Отказать королю

Глава 17

Когда королевский двор покинул Болье и вернулся в Гринвич, свита принцессы Марии двинулась своим путем: мы гостили то в одном, то в другом поместье, удаляясь все дальше и дальше от Лондона. В течение более чем двух месяцев мы почти не получали известий о том, что происходит при королевском дворе. Письма принцессе от ее матери были полны наставлений дочери о том, что той надлежит проявлять усердие в учении. И ни слова о том, что уже прозвали Великим Королевским Делом[67].

Без сомнения, старшие придворные дамы принцессы, в особенности графиня Солсбери, получали вести из «большого двора» и иногда даже присоединялись к нему, но мы — четыре оставшиеся фрейлины принцессы — вели жизнь столь же уединенную, как и она сама.

За молитвой следовали уроки, а за уроками — занятия для поддержания и преумножения телесного здоровья, и так каждый день. Единственная перемена, коснувшаяся меня, заключалась в том, что теперь я отвечала за наряды принцессы. Вскоре оказалось, что основная моя обязанность на этом поприще — постоянное сражение с пылью и грязью, пятнавшими драгоценные ткани. Особенно тяжело приходилось в поездках. Хотя каждый наряд помещался в отдельный мешок, а потом эти мешки складывались в деревянные сундуки, обитые кожей, содержать платья принцессы в чистоте все равно было сложной задачей. При носке они быстро покрывались пятнами от еды, свечного воска или чего похуже. Ткань протиралась там, где к ней пришивались или иным образом крепились драгоценности. Рукава цеплялись за гвозди и неровности дверных проемов и деревянной обшивки стен, подолы вытирались оттого, что волочились по земле и по полу. А самые тонкие ткани можно было вообще протереть насквозь, стоило применить щетку для одежды со слишком большим усердием.

К счастью, наряды принцессы можно было отправлять в ее гардеробную для починки. Помещение под нее всегда отводилось под личными покоями принцессы. Всеми делами там заправлял йомен, носивший титул «Хранителя гардероба ее высочества», а ему помогали грум, паж, который мог при случае подшить подол или подрубить рукав, и клерк[68]. Там хранились все туалеты Марии, а также запасы ткани и швейных принадлежностей для пошива новых платьев.

Хранитель гардероба Дженкин Кент, плотно сбитый, улыбчивый коротышка, выделял ткани из своего запаса мастерам швейных дел. Также в гардеробной что ни день трудился портной, занимавшийся перешиванием, перелицовкой и починкой одежды. У принцессы были также личный скорняк и вышивальщица. В течение нескольких недель, которые мы провели, переезжая из поместья в поместье, я познакомилась со всеми ними.

В конце октября мы отправились в Гринвич, чтобы участвовать в празднестве по случаю принятия короля Генриха в члены французского Ордена Святого Михаила[69]. Покои принцессы располагались рядом с покоями ее отца, но она редко виделась с его величеством и никогда — наедине. Принцесса решила, что пора привлечь к себе внимание своего венценосного родителя и заявила, что она и ее фрейлины желают участвовать в представлении, которое давалось во дворце в честь этого знаменательного события. Соответственно, принцессе понадобились особые костюмы, и вот меня, вооруженную длинным списком всего необходимого, отправили на встречу с миссис Пинкни — знаменитой мастерицей из Лондона, которая поставляла всевозможные изделия из лучших шелков, призванные оживить убранство участников маскарада.

Я спустилась в гардеробную, располагавшуюся в Гринвичском дворце там же, где и в других резиденциях, но значительно превосходящую по размерам сходные комнаты в других королевских апартаментах. Она была полна людей, и каждый был занят делом: подрубал, шил, кроил, чистил, подшивал. Все до одного портные и подмастерья были мужчинами. Комнату наполнял сильный аромат благовонных курений и дым от углей, горящих в нескольких каминах. Они не только отапливали помещение, но и служили для просушки, которой время от времени подвергали сложенную на хранение одежду.

Я без труда нашла миссис Пинкни, потому что она была единственной женщиной в гардеробной. Высокая, стройная, одетая на манер купеческой жены, она была занята беседой с мистером Кентом, который, отвечая, принужден был задирать голову, настолько она была выше его ростом.

Рядом с миссис Пинкни с ноги на ногу переминался юноша старше меня всего на год или два. В тонких руках он держал огромную плетеную корзину, обшитую кожей и обитую железными полосами. Он уставился на меня своими огромными карими глазами, а затем улыбнулся во весь рот, когда я резко остановилась, буквально прикованная к месту его пристальным взглядом.

Я нахмурилась, встряхнула головой и подошла ближе. Что этот юнец возомнил о себе? С чего это он так бесцеремонно уставился на меня? Или он думает, что может пялиться на любую девушку лишь потому, что у него кудрявые черные волосы, орлиный нос и лицо с крупными, мужественными чертами?

— А вот и мисс Лодж, — представил меня тем временем мистер Кент, обращаясь к миссис Пинкни. — Она выберет то, что нужно ее высочеству.

Последние слова мистер Кент проговорил с видимым облегчением и тотчас удалился. Он был счастлив переложить это задание на меня и вернуться к другим своим обязанностям. Я осталась с мастерицей по шелку и юношей, который, очевидно, был ее учеником или подмастерьем.

— Ну-ка, Рейф, покажи наши образцы, — распорядилась миссис Пинкни.

Парень опустил корзину на пол и открыл ее. Глазам моим предстал богатейший выбор изделий из шелка. Тут были ленты, нашивки, тесемки, позументы, игольное кружево, полотно, которым обшивали пуговицы, яркие нити для вышивания. Миссис Пинкни вынула из корзины поднос и показала мне кружева, искусно сплетенные из тончайших шелковых нитей, самого различного рисунка.

Она вынимала одну за другой кружевные ленты, приговаривая:

— Вот этим можно подвязать чепец, это подходит для отделки брыжей[70], а вот таким шнурком можно перевязать кошелек…

Меня же поразили тончайшие сетки для волос, всевозможные кисточки, бахрома и тесьма для отделки. Миссис Пинкни не предлагала такие крупные вещи, как рукава, верхние юбки, накидки. Мне сказали, что она и ее товарки по цеху занимаются только тем, что плетут и ткут из шелковых нитей различные мелкие изделия, чаще всего не шире обычной ленты, и не торгуют готовым платьем или большими отрезами тканей.

Я взяла несколько готовых шнурков, свитых из испанского шелка, на концы которых уже были надеты наконечники, и была поражена качеством работы. Однако, пока я их разглядывала, я не могла отделаться от чувства, что сама стала объектом пристального внимания со стороны подмастерья миссис Пинкни. Его взгляд буквально буравил мне спину.

Я откашлялась, чтобы скрыть смущение, и сказала:

— Ее высочество желает получить ленты, кружева и тесьму для нарядов, в которых она и ее фрейлины появятся на маскараде. Вы можете достать страусовые перья?

— Я достану все, что пожелает ее высочество.

— И проволоку для кринолинов?

Миссис Пинкни кивнула.

Я заглянула в список:

— Еще нам нужно тринадцать ярдов зеленой шелковой бахромы и пряденое золото[71] и серебро, которыми можно вышивать.

— Такие нити идут по три пенса за унцию, — прервала меня мастерица.

Я заколебалась. Никто не дал мне указаний, как будут платить за товар. К счастью, мистер Кент находился неподалеку. Он слышал наш разговор и тотчас отвел миссис Пинкни в сторону. Они принялись приглушенными голосами оживленно обсуждать условия сделки, а я осталась один на один с подмастерьем.

— Значит, во дворце будет маскарад, — проговорил он низким приятным голосом, звучавшим не хуже, чем у любого придворного. — А кем вы нарядитесь? Юной сарацинкой?[72] Венецианской принцессой?

— В Венеции нет принцесс![73] — резко бросила я.

Я почувствовала, что краснею. Юноша притворился, что перебирает содержимое своей корзины. Если он хоть что-то знал о Венеции, то он надо мной насмехался. Если нет, то я повела себя грубо и неучтиво, прямо указав ему на его невежество. И то и другое меня злило, хотя я не понимала, почему так переживаю из-за какого-то подмастерья. Я повернулась к парню спиной и уставилась в список, хотя к тому времени запомнила его наизусть.

Ее высочеству нужна была красная витая шелковая тесьма в итальянском стиле, чтобы обшить ею накидки, которые мы должны были носить на маскараде. И еще три гросса[74] более коротких готовых шелковых шнурков, чтобы подхватывать рукава, повязывать плащи, закреплять шляпы, шнуровать ботинки — и не только для пантомимы, но и на каждый день. Кроме того, требовались пуговицы, обтянутые синим шелком, и шелковые сетки для волос с золотой нитью.

— А король придет на представление, в котором будет участвовать принцесса? — спросил меня неугомонный ученик.

Я не ответила, надеясь, что Рейф — так, кажется, его звали — оставит эту тему. В конце концов, я гораздо выше его по положению: я служу принцессе, а он — представительнице гильдии ремесленников. Но юноша не отставал:

— Я слышал, будет еще и турнир. Как вы думаете, его откроет сама королева? Или ее «заместительница», которая так часто на праздниках сидит рядом с королем?

Я резко повернулась к нему лицом, вне себя от гнева. Меня больше рассердило даже не само предположение о том, что король имеет любовницу, а то, что простой слуга больше знает о раздоре между королем и королевой, чем их собственная дочь.

— Вам следует попридержать язык! — гневно бросила я. — Вы забываетесь!

Парень должен был бы смутиться. Я бы не удивилась, если бы он испугался. За любое публичное высказывание о частной жизни короля могло последовать весьма суровое наказание. Вместо этого он засмеялся. Смех у него был приятный, звонкий, но не раскатистый, как у его величества. Не походил он и на жеманное хихиканье, которое издавали некоторые придворные, дабы показать, что они разделяют веселье своего повелителя.

— Я говорю не больше других, мисс. Ухаживания короля за Анной Болейн давно стали притчей во языцех в Лондоне, равно как и его желание развестись с королевой.

«Интересно, он действительно такой храбрый или просто глуп?» — подумала я. Пока я, прищурившись, разглядывала его, тщась найти ответ на этот вопрос, он лишь широко улыбался мне в ответ, не отводя взгляда. В глубине его темно-карих глаз заплясали искры, а мне вдруг стало трудно дышать. «Наверное это оттого, что я его презираю», — сказала я себе и огляделась по сторонам, чтобы сосредоточить свое внимание на чем-нибудь другом.

Тут я поняла, что никто в гардеробной не обращает никакого внимания ни на меня, ни на Рейфа. А почему бы не воспользоваться моментом и не выпытать, что еще он знает? Я смело (возможно, даже слишком смело) сделала шаг к нему и, понизив голос, спросила:

— Вы имели в виду мисс Анну Болейн, когда говорили о «заместительнице» нашей королевы?

— Кого же еще? Все знают, что она спит и видит, как бы самой стать королевой вместо своей госпожи.

— Так-таки и все?

Я сомневалась в этом. Эдит часто пересказывала мне сплетни, которые слышала от других слуг. Но она ни разу не заикнулась о том, что мисс Анна собирается ни много ни мало выйти замуж за короля. Правда, в последнее время Роуз, камеристка Анны, перестала быть для Эдит верным источником новостей, как это было раньше. Неужели Роуз заставили принести клятву молчания или пригрозили выгнать со службы, если она будет продолжать давать волю языку?

— Вполне возможно, что Анна не прочь стать королевой, — сказала я Рейфу, — но ее желание никогда не исполнится. Даже если его величество сможет получить разрешение на признание своего брака недействительным, он женится на заморской принцессе. Именно так скрепляются союзы между государствами. И именно поэтому принцесса Мария в один прекрасный день выйдет замуж за короля или принца другой страны, — я была совершенно уверена в том, что говорила. — Король Генрих никогда не женится ни на одной из своих подданных. Ведь Англии от этого не будет никакой выгоды.

Рейф придвинулся совсем близко ко мне, и я почувствовала его теплое дыхание на моей щеке. От него слабо пахло корицей.

— Тогда почему король осыпает мисс Анну богатыми подарками? — спросил он.

— Откуда вы знаете об этом?

— А вы думаете, шелка и драгоценности с неба падают, даже если их желает приобрести сам король? Лондонским купцам заплатили полновесной монетой личные казначеи короля за кольца с изумрудами, за алмазы и рубины, оправленные в золото, за серебряные переплеты для книг.

«Так, значит, простые люди в Лондоне имеют гораздо больше свободы, чем те, кто служат при дворе, и не считают необходимым держать свои мысли при себе», — подумала я, а вслух заявила самым высокомерным тоном, на который была способна:

— Возможно, вы неправильно истолковали те немногие сведения, которые есть у вас. Придворные, и даже короли, часто играют в любовь. Они клянутся в верности госпоже своего сердца, называют ее своей возлюбленной, дарят ей подарки, но это не более чем галантная прихоть.

Брови Рейфа поползли вверх:

— Не может быть, чтобы вы были такой наивной, мисс! Любовницы короля не только слушают песенки в свою честь, но и греют ему постель. А откуда появился Генри Фицрой? Его что, ветром надуло?

— Допускаю, что мисс Анна действительно может состоять с королем в плотской связи, но не более того. С чего бы ему жениться на ней?

Рейф только пожал плечами:

— Он — король и может делать все, что пожелает.

Я нахмурилась, вдруг поняв, что совсем запуталась и не знаю, чему верить.

— Кстати, лондонцам очень не нравится сама возможность развода короля, — продолжал меж тем Рейф. — Если мужчина получает право избавиться от своей стареющей жены и заменить ее более молодой женщиной, то к чему катится наш мир и что останется от святости брака?

— Сдается мне, что у лондонцев слишком много свободного времени для праздных умствований, — нашлась я с ответом, стараясь говорить сурово.

Рейф осмелился дотронуться одним из своих заскорузлых пальцев до моего лба:

— Вы слишком жарко спорите, мисс Лодж. Не стоит горячиться, а то ваше прекрасное лицо все пойдет морщинами.

Я быстро отступила назад, и щеки мои вспыхнули. Он даже не носил перчаток! Его пальцы дотронулись до моей кожи! Я было открыла рот, чтобы как следует отругать его, но вдруг его взгляд остановился на ком-то за моей спиной. Я обернулась и увидела, что миссис Пинкни и мистер Кент возвращаются.

— Все в порядке, мама? Вы обо всем договорились? — спросил Рейф.

Я споро закончила свои дела с мастерицей по шелку и вернулась в покои принцессы по черной лестнице. Воспоминание о слишком вольном поведении Рейфа Пинкни я задвинула в дальний уголок памяти и решила не рассказывать принцессе о тех сплетнях, которыми он поделился со мной. Ее высочество превыше всего почитала правду, а была ли правда в словах моего нового знакомого? Мне не хотелось без причины расстраивать мою юную госпожу.

И еще мне подумалось, что мисс Анна Болейн вполне могла пойти по стопам своей сестры и стать любовницей короля, но никак не возомнить себе, что его величество на ней женится. Анна была одной из фрейлин королевы Екатерины. Самое большое, на что она могла рассчитывать, — это пост в свите королевы, как бы ни наслаждался король сейчас ее обществом. А когда его величество охладеет к Анне, он подыщет ей мужа, как подыскал мужа Бесси Блаунт после того, как та родила ему сына.

— Ты поговорила с мастерицей? — спросила меня леди Солсбери, заметив, что я мешкаю на пороге покоев принцессы.

— Да, миледи. Она выполнит все наши заказы в срок.

— Отлично, — отозвалась графиня. Она забрала у меня список, который я до сих пор сжимала в руке, а потом пристально взглянула на меня: — Тебя что-то беспокоит, Тэмсин?

— Нет, миледи.

Я заставила себя улыбнуться в подтверждение своих слов. В тот момент я дала себе слово: ничего не скажу принцессе о том, что поведал мне Рейф Пинкни. Он опрометчиво поделился со мной дворцовой сплетней, которая может и не подтвердиться. Дабы не ранить чувств ее высочества, я замкну свои уста и буду горячо молиться, чтобы подлый слух так и остался слухом.