слухи ходят, там полный сдвиг по фазе в плане кинков[1]. Но герою-любовнику точно будет несладко.

А эта дурочка стоит и флиртует, невзначай расправляя свои прелести. Вместо того чтобы предупредить парня и попросить уйти.

Боже, в любую минуту здесь могут учинить расправу, а эти идиоты воркуют, словно на свидании.

Барс ловит мой взгляд и немного щурится, когда я забираю у бармена заказ. С ледяным равнодушием отображаю и читаю предупреждение в его глазах.

Смазливый в ярости.

Я ведь нейтрализовала его в раздевалке и ушла. Снова. Бить не планировала, это рефлекс сработал на опережение. В ту секунду растерялась, увидев ненавистного жениха с торжествующей наглой ухмылкой и ничего лучше не придумала.

Сейчас, когда он гневно зыркает, я чувствую, как аномальное удовлетворение растекается по венам наряду с адреналином, который шпарит в крови с момента, как оказалась пойманной. Что ни говори, а сбивать спесь с придурка очень приятное дело.

Я знаю, что в зале Барс ко мне не сунется. Он будет ждать, пока мы останемся вдвоем после смены. А до её окончания еще часа полтора. И я продолжаю работать под декомпозицию мыслей. Сценарий открытый — наша боевая игра может закончиться как угодно. Разговор неизбежен.

Ситуация критическая. Но я держу себя в руках.

Изредка отражаю яростные взгляды Барсега с не меньшей злобной пылкостью.

Да, ты мне тоже не нравишься, Диего.

Краем глаза контролирую перемещения прокурорского сынка, подавляя эмоции. Не до них. Хоть кто-то в этой неадекватной обстановке должен сохранять холодную голову, чтобы все остались живы. Раз это не Оля и не Барс, приходится только мне. Готова в любой миг действовать и прикидываю пути отступления в случае чего. Я просто не могу допустить, чтобы этого горе-жениха порешали по моей вине. Косвенной, но вине. Он же из-за меня был здесь в ту ночь. И сегодня.

Напряжение отпускает, когда народ начинает расходиться, а в числе первых караоке покидает орава насильника. Бог миловал, всё закончилось благополучно. Но после такого стресса мне понадобится как минимум расслабляющая ванна. Нервы натянутыми канатами продолжают тихонько поскрипывать.

Я вызываю такси еще в помещении, переодеваясь. Поэтому, выходя на улицу, успеваю запрыгнуть в машину быстрее, чем спохватывается стоящий неподалеку Барс. Он тут же кидается к своему автомобилю и следует по пятам.

Выхожу у подъезда практически одновременно с ним.

Смазливый хлопает дверью и шагает ко мне. Громкий звук эхом отдается по двору, и я выпрямляюсь еще больше, встречая грозный взгляд.

Останавливается в метре. Застывает. И сверлит чернотой в глазах.

Наш зрительный контакт нашпигован обоюдной ненавистью.

Теперь всё без утайки. Откровенно.

В какой-то степени даже хорошо, что мне больше не надо притворяться.

— Ты… — Барсег натурально рычит. — Ты…

— Твоему красноречию позавидовали бы даже Платон с Сократом, — ничего не могу с собой поделать, невинно хлопая ресницами и улыбаясь с широтой.

— Рот закрой.

— Тон сбавь.

После обмена детсадовскими фразами еще какое-то время обжигаем друг друга гневом. Не мигая.

— Ты мне должна объяснения, чучундра. Я жду.

— Я худею с твоей наглости, Диего.

— Объясняй, блядь, что всё это значит.

— Для особо одаренных: я тебе ничего не должна. И, вообще, что ты тут делаешь? У тебя же ординатура.

— Тебя не касается.

— Аналогично.

Палим репликами на опережение, оба злые и не настроенные на нормальный диалог, слишком много в нас гонора. Никто не сдаётся.

Барс возвышается надо мной, дышит огнем, аж ноздри подрагивают.

Я девочка невысокая. К сожалению. И подавлять ростом технически не могу.

Компенсирую это упущение природы профессиональной язвительностью.

Он еще не в курсе, но у меня по ней черный пояс. Язык — моё оружие наряду с боевыми приемами, которым научила целая свора братишек.

— Я понять хочу, тебе кто-то бессмертие подогнал? Откуда столько борзости?

— Генетически передалось от отца-Кощея, — фыркаю и закатываю глаза.

— Да твою ж мать, ни капли адекватности?! — Барс стискивает челюсть и склоняется ближе. — По-человечески общаться не вариант? Я тебе сколько раз предлагал договориться? Ты что устраиваешь, химера[2]?

— По-человечески — это как ты, что ли, Барсик? — достал обзываться, не поспеваю за ним. — Матами и криками, как орк подзаборный?

Получаю удовольствие от его реакции на кошачью кличку. Аж передергивает бедного. Выпрямляется и хмуро косится, сдерживаясь из последних крупиц терпения. Я чувствую, что смазливый на грани. Ну не бить же ему меня.

— Пиздец просто, — качает головой, не в состоянии подобрать слов.

Демонстративно зеваю, прикрываясь ладошкой.

— Я соболезную твоему некультурному шоку, Диего, но утешать нет сил. На минуточку, я после тяжелой смены и устала.

— Ты не сдвинешься с места, пока мы не поговорим, — предупреждает на удивление спокойно, словно поборов эмоции. — Я просто хочу договориться. Как и предлагал всегда.

— Родной, — тяну весело, с наигранным умилением выпячивая губы. — Ты дурочку из меня не делай, в моей черепной коробке чуть больше мозгов, чем у тех, с кем ты привык спариваться. Ты никогда не хотел со мной договариваться. Ты хотел меня шантажировать.

Барс ожидаемо мрачнеет, а я, хмыкнув, невозмутимо продолжаю:

— Договор — это когда люди приходят к согласию и имеют обоюдную выгоду. А то, что хотел сделать ты, чистой воды шантаж: использовать мою тайну и вынуждать плясать под твою дудку, — развожу руками и пожимаю плечами, дескать, элементарно. — Раз ты меня до сих пор не сдал, значит, для чего-то я тебе понадобилась. Тебе повезло, Диего, я готова к сотрудничеству, но на равных. Дай мне козырь. Что-то своё, не уступающее моему секрету.

Пользуясь тем, что он теряет дар речи, разворачиваюсь к подъезду и активирую датчик таблеткой. Придерживая дверь, бросаю напоследок:

— Если надумаешь, приходи с предложением. Но в караоке больше не суйся, камикадзе!

В квартире стараюсь двигаться бесшумно, чтобы не разбудить Кети. Сняв обувь, подрываюсь к окну и прячусь за тканью штор, разглядывая потрясенного Барса. Охота смеяться в голос, поджимаю губы, чтобы не поддаться искушению.

Смазливый стоит у машины и четким прицелом смотрит в моё же окно. Знаю, что давно спалил локацию. Наблюдаю за нам, затаившись.

Время от времени он запрокидывает голову, задумчиво стреляя глазами в ночное небо. А потом снова возвращается к окну.

Меня нехило потряхивает. Адреналин циркулирует в крови в повышенных дозах. Сама от себя не ожидала такого. Но тут надо отдать ему должное — Барс выбесил своим поведением.

Он уезжает где-то через минут двадцать.

В прекрасном расположении духа действительно иду набирать ванну. На часах почти три, нам в семь вставать на пары, а я один черт не усну с такой-то эмоциональной бомбой внутри.

Нежусь в пенке, не переставая улыбаться.

Эта история становится всё интереснее и интереснее…

[1] Кинк — в контексте сексуальности это странность, причуда, нетрадиционные практики. Половое поведение, отличное от общепринятного.

[2] Химера — некая мутация, в греческой мифологии огнедышащее чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом в виде змеи. Здесь: отсылка на перевоплощения героини.

13. Лус

Я снова и снова непроизвольно тянусь к шикарным бутонам, чтобы ощутить кончиками пальцев бархатистость лепестков. Цветы лежат на нашей с Кети парте, сводя с ума сладким ароматом. Подруга кидает понимающие взгляды в мою сторону, когда невзначай наклоняюсь к ним ближе и вбираю запах на всю мощь легких.

Первый настоящий знак внимания от Марата.

Мой первый букет от него.

И первый шаг к новому уровню.

Вплоть до конца последней пары я никак не могу перестать тонуть в покалывающем кожу нервном возбуждении.

Всё чаще и чаще в нашей с Адамовым переписке сквозит его нетерпение, напор, жадное требование чего-то большего. Встреч, полноценных разговоров, реального знакомства. А не подростковых диалогов в сети.

На Кавказе конфетно-букетный период разительно отличается своим целомудрием и флёром таинственности. Здесь не занесёшь подаренные цветы домой со словами: «Ой, да это от поклонника». Не признаешься, что общаешься с кем-то. По крайней мере до определенного момента.

Правила другие.

Даже если бы я не была помолвлена, о чем никто в универе не знает, я не смогла бы унести букет с собой.

Долгоиграющая эйфория, захватившая всю меня, омрачается прозаичной мыслью: жаль, но мою комнату не будет украшать первый букет от парня, который нравится.

Придется оставить эту красоту у Кети.

После занятий еще какое-то время болтаем с девочками на улице, и я бережно прижимаю к себе кремовые розы. Неконтролируемо улыбаюсь.

И вдруг замечаю припаркованную у обочины машину Барса и, собственно, смазливого, прислонившегося к пассажирской двери.

Внимательно щурится, не скрывая своего пристального интереса к моей персоне. Хорошо, что хватает ума не подходить. Не хочу, чтобы нас здесь видели вместе. И я вынуждена какое-то время ждать, чтобы двор опустел, и мы с Кети покидали его в числе последних.

Подруга без слов понимает, что сегодня поедет домой одна.

Поправочка: с моими цветами.

Мы шагаем к хмурому Диего, он тоже отрывается от металла и идет навстречу.

Я позволяю себе рассмотреть его детальнее при свете дня. Мелкие погрешности на лице — еще не сошедшие последствия драки — практически незаметны и совершенно не портят общего впечатления.

Барс объективно красивый парень. Даже очень. Тот случай, когда природа была в гармонии с собой, создавая эту самоуверенную сволочь.

— Симпо-по, но… — шепчет едва уловимо Кети, сверля Барса недовольством, пока приближаемся. Подруга разделяет мое мнение о том, что в мужчине не внешность главное.

Равняемся и втроем скупо киваем друг другу, не озабочиваясь приветствиями.

— Ты уверена? — моя бесовка с явным недоверием сводит брови, не желая отпускать меня одну.

Нам со смазливым надо поговорить. Наедине. Это очевидно.

Я не ожидала, что он придет вот так сразу после моего ночного требования, но тем лучше.

Напоследок еще раз вдохнув чудесный аромат, с грустью вырываю букет из своих объятий и вручаю Кети:

— Да. Ты поезжай, я потом позвоню.

Кисло клюнув меня в щеку, подруга уходит. Ей придется добираться на электричке, a я буду ехать с Барсом на машине. К счастью, она все знает и не возражает.

Мы с горе-женихом устраиваемся. Когда сажусь на заднее сидение, улавливаю недовольство в его взгляде через зеркало заднего обзора.

Изгибаю губы в усмешке.

Не заслужил ты, чтобы я сидела рядом, Диего. Не заслужил.

Трогаемся, и мне тут же прилетает вопрос:

— Значит, про парня не сочинила?

Не сразу понимаю, о чем речь. Всплывает разговор в караоке. Видимо, Барс связывает ту информацию с сегодняшними розами.

— А ты думал, я все восемнадцать лет ждала тебя, любовь моя?

Кривится, но считает за благо не отвечать.

Пользуюсь заминкой и достаю из рюкзака косметичку, принимаясь стирать легкий макияж. Если эти действия косящийся на меня водитель не комментирует, то, когда начинаю заплетать распущенные волосы в свободную косу, выдает почти возмущенно:

— Как ты так живешь на несколько ролей, обманывая семью?

Царапает это утверждение. И уверенность в голосе, будто я совершаю нечто неправильное и даже преступное.

— Ты у нас Святой Отец? Мы собрались на исповедь? — огрызаюсь, удостаивая остерегающим взглядом.

— Я нормально спросил, — цедит, уже открыто испепеляя меня глазами через то же зеркало заднего обзора.

— А я нормально ответила тебе ночью: не твое дело.

— Мы такими темпами не договоримся, чучундра… — выдыхает шумно и резко замолкает в потрясении, наблюдая, как я натягиваю сверху джинсовых штанов длинную плиссированную юбку, а через несколько мгновений ловкими манипуляциями стаскиваю джинсы из-под юбки. — Ты всё время играешь. Двуличная. Непостоянная. Я не могу тебе доверять.

Я заправляю блузку за пояс, разглаживаю одежду и убираю вещи в свою кладь.

— Что-то не слышу аналогий в твой адрес. Я, что ли, тебе доверяю? У меня тоже нет гарантий, что ты меня не кинешь. Но ума хватает признать, что без рисков не получится. Условия остаются прежними, Диего.

— Ты, мать твою, не в том положении, чтобы их диктовать.

Бесится пушистый, что теряет власть над ситуацией.

— Если ты до сих пор не смирился, останови машину, нам нет смысла разговаривать. А я еще удивилась, чего это ты так рано нарисовался, и суток не прошло. Оказывается, Барсик приехал выдвигать требования, а не идти на диалог.

— Ты нарываешься, Миньон.

— Та-а-ак, смазливый, — протягиваю раздраженно, испуская тяжелый вздох. — Останови, я выхожу, ты меня утомил. Останови, сказала!

Естественно, наш альфа-самец с задетым эго не спешит реагировать на мой приглушенный крик. Мы едем по короткой дороге вдоль железнодорожных путей, я боковым зрением оцениваю пространство и только после этого бросаюсь вперед, выкручивая руль.

Барс, обсыпая меня грязными ругательствами, резко тормозит, возвращая управление. А я, не теряя ни секунды, выскакиваю почти на ходу, когда машина еще полностью не встала. Подобрав подол, перебегаю через рельсы и оборачиваюсь, чтобы поймать колючий и полный лютой злобы взгляд. Вскидываю руку с оттопыренным третьим пальцем и шлю красавчику победоносную улыбку.

Затем спешу на вокзал, параллельно звоня Кети, чтобы не уезжала без меня.

Успеваю впритык на следующую электричку, и уже в вагончике отвожу душу, рассказывая подруге о случившемся.

— Мудак, — резюмирует, цокая.

Даже не поспоришь…

***

Не просто мудак, а мудак — редкостный.

К такому выводу я прихожу, когда вижу Барса в караоке следующей ночью. И треморит меня вовсе не от грозного вида жениха, а осознания, что прокурорский сынок тоже здесь! Этот отморозок и раньше часто приходил, а теперь и вовсе прописался. Дело вовсе не в том, что наше заведение такое классное. В общих чертах я знаю, что он уже интересовался у службы безопасности записями того дня, устраивал допросы и сыпал угрозами. Урод явно намерен выловить избившего его героя.

А что вылавливать? Этот герой сам лезет в пекло.

Время близится к полуночи, веселье в разгаре. Я обслуживаю столы с предельной тревожностью, пару раз допуская ошибки в заказах. Потому что всё мое внимание приковано к этим двоим. Напряженно наблюдаю, чтобы они никак не пересеклись.

В эти мгновения всеми силами ненавижу Барса! Ну почему я должна страдать из-за его тупости! Я не хочу крови! Не хочу, чтобы произошла катастрофа! А она произойдет, потому что внешность у смазливого запоминающаяся, и щенок прокурорский, уверена, сразу узнает обидчика, как только увидит.

Совсем некстати ударяюсь в размышления о том, зачем нас обручили.

Семья Таривердиевых мне очень симпатична. И дед Барсег, и бабушка Нора. Но первый, прости Господи, словно фанатик. Ощущение, что эта свадьба — цель его жизни. Даже мой дедушка попроще относится к событию, а ведь он — ярый старовер, топящий за традиции, и хочет, чтобы единственная внучка прошла каждый этап вступления в замужество с правильным настроем.

Вся ситуация с самого начала меня настораживает. Таривердиев-старший тянет эту волынку со сближением двух семей уже несколько лет. И едва мне исполнилось восемнадцать, притащил внука свататься. К чему такая спешка? Всё ищу причины. Зачем молодому красивому парню так рано жениться на девушке, которую выбрал не он сам? И от которой и вовсе не в восторге! Здесь ни одно здравое предположение не подтверждается.

В чем подвох?..

Ближе к закрытию, когда народ потихоньку начинает расходиться, и прокурорский сынок тоже исчезает из зала, быстрым шагом направляюсь к туалету, злясь на Барса за то, что даже нужду, пардон, не могла справить всё это время, выполняя обязанности надзирателя.

Так мало того… эта наглая морда еще и смеет плестись за мной!

Мы влетаем в полутьму тамбура: я — бешеным шагом, кипя от ярости, он — отставая лишь на два метра.

Но вся моя злость внезапно слетает, уступая место панике, когда я вижу выходящего в коридор из мужского санузла… отморозка прокурора.

За мгновения до неминуемого столкновения мои извилины набирают оборот и выдают гениальную идею.

Резко обернувшись, я буквально запрыгиваю на Барса, врезаясь с размаху своими дрожащими губами в его рот. Смазливый рефлекторно подхватывает меня, помещая лапы на мою задницу, гораздую на приключения. Я жестко вдавливаю ладони в мужские щеки, максимально деформируя, стремясь прикрыть от посторонних его лицо. Он обалдело поддается натиску, ослабляя челюсть, и я случайно проваливаюсь губами в приоткрывшийся рот.

В шоке от несанкционированного поцелуя распахиваю глаза шире, пока ошалевший Диего по инерции шагает вперед и несет нас к декоративной перегородке. Где вдруг очухивается и грубо сбрасывает с себя, ставя на ноги. Первым делом кошусь в сторону, чтобы убедиться — тот урод ушел. Выдыхаю с облегчением и возвращаю взгляд к Барсу.

Он с нескрываемым омерзением вытирает рот ладонью. Смотрит исподлобья с отвращением.

И мне в тот же миг окончательно сносит крышу…

14. Барс

— Ты что исполняешь? Совсем больная?! — рявкаю, вытирая рот. — С хера ли ты меня целуешь?

И пропускаю момент, когда эта бешеная сучка со всей дури бьет меня по диафрагме, заставляя резко качнуться назад, опасно склоняясь к полу. Удерживаю равновесие и открываю рот, но тут же его закрываю, в ахере наблюдая, как чучундра хватается за ворот рабочей футболки и остервенело вытирает свои губы. Мало того… она еще и язык высовывает и проходится по нему тканью несколько раз.

Ну, мадам с демонстрацией загнула, конечно… Я хоть и впустил её случайно в свой рот, но французского интима не допустил. И не допустил бы ни за что.

— Это ты — ущербный! — орет вдруг, наступая, и снова шлёпает ладонями по моей груди. — Я, если что, шкуру твою пушистую спасала, Барсик! Блохастая ты скотина! И, знаешь, что?! Зря! Зря я это делала! Надо было отойти в сторону и позволить этому отморозку узнать тебя, чтобы прибил вместе со всей шайкой, которая пасет тебя уже третью неделю! Может, тогда корона твоя съехала бы, не давила на мозг, и ты хоть что-то замечал вокруг кроме собственного раздутого эго! Я тебя поцеловала?! Ты серьезно?! Считаешь себя настолько неотразимым, смазливый?! Поцеловала, блин?! Я максимально закрывала твою морду, как могла! Не благодари!

— Пиздец ты хабалка… — выдаю на механике, разглядывая раскрасневшееся от потуг лицо клубничного Миньона, пока черепная коробка принимается за обработку выданной информации.

— А ты — кто? Хамло обыкновенное! Профессор кафедры обсценной лексикологии и астрономического гонора! Ты хоть раз свой рот в мою сторону с уважением открыл?! Четыре месяца я выслушиваю твои тупые клички уровня «детский сад», молчу, позволяя издеваться на ровном месте, еще и зад твой тут прикрываю!

— Четыре месяца я тебя призываю договориться, — напоминаю довольно спокойно.

— Да пошел ты! Договориться! — фыркает злобно и сжимает ладони в кулаки, тряся перед собой, будто из последних сил сдерживается, чтобы не зарядить мне.

Криповая выходит ситуация. Эта стерва хоть и вымораживает меня одним своим двуличным существованием, не признать доли правды в её спиче я не могу. И самое прискорбное, блядь, мне индифферентно. Ни капли стыда и вины я не чувствую. Потому что не воспринимаю Лусинэ как девушку. Ни с одной нормальной девчонкой я никогда себя так не вел. Не выходил за берега, не срывался на мат, не подавлял желания придушить и одновременно выбить объяснения.

И, как вижу, окончательно уверяясь, у нас с ней выявлена дичайшая непереносимость.

— Еще раз назовешь меня Барсиком и прочими производными кошачьими определениями, я тебя закопаю в лотке, — толкаю ровно, слегка выгибая бровь в немом предостережении, мол, лучше не проверяй. — Жду на улице. Поговорим уже нормально и разойдемся. Хочу забыть о тебе как о страшном сне. Шевели лапками, чучундра.

Мне кажется, я даже слышу свист — так яростно закипает моя визави.

Рискуя жизнью, разворачиваюсь к ней спиной, но не спешу уходить, специально замедляю шаг, вдруг ей захочется сказать или сделать что-нибудь еще напоследок.

На улицу попадаю на удивление живым и почти невредимым. Если не считать моральную травму от поцелуя. И пусть Лусинэ таким способом пыталась меня спасти, во что я охотно верю, это не отменяет моей брезгливости к нежеланному прикосновению. Плюс, если задуматься, этот гондон с девиациями смерти моей хочет именно по вине официантки Вики, к которой я тогда шел и из-за которой я здесь торчу. Я, мать вашу, вообще забыл о существовании недоноска. С такой оперой в башке, сочиненной моей ненаглядной, хрен отвлечешься на кордебалет внешнего мира. Так что, пусть не жалуется и не катит мне предъявы.

Сначала жду её в машине, но, устав от неподвижности, выхожу и разминаю ноги, наяривая по короткой бесцельной траектории туда-сюда.